Закаленная сталь

- …Итак, от лица Гильдии, кою я представляю, позволь мне выразить глубочайшую скорбь по поводу твоих страданий и лишений, и наше сердечнейшее пожелание скорейшего и полного выздоровления. Едва ли возможно выразить ту радость, которую мы испытали, узнав о твоем спасении, и посему мы желали бы показать ее более делами, нежели словами, если ты будешь так добр, что позволишь нам это… Энкайтар сразу же не понравился Майтимо. Может быть, потому, что был одет в роскошные, многослойные одежды из тонких шелков - какая нелепость в такой день, когда даже короткого перехода по поселению было бы достаточно для того, чтобы она пропиталась грязью! - точно он собрался исполнять придворную должность или принять участие в великом торжестве. Может быть, потому, что он кланялся слишком низко и с такими изысками, что, случись такое в Тирионе, отец Майтимо точно фыркнул бы вслух. Может быть, из-за его витиеватой речи, содержание которой было так предсказуемо, что у Майтимо просто язык чесался дать ему иронический ответ. Чем дольше продолжалась речь, тем труднее становилось воздерживаться от комментариев. А может быть, дело было в сознании собственной важности, которое сквозило во всей его внешности, вступая в противоречие с показной скромностью, которую он демонстрировал. Весь этот список Майтимо составлял в уме, выслушивая речь, которая казалась ему монотонным журчанием. Варнаканьо принес еще чая, и они обменялись недоуменными взглядами. Майтимо пытался не выказать раздражения. Он обнаружил, что очень трудно не начать постукивать пальцами и не скрипеть зубами. Наконец, последовал еще один витиеватый оборотец, и речь закончилась. Майтимо обнаружил, что некоторое время назад потерял ее нить. Он выпрямился. - Благодарю тебя за добрые слова, - сказал он со всей серьезностью, надеясь, что ирония не даст себя знать, - и заверяю тебя, что всячески постараюсь помочь. – Тут он, наконец, не выдержал. – Прости меня, но чего же ты, все-таки, хотел? Ткач казался сконфуженным, и Майтимо почти пожалел о сказанном; может быть, посетитель все-таки достаточно ясно выразился, а он прослушал? Энкайтар издал нервный смешок и снова поклонился раздражающе низко, и все сожаления тут же исчезли. - Мой господин, я был уверен, что выразился ясно. Теперь, когда ты возвратился к нам - в связи с чем я просто не могу в достаточной мере выразить свой восторг - ты, несомненно, пожелаешь иметь новые одежды, в особенности, одежды, подобающие твоему королевскому сану, и я пришел с тем, чтобы уверить тебя в том, что мы готовы изготовить все, чего ты ни пожелаешь, и узнать эти пожелания , с тем, чтобы мы могли незамедлительно приступить к их исполнению. У Майтимо поднялись брови. - Новые одежды? Сейчас? – Он взял себя в руки, и заговорил несколько более любезно. – Я едва ли нуждаюсь сейчас в новых одеждах. Пока мне не нужно ничего, кроме, разве, ночной рубашки. А когда понадобится, мне кажется, той одежды, что у меня есть, вполне достаточно, я не успел ее износить… - Но, мой господин! - возразил Энкайтар. – Твоя старая одежда - несомненно, отличная - едва ли сможет сейчас считаться модной. Покрой устарел, да и рисунок тоже; ты, конечно, пожелаешь иметь что-нибудь такое, что более подойдет для сегодняшнего дня? - Не могу этого утверждать, - сказал Майтимо. - До этого момента я даже не знал, что моя одежда не годится, и, честно говоря, совершенно этого не вижу. И, кроме того, едва ли имеет смысл сейчас снимать с меня мерки. Я надеюсь поправиться, и тогда твои новые одежды не будут мне подходить. - Верно, конечно, верно, - проговорил Энкайтар, снова кланяясь. На этот раз Майтимо едва не скрипнул зубами. – Но нам все равно понадобится время на то, чтобы соткать и окрасить ткань, и мы можем приготовить все к тому времени, когда ты будешь готов, чтобы заказать одежды нужного размера. - И тогда, несомненно, ты скажешь мне, что ткани, которые я выбрал, безнадежно устарели, и надо начинать все сначала, - сказал Майтимо. Он больше не пытался скрывать насмешку. – Думаю, не стоит. Я уверен, ты найдешь более многообещающий объект для своих одеяний. - Но, мой господин, мы желаем работать для тебя, - недовольно ответил Энкайтар. – Только подумай: при правильном подборе покроя и цвета, ты сможешь подчеркнуть то, что осталось от твоей былой красоты, и скрыть то, что утеряно… Майтимо сощурился. - Значит, ты уверен, что мне надо что-то скрывать и что-то подчеркивать. – У него возникло искушение просто выставить этого эльфа вон. Но потом ему пришла в голову лучшая мысль. – Впрочем, если подумать, есть шелка, которые я хотел бы, чтобы вы мне соткали… - Лукавая улыбка скользнула по его лицу, и он заговорил тихим голосом. Будь здесь его братья, они бы сразу поняли, что пора спасаться. Варнаканьо точно это понял; он осторожно убрал чашку из досягаемости Майтимо, чтобы она не полетела со стола, и тихонько отступил. Но Энкайтар не знал Майтимо, и потому с готовностью достал откуда-то из складок своих одежд книжку для записей в шелковом переплете и угольный карандаш. -Да? - произнес он. - Да, - отозвался Майтимо. Сейчас его улыбка обратила бы в бегство даже Куруфинвэ. – Во-первых, бледно-серое на темно-синем, завитки облаков в телерийском стиле… - Теперь его называют валинорским стилем, мой господин, - хмуро поправил Энкайтар. - Когда я о нем слышал, его называли телерийским. Ты понимаешь, что я имею в виду, и достаточно.- Он не дал Энкайтару времени что-либо ответить, и продолжал: - Во-вторых, голубое на синем, светлое на темном, с ромбоидальным плетением; голубое с серебряной нитью, без рисунка; в третьих, парча, темно-синяя, с цветами сливы и яблони… - Но это цвета Нолофинвэ, мой господин, - наконец, возразил Энкайтар, когда смог вставить слово. - Неужто, мастер Энкайтар? - сказал Майтимо, по-прежнему улыбаясь. - Удивительно. Не кажется ли тебе , что тонкие шелка могли бы стать прекрасным подарком владыкам Финдекано и Нолофинвэ, в знак моей благодарности? - Ну да, мой господин, но мы-то надеялись, что сможем сделать что-то для тебя? Майтимо почти встал на ноги, но они его подвели тут же. Он упал назад, на сиденье. Это никак не способствовало улучшению его настроения. - Сначала ты жалуешься, что я не даю тебе работы и пытаешься рассказать мне, чего я должен хотеть! Теперь я даю тебе возможность оказать мне услугу, и ты опять жалуешься! Так пришли мне какого-нибудь ткача, у которого меньше подобострастия и который лучше соображает, чтобы я мог обратиться к нему! Варнаканьо снова стоял у него за плечом, то ли, чтобы помочь ему, если он решит все-таки встать, то ли, чтобы не дать ему это сделать - Майтимо не знал, и ему сейчас было все равно. - Нет, нет, мой господин, - поторопился сказать Энкайтар, - уверяю тебя, я вовсе не жалуюсь. Я лично прослежу, чтобы твоя просьба была исполнена к твоему полнейшему удовлетворению! - Хорошо, - резко сказал Майтимо. - Тогда - все. Можешь идти. Энкайтар, было, заколебался, ему не хотелось, чтобы его выгоняли; но, прежде чем Майтимо окончательно вышел из себя, вмешался Варнаканьо. - Думаю, обед для моего господина готов, и не надо, чтобы он остывал, - проговорил он кротко. Он кивнул Энкайтару, который начал понимать, что потерпел поражение. - Я провожу тебя, господин Энкайтар. Они вышли, а Майтимо получил возможность откинуться назад и успокоиться. Хотя Варнаканьо упомянул трапезу только как повод, еда действительно была готова: тарелка супа и хлеб (поданные Майтимо с извинениями, что ничего лучшего не приготовлено в столь замечательный день, но небольшой пир готовится к вечеру). Майтимо ел без желания. - Еще одного посетителя, если сможешь это устроить, - сказал он, вспомнив слова Макалаурэ. - Я устал. Того, кто уже пришел, я не хочу отсылать, но, если сможешь, передай остальным двоим, чтобы они не приходили. Варнаканьо кивнул. - Охотно. Могу и следующего тоже отослать, если тебе… - Нет, нет, справлюсь. Кстати, кто он? Варнаканьо заглянул в список. - Тьелпарма, сын Эрентары, - сказал он. Ни одно из этих имен не было знакомо Майтимо. - Ага. Я его должен знать? - Сомневаюсь. Я тоже не знаю. Он молодой ученый, книжный червь. Удивляюсь, что он вообще выбрался из библиотеки, чтобы попросить о встрече. - Действительно? Ну-ка, позови его. Но если он попросит меня написать собственное жизнеописание, я за себя не отвечаю. Варнаканьо, казалось, было и весело, и тревожно. Вошедший молодой эльф выглядел как самая настоящая пародия на ученого, со своими кое-как заплетенными косами, подобающими темными одеждами, испачканными в чернилах руками и книгами под мышкой. Его круглые, испуганные глаза и острый подбородок делали его похожим на мышь, забравшуюся в логово кота. Он тоже поклонился слишком низко, но, поскольку поклон вышел несколько неуклюжим и без излишних изысков, Майтимо счел возможным не обращать на это внимания. Некоторое время он слушал неловкую речь юноши, который постоянно заикался, забывал слова и все время краснел, а потом снисходительно принял его дар - маленькую, красиво украшенную книгу. Затем наступило молчание. Майтимо ждал, а ученый нервничал, но ничего не говорил, а только кусал губы. - Да? - сказал, наконец, Майтимо, стараясь говорить поощрительно, без нетерпения. Молодой эльф все же вздрогнул. – Ты хочешь сказать еще что-нибудь, или это было все? Юноша снова замялся. - По правде говоря, у меня есть еще вопрос, если это не слишком смело с моей стороны… - Это я решу, когда узнаю, в чем дело, - сказал Майтимо. - Послушаем. - Видишь ли, господин, дело в том, что некоторое время назад я переписывал твои сочинения, и на третьей странице твоего трактата о природе мысли есть отрывок, который я не вполне понимаю… - Он сделал глубокий вдох, а глаза у него сделались еще больше. - Не мог бы ты объяснить его мне? Майтимо от удивления поднял брови. Вот этого он точно не ожидал. - Почему бы нет, - медленно проговорил он. Молодой эльф просиял и уставился на него в ожидании. Майтимо подождал еще мгновение, а потом посмотрел на него сурово. - Ты же не ожидаешь, что я помню его наизусть? - сказал он. – Я писал это - когда, лет сто назад? С тех пор многое произошло. Если ты покажешь мне этот отрывок, я скорее смогу тебе помочь. Тьелпарма залился румянцем. - Конечно, господин мой, - произнес он. - Прошу прощения. Он взял вторую книгу, которую принес с собой, и пролистал ее. - Ты позволишь? - спросил он, испуганно поглядев на возвышение. - Конечно, - ответил Майтимо и сделал приглашающий жест, указав на стул слева от себя. – Варнаканьо, принеси еще чаю. И себе, и Тьелпарме. Или ты предпочитаешь вино? - О нет, - ученый чуть не наступил на край своих скромных одежд, забираясь на возвышение.- Лучше чай. - Значит, всем чай, - с улыбкой сказал Варнаканьо. Пока Тьелпарма почтительно усаживался, Майтимо смотрел в книгу. «О природе мысли», - гласил жирный Тенгвар титульной страницы, - «Исследование Нэльяфинвэ Майтимо Феанариона, Тирион-на-Туне, 1453». Майтимо с удивлением покачал головой и перевернул страницу. - Надо же, чем мы там занимались, - тихо проговорил он. – У тебя хороший почерк, Тьелпарма. - Мм, это подлинник, господин мой, - молодой ученый снова покраснел. – Это твоя рука. Майтимо смотрел на изящный, но совершенно незнакомый Тенгвар. - Ты уверен? - Совершенно, господин мой, - с готовностью ответил Тьелпарма, оживляясь, поскольку мог поговорить о том, в чем хорошо разбирался. – Эта книга - драгоценный подлинник, и, даже не будь я в этом уверен, это доказал бы почерк. Посмотри на характерный наклон буквы telcor , изящную постановку ómatehtar, на эти ясные и твердые линии. Нет никаких сомнений, что это было написано самим Владыкой Майтимо, - он остановился и, извиняясь, улыбнулся: - То есть, тобой. Майтимо впал едва ли не в растерянность. - Хорошо, - сказал он, - почитаю, что я там нацарапал, а потом посмотрим, есть ли там какой-то смысл, ладно? Когда Варнаканьо вернулся с чаем, Майтимо попросил его сесть справа от себя. Если не считать треска дров в камине, отдаленного воя ветра и шороха страниц, в зале было тихо, пока Майтимо не дочитал сочинение. - Так. Кажется, я понимаю, что тогда имел в виду, - проговорил он, наконец. – Но, на самом деле, я и представления тогда не имел о том, о чем говорил. Тьелпарма попытался возразить, но Майтимо остановил его. - Нет, правда. Видишь ли, то, о чем я здесь говорю, означает, что мысль может преодолеть все, все - и, следовательно, любая слабость или неудача означает, что ты или глуп, или, по меньшей мере, слаб умом. Вот что означает отрывок, о котором ты спрашивал, только там это выражено в более вежливой форме. Высокомерная чепуха. И вот к чему она приводит! - Он повысил голос в волнении. Варнаканьо положил ему руку на плечо, чтобы успокоить, а Тьелпарма, похоже, пожалел, что задал этот вопрос. Тем не менее, он храбро спросил: - Но ты написал это, господин мой. Как же ты можешь говорить, что это чепуха? - Как я могу противоречить себе самому, ты хочешь сказать? Очень просто, если учесть все то, что произошло с тех пор. Я увидел - и ощутил на себе, как ни печально - вещи, которые не мог преодолеть. И до сих пор ощущаю. Каждую ночь мне снится Ангамандо, и, сколько бы я не говорил себе, что я уже не там, мое сознание запирает меня туда. Превращает ли это меня в глупца? Естественно, я еще подумаю, прежде чем с этим согласиться. Конечно, ты не станешь утверждать, что мой отец был слабоумен - однако, он не преодолел ни изгнания, ни ненависти к братьям. Ни смерти. – Он сделал паузу. – Или это тоже произвела мысль? Тогда я просто не учел темную сторону мысли, ее способность к разрушению. Возможно, дело в этом. Я не то что был совсем неправ, но просто не принял в расчет тьму. - Он пожал плечами. - Думаю, я просто многого не знал. Тьелпарма хмурился все больше. - Но это же ты написал, - повторил он, все еще не желая согласиться с тем, что один его научных авторитетов мог ошибаться. - Да, - сказал Майтимо. - Я это написал, а теперь вижу, что это не так. Мне что, нельзя этого делать? Могу же я передумать, если у меня к тому есть причина? Могу же я пересмотреть свое мнение, если оно больше не соответствует моему опыту? Разве это не лучше, чем делать вид, что мой юношеский идеализм - последнее слово истины, которого нужно придерживаться, хотя теперь так просто увидеть, что я был наивен, что я не видел всех фактов? - он снова повысил голос. - Разве не в этом смысл познания - быть способным исправлять собственные ошибки? – Он явно увлекся. В этой идее была некая странная привлекательность. – Я почти готов переписать это. - Почему почти? - со сдержанной улыбкой спросил Варнаканьо. - Почему бы тебе этого и не сделать? Майтимо удивился, потом засмеялся. - Действительно, почему бы и нет? Я не могу писать, а больше меня ничего не останавливает. - Он пошевелил левой рукой. - Уверен, ты мог бы научиться писать другой рукой, - заметил Варнаканьо. - В прошлом ты овладевал и более трудным мастерством. - Даже не пытайся мне льстить. Да, конечно, я смогу научиться. Спустя некоторое время! Хотя это будет значить, что ученым придется привыкать к другому почерку. Боюсь, без чёткости, без изящества. Все же… - Он повернулся к Тьелпарме, который сидел смущенный, молча, с широко раскрытыми глазами. – Я должен поблагодарить, что ты напомнил мне об этом, Тьелпарма. Может быть, у тебя есть еще вопросы по поводу моих сочинений? - Нет, господин мой, - ответил Тьелпарма с неуверенной улыбкой. – В остальном они совершенно ясны. Мне. Но если ты пожелаешь взглянуть еще раз, не упустил ли я чего-нибудь…- Он взялся за книгу и напряженно посмотрел на Майтимо. – Может быть, ты пожелаешь объяснить мне вот это? … Когда Макалаурэ закончил свои дела в лагере, было уже темно. Он сгибался под ветром, снег колол его лицо, а беспокойство терзало его сердце. Он вошел в дом, и вой ветра остался за закрытой дверью. Стало как-то неестественно тихо, а потом Макалаурэ услышал голоса и, показалось ему, смех. Он скинул сапоги, передал мокрый плащ Орекало, и вошел в большой зал. От огромного камина на него хлынуло тепло, но еще больше Макалаурэ согрела сцена, которую он увидел. Майтимо, Варнаканьо и молодой ученый, которому досталось третье по счету посещение, сидели за высоким столом, увлеченные оживленной дискуссией. Брат был совсем не таким, каким его утром оставил Макалаурэ. Даже на расстоянии было видно, что Майтимо пребывает в хорошем настроении. Он воодушевленно жестикулировал, излагая свою точку зрения, нетерпеливо кивал и - да, он смеялся. Макалаурэ прислонился к косяку. Он был бы рад и дальше оставаться незамеченным, но Варнаканьо вдруг увидел его, сразу поднялся и поклонился. Ученый поспешно последовал его примеру. Майтимо, естественно, остался сидеть, но приветствовал брата улыбкой, а большего Макалаурэ не мог и желать. Уголки его губ сами собой растянулись в широчайшую улыбку. - Я докучаю тебе слишком долго, господин мой, - обеспокоенно сказал молодой эльф, когда Макалаурэ подошел ближе. - Прошу прощения. - Нет, - проговорил Майтимо, откидываясь назад и глядя на него. - Совсем напротив. Это было весьма приятно и познавательно, и я сердечно благодарю тебя. Если тебе надо уходить, могу ли я просить тебя прийти снова? Как только позволят целители и надзирающий за мною брат? - В голосе его прозвучали почти просительные ноты, но он по-прежнему улыбался. Тьелпарма вспыхнул от радости. - О да, господин мой, с твоего позволения! Макалаурэ кивнул ему. - Я еще не знаю, что ты сделал, чтобы так развеселить моего брата, но я тоже должен тебя поблагодарить. И я совсем не собирался тебя прогонять. Если у тебя еще есть время, пожалуйста, оставайся. Я уверен, что ужина хватит на всех. Молодой ученый был красен, как вареный рак, но во взгляде его было заметно сожаление. - Я бы с удовольствием остался, господин мой. Но я здесь уже давно, и не желаю причинять неудобство, тем более, что родители меня ждут… - Вот это я принимаю во внимание, - сказал Майтимо, - про родителей, а не про неудобство. Я тебя задержал. Не хотелось бы заставлять их беспокоиться. – Он бросил взгляд на Макалаурэ, который, кажется, смутился. Майтимо покачал головой и улыбнулся. Тьелпарма снова поклонился. - Я благодарю тебя за твое внимание и за терпение. Я с радостью приду, как только будет можно. - Он прикусил губу. - Ты желаешь оставить книгу у себя? Майтимо коснулся книги. - Если ты можешь ее мне дать. Это не помещает твоим исследованиям? - Я ее уже переписал. Но вообще-то я должен спросить у своей наставницы. Понимаешь, это ее книга. - Тогда я предлагаю тебе лучше забрать ее, - Майтимо широко улыбнулся. - На случай, если мне захочется что-нибудь почитать, у меня есть другая. - Правда, - сказал Тьелпарма с улыбкой облегчения. Удивительно, но, собираясь, он уже не казался таким неуклюжим. – Так я надеюсь посетить тебя снова! - И я надеюсь, - ответил Майтимо. - Доброго тебе вечера, и приветствуй от меня своих родителей. - Обязательно, господин мой. Благодарю вас, - сказал Тьелпарма и удалился пружинистым шагом. Макалаурэ посмотрел ему вслед и покачал головой. - Да, действительно непонятно. Один из посетителей говорит мне, что Владыка Нэльяфинвэ благожелателен и удивительно спокоен, если учесть ситуацию. Следующий заявляет, что, увы, он весьма зол, а дух его все еще находится под влиянием черных чар, а последний чуть ли перед ним не преклоняется. Да неужели они все имеют в виду одного и того же? - Энкайтар пытался заинтересовать меня пышными одеждами, - с отвращением сказал Майтимо. - И что мне за дело до них? Хотя, ты можешь ему сказать, чтобы он - или кто-нибудь другой из гильдии - все-таки изготовил для меня одежду. - Он будет рад это услышать. - Подожди, я еще не сказал, какую, - серьезно проговорил Майтимо. - Я хочу, чтобы она была черная, шерстяная и была удобна. Простая одежда ученого. Никакого шелка и ярких цветов. - А, - сказал Макалаурэ, сдерживая улыбку. - Это может ему не понравиться. - А это уже не мое дело. Я что, должен еще заботиться о том, чтобы он был доволен? Макалаурэ вздохнул. - Он художник, Нэльо. Он хочет показывать свое мастерство и создавать дивные произведения, а не просто вещи, какие всякий может. - Ну, тогда ему не приходится надеяться получить заказ от меня. Мне не нужны дивные произведения, мне нужна просто черная одежда. Пусть какой-нибудь другой портной, не столь одаренный, сошьет ее, или скажи Энкайтару, что он может проявить свое мастерство, сделав так, чтобы я мог одеваться и раздеваться, пользуясь одной рукой. - Сомневаюсь, что это соответствует его представлению о мастерстве, но я передам ему твои слова. - Да, передай, - сказал Майтимо, с намеком на резкий тон. У Макалаурэ вытянулось лицо. Он надеялся, что хорошее настроение брата продлится подольше. Нахмурившись, он отозвался: - Передам. Но ты, наверно, устал. Хочешь вернуться в постель? - Он бросил взгляд на Варнаканьо, стоявшего с другой стороны; тот едва заметно покачал головой. – Или я могу уговорить тебя остаться с нами на ужин? - Ты хочешь, чтобы я остался, или предпочитаешь снова запереть меня в комнате, где за мной удобнее надзирать? Почему бы тебе не пойти и не спросить у целителей, каковы их рекомендации по поводу моего дальнейшего пребывания здесь? Макалаурэ даже отпрянул от него, испуганный его внезапной злостью. - Нэльо, конечно, я хочу, чтобы ты остался. Зачем бы мне тебя запирать? Я был бы более всего рад, если бы ты оставался с нами хоть на ужин, хоть сколько угодно. Но я все же хочу, чтобы ты поправился! - Он вздохнул. - Ладно, давай обойдемся без целителей. Думаешь, сможешь оставаться здесь дольше? Ты не устал? - Устал, - сказал Майтимо. – Но я бы предпочел поесть здесь, со всеми вами, а не отправляться немедленно в постель. - Для меня будет честью, если ты решишь остаться. Я уверен, что для остальных также. Велю принести еще стул. Таким образом, когда остальные братья пришли ужинать, они обнаружили прибавление в своем обществе. - Неожиданно, но приятно, - сказал Куруфинвэ, улыбаясь Майтимо чуть заметной улыбкой. - Итак, все же вернулся к живым? - спросил Тьелкормо. Его глаза блестели. Майтимо не ответил, так как принесли первые блюда, и братья поспешили занять свои места. Майтимо заинтересованно наблюдал за ними. Амбарусса смотрел на него с неизменной, настойчивой улыбкой: тебе же больше не будет плохо, ты поправишься, правда? Карнистир пребывал в задумчивости, поигрывая ножом. Куруфинвэ обсуждал с Тьелпэринкваром сегодняшнюю работу; голос его был тверд, а речь отрывиста; Майтимо подозревал, что между ними возникли какие-то разногласия. Тьелкормо же, очевидно, обнаружил в своей внешности нечто, что вызвало у него недовольство: он расчесывал волосы пальцами, используя серебряную тарелку как зеркало. Майтимо посмотрел в свою тарелку. Это было первое отражение, которое он увидел с тех пор, как вернулся из плена, и увиденное едва не заставило его отшатнуться. Из чистой серебряной поверхности на него смотрел незнакомец - страшный, тощий незнакомец с большими глазами в запавших глазницах. Скулы, которые когда-то превозносили, как образец красоты, теперь как-то нелепо выступали. Годы страданий прочертили резкие линии вокруг глаз и рта, оставили шрамы. Кожа была очень бледна; огненные волосы и брови выглядели нелепо, неестественно яркими на ее фоне. Нос был искривлен; Майтимо дотронулся до него и вздрогнул, вспомнив бессчетные избиения, которые он перенес. Чудесным образом, он больше не испытывал постоянной боли, и, по мере того как к нему возвращаются силы, казалось ему, должен был вернуться и его прежний облик. А на самом деле оказалось, что он едва мог себя узнать. Он сделал унылую гримасу, и отражение сделало то же самое; теперь оно выглядело совершенно орочьим. Майтимо зажмурился. Не удивительно, что все вокруг так настороженны, не удивительно, что его стараются запереть в комнате! Знай он, что выглядит так отвратительно, он и сам бы спрятался и никогда больше не показывался миру. Таким. Он подумал, что это чудо, что его братья, гости, и особенно Финдекано - потому что там, на скале, он выглядел еще хуже - вообще его узнали. Но они все же узнали. Возможно, надежда была. Он глубоко вздохнул, открыл глаза, посмотрел на свое обезображенное лицо и дерзко улыбнулся ему. Эффект оказался поразительным. Мрачность сменилась изумлением, потому что это вдруг оказалось его собственное лицо. Не то чтобы нос стал не таким кривым, или кожа не такой бледной. Но все части точно встали на свои места. От улыбки щеки стали казаться полнее, и, хотя морщинки у глаз сделались глубже, смягчились жесткие линии, которые делали очертание рта таким суровым. Может быть, это было лишь его воображение. Но он не мог отрицать, что от улыбки глаза наполнились светом, заставив скрыться таившуюся в его сознании тьму. Он по-прежнему выглядел ужасно, но от этого улыбка приобрела еще больший смысл, точно луч света, который неожиданно проник в темную лесную чащу. Надежда определенно есть, подумал Майтимо. Просто не надо о ней забывать. Он поднял глаза и обнаружил, что взгляды братьев, слуг и пажей прикованы к нему. Несколько растерявшись, он кашлянул. Потом он улыбнулся - никогда прежде ему не приходилось так осознанно двигать лицевыми мускулами - и твердо встретил их взгляды. Они заметно успокоились. Очевидно, и они заметили перемену. Майтимо сделал глубокий вдох и потянулся к тарелке со сладким луком. - Да, Тьелко, - сказал он, отвечая на вопрос брата. – Да, я снова среди живых.