Дождь для иссохшего сердца

      — Поможешь набрать воды? — Инар бросил на Али тягучий взгляд из-под ресниц и как ни в чём не бывало принялся обнюхивать всевозможные бутыльки с маслами, которыми можно всласть натереть тело. Он двигался плавно, больше не оглядываясь на боль и не стесняясь собственного тела — так хотелось вновь ощутить собственную красоту и силу. Настоящий жар чужого тела, безо всякой боли.       Али подавленно кивнул, стараясь не выдавать, как его расстроило наблюдение за экзекуцией над преступником, и отправился таскать тяжёлые ведра, чтобы отвлечься от юного сочного тела инкуба.       — Останешься со мной? Вдруг сюда зайдёт чужак, — Инар добавил пару ароматных капель в воду и плавно ступил в неё, усаживаясь в ванне. Он ополоснул ногу и закинул на бортик, начиная втирать ароматные смеси. Инкуб вскользь бросал взгляд на Али, а когда перекинул вторую ногу, томно спросил, играясь голосом: — Хочешь... коснуться? — на этот раз обжигающий взгляд был глаза в глаза, пробирая до самого нутра и притягивая к себе.       Али с опаской взглянул на него, бросил острый обжигающий невинным желанием взгляд из-под длинных, как у самого Инара, ресниц.       — А мне можно?.. — юный кочевник облизал свои тёмные губы, глядя на губы инкуба. Теперь мягкие и пухлые они были притягательнее для него, чем самые сочные плоды, которые он видел сегодня на рынке. Но почему омега предлагает ему прикоснуться? И к чему именно? Али в панике обежал его взглядом от волос до кончиков пальцев на ногах.       Видя эту растерянность, Инар мягко улыбнулся и протянул к юному альфе руку, уложив на неё голову.       — Можно. Подойди же. Дай руку, — он склонил голову так, чтобы открыть шею взгляду, и жадно втянул носом невинное желание альфы.       Али приблизился и коснулся его руки, сглатывая. Нежный запах масла, ароматные испарения только сильнее кружили голову. Али провёл пальцами по ладони к запястью, невольно косясь на стройные ножки на бортике.       Продолжая улыбаться, Инар прикрыл глаза, впитывая каждое осторожное прикосновение, а затем подтянул ладонь Али к лицу и прижался щекой, будто удерживая альфочку на месте. Вздыхая, инкуб приоткрыл рот и будто бы случайно коснулся губами пальцев. Ему безумно нравилось осторожное внимание альфы, поэтому его аромат смешался с запахом масел.       Али потрогал кончиками пальцев его губы, пухлые, созданные для поцелуев.       — Ты прекрасен, — мальчишка смотрел на инкуба как зачарованный. — Я бы хотел защитить тебя ото всех, кто только подумает к тебе прикоснуться с дурным желанием. Я убью их на месте, даже ценой своей жизни!       — Ты настоящий альфа, настоящий воин, — горячо пробормотал Инар, приподнявшись в ванне так, чтобы открыть грудь и бегущие вниз капельки воды. Али говорил искренне и оттого сильнее хотелось унести его на волнах наслаждения. Не говоря больше ни слова, инкуб обнял мальчишку за шею и влажно коснулся поцелуем губ, позволяя лишь ощутить этот жар.       Али сморгнул, глядя на смуглую грудь инкуба, на которой блестели капли воды, на вызывающе торчащие соски, теперь, после лечения Салазара, целехонькие. И охнул, когда инкуб поцеловал его. Для Али это был первый поцелуй. Омега оказался таким сладким, таким манящим... Али, наплевав на то, что хозяин мог их за это наказать, с отчаянной решимостью обнял его за голые плечи, неумело, но пылко целуя в ответ.       Инару кружило голову то, как юный альфа тянулся к нему, как сходил от него с ума, при этом оставаясь осторожным. Не отрываясь от губ, инкуб невесомо скользнул руками к одежде, на ощупь ловко оголяя ниже пояса.       — Прошу, Али, искупайся со мной, — горячо зашептал Инар, касаясь губами ожогов на лице, прильнув к рукам альфы и убрав ногу с бортика.       Али прикрыл ладонью свой член, постыдно торчащий вперёд. Если он заберется в ванну к Инару, возможно они соединят свои тела... От этого предположения голова кружилась ещё сильнее, но юный альфа решился и, всё ещё прикрываясь, стесняясь показать свою плоть омеге, перекинул ногу через бортик и смущённо уселся перед ним.       Инар вытянул ноги рядом с альфой, касаясь его и лукаво разглядывая из-под ресниц. А затем сместился вперёд так осторожно, словно был рядом с испуганным зверем.       — Ты красивый альфа. К чему это стеснение? — инкуб прижался к нему, обнимая рукой за шею, окутывая ароматом и вновь целуя. Свободной рукой Инар скользнул вниз, переплетаясь пальцами с Али, а потом вместо него обхватывая ствол и делая неторопливое движение вниз.       — Альфа... не должен быть красивым, — выдохнул мальчишка, держа свою руку рядом, словно чтобы в любой момент остановить сладкую ласку. — Иначе... его враги захотят опустить его, обесчестить... Я... не должен быть как шлюха. Омег берут по любви и для потомства, а альф...       Али застонал, захлебнувшись этими ненужными словами. Но это и правда давно его терзало, что проклятая красота делает его похожим на шлюху.       — Ты окрепнешь. И будешь сильнее любого альфы, — успокаивающе шепнул Инар и щекотно погладил большим пальцем головку. Инкуб приоткрыл рот, впитывая жар чужого тела, наслаждаясь им и усиливая. Он сладко выдохнул на ухо Али и аккуратно приласкал под членом, едва сдавливая там, где должен был раздаться узел. — Ты уже настоящий альфа, осталось чуть-чуть подрасти, — Инар задрожал, переполняемый желанием, и коротко всхлипнул в плечо мальчишки.       Али, судорожно вздохнув, нашёл его губы, целуя увереннее, его плоть в ладони инкуба уже стала твердой, как камень. Мальчишка обнял Инара, поглаживая гладкую нежную кожу, робко трогая губы языком.       Инкуб приоткрыл рот навстречу, прихватывая кончик языка альфы и приглашая толкнуться. Он жался к мальчишке кожа к коже, смазка текла в воду, распространяя аромат. Инар подался назад, чтобы упереться в бортик спиной, и увлёк Али за собой, сжимая член. Осознание, что именно он поможет стать кочевнику мужчиной, будоражило кровь — Инар со сладким стоном стиснул мальчишку в объятиях и согнул ноги, закинув на бортик, раскрываясь перед альфой.       У Али даже зубы застучали из-за дрожи от охватившего его волнения. Развратно расставленные ножки, расставленные перед ним... Но в воде, белой, почти как молоко, не было видно ничего между стройными бедрами. Плеснув водой, Али потянулся к Инару, навис сверху, тяжело дыша, и уперся членом ему между ног, под яички. Головка скользнула по сгибу ноги, но всё же потом нашла нужный путь.       Инар выгнулся, закинув голову, и чистый стон нарушил ночную тишину. Он едва поджал ягодицы, но тут же расслабился, чтобы не мешать альфе или не отпугнуть его.       — Али... — у инкуба перехватило дыхание, он словно в тумане скользнул взглядом по его лицу и приоткрыл рот, счастливо выдыхая. Аккуратно поддав бёдрами навстречу, Инар обнял альфу, вновь оказавшись с ним нос к носу, целуя голодно.       Али застонал, едва не падая на инкуба. Его член буквально втянуло внутрь горячей попки. Всё ещё дрожа, он задвигал бёдрами, поднимая волны в ванне, выплескивая воду на пол. Двигался он довольно быстро, вколачивая член в Инара, срываясь в это сумасшествие.       Инкуб предчувствовал, что юный альфа будет пылким, но не знал, насколько, поэтому сейчас тёк ещё больше. Он коротко, чувственно постанывал, разводя ноги шире, извиваясь от каждого толчка и испытывая наслаждение, которое ничем не напоминало пережитую боль. Острое удовольствие было почти непривычным, таким притягательно-вкусным, что Инар судорожно сжал член мальчишки и бесстыдно кончил в воду с коротким вскриком.       Али не остановился, лишь ускорился, теснее прижимаясь к инкубу. Резко сев, он утянул омегу с собой и продолжал натягивать на свой член, шумно дыша. Его скулы лихорадочно алели, длинные ресницы отбрасывали на них дрожащие тени.       Али кончил с протяжным хриплым стоном, обильно наполняя инкуба. Эта разрядка была куда мощнее и приятнее, чем те, что он испытывал раньше, дроча самому себе тайком от других. Али вцепился в омегу, у него не сразу вышло прийти в себя.       Хотя это было безумно сложно, Инар надавил юному альфе на плечи, соскальзывая с члена, чтобы избежать сцепки, но не отстранился. Улыбнулся томно и приник к алеющим губам Али, мешая восстановить дыхание, чувствуя, как вода наполняется его смазкой и семенем альфы. Инкуб гладил разгорячённое тело, целуя обожженное лицо, а после утомлённо вздохнул и устроил голову на плече Али.       

***

      Вивьен, путаясь в собственных ногах, пошатываясь, вошёл в комнатку для рабов и с грохотом бросил своё тело под ноги Лаккари.       — Не предлагаю, тебе надо быть красивым, — пролязгал он, покачав бутылкой с мутной жидкостью. Даже лёгкий душок из горлышка красноречиво говорил о её крепости. — Завтра бы ты от этого ползал.       Вивьен приложился к бутылке, втягивая жидкость внутрь через стилизованный рот на маске.       — Принц Джари и его воины славные ребята, — поделился он. — Но сплетники хуже брюхатых омег на базаре. Ты, птичка, мне больше нравишься. С тобой и останусь.       Вивьен осторожно погладил четырёхпалую лапку.       Лаккари дёрнулся, с опаской косясь на пьяного Вивьена, который был гораздо сильнее и мог сотворить с ним что угодно, даже навредить. Но стоило железному омеге погладить лапку, как всё тело тут же расслабилось. Лаккари невзначай выпрямил и вторую ногу, подставляя под железные пальцы.       — Мне нельзя крепкие напитки, — тихо проворковал Лаккари и растопырил Вивьену лапку, посчитав, что это неопасно.       — Певунчик, — усмехнулся Вивьен. — Нежный и хрупкий... Надеюсь, хозяин будет беречь тебя. Я тоже был таким... Нет, даже более уязвимым. Умирающий цветок. Вот моё прежнее имя. Расскажи свою историю, Певунчик.       Железная рука нежно гладила лапки, надавливая между пальцев, чтобы они растопыривались, и ласкала между ними.       Лаккари тихо вздохнул, нежась от прикосновений, а потом в сочувственном жесте аккуратно прижал лапку к железной щеке.       — Моё имя Лаккари. И я очень хочу спеть для тебя, — он сдвинулся, изящно обнимая Вивьена лапками, чувствуя неожиданно ясность и покой от близости с железным омегой.       Вивьен кивнул, разрешая. Он вытянулся на полу, лязгнув голой пяткой по каменной плитке.       — Спой. Только не обижайся, если я задремлю и начну храпеть — мне надо гортань поправить, в плену возможностей не было. И я всё ещё хочу послушать твою историю.       Пристроив лапку у себя на груди, Вивьен продолжал её поглаживать.       Лаккари прикрыл глаза, и трепещущая печальная мелодия полилась с губ, погружая самого омегу в воспоминания. Когда она закончилась, он нервно сжал лапки и сцепил руки, опуская взгляд.       — Нас с братом украли у родителей ещё в детстве. Причём меня прихватили случайно, — Лаккари с силой сжал пальцы на лапках, сдерживая судорожный вздох. Он никому не рассказывал о себе раньше, и возможно, это внутреннее освобождение было необходимо. — Он был красив. С крыльями. Ярким оперением. Но не умел петь. Мой народ... есть такие, как я, без крыльев, певчие. А есть как брат, очень красивые, они могут летать и танцевать в небе, — Лаккари закрыл лицо руками и крупно вздрогнул.       Вивьен погладил сжавшиеся лапки, чтобы они расслабились.       — Ты тоже красивый, — пробормотал он, стараясь не вспоминать про собственных братьев. — У тебя медоточивый голос, разлитое в воздухе наслаждение, которым можно дышать.       Он поднял на него отливающие медью глаза.       — Продолжай.       — Никто раньше так не говорил про мой голос, — тихо признался Лаккари и опустил руки. Одна лапка благодарно обхватила Вивьену запястье. — Нас забрали маленькими, и мы почти ничего не умели. Торговцы схватили брата, чтобы продать, а я просто попался рядом, — омега вздохнул и негромко продолжил: — Я не хотел умирать. Я не хотел боли. Было страшно, очень, и ночами я едва слышно пел от тоски, но об этом узнали, — Лаккари не выдержал и сполз ниже, чтобы обнять Вивьена дрожащими руками, несмотря на запах спиртного. Он доверчиво прошептал: — Меня продали раньше брата. Дороже. Они видели, что он танцует в небе недостаточно хорошо, но его просто от страха не слушались крылья.       — Ты не знаешь, что с ним было дальше? — сочувственно спросил Вивьен. Обычно он уходил от объятий, но сейчас был пьян, к тому же певунчик был несчастнее него.       — Не знаю... боюсь узнать, — с печалью в голосе признался Лаккари. Он не был наивным и видел, как может обходиться тот, кто покупает рабов. На собственной шкурке омежка знал, как бывает больно. — За себя я перестал бояться. Я знаю... как себя вести.       Вивьен качнул головой. Ему было знакомо это ощущение. Весьма обманчивое, надо сказать. Когда ты раб, ты ещё не можешь сказать, что уже познал худшее, пока жив.       — Что с тобой было дальше? Ты многое пережил…       — Первый хозяин пытался заставить меня петь, — с дрожью признался Лаккари, потому что это время было самым тяжёлым. — Но я не могу это делать по приказу, поэтому меня быстро продали дальше как бесполезную вещь, — он судорожно вздохнул, сдерживая неясный порыв заплакать.       Вивьен приласкал его лапки.       — Не держи в себе слёзы, — посоветовал он. — Плачь, если можешь. Невыплаканные слёзы рвут сердце. Оставь все тяжёлые воспоминания этой ночью, раз у тебя начался новый виток жизни. Может, он будет лучше.       Вивьен усмехнулся — будто лязгнул железный засов — и глотнул ещё пойла из бутылки, проводя пальцами свободной руки по дрожащим лапкам.       Лаккари сморщился, но как бы он ни пытался сдержаться, разбуженные воспоминания и давно забытая ласка заставили громко всхлипнуть. Омежка прижался к Вивьену, содрогаясь и даже не замечая запах алкоголя. Лаккари цеплялся за своего слушателя как за единственное тёплое и живое существо, которое проявило к нему интерес и сострадание. Рыдая, он издавал режущие болью трели. Всё ещё прерывисто дыша, Лаккари вскоре затих от накатившей усталости, только мокрые щёки напоминали о внезапной вспышке.       Вивьен клевал носом, но спать не хотел. Ночь, холодная и промозглая на краю пустыни, где он ночевал в клетке среди других чудищ Шаара, во дворце была мягкой, словно бархатной, и душистой. Ей можно было наслаждаться как освежающим шербетом после жаркого дня.       — Рассказывай, Певунчик, — подбодрил он омегу. — Ночь долгая, дна в бутылке пока не видно.       — До мага у меня был ещё один хозяин, — Лаккари гладил Вивьена, чтобы вспоминать не было так больно. — Меня везли очень долго, я успел подрасти. Там было гораздо холоднее. Мой хозяин... бета. Владел... домом для утех, — едва разлепляя губы выдавил Лаккари. — Он знал особенности моего народа и взял для пения. Чтобы оно разжигало желание в других, — омежка глубоко вздохнул. — Я выступал в одеяниях, которые скрывали моё тело и почти всё лицо, кроме рта. Я сразу рассказал ему, что могу петь только по вечерам и ночью... но он не был против, рассказывая всем, что приобрёл меня с ужасными ожогами и шрамами — никто не хотел заглянуть ко мне под одежду, но потом... — Лаккари ненадолго затих. — Я ведь успокоился. Смирился с такой жизнью. Но человек, который обратил внимание на мой рот, был очень богат, хозяин не пытался его отговорить, только посоветовал не снимать с меня одежду, когда пересчитывал монеты. Я... я так долго не мог после этого петь! — обвиняюще вскрикнул омежка и затрясся, на этот раз рыдая молча.       Вивьен кивнул. Его в рот не трахали никогда, но он слышал, что горло вполне может пострадать.       — И после этого тебе приходилось обслуживать посетителей борделя уже не пением? — вздохнув, предположил он, представив безголосого Певунчика.       Железные пальцы скользнули по тонкой ткани халатика Лаккари и за талию подтянули того ближе. Вивьен сочувствовал ему, понимая, какой ужас тот испытал, оказавшись неспособным петь.       — Рассказывай все, Певунчик, — попросил он. — Я никому тебя не сдам. Я не болтлив.       — Хозяин говорил, что снисходителен ко мне, — Лаккари скривил губы и прильнул ближе, обнимая крепче. — Он отдавал меня исключительно бетам, уверяя, что когда вернётся голос, я снова буду только петь. Он отдавал меня снова и снова, а я не мог вымолвить ни звука, — омежка шептал уже горячо, постоянно сбиваясь. — Мне становилось всё хуже, и я потерял свой «товарный» вид. Хозяин продал меня, и я оказался здесь, на рынке. Мы ехали столько, что голос успел вернуться ко мне, и я излечился. Торговец чуть ли не прыгал возле моей клетки, когда получил в свои лапы. Меня привели в порядок и дали новую одежду. Я слышал, как дорого хотят продать меня, — Лаккари замолчал, обессиленно прижимаясь лбом к прохладному металлу, выступавшему на теле омеги.       — Беты разные бывают, — медленно проговорил Вивьен, сверкая глазами. — По моему опыту, садистов и извращенцев среди них побольше, чем среди альф и омег.       Он почесал гнездо мягких пепельных волос на голове.       — Пой, Певунчик. Ни о чём не думай и пой. Я слышал, что ты останешься во дворце. Это подходящее для тебя местечко. Если будет худо, обращайся к принцу Джари, он неплохой мальчик.       — Разные, — едва слышно эхом отозвался Лаккари и прикрыл глаза, чтобы стряхнуть воспоминание. — Спасибо, — уже ясные глаза устремились к лицу Вивьена. — Спасибо, — он бережно погладил маску на лице омеги, ощущая, как боль прошлого постепенно отступает, стоило только им поделиться. Лаккари коснулся его подбородка губами и тихо затянул благодарную песню.       Вивьен шумно вздохнул. Он не привык обниматься, и тем более никто не целовал его железное лицо, кроме тех, кто пытался трахнуть его спьяну. Впрочем, Лаккари, видимо, просто тоже был одинок. На вкус Вивьена, который сам, конечно, очень любил металл, целовать его было так же странно, как любой неодушевленный предмет. Но песенку он слушал с удовольствием и всё же всхрапнул под неё немного. Но тут же проснулся и прокашлялся, стараясь привести горло в порядок.       — Надо перед отъездом заглянуть в кузню, — пробормотал он.       Лаккари постепенно замолк и ласково погладил омегу по голове.       — Надеюсь, мне можно будет попрощаться, — он улыбнулся, уютно устраивая лапки на Вивьене, готовясь ко сну и даже забывая, что нужно бояться завтрашнего дня или что кто-то зайдёт.       

***

      В комнате было невозможно дышать из-за перегара, и Али, распахнув настежь все ставни, юркнул к Инару под тёплую перинку.       — Смотри, как они спят вместе, — шепнул он на ухо Инару, показывая на Лаккари и похрапывающего Вивьена.       Инар только ошалело улыбался, чувствуя, как юный альфа расцветает и входит во вкус. Он мурлыкал, совершенно не сопротивляясь, а когда Али вновь оказался рядом, то не просто обнял его, а закинул ногу.       — Ты лучшее, что было в моей жизни! — сипло прошептал Али, сверкая в темноте глазами. — Я тебя люблю.       Али ответа и не ждал. Он был счастлив сейчас всем своим существом. Чему он научился за месяцы рабства, так это не мечтать и не строить планы. В последний свой день на воле, он плёл своему родителю повязку на лоб, представляя, как преподнесёт подарок, каким тот будем красивым, когда наденет его, какой гордостью и любовью будут светиться его глаза — ведь старший сын вернулся из первого своего похода. Но всему этому не суждено было сбыться, и схватившие их враги этой самой повязкой задушили на глазах у Али его двоюродного брата. С того дня Али не мечтал ни минуты. И сейчас он отлично сознавал, что хозяин на завтра может с ними обоими сотворить что угодно, но не думал об этом. Али не мечтал, но принял решение, что если Инару что-то будет угрожать, он отдаст за него жизнь, честь, но спасет его. С таким решением он заснул совершенно счастливый, стиснув горячего инкуба в обьятиях.       Салазар вошёл к рабам в комнатушку рано утром, безразлично скользнул взглядом по Инару и Али и пнул сапогом храпящего Вивьена под копчик.       — Вставай, мы собираемся, — Салазар указал кивком на Инара и Лаккари. — Проследи, чтобы они были красивыми.       Вивьен издал горлом высокий звук и поморщился. Салазар ушёл, больше не сказав ни слова.       Лаккари испуганно подорвался, поджимая под себя ноги и судорожно натягивая халатик ниже — было очень неожиданно найти себя утром рядом с Вивьеном. И в то же время страшила реакция Салазара. Омега пугливо следил за магом, краем глаза заметив, как побледнел Инар, кутаясь в покрывало и пытаясь скрыть очевидную близость с кочевником.       Вивьен подполз к столику, подтянул к себе графин с водой, пролив половину на скатерть, и всосал оставшееся. После этого оглядел остальных и щёлкнул железным горлом, что весьма отдалённо напоминало икоту.       — Так... — он наставил указательный палец на Инара. — Помойся.       Палец переместился, указывая на Лаккари, Вивьен поводил им в воздухе, мучительно соображая, что бы посоветовать Певунчику, но, сдавшись, махнул рукой и пополз к выходу, выпрямившись со скрипом уже за дверью.       Через полчаса Вивьен вышел из кузницы, блестя всеми железными частями, неслышно ступая изящными ножками.       — Благодарю за помощь, — холодным металлическим, но очень мелодичным голосом поблагодарил он джинна-кузнеца и, отсалютовав ему бутылочкой вина, выпрошенной для опохмела, побрёл назад к другим рабам.              Инар понял, что хозяин не собирается его наказывать, и когда Салазар вышел, рассмеялся от облегчения. Лаккари же аккуратно поднялся и первым делом переоделся. Он терялся и не знал, чего ожидать, но стоило слугам отвести их с Инаром в комнатку, где на столиках стояли зеркала и множество бутыльков, кремов и других помощников красоты, как омежка ожил. Он тщательно принюхивался, пробовал крема на коже, а затем со всей своей страстной увлечённостью принялся намазывать лапки.       — Так хочешь быть красивым? — подколол пташку инкуб, уже подведя глаза — от их порочности у любого свело бы нутро.       — Я и без того красив, — возразил Лаккари, массируя между пальцев и блаженно жмурясь.       В этот момент в комнатку ворвался встрёпанный высокий бета с тонким прелестным личиком. Не обращая внимания на рабов, он с молниеносной скоростью расчесал щёткой спутанные со сна длинные каштановые волосы и вылил на них полфлакончика ароматной воды, отобрав его у Инара. И, обведя соски специальной мазью, принялся крутиться перед зеркалом, торопливо выбирая украшения из принесенной с собой шкатулки.       Тут к рабам и присоединился Вивьен. Он уже привёл себя в порядок в кузнице и просто устроился на ковре наблюдать за их прихорашиваниями.       — Разве ты не из гарема принца Джамиля? Фатих, — мелодично спросил он у беты. Тот ревниво оглянулся, отмечая, что у железного омеги голос красивее, чем у него. — Что делаешь здесь?       — Ни к чему другим знать, как я наряжаюсь перед принцем Нури, — пробормотал Фатих, не стесняясь рабов мага.       Инар одобрительно цокнул языком, откровенно разглядывая наложника из гарема. У него было чему поучиться.       — Кто такой принц Нури? — он взял в руки узорчатый флакон, но затем отставил. — Может, нас с Лаккари господин маг тоже готовит в чей-то гарем? — Лаккари на этих словах болезненно сжал лапку и опустил — подобная мысль его ужасала. Теперь он не мог спокойно украшать себя, с тревогой вглядываясь в своё отражение.       Вивьен заметил это и перекатился к нему поближе, осторожно беря в железную руку нежную лапку, стараясь подбодрить. Фатих придирчиво осмотрел своё отражение и двинул бёдрами, заставляя подвески на поясе соблазнительно заколыхаться.       — Принц Нури — супруг принца Джамиля, — пояснил он. — Сладкий, как пирожок, наивный, как дитя. И слепой, как мой дедушка.       Фыркнув, бета выскользнул из комнаты, переступив через Вивьена. Лаккари благодарно очертил подушечками пальцев железную маску и вновь вернулся к своему отражению. Теперь он занимался приведением себя в порядок гораздо медленнее и вдумчивее. Хотя с поддержкой Вивьена было легче.       — Я люблю сладкое, — Инар мурлыкнул себе под нос, проводив наложника лукавым взглядом — он понравился инкубу, был сочным и ярким, его хотелось смаковать и учиться чему-то новому.       Лаккари обречённо сбрызнул на волосы тонкий аромат и наконец отвернулся от зеркала.       — Я не хочу в гарем, — с мелодичной тоской признался Лаккари и вновь поджал лапки, невольно представляя, что не сможет больше петь. Вивьен погладил его по волосам, снова вытягиваясь на полу. Обед омегам принес Али, довольно мрачный.       — Я слышал, что маг купил вас в подарок. Лаккари — Владыке джиннов, а тебя — принцу Джари, своему любовнику, — он устроил голову на коленях Инара. — Мы же с Вивьеном уезжаем с ним сегодня ночью.       — Меня подарят принцу? — Инар с аппетитом взялся за обед, в любопытстве блестя глазами. Свободной рукой он ласково перебирал волосы Али, иногда чувствительно поглаживая за ухом, потирая мочку. Он щурил подведённые глаза, слегка ёрзая под альфочкой и украдкой ему улыбаясь. Инару в этот момент казалось, что у них у обоих всё сложится хорошо.       Лаккари же взволнованно ухватил Вивьена лапкой за руку.       — Владыка... наверняка имеет свой гарем и очень занят, — в глазах омежки мелькнула надежда. А потом он печально вздохнул. — Я бы хотел спеть с тобой. Твой голос... теперь у него нет преграды. Я никогда не хотел ни с кем петь, — Лаккари плавно соскользнул на пол, усевшись на железного омегу и серьёзно заглядывая ему в глаза.       — Шаар меня не сам поймал, — признался, помолчав, Вивьен. — Украл вместе с клеткой у великанов. Это там меня избили и душили так, что повредили гортань. Я владею железом, а они камнем... Но теперь с голосом, вроде, порядок.       Вивьен положил руку на талию Лаккари.       — Я спою с тобой. Может, тебе и не понравится.       Лаккари с горечью заворковал и склонился, чтобы поцеловать Вивьену горло. Этот омега необъяснимо давал ему силы и поддерживал, хотя от страха можно было сойти с ума. Но лапкам было спокойно. Когда пришло время вечернего пения, Лаккари с волнением взял железного омегу за руку. Они шли к месту его ожидания, и из груди рвались все страхи и волнения. Он тихо вздохнул, а затем прильнул к плечу Вивьена и заворковал ему на ухо, постепенно вплетая мелодию и ею прощаясь.       Вивьен расправлял свободные одежды сидящего на жердочке Лаккари, а потом обнял за талию, и как мог подхватил песню. Его высокий голос звенел металлом, гудел поющей чашей. Вивьен жалел, что у Лаккари нет крылышек — он просто отпустил бы его на волю, и спокойно понёс бы наказание. Но нежному Певунчику нужна была жёрдочка и надёжная рука на пёрышках.       — Мне надо идти, — с сожалением проговорил Вивьен. — Мы уходим уже после полуночи, а я не попрощался с нашим с тобой спасителем. Маленьким джинном. Его выпороли сегодня из-за нас, хотя маг сделал всё, что мог.       Али чуть хмурился, не желая расставаться с Инаром, но он поспрашивал про Джари и выяснил, что принца многие любят. Это куда лучше, чем оставаться с жестоким Салазаром... Про своего нового хозяина он тоже много узнал.       — Будешь его ласкать... — прошептал Али, утыкаясь лицом между ножек Инара. — Делать с ним всё это... Он тебе нравится?       — Как мне может нравится тот, кого я ещё не знаю? — Инар едва качнул бёдрами и потёрся о щёку альфочки через штаны. Аромат настойчиво наполнял комнатку. — Чувствуешь, кто мне нравится сейчас? — глубоко шепнул инкуб и закусил губу, скрывая улыбку — Али невыносимо хотелось дразнить и подталкивать к безумию на грани наказания.       Али глубоко вдохнул аромат инкуба и оторвался лишь затем, чтобы потянуться к его губам. Сильные руки юного кочевника подхватили инкуба и опустили на ковёр. Вивьен уже увёл Лаккари назад в спальню, и им никто не мешал. Али нежно касался губами лица Инара, щупая его через одежду. Несмотря на то, что они сегодня расстанутся, Инар горячо отвечал на каждый поцелуй, надеясь оставить у Али светлые воспоминания. Он коротко вздыхал, игриво извиваясь под прикосновениями альфочки, нежась от его поцелуев.       

***

      Джари от злости преградил Салазару путь огнём.       — Хотел уйти не простившись, маг? — громыхнул он.       Салазар, ударив ногой о каменные плиты двора, взлетел в воздух на чёрном вихре, без страха встретив пылающий взгляд ифрита.       — Не пытайся меня остановить, мальчишка, — прошипел маг, но Джари обхватил в огненное объятие, горячо целуя и обжигая рот.       — Выжги мне сердце, — прошептал Салазар ифриту, и тот дрогнул. Боль мага ошеломила Джари, и он опустил его на землю.       — Оно и так в огне, — пробормотал принц.       — Неправда, — скривил обожженные губы Салазар. — Пепел уже не горит.       Джари проводил его взглядом, удержав последнее возражение.       В задумчивости юный принц шёл к своим покоям и удивлённо приподнял брови, услышав тихие слова слуги об ожидавшем его подарке от мага. Джари ворвался в спальню и замер, увидев Инара.       Инкуб из-за плеча вскинул взгляд к двери и убрал руку от сосков, плавно переворачиваясь и садясь на постели.       — Мой господин? — мурлыкнул Инар, склонив голову набок. Он упёрся ладонью в кровать, игриво скользнув подведённым взглядом вниз. Его изменившие цвет соски алели, притягивая взгляд, а ткань полупрозрачных штанов намокла в между ягодиц.       Глаза Джари загорелись. Инкуба в гареме не было даже у Джамиля — Владыка и наследный принц такого безобразия у себя бы не потерпели.       Джари и не узнал в Инаре изувеченного мальчишку из купальни, сейчас инкуб выглядел душистым лакомством.       — Салазар... — усмехнулся с внутренней дрожью джинн. Подарок бывший любовник оставил шикарный.