Дождь для иссохшего сердца

      — Глупый мальчишка, — прорычал ифрит, уменьшаясь так, чтобы Нударчик был ему по пояс. Зло усмехнувшись, он полыхнул пламенем и извлек из толщи дымного хвоста длинный чёрный член. — Салазар пожалеет...       Водя по члену исполинской рукой, в несколько движений он довёл себя до разрядки, такое наслаждение доставлял ему страх маленького джинна. Нудара трясло вместе с хвостиком, тело сковало от ужаса — он даже не мог увернуться. Вивьен добежать на успел, а конь, кидаясь на джинна, принял на себя часть горячего семени, ошпарившего ему бок. Если бы не он, Нудара окатило бы с головы до ног. Громогласно расхохотавшись, ифрит взлетел и был таков, растворяясь в облаках.       Нудари плеснуло не так много, но долетевшие капли обожгли плечо и ладони. Он горько завыл и заметался, оборачиваясь туманчиком — зачем он нужен такой Салазару? Осквернённый, никчёмный, неуклюжий. Он сжался, став едва заметным, и под хлынувший дождь улетел, пошатываясь, стараясь скрыться как можно дальше, но сил не было. Раздались раскаты грома — кипящая страхом, злостью и отчаянием водная суть Нудара слилась с небом, и сверху хлынуло уже по-настоящему. Блёклый туманчик спрятался под чахлыми листьями кустика, чувствуя себя таким же, баюкая боль от ожогов и обиды.       Али бросился к коню, а Вивьен за Нударом. Их кони при появлении ифрита сорвались с привязи, их уже и след простыл.       — Нудар! — кричал Вивьен, промокший под дождём, пытаясь разглядеть за стеной воды туманчик... Но маленького джинна из кустика неожиданно выдернул Салазар. Приподняв его за шкирку, он взял его на руки и понёс к лагерю.       Туманчик сжался ещё больше и задрожал. Он плакал, и его горячие слёзы стекали магу на ладони, заметно отличимые от капель дождя. Несмотря на все свои мысли, Нудар всё равно приник к рукам Салазара и замер, уткнувшись. Ему было больно и страшно, но маг никогда не внушал ему такой ужас, который Нудар испытал рядом с чёрным ифритом.       Салазар был неподалеку и видел, как вырос джинн и что он делал. Маг летел к холму, ожидая худшее.       Конь, валявшийся на здоровом боку, сварливо заржал при приближении хозяина, но тот и голову не повернул. Конь не затаил обиды, понимая, что мысли Салазара заняты его глупеньким омегой. Он подставил морду Али, умывавшему его дождевой водой, чтобы отвлечь от боли.       Салазар уложил туманчик на свой плащ и заставил принять телесный облик, чтобы оценить ожоги. И после этого дал волю гневу.       — Бестолочь! — прошипел он, отвесив ему звонкую пощечину. — Ты мог умереть. Если бы я не был поблизости, он насадил бы тебя на член, и я бы нашёл только ошмётки по кустам. Зачем ты полез к нему? С твоей тягой калечить себя, у меня уже мазь закончилась. Коня жалко, а тебе будет уроком. Будешь продолжать в том же духе, закончишь жестянкой, как Вивьен.       Железный омега, как ни переживал за Нудара, всё же содрогнулся от жестоких слов и звучавшего в них пренебрежения.       Хвостик мотнулся вместе с головой Нудара — он понимал, как Салазар прав, но от его слов становилось только хуже. Джиннчик содрогнулся, хлюпая носом, пытаясь сдержаться, но отвернувшись, расплакался ещё горше. И не рассказать, что всё это случайность и он не хотел освобождать ифрита. Нудар прижал к груди обожжённые ладони и подтянул к себе ноги, сворачиваясь, чтобы занять как можно меньше места на чужом плаще. Его хвостик совсем опустился, а щека горела от удара сильнее, чем ожоги ифрита.       — Нам надо найти ночлег, — бесстрастно сказал Вивьен Салазару.       — Уйми ты свой дождь, глупое создание! — рыкнул маг на Нудара и неохотно ответил железному: — Нет больше в этих краях ночлега. Но я могу сделать пещеру в холме.       Вивьен отрешённо кивнул, мельком увидев, как в будущем, через сотню лет в этой пещере два маленьких мальчика будут прятаться от грозы, прижимаясь друг к другу, дрожа, и рассказывать истории о том, что пещеру создал темный маг для своего раненого возлюбленного. Наверняка же будут воображать, глупые, что его возлюбленный был воином и пострадал героически, а не по своей вине.       Салазар вырвал из склона холма кусок земли и перенёс в пещеру Нудара. Он удачно выбрал место, сверху нависал камень, и внутри было сухо.       — Устроишь тут потоп, спать будешь в луже, — предупредил маг раздражённо. Мази у него не осталось, и он принялся заговаривать ожоги, начав с коня — тот пострадал серьёзнее, а ещё Салазару хотелось проучить Нудара.       Если бы мог, Нудар объяснил бы, что дождь уже не его и закончится сам в ближайший час. Или он мог бы станцевать и успокоить облака, но сил на это совершенно не было. В пещере джиннчик совсем сжался, забился в угол и свернулся на боку, запустив в свой туманный хвостик руки, чтобы облегчить боль.       Маленький джинн душил в себе слёзы, вздрагивая, пытаясь больше не издать ни звука и тайком поглядывая в сторону коня. Было безумно стыдно перед ним и так жаль, что ему досталось — во всём был виноват только сам Нудар. Неожиданно для себя, джиннчик чихнул и тут же сжался ещё больше, пытаясь не повреждённой тыльной стороной ладони потереть себе нос.       Али, тоже чихая, разделся донага и разложил одежду сушить у костра. Вивьен же, стянув мокрые тряпки, приземлил голую попку на плащ Салазара — тот быстро себя высушил, а железный омега мог не опасаться, что привлечёт его внимание.       Ожоги на боку коня высохли и затянулись, и он попытался подняться на ноги, но Салазар остановил, похлопав по шее.       — Присмотри за ним, — велел он Али, скользнув взглядом по его юной фигурке, и прошёл к Нудару.       Кочевник, стесняясь Вивьена и невольно косясь на убранный в железо пах, сел рядом с конем и устроил его морду себе на колени.       — Больно? — Салазар провёл рукой над ожогом джиннчика. — Это тебе хороший урок. Ты сам себя наказал за глупость.       Но узкая ладонь, скользящая вдоль плеча, приносила облегчение. Салазар бормотал что-то, и боль уходила, но ожог не исчезал. Маг не практиковал целительную магию, самое большее снимал боль и едва заживлял раны, когда хотелось помучить кого-то подольше, не дав умереть или потерять от боли сознание. Но всё же Нудару, как и коню, становилось легче.       — Больно, — тихим эхом отозвался Нудар, не смея жаловаться. Шмыгнув носом в последний раз, джиннчик робко подставил Салазару обожжённые ладони. Его хвостик по-прежнему был уныло опущен, стыд, вина и отголоски страха перед ифритом переплелись в тугой комок. Маг был прав, и Нударчик поклялся себе, что больше никогда не посмеет коснуться его вещей... и чего-либо ещё столь же опасного. На мгновение юный джинн позволил себе представить, что Великому Тёмному Магу было до него какое-то дело.       — А мой подарок... не промок? — прошелестел джиннчик, беспокоясь, что единственное, что понравилось Салазару, могло погибнуть от воды.       Салазар промолчал. Цветок пропал, и очевидно, Нудар не знал этого. От таких напастей как дождь или жар стены цветок был защищён, но ифрит похоже его похитил.       Салазар, закончив, сложил руки на груди.       — Нам придётся здесь задержаться, — недовольно проговорил он. — Эти места стали пустошью, Тени делать здесь нечего, но всё же поостерегитесь. Я попробую найти ифрита и вернуть его и мой цветок. Впрочем, если он умён, то уже подался на Север.       Маг выдернул плащ из-под Вивьена и ушёл из пещеры, благо дождь почти перестал.       Нудар отвёл взгляд, чтобы не расплакаться снова — выходит, теперь его присутствие здесь совсем не имело ценности. Он верил в Салазара и не сомневался в том, что маг вернёт украденное, но было так тоскливо от собственной никчёмности. Даже подарок не смог уберечь.       Туманчик робко переполз и устроился у костра чуть в стороне, чтобы не бросаться в глаза ни Вивьену, ни Али, ни тем более коню, который пострадал больше всего. Нудар и вовсе уснул бы в своём углу, но боялся заболеть и испортить всё.       Вивьен недовольно натянул на свою бледную круглую попку не просохшие штаны и ледяным взглядом отшил нервно следившего за ним Али. Мальчик отметил, что эта попка была пухлее и мягче, чем у юного инкуба. Она словно подпрыгивала, когда Вивьен, ворча, пытался впихнуть её во влажные штаны, но безумно хотелось сжать её в ладонях. Али стыдился своих желаний, но ничего не мог поделать с ними.       Юный джиннчик долго не мог уснуть, мечась от чувства вины, страха и стыда. А ведь он так и не поблагодарил коня. Через какое-то время туманчик медленно, но упорно подполз к боку коня, подрагивая, а затем аккуратно накрыл собой, даря прохладу.       — Попаду в кузницу, сделаю себе плоский железный зад, — Вивьен вытянулся рядом.       Конь негромко фыркнул в благодарность. Али вскочил, запрыгнул в свою, тоже ещё влажную, одежду, и выбежал из пещеры. Щёки у него пылали. Чего-чего, а таких испытаний мальчик не ожидал. Он полагал, что ему предстоит сражаться с чудищами, терпеть истязания, с чем он уже справлялся достойно, но в итоге позорно не мог справиться с собственной плотью...       Вдали медленно перемещалась маленькая фигурка, и Али приставил ладонь ко лбу. Это был совсем юный омега в рубашонке до колен, с небольшим выпирающим беременным животом. Он еле шел, пошатываясь и спотыкаясь, придерживая живот руками. Его голые ноги и подол рубашки были перемазаны сажей и кровью. Волосы обрезаны коротко — по-вдовьи, неровно, так что несколько длинных прядей стелились по ветру.       — Нудар, Вив! — позвал Али взволнованно. Вивьен услышал по его голосу, что дело серьёзное, и быстро вышел из пещеры.       — Как же мы поможем ему... Салазар может вернуться в любую минуту, — озабоченно проговорил Али, как вдруг железный омега больно вцепился в его плечо, как клещами.       — Никак не поможем, — глаза Вива были вытаращены от ужаса. — Он поражен Тенью. Нам грозит опасность!       Нудар взвился следом, аккуратно обрёл телесную форму, только туманный хвостик вместо ног обеспокоенно парил над землёй. Джиннчик высунул нос из-за плеча Вивьена, чуть взлетев, и в любопытстве, смешанным со страхом, уставился на омежку.       — А джинны невосприимчивы к Тени, — но на всякий случай Нударчик спрятался за Вивьеном. — Тень боится огня — поэтому ифриты возвели стену. Может, нам перед входом разжечь костёр? — неуверенно предположил джиннчик, и его хвостик вопросительно встал. Нудар невольно коснулся ожога на плече и горько вздохнул. Сам он был далеко не ифрит, гораздо бесполезней.       — Не боится... — тихо возразил Вивьен. — Просто горит. Ей совсем не жаль будет спалить в костре одного носителя, чтобы заразить двух... Это мы боимся, а ей страх неведом. Но если разложить костёр подальше от пещеры...       — Вы думайте, о чём говорите! — голос у Али дрожал. — Это же живой человек. Беременный. Он ищет помощи. Маг сказал, что здесь никого не осталось. Как можно желать ему смерти?       Омежка остановился, не подходя ближе, словно услышал. Его немного шатало на тонких ножках. С такого расстояния уже было видно, что он не слишком красив, лицо чумазое и зарёванное. Вивьен дрожал, с ненавистью глядя на него. Он не видел Тень, но чувствовал по той тоске и ужасу, что вызывал в нём омежка. Его хотелось убить, такая от него чувствовалась жуткая угроза.       — Постой! — крикнул ему Али. — Не подходи... ты голоден? Нудар... может, ты отнесёшь ему поесть и попить?       Слова Али пристыдили Нудара и напугали: перед ними действительно был беременный омежка, но ожог на плече останавливал. Джиннчик боялся вляпаться как с ифритом, боялся разочаровать Салазара и боялся вновь ощутить боль. Хотя омежке безумно хотелось помочь. Нудар замешкался и положил ладони на плечи Вивьена, пытаясь таким образом найти опору в своих мыслях.       — А может... дождёмся Салазара? А пока разведём костёр, — робко предположил он, пряча от Али взгляд. Сердце сжималось от жалости, но джиннчик не хотел больше подводить своего мага.       Али сердито оттолкнул омег, возвращаясь в пещеру. Но вновь вышел оттуда он с флягой воды и краюхой хлеба.       — Не смей! — Вивьен схватил его за плечо, но взгляд юного кочевника даже его припугнул.       — Я уйду, а вы можете разводить огонь, — бросил Али. — Я не оставлю его гореть одного.       Али зашагал к омежке, сердито взъерошенный, а Вивьен от страха был готов взвыть.       Омежка сел прямо на землю, поджимая под себя голые ноги, с обвязанными тряпьём ступнями. Али отшатнулся, увидев его взгляд, полный лютой ненависти.       — Поешь, — мальчишка приблизился к нему настолько близко, насколько решился, и положил угощение на землю. Этот взгляд... Кто-то сказал бы «звериный», но звери так не глядят. От него становилось по-настоящему жутко.       — Мы помочь не можем, — принялся оправдываться Али. — Мы служим магу, тёмному магу. Он владеет нами, и всегда может отнять жизнь.       — Он сжёг мой дом, — пробормотал омежка, вгрызаясь в хлеб. Горькие злые слёзы катились по грязным щекам. — Многих убил. Их не жалко, они насиловали меня на глазах у мужа и родителей. Но маг никого не оставил в живых.       — Ты выжил, и твой ребёнок... — жалобно проговорил Али, но омежка скрипнул зубами.       — Мы всё равно умрем, — он покосился на Али. — Меня не спрашивали, когда выдавали замуж, не спрашивали, когда делали мне ребенка, и не спросят, когда убивать будут.       Его трясло, и Али боролся с жалостью и отвращением к нему, граничащим с желанием добить. Но мальчишка понимал, что это влияние Тени.       — Я попробую тебя защитить, — шепнул он. И пригнулся к земле, увидев перед собой Салазара.       — Я сказал, чтобы вы остереглись, — без выражения проговорил он. — Вы оба уже под влиянием Тени. Тебя мне не жаль, — он в упор смотрел на Али, — но Вивьен мне нужен.       Салазар медленно обнажил клинок.       Нудар метался за спиной Вивьена, чувствуя своё бессилие ещё острее, чем под плетью палача. На мгновение ему показалось, что Али в желании помочь ещё безумнее, чем пришедший к ним омега. Вместе с дрожащим хвостиком джинн метнулся перед Вивьеном, словно закрывая. Если бы им грозила опасность, он мог бы подхватить железного омегу и попробовать поднять в воздух.       При появлении мага Нудар прижал руки к груди, дрожа всем телом.       — Салазар... — мысли в голове смешались от осознания, что маг готов убить и Али, и чужака — но можно ли было как-то помочь? Имеет ли он сам право попросить Великого Мага уйти, оставив жизнь Али, пусть даже тот поддастся Тени. Дрожа от страха, джиннчик подался ещё немного вперёд, беспокойно шевеля туманным хвостиком.       И всё-таки не выдержал. Он никогда бы не простил себя за бездействие и трусость, если бы Али погиб из-за него. Джиннчик растворился взъерошенным комком, по которому прошла рябь, и метнулся вперёд, сделав вокруг Али и чужака небольшую дугу — и впечатался в грудь Салазара. Холодные руки обняли мага, ледяной хвостик обвился вокруг руки с клинком.       — Неужели даже такой Великий Маг не в силах что-то сделать? — отстукивая зубами, пробормотал Нудар, прилипнув к Салазару так, что сразу и не отодрать. Он и не заметил, что по щекам текут слёзы, словно подводя итог их ничего не значащих для Салазара жизней.       — Великий маг может убить их вместе с Тенью, — улыбнулся Салазар. Он был зол, но спокоен, словно предстояло прирезать двух взбесившихся собак.       Омежка страшно взвыл, бросаясь на мага. Али попытался удержать его, обхватив руками, но он протащил альфочку за собой по земле. Тень придавала ему жуткую нечеловеческую силу. Али упирался ногами, стараясь при этом не передавить беременный животик. Все плохие чувства обострились. Он боялся раздавить ребёнка и злился на омежку за глупость, готовый из-за этого убить его сам, при этом боясь его злой силы. Салазар легко отклонился вместе с облепившим его Нударом, и омега, не удержав равновесие, упал с Али на землю. Тот вскарабкался на него, пытаясь заслонить от мага.       — То, что Тень не может пролезть в тебя, не значит, что одержимый ею не сможет тебя убить, — наставительно сказал Салазар Нудару и перекинул меч в другую руку. — Ты впервые столкнулся с этим и не видел зверски убитых зверей и существ.       Маг легко смахнул Нудара в карман и взмахнул мечом.       Али зажмурился, прижимая к земле рычащего омежку, борясь с желанием отскочить от него, отбросить, как ядовитую змею. Осознав, что это конец, он ощутил нестерпимое искушение пока не поздно бросить омежку и спастись... Не сознавая, что это чувство уже вызывала в нём Тень.       Но Али только упрямо сжал зубы и крепче обнял омежку, пытаясь защитить от меча, готовясь умереть вместе с ним. И неожиданно от этого решения стало легко. Ведь не осталось места для сомнений.