Еще чуть-чуть - и мы горим

You need to get this straight: I will never cooperate with you. You try to control me And the pain I feel seems to make you happy! Fuck that! I'm down so low I've got nothing to lose. Won't put thoughts in my head trying to tell me what to do. Fuck that! And every step you think I'm under your shoe. If you're breaking my back, I'll be breaking yours too. <…> Here we go again: You think you're in my head and under my skin, There's nothing you can throw at me. You can't win against my kind of crazy! If you've got something to prove You against me, me against you. If you've got something to prove You against me, me against you!        Three Days Grace — Me Against You

***

      Краем сознания почувствовала, как поезд начал замедлять ход, и тут же вынырнула из глубины своих мыслей, куда успела основательно погрузиться за время поездки. А что? Вот пару раз так пропустишь нужную «остановку», набегаешься туда-сюда, ещё и не такими рефлексами обзаведёшься! Встряхнулась, как после сна, и огляделась вокруг, стараясь максимально быстро оценить обстановку. Сопровождающие отлично справлялись со своей задачей, они и без меня прекрасно знали, что и как нужно делать, и поэтому сейчас отдавали чёткие команды, готовя детишек к прыжку с поезда.       Вскоре из-за поворота показалась та самая, нужная нам крыша, что неизменно год за годом приветствовала всех неофитов Бесстрашия. Как уже догадались самые смекалистые, отсев новичков начался. Первым негласным этапом была экстремальная посадка на едущий поезд, вторым — такой же не менее экстремальный сход с него. А на другом конце той самой крыши ребяток ждало еще одно испытание, последнее на сегодня. А меня там поджидал ночной кошмар моей тяжкой юности и постоянная головная боль на ближайшее обозримое будущее.       Эрик. Вот вроде одно такое коротенькое слово, а сколько эмоций! Интересно, сколько времени пройдёт с момента, как он меня заметит, до того, когда он попытается оторвать мне голову? Секунды три? Ну что же, скоро я это выясню. На крышу облюбованного Бесстрашием здания уже начали выпрыгивать люди из шедших впереди вагонов, ещё немного — и придёт наша очередь.       — Внимание всем! Приготовились! И-и-и… Пошёл! Пошёл! Пошёл! — прокричал Бесстрашный из сопровождения, и неофиты посыпались из вагона на хрустящий гравий крыши, как спелые яблочки с дерева — загляденье!       Убедившись, что в нашем вагоне больше никого не осталось, я в компании двух ответственных Бесстрашных отправилась следом за нашими малышами. Приземление было уже привычным, отработанным до автоматизма: оттолкнуться ногами от гравия и пробежать несколько шагов вперёд, гася инерцию. Падения, кувырки, перекаты, как придется, остались в сопливом прошлом. Когда приходит осознание, что запас одежды у тебя не бесконечен, то сразу усваиваешь простой урок: постоянно драть её о камни — идея очень плохая; и быстро учишься приземляться на ноги.       Неофиты пока мало что понимали, а потому не придали особого значения порванным тряпкам и содранным ладошкам да коленкам. Избыток адреналина в крови вообще не способствует обстоятельной мыслительной деятельности. Из всей толпы разве что бывший сухарь Беатрис досадливо цыкнула на испорченный рукав кофты, после чего задумчиво попинала носком ботинка гравий, которым была посыпана вся крыша, и пару раз подпрыгнула на месте, что-то для себя проверяя. Думаю, я не ошиблась в этой малышке, и она довольно быстро сообразит, что у нас тут к чему.       К моменту моего появления на крыше почти все уже твёрдо стояли на ногах. Благодаря моему тихому, по сравнению с другими, малозаметному приземлению и невысокому росту, мне довольно просто удалось затеряться за спинами неофитов. Но, капюшон всё же натянула поглубже, незачем раньше времени сверкать своим несомненно прекрасным, но легко узнаваемым лицом.       — Подошли все сюда! — вдруг с другого конца крыши раздался громкий окрик, мгновенно запустивший по моей спине короткую волну мурашек. Не страха — предвкушения. — Живее! А то отправитесь к Изгоям, даже не дойдя до начала инициации.       Неофиты тут же подхватились и, толкая друг друга, толпой перепуганных цыплят кинулись на зов. На противоположной стороне крыши по бортику не спеша прогуливался мужчина. Несмотря на свой довольно-таки молодой возраст, этот человек всем своим видом внушал окружающим уважение, здоровое опасение, а многим и какой-то суеверный трепет. А уж юным неокрепшим умам и вовсе — первобытный ужас и панику. Детишки сбились в одну кучу и с опаской поглядывали на него снизу вверх. Бесстрашный остановился, так же не спеша, как и прогуливался, развернулся лицом к неофитам, внимательно разглядывая новое пополнение и давая им хорошенько рассмотреть себя.       Эрик был всё такой же, как и почти год назад: высокий, широкоплечий и пугающий до мурашек. Русые волосы были коротко выбриты широкими полосами на висках, а сверху зачёсаны назад. Под форменной курткой интригующе бугрились мышцы, из-под рукавов выглядывали «разросшиеся» за последнее время парные татуировки в виде какой-то затейливой вязи или лабиринта, а на шее, от ключиц и до самого подбородка, напоминая рисунок протектора, вертикальными полосами тянулись, чередуясь, разного размера прямоугольники. Правая бровь была проколота, как и оба уха, и все серьги поблёскивали тусклым чёрным цветом. Пирсинг зрительно сглаживал резкость черт лица, таких как: тяжёлые, почти всегда нахмуренные брови, о чем свидетельствовала вертикальная складка между ними, и довольно массивный подбородок. Брезгливо поджатые губы и недовольно раздувающиеся крылья носа прекрасно дополняли общую картину.       Но все эти милые Бесстрашным душам украшения создавали только мимолётную иллюзию того, что стоявший перед вами человек совсем молод и бесшабашен. Временную и хрупкую, как свежий утренний ледок на мелкой лужице. Она с треском и звоном рассыпалась, стоило только заглянуть в его ледяные стального цвета глаза. И нет, это не какая-то там восторженно-поэтическая метафора о прекрасном. Его грозные очи довольно проблематично романтично сопоставлять с хмурым осенним небом, расплавленным серебром… Или с чем там ещё в книжках принято сравнивать серые глаза? И взгляд его совершенно не дымный. Ну не было в нём ни капли так любимой поэтами томной поволоки или загадочности мятущейся, никем не понятой души. Резкий, холодный, острый. Вот каков был прямой и уверенный взгляд этого человека. Глядя ему в глаза, казалось, что в данный момент он для себя решает, как быстрее, ловчее и без лишнего шума тебя разделать.       Милашка, не правда ли? Вот и неофиты, хорошенько его разглядев, в едином порыве сбились в ещё более тесную кучку, невзначай стараясь вытолкнуть соседа вперед себя и спрятаться за его спиной от внимательного, режущего недовольством взгляда.       Начальство недовольно, гневаться изволит. Вы только поглядите! Зелёную малышню ему привели, ну кто бы мог подумать? Ведь мы же каждый год на Церемонию за элитными солдатами ездим, а тут вдруг привезли незнамо кого.       — Новички, внимание! Я — Эрик, один из ваших Лидеров. Хотите в Бесстрашие? Вход там, — кивок назад на пропасть за его спиной. — Если прыгнуть — кишка тонка, значит, вам не место в Бесстрашии.       — А там внизу вода или что? — это Уилл там что ли голос подал? Ой, зря это ты, парень, зря. Он же тебя запомнит, зайка.       — Сам выяснишь. — и так сладко и многообещающе ему улыбнулся, что всем непроизвольно захотелось отступить ещё на шаг назад. А лучше — сразу на два.       Народ недовольно зашептался, мол, мы ж только что на поезд и с поезда прыгали, чего ещё от нас надо? А вот надо, деточки, надо. Это проверка сразу и на смелость, и на решительность, и на готовность чётко следовать приказам начальства.       — Кто из вас хочет стать первым?        Неофиты начали переглядываться между собой, тщетно ища, кого бы отправить вперёд.       — Я! — вдруг прямо передо мной подала голос та самая из Убогих.       Я еле успела шагнуть за спину высокого мальчишки, стоявшего рядом, чтобы раньше времени не попасться на глаза нашему ненаглядному Лидеру и не сорвать интересное представление. Или, скорее, не желая заменять его другим — не менее интересным, но точно более громким и даже, наверное, разрушительным как для психики неофитов, так и для моих нервных клеток.       Удивились все, даже Эрик. Он чуть приподнял брови, а затем плавно шагнул с парапета к остальным, уступая на нём место Беатрис. Та нервной походкой подошла к краю, глянула вниз, обнаружила глубокий тёмный провал в крыше стоявшего рядом более низкого здания, куда, собственно, ей и предстояло прыгнуть, и испуганно отшатнулась. Неужели передумала? Разочаровываться очень не хотелось, а я уже успела возложить на неё некоторые ожидания. Будет обидно, если они не оправдаются.       Но, нет. Девушка оглянулась, встретилась с обещающим пытки и казни взглядом Лидера, скинула мешавшую несуразную кофту и начала карабкаться на выступ крыши. В этот же момент Питер Хэйес разразился глупыми и пошлыми шуточками на тему нежданного стриптиза. Ну что за человек? Еще такой юный, а уже такой противный. Как-то сразу захотелось выписать ему хороший такой лечебный подзатыльник, аж руки зачесались. Некоторые ребята поддержали его несмелыми смешками, но быстро заткнулись, стоило только Эрику кинуть в их сторону короткий предупреждающий взгляд.       — Долго ждать-то? — протянул он с ленцой, вставая у девушки за спиной.       Эй, а ну не смей мне её толкать! Не смей, кому сказала! Ведь испоганит же ей всю репутацию, да и жизнь на ближайшие пару лет, зараза такой. Она должна сама. Зря я что ли тут умилялась?       Но всё обошлось, Беатрис успела прыгнуть без посторонней помощи. Вот там внизу удивятся, вытаскивая из сетки первого прыгуна — Убогую.       — Эй, а можно я прыгну следующим? — из толпы неофитов, высоко подняв руку над головой, шагнул Хэйес. И под суровым взглядом добавил, — Сэр.       Неужто самолюбие взыграло, что его сухарь обошёл? Ну-ну.       — Вперед! — Эрик жестом указал на место, которое только что занимала девушка, и, обращаясь уже ко всем сразу, продолжил. — Я не собираюсь за вас решать в какой очерёдности вам прыгать и прыгать ли вообще. Это только ваш выбор, а свой я сделал давно. Но! — он поднял вверх указательный палец, акцентируя внимание на следующей фразе. — Хочу вам сообщить ещё кое о чем: Изгои каждый год ждут своих новичков ничуть не меньше фракций. Так что вы можете просто сесть на поезд, сойти с него в ближайших трущобах и больше не тратить моё время. А также я должен напомнить, что вернуться к родителям вы больше не сможете, закон фракций не позволит. Пойдя на этот отчаянный и невероятно глупый шаг, вы рискуете сделать своих родных Изгоями, в случае, если они попытаются принять вас назад или же будут укрывать в своём доме. Итак, с этой крыши ведут только два пути, — вообще-то три, но мы им пока об этом не скажем. — Первый — тот, которым вы попали сюда, второй — следом за Убогой. Меня все услышали? Все поняли? Тогда решайте уже, какой из них вам больше по душе. И ещё один немаловажный момент! Я не собираюсь с вами до завтра нянчиться. Кто не успеет определиться с выбором за тридцать минут, будет скинут с крыши мною лично. И далеко не факт, что туда же, куда улетела серая мышь.       Великий и Ужасный самозабвенно кошмарил детишек, а я в это время внимательно за ними наблюдала: решится ли кто-нибудь выбрать поезд, и не придётся ли кого-то кидать в сетку самим. Неофиты в страхе ёжились, переглядывались, и, похоже, уже всерьез жалели, что выбрали это треклятое Бесстрашие.       Нет, ну я еще могла понять нерешительность переходников, они вообще пока ещё всего боялись, и нам только предстояло сделать из них людей. Но урождённые-то чего жались? Уж они-то должны были отчётливо понимать, что никто сегодня с ними ничего плохого не сделает. Все прелести ада на земле ждут их немного позже: изнурительные тренировки, бесконечные полосы препятствий и «любимые» всей фракцией пейзажи страха. Поэтому я в полной мере понимала и разделяла недовольство Эрика. К тому же время шло, стремившееся к зениту солнышко уже старательно припекало, а нам надо было не только детишек с крыши в их первый самостоятельный полёт отправить, но и между собой разногласия хотя бы временно уладить, да к Максу на ковёр успеть. А он долго ждать не любил. Если бы не необходимость как можно дольше оставаться незамеченной, то точно не удержалась бы и начала глумливо похихикивать или душераздирающе вздыхать, постоянно поглядывая на часы. Глядишь, они бы психанули, да шустрее вперёд поскакали. Ну, или назад — не велика потеря.       Но глумливо хихикать начали и без меня, причём даже не Эрик, а отчего-то подозрительно довольный жизнью Питер. Он уже взобрался на выступ крыши, скривившись, сорвал с себя сковывавший движения белый пиджак и как раз прицеливался им в валявшуюся неподалёку серую кофту Сухаря. Ну конечно, где одна пакость, там и две! Они тут все сейчас свой мусор побросают, а убирать потом за ними кто будет? Ничего, мы их быстро к порядку приучим.       — Счастливо оставаться, сосунки! — Хэйес махнул толпе рукой, самодовольно ухмыльнулся и сделал эффектное сальто назад, улетев в темнеющий провал. Вот же идиот, право слово.       — Идиот! — вторя моим мыслям, презрительно сплюнул Лидер. — А теперь, драгоценные наши недоделки, скажите мне, что этот клоун сделал неверно? Как вы думаете, какую грубейшую ошибку он совершил? Конечно, кроме выбора фракции — с такими мозгами у нас долго не живут.       Что правда, то правда. Мы тут не в игрушки играем, и если бездумно скакать с крыш, под пули и перед Изгоями, то до старости точно не дотянешь. А ещё, на минуточку, у нас тут у каждого при себе всегда имелось личное оружие. Стрелковое, конечно, хранилось в оружейной или в личных апартаментах, если такие имелись, но холодное-то всегда было при себе (за исключением старшего и высшего командных составов — мы обязаны были всегда таскать с собой огнестрел). Поэтому наличие у человека самодисциплины и здравого смысла в наших рядах было обязательно. Дураков мы у себя не держали, доверять им оружие и свою спину никто бы не стал. Так что в глазах всех присутствовавших на крыше полноправных Бесстрашных Питер только что потерял очень много баллов.       — Он неправильно прыгнул. — негромко, но достаточно уверенно сказал здоровяк из первого ряда. Он как раз намеревался прыгать следующим, поэтому стоял ближе всех к краю крыши и Эрику, соответственно. Да это же один из тех ребят, кто привлёк моё внимание ещё на Церемонии! Неплохо.       — Имя, неофит?       — Эдвард, сэр.       — Поясни-ка своим будущим товарищам, Эдвард, что конкретно ты имел в виду, говоря, что он «неправильно прыгнул»? — вкрадчиво протянул ужас неофитов и мягкими шагами скользнул ближе к пареньку.       У-у-у, зараза какая! Всех детишек мне сейчас распугает! Ещё немного и они сами со всех возможных концов крыши попрыгают, лишь бы от него подальше. И я вот даже винить их за это не могу.       — Сэр, он прыгнул спиной вперёд. А ещё головой вниз. Сэр.       — А почему так делать не следует, как ты считаешь?       — В таком положении невозможно заранее увидеть место приземления, а потому и мало шансов успеть вовремя сгруппироваться, тем самым минимизируя возможный урон, сэр.       — Всё верно, неофит! — я даже на расстоянии чувствовала, как по венам Эрика растекалось удовольствие от обнаружения хотя бы одного толкового экземпляра среди безмозглого стада баранов. — Запомните раз и навсегда. Если приходится бросаться в неизвестность, то обязательно нужно иметь максимально возможный обзор места падения или приземления. Не вздумайте жмуриться, отворачиваться или, тем более, прыгать спиной или головой вниз. Само собой, если целью вашего манёвра не является самоубийство, — он ехидно оскалился и пожал плечами. — Тогда, конечно, можете прыгать, как хотите: хоть штопором головой в камни, хоть задницей на арматуру — выбор за вами. А если всё же вы решите пожить подольше, — Лидер снова посуровел, — то настоятельно рекомендую вам озаботиться личной безопасностью и всегда думать головой. Прыгая вниз, частично согните колени и вытяните руки вперёд или в стороны, — он встал на уступ лицом к неофитам и продемонстрировал им нужные движения. — Так вы сможете попытаться оттолкнуться, откатиться или отпрыгнуть от препятствий перед вами, ну или ухватиться за различные выступы или арматуры, по возможности, встреченные на вашем пути, чтобы остановить или же хотя бы замедлить падение в случае крайне неблагоприятных условий места приземления. А клоун, что решил так эффектно сделать вам ручкой, если не успел собрать свои конечности в кучку и сгруппироваться, сейчас лежит там внизу со сломанной шеей, и, я уверен, ему уже не так весело. Ну что, недочеловеки, — он спрыгнул на гравий крыши и встряхнулся, сгоняя с плеч лишнее напряжение, — урок усвоен? Вопросы есть?       — А почему вы называете нас то недоделками, то недочеловеками? Сэр! — вдруг звонко и очень сердито раздалось из тут же что-то согласно замычавшей толпы.       Под пристальным взглядом Эрика вперёд шагнула мелкая девчонка в предсказуемо чёрно-белой одежде. С выходцами из Искренности первое время всегда так, пока хорошенько не пообломаются, не пообтешутся. Вот и Ал стоял рядом с ней и старательно кивал в поддержку её слов. Какие-то в этом году неофиты слишком наглые, разговорчивые и туго соображающие. Они тут, на минуточку, стояли перед одним из своих Лидеров, а вели себя, как непуганое стадо. Неужели не понимали, что подобное поведение обязательно аукнется им в ближайшем же будущем?       — Потому, деточка, — Эрик насмешливо выплюнул это слово, — что полноценных людей из вас нам ещё только предстоит вырастить. И, глядя на вас, я уже сильно сомневаюсь, что у нас хоть что-то получится. Ведь к своим годам вы ещё даже вести себя не научились! — жестко припечатал он их.       Ну а что? На мой взгляд, всё правильно сказал. Наверное, хорошо, что хоть в чём-то наши мнения совпадали.       Пискнувшая не к месту девчонка покраснела и отступила назад в попытке затеряться в толпе. Поздно, детка, тебя уже запомнили.       Но тут с края крыши подал голос Эдвард, который терпеливо ждал разрешения на прыжок, и о котором все благополучно забыли. Вот уж кто — золотой неофит!       — Сэр?       — Что, уже почти мой самый любимый неофит этого набора?       — Мне уже можно прыгать, сэр?       — Прыгай, конечно! Кто ж тебе не даёт? Клоуна вашего давно бы уже убрали в случае чего, — отмахнулся от него Эрик.       Золотко не заставил себя долго ждать и сделал всё, как по учебнику.       — Ну что, кто следующий?       — А разве Вам можно выделять себе любимчиков среди неофитов? — снова смело подала голос всё та же девчонка. Интересно, она глупая или бессмертная? Под убийственным взглядом начальства, соплюшка быстро съёжилась и тихо добавила, — Сэр…        — А кто мне запретит это делать? Может быть, ты? М-м? — Эрик, блеснув на солнце присингом, выразительно поиграл бровями, на что та только судорожно сглотнула и замотала головой, мол, что вы, нет, никак не она. — Раз ты у нас такая смелая, бойкая и ко всему уже готовая Бесстрашная, то, наверное, ты очень хочешь прыгнуть следующей, верно? Или всё же тебе пора на поезд?.. — тихо и вкрадчиво протянул он, видя, как отчаянно та его боялась.       — Сэр! Можно я прыгну следующим?! — о, а вот и Уилл храбрости набрался.       Печально, честно говоря. После его решительности на Выборе, я ожидала, что он прыгнет, если не первым, то уж точно в первой тройке. Разочаровываешь, мальчик. Стоял себе, не отсвечивал, а сейчас чего вдруг всполошился? Увидел даму в беде? Тьфу, гер-рой! Не нужна ей твоя помощь, Рыцарь, она сама должна научиться вовремя прикусывать свой язык. Этих детей ещё столькому предстоит научить… Как же хорошо, что заниматься этим придётся не мне, у меня бы никакого терпения и человеколюбия на них не хватило.       — Имя?       — Уилл!       — Уилл, значит… Ну что ж, прыгай, защитничек. Только вот, — Эрик растянул губы в очередной хищной улыбке, — ты-то прыгнешь, а она всё ещё останется здесь. Ну как, сильно ей помог? — и приглашающее махнул рукой, обидно посмеиваясь.       Неофит побледнел, понял, что геройство не удалось, но, деваться некуда, пришлось идти и прыгать.       — Сэр… — снова раздался голос неугомонной Сороки.       Почему именно Сорока? Да потому что тоже чёрно-белая, любопытная и всё никак не заткнётся. У меня самой появилось жгучее желание отвесить ей хорошего такого пинка, страшно представить, как бесился Эрик. В былые годы он бы её уже давно удавил, а теперь — нельзя. Нужно самому от душевных порывов удерживаться, да при этом ещё и лицо держать, всё ж Лидер — большое начальство, мать его.       — Что на этот раз, неофит? — с трудом сдерживая рык.       — Можно мне… ну… Можно я следующая прыгну?       — М-мать!.. — он возвёл глаза к ясному синему небу, наверное, прося подарить ему ещё парочку вагонов терпения или хотя бы поразить надоедливую неофитку карающей молнией, а потом резко рявкнул, — Иди уже! Хочешь, даже подтолкнуть могу? Для ускорения. Что?.. Не очень хочешь? Да ты просто не знаешь, что теряешь. Точно нет?.. Тогда бегом марш, неофит! Чего встала?! Только время зря тянешь.       Перепуганная девчушка бегом кинулась к краю крыши, подгоняемая нелестными замечаниями со стороны Лидера, и ненадолго замерла на краю, собираясь с духом.       — А пока это юное и невероятно доставучее создание отправляется в свой первый и такой долгожданный мною полёт, я вам напомню, что у вас на всё про всё осталось чуть больше двадцати минут. Время идёт, а вас тут всё ещё достаточно много… Прыгнуть всем в раз у вас не получится. Точнее, — он недобро хмыкнул, — прыгнуть-то вы можете попробовать, а вот удачно приземлиться всем вместе вам точно не удастся. Поэтому пошевеливайтесь или проваливайте! — не сдержавшись, практически рявкнул на них Эрик.       Пока он разорялся, стараясь не лопнуть, я внимательно разглядывала Сороку, стоявшую на краю крыши. Поразительно, но как же она была похожа на меня лет в четырнадцать-пятнадцать… Такой же маленький рост, худенькая, «птичья» фигурка, смуглая кожа, чёрные непослушные волосы, тёмные глаза и пухлые губы, которые она сейчас плотно сжимала. Странно, что я не обратила на неё внимание раньше, ещё в Зале Выбора. Даже имя её не запомнила: Карина? Камилла? Нет, всё не то… Но тут неофитка перестала поджимать губы и хмурить брови, и сходство практически моментально пропало. Да — мелкая, да — тёмненькая и смугленькая. Подумаешь, да в Чикаго таких — толпы!       Тем временем малявка сбросила с худеньких плеч белый приталенный пиджачок и кинула его в потихоньку растущую кучу. Вот, я же говорила! Как чувствовала. А сколько еще их таких сегодня будет? Определённо, стоит перехватить кого-нибудь из сопровождающих, они и так сегодня были за нянек, так пусть бы заодно и прибрали за вверенными им детишками. Нечего здесь свалку устраивать.       — И-и-и-и! — с оглушительным визгом соплюшка наконец-то отправилась в полёт. Но, стоит заметить, что она всё сделала правильно, в точности повторив за Лидером все показанные движения.       Хотелось подойти ближе и самой увидеть её приземление, но мне ещё рано было показываться Эрику на глаза, иначе я рисковала полететь следом за Сорокой, при этом головой вниз и с ускорением от лидерского пинка. А мне так баловаться ну никак было нельзя — убиться, конечно, не убилась бы, но весь годами наработанный авторитет точно бы растеряла. Сиюминутный порыв пришлось сдержать, но мне хватило и довольного хмыка от нашего злыдня. Вот уж кто не отказал себе в удовольствии насладиться зрелищем.       — Ну что, кто следующий?       — Сэр, можно я? — о, наконец-то и урождённые подтянулись.       Вперёд вышел бойкий темнокожий парнишка. Не знаю, как его зовут, но точно помню, что его старший брат пару лет назад проходил инициацию вместе с нашей малышкой Флай. «Нашей» потому что она, хоть и не являлась членом моего отряда, но приходилась младшей сестрой одной из моих подчинённых — Скай. Перейдя в Бесстрашие следом за ней, девочка быстро и прочно влилась в нашу компанию. Эх, скорей бы вечер…       За первым урождённым один за другим потянулись и другие, изредка перемежаясь перешедшими. Отлично, значит, в их рядах уже установилось негласное лидерство, и теперь было понятно через кого, в случае надобности, следовало на них влиять. Урождённые новички быстро и без лишней суеты строились друг за другом, подходили к краю крыши, группировались и молча прыгали вниз. Приятно было видеть, что хоть в ком-то имелись зачатки дисциплины и самоорганизации. Хотя, стоило заметить, что некоторые особо бойкие девчушки всё же умудрялись при этом строить глазки нашему грозному Лидеру, который, глядя на их ужимки, сердито хмурил брови и презрительно кривил губы. Вот уж воистину — Бесстрашные!       Тут мимо меня к краю крыши прошла премилая урождённая: блондиночка с кукольной внешностью и насмешливым взглядом. Казалось, что всё происходящее её очень забавляло. Поравнявшись со мной, она на несколько секунд остановилась и, глядя мне чётко в глаза, улыбнулась, приветствуя, а так же показывая, что прекрасно меня узнала и оценила мой незамысловатый манёвр. Я с большим удовольствием вернула ей широкую улыбку во все клыки и подмигнула в ответ, а потом быстрым взглядом в сторону крыши и Лидера намекнула неофитке, что стоило бы поторопиться. Та улыбнулась ещё шире, коротко кивнула и припустила навстречу пропасти и что-то ворчавшему себе под нос Эрику. Какая, однако, интересная девочка...       Людей на крыше с каждой минутой становилось всё меньше, и оставаться незамеченной стало сложнее. Я попробовала было обойти наших сопровождающих и до поры до времени отсидеться за их широкими спинами, но они отчего-то мою идею не оценили, опасливо косились и старались поскорее отодвинуться от меня подальше. Вот же заразы! Ну, что бы я им такого сделала, в самом-то деле? Но бравые бойцы об этом задумываться не спешили, продолжая тихонько отступать под бочок к родному и более надёжному, на их взгляд, Лидеру. Мне невероятно везло, что тот очень ответственно подходил к своей работе и всё это время внимательно следил за прыгунами. Но такое счастье не могло длиться вечно.       И вот настал момент, когда на крыше осталось всего два неофита: Ал, чему я даже не удивилась, и здоровенная такая дама, рядом с которой высокий и широкоплечий бывший правдолюб смотрелся среднестатистическим подростком. Вот это богатырский разворот плеч, вот это кулачищи!.. Такую в былые времена впереди войска и конницы не стыдно пускать было, все враги бы сами от такого внушения разбежались. Чего она при этом боялась, я искренне не понимала.       — У вас осталась ровно одна минута, — обернулся к оставшимся Эрик. — Меня не волнует, как вы в неё уложитесь и уложитесь ли вообще. Время пошло. Кто из вас готов прыгнуть, а кто сядет на поезд?       Девушка… Как же её там… Менди? Мелли? Молли! Точно. Очень трудно перебороть диссонанс, возникающий от несоответствия такого милого и игривого имени с внешностью бывалого спортсмена-тяжеловеса. Так вот, Молли уже начала двигаться к краю крыши, когда Ал резко оттолкнул её плечом в сторону и с разбега сиганул вслед за остальными неофитами. Ого, а малыш-то оказался не только трусоват, но и подловат! Какой, однако, интересный набор у нас в этом году получился, чувствую, они не дадут инструкторам заскучать.       — Ты! — злобный вопль, подобно раскату грома, разнёсся на всю округу, вспугнув с соседней крыши небольшую стайку птиц.       Бесстрашные из сопровождения, ранее в поисках защиты прибившиеся к Лидеру, даже немного присели, с опаской крутя по сторонам головами и ища безопасные пути отступления. Похоже, до них потихоньку начал доходить весь ужас совершённой ими тактической ошибки: не в ту они сторону отползали, ой не в ту. Теперь бедняги находились аккурат между разъярённым Эриком и переставшей прятаться вредной мной. Не повезло им, надо было сразу вслед за неофитами прыгать, а теперь всё — шанс упущен.        А я что? Стояла себе, взгляд в пол, скромно ножкой гравий ковыряла, честно молчала и не отсвечивала, все ядовитые комментарии отпускала исключительно мысленно, ни одного вслух. Ну разве не золотко? Вот и я думаю, что да. А Эрик почему-то совсем так не считал, вон: пыхтел злобно, шипел себе под нос что-то откровенно матерное и кулаки сжимал. Наверное, представлял, что на моей шее.       Ох, «дядюшка», ну и удружил же ты мне с этим назначением, теперь хоть беги и сама с крыши прыгай, да только не за неофитами, а с противоположного края, откуда наш Великий Ужас грозился всех нерадивых скинуть. Чтоб наверняка. Хотя тут ещё неизвестно, кого Макс решил наказать больше: меня или Психа этого, убивать обученного. Наверное, всё же обоих, уж сколько мы ему за эти годы нервов вымотали, сколько крови попортили…       — С… Сэр! Вы чего?.. Вы куда?! — испуганно закричала Молли, увидев, что Лидер угрожающе двинулся в её направлении с крайне злобным выражением на лице. Бедная девочка ведь не знала, что его гнев был направлен совсем не на неё, а очень даже на меня, и так внезапно сложилось, что стояла я прямо у неё за спиной. Похоже, несчастная неофитка решила, что разбушевавшийся Бесстрашный шёл по её душу, чтобы выполнить обещанное. И точно. — Не надо меня скидывать! Я сама! Сама спрыгну, только можно туда, за остальными?.. — и робко указала на край крыши, за которым зиял тёмный проём.       Эрик резко остановился, будто напоролся на невидимую преграду, сморгнул и, кажется, только сейчас заметил препятствие между нами. М-да, цель вижу, в себя верю…       — Ты. Почему. Ещё. Здесь?! А ну пошла! У тебя пять секунд, неофит!       Молли справилась за три.

***

      С тоской посмотрев вслед шустрой неофитке, я грустно вздохнула. Эх, вот бы и мне так можно было. Не то чтобы я действительно боялась Эрика — нет. Он, конечно, тот ещё псих, машина для убийства, страх и ужас и далее по списку, но не совсем же он без тормозов. Что, кстати, доказывала его должность Лидера. Никто бы не доверил власть маньяку-садисту, к тому же вооружённому до зубов. А что буйный немного, так с кем не бывает? Молодой ещё, перебесится. Да и фракция у нас такая: мы тут, как-никак, не цветочки выращивали, так что силу очень уважали. А если эта сила подкреплена мозгами и упорством, то просто невозможно с ней не считаться. Себе дороже выйдет.       О-о-о, уж кто-кто, а Эрик отлично знал множество способов сделать бо-бо и испортить жизнь ближнему своему, что периодически и демонстрировал всем желающим и не очень. Но ведь и я, отнюдь, не девочка-ромашка. И должность свою я не за красивые глаза получила. И тихие проклятия мне в спину тоже не просто так летели.       Что интересно, как бы сильно мы друг друга не недолюбливали, но при этом оба безоговорочно признавали силу, мастерство и заслуги другого, да и не сказала бы, что всерьёз пытались подсидеть или навредить друг другу. Нет, каждый из нас отлично себя чувствовал и на своём месте. А ещё мы старались лишний раз не втягивать окружающих в наше противостояние, я имею ввиду — по крупному, с печальными для них последствиями. И очень не любили, когда кто-то начинал заниматься самодеятельностью и делать гадости одному, чтобы задобрить другого. «Это только наша лужа, нам тут и вдвоём тесно», — примерно так мы потом объясняли непрошеным добродетелям, только больно. Но так было не всегда…       Наше с Эриком противостояние сил, характеров и прочих дуростей существовало в отрыве и без ущерба для нашей основной деятельности во фракции, имело сугубо личный характер и тянулось ещё со времён нашей счастливой и сопливой юности. Эта гора избыточного тестостерона тоже родилась в Эрудиции. Это именно ему я в свои двенадцать лет чуть не сломала нос и очень хотела переломать руки-ноги.       Эрику тогда было пятнадцать, он уже точно знал, что выберет Бесстрашие и, проявляя свой поганый характер, вовсю шпынял «никчемных слабаков». Он глумился над подростками, с поистине невероятной наглостью занимаясь этим прямо на территории школы, ни от кого не скрываясь. Учителям и замшелым профессорам не было никакого дела до разборок малышни, у них своих забот хватало. Поэтому злой мальчишка, не получив ни достойного отпора от сверстников, ни наказания от взрослых, уверовал в собственную правоту и безнаказанность, ни в чём себе не отказывая. А я тогда была натурой порывистой и не терпящей даже малейшей, на мой взгляд, несправедливости. Иными словами: сначала делала, а потом думала, зато с размахом и от чистого сердца.       Как-то раз я увидела, как Эрик кошмарил моего знакомого паренька, который являлся одним их немногих, кто, несмотря на все мои причуды, хорошо ко мне относился. Тот мальчишка хоть и был моим ровесником, но выглядел заметно младше своего возраста, так как часто болел, был слаб и очень застенчив, а потому постоянно отводил взгляд и безбожно сутулился. Всем своим существом он олицетворял идеальную жертву для отъявленного школьного хулигана, прямо-таки каноничную, я бы сказала. Естественно, Эрик не смог пройти мимо.       В тот день я была сильно расстроена и зла после результатов письменного теста на склонности, точнее из-за обидной незаслуженной нотации, последовавшей за ним. Мне в очередной раз пришлось краснеть перед всей группой, по сути, ни за что. Тогда казалось, что ко мне придирались специально и относились абсолютно несправедливо. Кипя от обиды и негодования, я выбежала из дверей школы, совершенно не глядя, куда несусь, и тут же со всего маху влетела лбом в спину местному хулигану, который по роковому стечению обстоятельств оказался на моём пути. От внезапного толчка тот не удержался на ногах и полетел вперёд, натолкнулся на кого-то перед собой, споткнулся и упал. Стоявшие вокруг ребята замерли и в испуге переводили взгляды с меня, хмурившейся и потиравшей ушибленный лоб, на парня, который уже вставал, отряхиваясь от грязи, и выплёвывал тихие злые слова пополам с вездесущей уличной пылью. А потом я разглядела в кого так «удачно» вписалась, а вместе с ним и компанию его верных прихвостней, плотным кольцом столпившихся вокруг нас.       Честно говоря, сначала у меня даже дар речи пропал от растерянности и испуга. Так свезти могло только «неправильной» мне! Где-то на задворках сознания промелькнула мысль, что в этот раз я точно допрыгалась, и вот сейчас-то меня и разберут на атомы, да так, что и мама потом обратно не соберёт. А через несколько томительных секунд я услышала болезненный стон и увидела, как на земле лежал и поскуливал от боли и страха тот самый мальчишка, а снёсший его школьный хулиган не обращал на него никакого внимания.       — Ну и кто у нас тут такой смелый нашёлся? — наспех приведя себя в относительный порядок, зло протянул гроза Эрудитов-ботаников. — Ты кто такая и чего влезла в чужие разборки? Тоже, что ли, получить захотела?       Тут-то я в полной мере и осознала, что влетела в очередное его «учение уму-разуму сирых и убогих», жертвой которого стал мой хороший приятель, почти даже друг. А ещё, что новой мишенью только что стала я, причём без какого-либо серьёзного на то повода, просто за то, что оказалась не в то время не в том месте. И такая жгучая обида на меня накатила, что словами не передать! Мне в один миг стало так нестерпимо жалко и себя, и приятеля, и всех остальных ребят, над кем хулиган уже успел поиздеваться, и тех, до кого он ещё только собирался добраться. Всё это тут же легло на благодатную почву из школьных расстройств, да помножилось на мой нелёгкий характер и нывший от ушиба лоб и, в конце концов, вылилось в неудержимую злость и агрессию. Меня так никогда даже противная тётка Нора на пару с Зевсом не доводили. Вот меня и понесло.       — Ах ты мерзкий, злобный болван! — закричала я на хулигана и шагнула вперёд, больно толкнув его в грудь. — Тебе что, больше заняться нечем, кроме как над слабыми издеваться?! Ты кем тут вообще себя возомнил?!       Опешили не только Эрик с его командой подпевал, но и ранняя их жертва, что, всё ещё сидя на земле, размазывала по лицу сопли, да, наверное, и все, кто был в это время во дворе школы. От злости я кричала во всю силу своих лёгких, голос был тонкий, звонкий, так что концерт был прекрасно слышен всем вокруг. Мне же было не до каких-то там зрителей, я выплёскивала весь накопившийся во мне негатив, попутно неся в массы добро и причиняя справедливость. Так что ещё неизвестно, кто на самом деле в тот раз кому под горячую руку попался.       Какое-то время я успешно теснила растерявшегося обидчика, не ожидавшего от мелкой и слабой жертвы какого-либо отпора, но он достаточно быстро пришёл в себя. Оттолкнув мои руки, парень крепко сцапал меня за шиворот и, чуть приподняв, хорошенько встряхнул. Да так, что только зубы клацнули! Эрик уже тогда был выше меня почти на две головы и не пренебрегал тренировками, поэтому соотношение сил и комплекций ему это с лёгкостью позволяло. Как язык не откусила, не знаю, воистину — настоящее чудо!       Подтянув меня ближе, нос к носу, хулиган начал тихо, но угрожающе мне объяснять, что он тут вообще-то будущая великая звезда Бесстрашия, он большой, он сильный, а значит, порядки здесь устанавливал, опять же — он. А так же то, что я являлась кем-то столь же значимым, как и пыль под его ногами: мелкой, слабой и, вообще — девчонкой! Последнее, похоже, было в его понимании самым страшным недостатком.       Я же, шалея от собственной смелости, также сгребла его за ворот и подтянулась на носочках в попытке выглядеть выше и внушительнее. Теперь была уже моя очередь шипеть ему в лицо обидные фразочки, сводившиеся к тому, что я — золотко, а он — собака сутулая. Конечно, выражения были другие, не такие «страшные», ведь откуда приличная девочка могла знать такие словечки? Правильно — неоткуда. Откуда знаю сейчас? Так теперь я неприличная Бесстрашная, и мне частенько приходится общаться с личностями, которые понимают собеседника исключительно на этом диалекте. Издержки профессии, так сказать.       Неизвестно до чего бы мы в итоге договорились, но тут снова подал голос тот самый, уже благополучно всеми забытый мальчишка. С болезненным стоном он тяжело поднялся на ноги и, вытирая кровь из разбитой губы, отчаянно стенал над разорванной книгой, сосредоточившись на более серьёзной, на его взгляд, беде и больше не обращал ни капли внимания на устроенное нами представление. В тот момент я, уже почти успокоившаяся, смогла внимательнее разглядеть на приятеле последствия Эриковой «науки», и меня понесло на второй круг.       — Ах ты ж морда бесстыжая! — выкрикнула когда-то услышанное от тётки ругательство. — Да как тебе только не стыдно — руку на малыша поднимать?! Да какой же из тебя Бесстрашный? Так — пшик один! Они должны защищать людей, а ты только всех обижаешь, запугиваешь да крутого из себя строишь. Ты взгляни на него, — ткнула пальчиком в снова начавшего прислушиваться к нашим разборкам паренька, — в грязи его извалял, лицо разбил, книжку порвал… Тоже мне, защитничек фракций нашёлся! Это от таких, как ты, надо народ защищать!       — Э-э! Ты чё несёшь, блаженная? — встречно возмутился Эрик. — Не трогал я его. Мы только разговаривали, это ты на нас налетела, ненормальная!       — Ага, давай, вали всю вину на меня! Скажи ещё, что это я вам тут всем лица поразбивала и кошмарю вас ежедневно, никому проходу не даю, да по углам гоняю!       — Да сказано тебе: не трогал я его!       «Не трогал», «не трогал он его», «не били мы никого», «не успели ещё…», — в поддержку заводилы неуверенно раздалось от компании подпевал.       — Ой, вот только вас спросить забыла! — тут же перепало и им. — Вы всё время так замечательно сидели в сторонке и не отсвечивали, что не надо и начинать!       Решив, что на этот раз уж точно всё всем сказала, я стремительно направилась к приятелю, как смогла, отряхнула его от грязи и протянула ему чистый носовой платок. Ну и что, что тот уже второй месяц в кармане жил, стирался и вообще изображал заплатку, им же не пользовались, значит, чистый! Пока мальчик всхлипывал и вытирался, я подняла с земли надорванный талмуд, быстро собрала в него выпавшие листы и принялась «успокаивать».       — Ну всё, ну хватит... ведь не болит уже?.. Ну хочешь, подую, где болит? Всё-всё, успокойся, пойдём, провожу тебя домой. И не обращай больше внимание на этого дурака, а если что — сразу мне говори, уж я ему — ух!.. — и ка-ак взмахнула рукой с зажатой в ней тяжёлой книгой в сторону упомянутого дурака, а тот возьми — да за время утешений подойди поближе.       Как он орал!.. Как его дружки от страха бледнели! А уж как мы с приятелем со всех ног драпали — никакими словами не описать! Вот так я, «слабая малявка» и «девчонка», на глазах у кучи народа расквасила нос будущей Великой Звезде всея Бесстрашия.       После случившегося я первое время опасалась ходить в школу, передвигалась по коридорам только в компании профессоров и учителей, постоянно оглядываясь и ожидая, откуда на этот раз выпрыгнет мой личный кошмар. А потом, поднабравшись знаний и наглости (в большей степени наглости, конечно), гордо задрав нос, маршировала по коридорам, не боясь дать отпор возможным обидчикам. Благо, до действительно серьёзных драк дело ни разу не дошло. За разбитый Эриков нос я отделалась лечебным, по его словам, поджопником. По его замыслу после этого я должна была проникнуться и сидеть в будущем тише мыши. Я прониклась, правда! Только решила, что лучше будет мне самой постичь искусство отвешивания лечебных, усмиряющих и мотивирующих пинков и тумаков, а в идеале, даже превзойти мастера.       На следующий день после того случая «спасённый» приятель попросил, чтобы я больше к нему не подходила, сказал что больше не хочет со мной дружить и общаться, потому что, видите ли, я унизила его как мужчину. Да-да, вот прямо так и сказал! Потом ещё добавил, что мы с Эриком оба чокнутые и опасны для общества, поэтому всем нормальным людям нужно держаться от нас подальше. А через несколько дней он пополнил собою компанию прихвостней главного хулигана школы.       Так я усвоила для себя три казавшихся очень важными урока. Первый: некоторые мужчины — существа очень нежные, с тонкой и хрупкой душевной организацией. Их слишком легко обидеть. Второй: эти же мужчины абсолютно непоследовательны в своих мыслях, решениях и действиях. Не нужно пытаться их понять с точки зрения логики. И третий и, наверное, самый главный: мужчинам доверять нельзя. Позже мамина история только укрепила меня в этом мнении.       Наверное, даже немного забавно, но лично мы с Эриком не знакомились. Кто он такой я знала и раньше, а после той нашей стычки и он обо мне разузнал. Почти всё оставшееся время до его ухода мы не давали друг другу жить спокойно, устраивали различные каверзы и мелкие пакости. А потом жизнь закрутила в своём затейливом хороводе так, что каждому из нас стало не до того. Он ушёл в другую фракцию — строить свою новую жизнь, а мне пришлось очень быстро повзрослеть.

***

      Когда я, как и Эрик, сменила Эрудицию на Бесстрашие, долгое время мы даже не пересекались ни разу, а если и было дело, то мы просто друг друга не узнавали. Но подобное счастье не могло длиться вечно.       В то время на улицах Чикаго было неспокойно, Афракционеры совершали нападение за нападением, фракции срочно требовались бойцы, и поэтому Лидеры приняли решение ускорить наше обучение, благо оставалось только подтянуть боевые навыки и прогнать нас через пейзажи страха. В помощь инструкторам выделяли свободных на момент тренировок бойцов, чьей задачей было закрепить в нас навыки рукопашного боя, а также научить, как действовать в условиях реальной драки. Бывалых Бесстрашных и неофитов вызывали по очереди парами. Пока одни были на ринге, остальные должны были внимательно следить, слушать пояснения инструкторов и запоминать. Во время одной из таких тренировок мы с ним и встретились нос к носу.       — Эрик, Мойра! На ринг! — пока кружили по рингу, присматриваясь к противнику, постепенно приходило узнавание пополам с удивлением.       И правда, нам обоим было от чего удивляться. Услышав моё имя (а оно, мягко говоря, редкое) он мог вспомнить шебутную мелкую девчушку с тощей нескладной фигурой и вечно растрёпанными, торчащими во все стороны лохмами. В реальности же перед ним стояла молодая молчаливая девушка в хорошей физической форме, гибкая, ловкая, со спокойным, внимательным взглядом и волосами, заплетёнными в афрокосы и аккуратно убранными в тугой пучок. От меня прежней осталось мало: низкий рост, смуглая кожа да, пожалуй, упрямо сдвинутые брови. Но и он не был похож на того, кого я запомнила.       За прошедшие три года Эрик сильно возмужал, в серьёзном молодом человеке почти невозможно было узнать того порывистого мальчишку с горящим взглядом. Передо мной стоял сильный, уверенный в себе воин с холодными глазами, сурово сжатыми губами, вызывающими татуировками (это просто я тогда ещё к местной моде не привыкла), стальными мышцами и тридцати пяти фунтовыми кулаками, готовый ломать кости любому, на кого укажут. В тот раз ему указали на меня. Нет, не чтобы убить, конечно! Но научить. А с его методами преподавания я уже была знакома, только вот сомневалась, что они изменились вместе с ним, поэтому была уверена, что ничего хорошего меня не ждёт. И, в общем-то, не ошиблась.       После взаимного узнавания и сухого приветствия мы начали пробно обмениваться ядом. Слабенько, неуверенно, как будто заново учились ходить. Видимо, наши неторопливые круги по рингу здорово успели надоесть одному из инструкторов, и он решил нас поторопить. В своём духе.       — Эрик, заканчивай нянчиться с неофиткой! С каких это пор ты начал сюсюкаться с девчонками? Подумаешь — дивергент. Не сахарная же она, в самом-то деле! Давайте быстрее деритесь и освобождайте ринг, у нас тут ещё куча небитых неофитов своей очереди дожидается!       После его слов Эрик внезапно переменился в лице, как-то весь подобрался и резко пошёл в атаку. И если от пары первых ударов я ещё смогла кое-как увернуться, то от более точных и продуманных уйти не получилось. Речи об ответных атаках даже идти не могло. Было больно. Очень. Щадить меня Эрик не собирался, он не сломал мне все кости, наверное, только потому, что было нельзя — неофит всё-таки. Ну или потому что я отключилась раньше.       Очнувшись в лазарете, я остро осознала, что боюсь нового Эрика, вот такого: дикого, безжалостного, озлобленного до предела. На какое-то время он даже стал одним из моих пейзажей страха, в котором каждый раз убивал меня голыми руками. Я не раз пыталась понять, какая муха его укусила, мы же никогда раньше не дрались так ожесточённо, даже остервенело. Тычки, толкотню, пинки и подножки можно не считать. А теперь он меня избил расчетливо и методично, с отличным пониманием того, что делал, и убил бы, если бы у него была такая возможность. Когда-то давно между нами была глупая детская вражда, которая, по сути, являлась мелкой вознёй в песочнице и никак не могла вызвать такую сильную злость после стольких лет. Теперь же во взгляде Эрика полыхала чистейшая ненависть, а что могло послужить ей причиной, я даже представить себе не могла.       На следующий день Эрик снова вышел со мной на ринг, и история повторилась. И на следующий. Такое происходило раз за разом, если я была в состоянии присутствовать на тренировке. В ту пору я стала постоянным гостем в лазарете. На все мои попытки поговорить Эрик отвечал игнором, агрессией или такими забористыми и далёкими посылами, что без провожатых не дойдёшь. Несколько раз эти «разговоры» заканчивались очередной дракой, после чего я опять отправлялась в медчасть залечивать синяки и ушибы.       Наверное, такое его поведение тоже немало послужило для меня, своего рода поводом стать лучше и сильнее. Я занималась усерднее, загоняла себя, тратила на дополнительные тренировки почти всё свободное время, даже после отбоя, благо залы были открыты для всех желающих круглые сутки. Одинокой тенью в ночи я не была, помимо меня там можно было встретить как других неофитов, в том числе и урождённых, так и полноправных членов фракции.       В какой-то из поздних вечеров со мной в зале оказался и один из наших инструкторов, чьего имени я тогда не знала, но все звали его Фор, как цифру. Когда услышала его прозвище, моей первой мыслью было: «А куда дели остальных трёх?» Как же хорошо, что у меня хватило ума не ляпнуть этого вслух. Позже на тренировках стало понятно, что он был отличным бойцом и совсем не уступал Эрику по силе и навыкам. Не трудно представить, что бы могло меня ждать, не сдержи я свой длинный язык.       Увидев, как я в очередной раз отчаянно воюю с боксёрской грушей и отнюдь не побеждаю в этом эпичном сражении, Фор решил подойти и прекратить безобразие. Уж не знаю почему, но он взялся помогать мне с тренировками. То ли ему меня стало жалко, то ли за честь фракции стыдно, то ли просто было скучно, а может, не смог больше смотреть на это убожество, не суть важно. Главное то, что он решил подробно разобрать со мной, что же я делала не так. Около месяца мы встречались с ним каждую ночь, и он по нескольку часов измывался надо мной, гоняя по залу и полосам препятствий, валяя на ринге и отрабатывая старые и новые приёмы. В одну из таких встреч у нас состоялся короткий, но заинтересовавший меня разговор, а начал его Фор в попытке предостеречь меня от неприятных сюрпризов.       — Мойра, я должен тебя предупредить: когда Эрик узнает, что я помогаю тебе с тренировками, то взбесится не на шутку.       — Почему? Разве это запрещено? — внутри моментально вспыхнула паника, отказываться от занятий никак не входило в мои планы, но и нарушать правила фракции в моём положении тоже не стоило.       — Нет, с этим проблем не будет. Всему виной его личная ко мне неприязнь, если не сказать «ненависть». Вы с ним и так в ужасных отношениях, а моя помощь только усугубит ситуацию. Надеюсь, ты понимаешь последствия? Хочу, чтобы ты знала, что в любой момент можешь прекратить это и больше не приходить на наши тренировки.       — Что за глупости, Фор? — сказать, что он удивил меня, было бы сильным преуменьшением. — Разве ты не видишь, как сильно помог мне за это время? Да если бы не ты, я бы круглосуточно не вылезала из лазарета до самого окончания инициации, а потом бы с треском вылетела к Изгоям. И это только в том случае, если бы Эрик под шумок не свернул мне шею на очередном спарринге. А теперь у меня появился шанс. Реальный шанс, понимаешь?! Если и не уделать его, то хотя бы остаться в Бесстрашии. Хотя уделать бы тоже очень хотелось! — лукаво улыбнулась Фору, получив понимающую улыбку в ответ. — А почему Эрик тебя недолюбливает? У него же вроде бзик на слабаков, а ты в эту категорию точно не попадаешь.       — Мы с ним вместе проходили инициацию, даже почти приятельствовали одно время. А потом столько всего случилось… Я сделал кое-что, точнее не сделал, когда должен был, за это он до сих пор не может меня простить. Да я и сам, наверное… В общем, история давняя, и не нужно тебе в ней копаться. Забудь, что я рассказал, тебе это всё равно не нужно. А теперь давай ещё один бой, и расходимся до завтра. Поехали!       Вскоре наши тренировки начали приносить свои плоды: на спаррингах с другими неофитами, как перешедшими, так и урождёнными, я всё чаще стала выходить победителем. Фор отлично поставил мне удар — загляденье! Мышцы окрепли, улучшилась реакция, пропал страх сделать больно условно «своим», теперь я чётко понимала, как и куда нужно было бить, чтобы получить желаемый результат. Так моё имя в зачётной таблице неумолимо поползло вверх.       На спаррингах с Эриком, я стала держаться лучше и дольше, а потом начала предпринимать попытки атаковать в ответ и всё чаще успешно. Очень удачными для меня стали его участившиеся вызовы на задания фракции. Иногда он пропадал на неделю и больше. Его отсутствие давало мне шанс и время стать сильнее, подготовиться к следующим нашим встречам, не отвлекаясь на лазарет. Фор по-прежнему иногда помогал мне с тренировками, но уже не так часто, ведь я была не единственным неофитом, которому не помешала бы помощь толкового наставника.       Столь стремительное и явное улучшение навыков рукопашного боя привело меня сначала в пятёрку лучших среди перешедших неофитов, а затем и в тройку сильнейших в общем зачёте, даже несколько раз повезло занять первую строчку общего рейтинга. Я то и дело делила её с Блэйком, бывшим Отречённым, который со временем вырос в отличного бойца с разрушительным талантом подрывника, умудрявшегося собирать взрывчатку буквально на коленке и в рекордные сроки, и урождённым Тодео — отличным бойцом и одним из самых смышлёных ребят, что я знала, способным очень быстро придумать хитроумный и максимально вредительский для противников план действий.       Новички, прочно занявшие лидирующие позиции в рейтинге, закономерно привлекли к себе внимание руководителей фракции. Те стали периодически появляться на наших тренировках, внимательно за нами наблюдали, оценивали и прикидывали, в какие подразделения нас лучше отправить по окончанию инициации.       Во время одного из таких визитов меня и заметил Макс. Вскоре он начал вести себя, как Джанин когда-то: лично приветствовал при встречах, пытался завязать «непринуждённые» беседы, только при этом ещё и проявлял нездоровый интерес к моей жизни в родной фракции, семье и, особенно, родителям. Ещё в Эрудиции я хорошо усвоила, что столь пристальное внимание начальства редко приводит к чему-то хорошему, поэтому всячески старалась избегать с ним встреч и разговоров по душам. Но наш главный Лидер всегда добивается своего, так и в тот раз — не смотря на моё отчаянное сопротивление, он быстро узнал всю интересующую его информацию. Выяснив, кто мои отец и мать, он взялся меня опекать. Как я ни пыталась ему объяснить, что подобное внимание к моей скромной персоне было совершенно излишне и несло в себе определённые проблемы, всё было без толку.       Бесстрашные быстро заметили, что глава фракции меня выделяет. Закономерно, большинству из них это очень не понравилось. Не любят у нас халявщиков и лентяев, незаслуженно занявших своё место, а, помня моё почти постоянное проживание в лазарете, со стороны могло показаться, что к этому всё и идёт. Хотя были и те, кто активно начал предпринимать попытки подружиться. Но первых всё же было намно-ого больше. А вскоре Эрик вернулся с очередного затянувшегося задания и узнал свежие новости. Новые гадости с его стороны не заставили себя ждать. Уверена, парой лишних нападений в тёмных коридорах и грязными слухами я была обязана именно ему и его поганому языку.       На следующем же спарринге он вывалил на меня ушат помоев, после чего обвинил в неуставных отношениях с высшим начальством, сделав особый акцент на том, что я обязана своим местом в рейтинговой таблице «хорошей растяжке», а сама по себе как была когда-то пылью под ногами, так ей и осталась.       О-о-о, как же чертовски зла я тогда была! Мне хотелось взять все его мерзкие слова, собрать в один большой ком и затолкать их ему в глотку, чтобы засранец подавился ими и прикусил свой гадкий язык навсегда. Эрик всё прекрасно понял по моему ненавидящему взгляду и, с ухмылкой бросив мне в лицо ещё пару дежурных гадостей, лениво встал в стойку, ожидая, что вот сейчас я взорвусь, кинусь на него сломя голову, и тут-то он меня и встретит «тёпленькую». Да только злость, ненависть и презрение настолько застили ему глаза, что он совершенно не заметил, что от той маленькой порывистой девочки из прошлого у меня нынешней почти ничего не осталось.       Пережитые за последние годы события научили меня многому. Я стала намного более спокойной, уравновешенной, резкость движений и суждений сменилась плавностью и размеренностью, взвешенностью. Слишком рано мне пришлось стать самостоятельной и начать отвечать за себя самой, именно это, наконец-то, приучило меня сначала думать, а потом делать, а не наоборот, как бывало во времена беззаботного детства. Я научилась ставить перед собой чёткие цели и размеренно, но неотвратимо идти к ним. Гер как-то отметил, что я стала расчётливой, как настоящий Эрудит. А «синий пиджак» в Эрике, кажется, впал в кому, если не сдох в муках, в то время как лидирующую позицию в его голове занял явно отмороженный Бесстрашный.       Будучи полностью уверенным в своём превосходстве и моей никчёмности, он заранее расслабился и уже смаковал скорую победу. Поэтому и не ожидал, что мой рывок к нему будет всего лишь обманкой, после которой я быстро нырну вниз и в сторону, нанеся ему оттуда удар пяткой прямо под колено ноги, вынесенной вперёд для перехвата меня любимой «ещё на взлёте». От удара припав на вторую, он дёрнулся схватить меня, но я уже была с другой стороны и, обойдя также понизу, со спины, и схватив его левую руку за запястье и предплечье, что было силы, дёрнула назад и вниз. Раздавшийся хруст стал музыкой для моих уставших от постоянных оскорблений ушей, а сдавленное шипение вперемешку с ругательствами, в котором отчётливо слышались все испытываемые им в тот момент ощущения и эмоции, пролилось целительным бальзамом на мою измученную душу.       Не теряя времени и полученного преимущества, я повторно дёрнула руку, на этот раз резко потянув её вверх и за голову, и пнула его под вторую ногу. Эрик не смог удержать равновесие и упал на колени, что, наконец-то, дало мне возможность от всей души несколько раз съездить по опостылевшей роже. Заодно захотелось врезать по ней и ногой — для закрепления результата, так сказать.       Но Эрик быстро пришёл в себя и ловко перехватил мой ботинок в дюйме от своего лица, резко вывернул стопу, схватил под колено и резко дёрнул на себя, от чего уже я не удержалась на ногах. От волны боли, пробежавшей, казалось, через всё тело, у меня на миг потемнело в глазах, а потом ещё раз, только сильнее, так как мой короткий полёт закончился болезненным приземлением со всего маху на спину и затылок. Было стойкое ощущение, что звёзды, посыпавшиеся из моих глаз, осветили большой тренировочный зал так, что все присутствующие смогли загадать по паре-тройке желаний.       Пока пыталась проморгаться и прогнать рябь перед глазами, упустила такое драгоценное для меня время. Эрик, всё также уверенный в своей победе, даже не стал вставать, просто подтащил меня ближе к себе за пострадавшую щиколотку и несколько раз хорошенько двинул по рёбрам. Кое-как собравшись с силами, я с трудом вспомнила, как дышать, после чего почти в слепую вытянула руку перед собой, а, нащупав противника, покрепче ухватилась за его футболку и со всей силы дёрнула на себя, выставив навстречу колено уцелевшей в драке ноги.       «Хрясь!»       Раздавшийся следом стон и тёплый ручеёк откуда-то сверху дали мне понять, что нос я ему всё-таки сломала. Хотела отползти в сторону и попытаться доломать ещё и повреждённую ранее руку, но отчего-то совсем упустила из виду, что он, в отличие от меня, боец опытный, не раз бывавший в настоящих переделках, и его каким-то там сломанным носом не остановить.       Тем временем Эрик, похоже, дошёл до какого-то своего личного предела, где благополучно решил, что лучше всего было бы сейчас меня потихоньку придушить, а потом сказать, мол, пардоньте, увлёкся, не рассчитал силушку богатырскую. К чему незамедлительно и приступил, опять дёрнув на себя за многострадальную левую ногу, после чего ловко скрутил меня и взял в удушающий захват. Последним, что запомнила, прежде чем отключиться, были крики и призывы немедленно прекратить бой, громкий мат Макса (и откуда только взялся? Не было же), его стремительно приближающаяся размытая фигура, тяжёлое хриплое дыхание прямо над ухом и что-то тёплое, противно стекавшее мне за шиворот.       Лазарет встретил меня уже привычным запахом медикаментов, ровными белыми стенами и размеренным гудением приборов. А из непривычного был Макс, явно сидевший в засаде возле моей кровати. Заметив, что я пришла в себя и неуверенно потянулась к тумбе за водой, он тут же подал мне вожделенный стакан и даже заботливо придержал его, пока я, уже намученная... наученная частыми посещениями лазарета, жадно пила, заливая блаженной прохладой пылавшую в горле пустыню. Заживляющие и стимулирующие препараты Эрудитов хоть и быстро ставят на ноги, но в процессе высушивают организм — жуть просто! А ещё я так тянула время и успокаивала нервы, опасаясь появления проблем куда более серьёзных, чем прежние. Ведь и дураку было понятно, что глава фракции не просто так сидел подле моего бренного тельца, а жаждал поговорить о чём-то очень важном, что ну никак не могло подождать.       — Ну? Как себя чувствуешь, неофит?       — Чувствую, — нервно икнула я, мечтая провалиться сквозь землю.       — Что, прости?..       — Говорю: врачи у Вас очень хорошие, сэр, — я до последнего не теряла надежды спровадить Макса, заверив, что ничего особенного не произошло. — В один момент на ноги ставят! Проверено на себе и не раз. Так что не стоило обо мне беспокоиться, совсем скоро буду как новенькая! Не нужно из-за меня отвлекаться от Ваших важных дел.       — Ну, раз есть силы ехидничать, значит, жить будешь, — хмыкнул глава Бесстрашия, поудобнее устраиваясь на стуле для посетителей. — По крайней мере, помрёшь точно не от этого. А вот насчёт твоих чересчур частых посещений столь замечательного места я и хотел бы с тобой поговорить. Что вы с Эриком не поделили?       — Простите, сэр, но я не понимаю, — я честно попыталась уйти в несознанку.       — Не пытайся косить под дурочку, у тебя не получается, — поморщился он. — Так что я жду ответа на свой вопрос. И дважды хорошенько подумай, прежде чем пытаться солгать Лидеру фракции, неофитом коей ты сейчас являешься. — его взгляд не сулил ничего хорошего в случае, если меня вдруг хотя бы заподозрят во лжи.       Ну что же, большой тайны тут и не было никогда, так что я не стала отпираться и честно рассказала про наше с Эриком «общение» в Эрудиции. Макса от души повеселила история нашего знакомства, но при этом он продолжал внимательно слушать и периодически кивал своим мыслям, похоже, приходя к каким-то ведомым ему одному выводам. И моим сжатым рассказом удовлетворён не был.       — История, конечно, презабавная, но это явно не то. Что между вами произошло уже здесь — в Бесстрашии? Не мог же он на ровном месте так взбеситься?        — Выходит, что мог, сэр. Потому что я ровным счётом ничего ему не сделала. Основатели, да мы вообще даже узнали друг друга не сразу! У него крыша ещё тогда здорово протекала, а теперь её просто вконец сорвало! — от обиды и натянутых нервов я непроизвольно перешла на крик. — Ой, простите, сэр… Я не должна была при Вас…        — Не начинай, а?.. — Макс устало махнул рукой и недовольно поморщился. — И всё же, что-то тут не сходится. Что-то же его спровоцировало на такую агрессию. Он, конечно, не Дитя цветов, но и не отморозок какой-то. Ещё никогда на моей памяти он так голову не терял. Если и вытворял чего, то это были четко спланированные акции, проведённые так, что не подкопаешься. А тут!.. Не могу представить, что на него нашло. И ведь молчит, гадёныш! — Лидер заёрзал на стуле, не находя себе места от негодования. — Да и ты хороша — чего молчала? Эрик — хоть и временный, но всё же куратор, поэтому должен обучать и тренировать новичков, а не поселять их в лазарете. И, чтоб ты знала, нападения членов фракции на неофитов строжайше запрещены, так что зря о них не рассказывала. Почему, кстати? — он вперил в меня подозрительный взгляд.       — Кому, сэр? Да и зачем? — можно подумать, меня бы это спасло. Скорее прилетело бы ещё и как ябеде.       — Что значит «кому»? Лидеров и старший офицерский состав, по-твоему, зачем вообще в Бесстрашии держат? Чтобы было кому на параде в честь Дня Разделения красивыми стоять?! — Макс возмутился не на шутку. — Ну не захотела говорить нам с Дином, так, в крайнем случае, вон, — он неопределённо махнул рукой в сторону коридора, — старшему куратору бы сказала, — и, увидев, что я поспешно отвела взгляд, сам же себя и перебил, — Хотя он и так должен был быть в курсе… Просто не мог не знать.       Макс как-то разом весь подобрался и угрожающе прищурился куда-то в пространство. Весь его вид просто кричал о том, что он уже придумал, что сделает с нерадивым подчинённым, открыто поощрявшим разгул дедовщины, и ничего хорошего того явно не ждало. Однако сочувствовать нашему глубоконеуважаемому и, похоже, уже бывшему старшему куратору я не спешила, так как благодаря его молчаливому согласию стала уж слишком частым гостем в храме пилюль. Ему меня жалко не было, так что и мне его жалеть незачем.       — На будущее, девочка: про вопросы «зачем» и «кому» отныне забудь! Ты, как ни отпирайся, всё же семья, а «своих» я в обиду не даю.       — С-семья?! — от шока и испуга я аж заикаться начала. — Сэр, о чём Вы вообще говорите? Я же уже всё объясняла, Вам просто показа…       — Мойра! — меня прибило к кровати негодующим криком. У сидевшего рядом мужчины закончилось терпение. — Неужели ты и правда веришь, что Лидером фракции может стать любой дурак? Нет, дорогая моя почти что племянница, для этого нужно обладать, помимо прочих положительных качеств, бесконечным упорством, терпением, связями и обязательно мозгами. Смею надеяться, что обладаю всем вышеперечисленным. Поэтому достать о тебе всю информацию и сложить два и два для меня не составило труда. И раз уж ты отказалась всё рассказать, мне пришлось справляться самому, благо уже знал, где нужно искать. — Макс сложил руки на груди и взглянул на меня сверху вниз. — И я предупреждал, что всё равно всё узнаю, пусть и чуть позже. Джанин держалась до последнего, но я хорошо знаю, чем на неё надавить, — усмехнулся он самодовольно. — Ну и чтобы уж точно быть уверенным, я ещё в прошлый твой «визит» в медблок отдал Доку приказ провести один интересный тест. Догадываешься какой? — издевательски подмигнул Лидер. Мне оставалось лишь судорожно сглотнуть и неуверенно кивнуть в ответ. — И угадай — что? Вернее «кто». Ты, Мойра! И Дин Рэйес! Вы родственники, причём ближайшие. Что, всё ещё будешь утверждать, что это не так? Хотя я и без всякого теста сразу понял, что ты наша. Чай не слепой, слава богу!       — А вот Дин, похоже, слепой… — растеряно промямлила я.       — Дин тупой! В смысле — счастья своего ещё не понял! — Макс натурально заржал во весь голос. — Кстати, он тоже недавно заходил. Сидел тут, бледнел, не зная, куда себя деть, пока в ужасе не сбежал. Это я ему сюрприз устроил — дал с результатами теста ознакомиться. Ничего, — заверил он, — скоро в себя придёт, обратно прибежит как миленький. Только это... сразу не руби с плеча. Ты о нём явно уже много лет знаешь, а он о тебе только сегодня узнал, дай ему немного времени. Дин хоть и шалопай великовозрастный, а всё равно человек неплохой, — хитрожопый сверх меры «дядюшка» с надеждой заглянул в мои глаза, надеясь найти там понимание и безграничную дочернюю любовь, но не преуспел. Зато, наконец-то, заметил моё несколько пришибленное состояние. — Эй, ты чего это удумала? А ну, не бледней мне тут! А то Дока позову, он тебе бодрящий укольчик сделает — быстро жизнь полюбишь! У вас с Рэйесом это семейное что ли — бледнеть чуть чего? — продолжал похохатывать довольный собой Лидер.       — Сэр… Что теперь со мной будет? — тихонько пробормотала, комкая в руках простынь и не отводя взгляда с белой жёсткой повязки на ноге.       За время разговора я уже успела себе представить, как с позором покидаю Бесстрашие, как становлюсь очередным Изгоем, как злорадствуют тётя Нора и Зевс, все недовольные моим местом в рейтинговой таблице конкуренты-неофиты… и Эрик. Вот уж кто закатил бы по этому поводу знатную пирушку. Макс же разглядывал меня с неподдельным удивлением.       — Ты это о чём? — он нахмурил брови, не понимая истоков моей тревоги. — Подожди немного, Док со своими ребятами скоро поставят тебя на ноги, и пойдёшь — начистишь Эрику морду за всё хорошее.       — Но... Разве меня теперь не выгонят из фракции? — практически прошептала, боясь поднять на него глаза.       — Это за что же? — Макс непроизвольно подался вперёд, накрыв меня широкой тенью.       — Мои родители из разных фракций! Разве я не вне закона?! — в панике вскрикнула я, и сама же испугалась того, что сказала, зажав рот обеими руками и боясь ляпнуть ещё что-нибудь столь же самоубийственное.       — Ты прошла Церемонию Выбора. Так? Так, — кивая своим словам, вслух рассуждал Лидер. — Фракция тебя приняла? Приняла, — ещё один кивок. — Теперь ты наш неофит, законная часть Бесстрашия. Осталось только закончить инициацию, но, насколько я знаю, с этим не должно возникнуть проблем. Конкретно ты, — он сделал паузу, подчёркивая значимость развиваемой мысли, — ничего не нарушила, а просто так выгнать из фракции нельзя. Ни тебя, ни кого-то другого.        — Я не понимаю… — я даже растерялась. — Мама всю свою жизнь угробила, чтобы сохранить нашу страшную тайну, а на самом деле это не имело никакого смысла?       — Ну почему же? — Макс откинулся на спинку стула и терпеливо пояснил, разжёвывая, как маленькой. — Для неё последствия были бы самыми серьёзными. Дин бы скорее всего отбрехался, что был не в курсе, а если бы знал, то обязательно принял меры. Его бы, максимум, разжаловали до рядового и назначили крупный штраф, а кто-то бы ещё и посочувствовал, мол, доверчивого и простодушного беднягу использовала беспринципная коварная Эрудитка! А вот Кору бы однозначно ждало изгнание из фракции. Без вариантов, — он покачал головой. — Да и с тобой всё не так просто... Лет пятнадцать-двадцать назад, почти уверен, изгнали бы вслед за матерью, лет тридцать назад — убили на месте. А теперь… Теперь для наказания нет никаких законных оснований, но будь готова к тому, что сплетнями и косыми взглядами тебя завалят по самую макушку.       — То есть Дин — жертва... Маму бы — того... А мне — ничего...— информация упорно не желала укладываться в моей голове, а привычный мир переворачивался на глазах. — Это как вообще?!       — А так, что запрет на детей от родителей из разных фракций напрямую связан с нежеланием плодить дивергентов. Эрудиты уже давно выяснили, что ребёнок от такого союза с большой долей вероятности будет иметь склонности к нескольким фракциям. И пока на практике не было доказано, что вы не столько опасны, сколько полезны, общество жестко пресекало саму возможность вашего появления. Теперь же многое изменилось, да и Выбор свой ты сделала, инициацию почти завершила и совсем скоро станешь взрослым, самостоятельным, а главное, полноценным членом общества.       — Почему же тогда этот запрет всё ещё не отменили, если в нём больше нет смысла?       — Не путай тёплое с мягким! — Лидер с укором погрозил мне пальцем. — На сегодняшний день нет смысла избавляться от подобных детей, но нормой такие союзы и их последствия всё равно стать не должны. «Фракция выше крови». В первую очередь каждый должен блюсти её интересы, а не личные, да и основатели разделили нас не просто так, поэтому мы не можем позволить людям «перемешиваться», как им вздумается. Чикаго всё-таки город пяти фракций, а не дивергентов. Вы — скорее допустимое исключение, подтверждающее правило, и должны и дальше таковым оставаться, уж извини.       — Да нет, я всё понимаю… — пришибленно промямлила я. — Значит, не выгоните?       — Значит, не выгоним! — он хлопнул себя по коленям и поднялся со стула, давая понять, что тема закрыта, и пора закругляться. — Так что перестань идти на поводу у надуманных страхов, смирись с наличием меня и Дина в своей жизни — и добро пожаловать в семью. И привыкай наедине обращаться ко мне на «ты», — пока я в растерянности хлопала глазами, пытаясь собрать воедино разбежавшиеся мысли, Макс начал собираться. — И вот ещё что! — спохватился почти в дверях. — Ты, конечно, неплохо подправила Эрику его наглую морду, но всё же нужно ещё немного потренироваться. Как завершишь инициацию, мы с Рэйесом научим тебя парочке интересных приёмов, а пока спокойно восстанавливайся, набирайся сил и не забивай себе голову всякой ерундой.       — Да что я там могла ему сделать? — грустно махнула рукой. — Только нос и успела расквасить каким-то чудом. Куда мне до него? — было очень грустно от осознания пропасти между нашими с Эриком способностями, казалось, что мне до него всю жизнь расти — не дорасти.       — Ну не скажи! — неожиданно хохотнул Макс. — Его латали в палате напротив, пока ты спала. Я зашёл полюбопытствовать, как он. Ты, Мойра, молодец! Сломанный нос, вывихнутое запястье и вся красота в синяках... И всё это — дело рук одной зелёной неофитки. Горжусь! — он поднял согнутую в локте руку со сжатым кулаком. — Ты молодец, у тебя хороший потенциал, есть, куда расти. Такие таланты нужно развивать. Как завершишь инициацию, подыщу тебе толкового наставника — сделаем из тебя самую что ни на есть настоящую Бесстрашную! В общем, ты отдыхай, набирайся сил, а я пойду со вторым бойцом более обстоятельно побеседую. Если его там Дин ещё не прибил...       Тем же вечером, лёжа в больничной палате и старательно анализируя всё произошедшее, я обдумывала, как выстраивать свою жизнь дальше — теперь, когда не нужно каждую секунду бояться, что мой секрет узнают. А ещё тогда же решила, что пора бы уже и мне сделать свою первую в жизни татуировку. Когда все неофиты восторженной толпой осаждали тату-салон, я мучила грушу в тренажёрном зале, опасаясь, что вылечу из фракции в любой момент, а тату на Изгоях — это как мишень для Афракционеров, они бы мимо не прошли. Я рассматривала все возможные варианты развития событий и усложнять себе жизнь не планировала.       Когда переварила и приняла мысль, что боялась напрасно, страх, мучивший меня все последние годы, ушёл, а я как будто сбросила с плеч груз в несколько сотен фунтов, кажется, даже дышать стало легче. Снова вспомнились слова мамы, что моя судьба в моих руках. Пришло осознание, что дальнейшая жизнь будет такой, какой я сама её сделаю, без оглядки на грехи родителей, ведь теперь у меня есть для этого всё. Так ко мне и пришла идея, какой должна быть первая татуировка, и где её сделать. В каталогах тату-салона Бесстрашия такого точно не отыскать, поэтому выпросив у медсестры планшет и стило, я принялась рисовать набросок эскиза, которым сразу после выхода из лечебки и озадачила Тори Ву. Та покрутила пальцем у виска, поплевалась, выдала пару крепких выражений на тему сказочных дур и не менее сказочных рукожопов, а потом всё же взялась за работу, предварительно доработав мои каракули.       Всё получилось именно так, как я и хотела: вдоль ключиц протянулась золотая нить, которую с двух сторон держали по руке — с одной стороны рука принадлежала старухе, с другой — зрелой женщине, а посередине ручка маленькой девочки занесла над тонким волокном ножницы, которые были все в зазубринах от неудачных попыток перерезать неподдающуюся нитку. Возможно, это было глупо и притянуто за уши, но тем не менее вселяло в меня надежду и настрой победителя.       Там же от Тори я узнала, что по Бесстрашию гуляли интересные новости. Уж не знаю, кто не удержал за зубами свой длинный язык: медики, Макс, сам Дин или Эрик после личной «беседы» с ними, но уже вся фракция точно, а не на уровне слухов и домыслов знала, чья я дочурка, и только об этом и были все разговоры. И мне, и родителям перемывали каждую косточку, обсасывали каждую, даже самую древнюю и нелепую сплетню, придумывали кучу новых. Сначала я пришла в ужас и начала судорожно прикидывать, как заткнуть такую прорву народа, но умница Тори подкинула дельную мысль: кто кашу заварил, тот пусть её и расхлёбывает. Так что я оставила всё, как есть, свалив разборки и работу по затыканию самых грязных ртов на Дина и Макса.       Старший Лидер Бесстрашия всё же сдержал своё слово и действительно научил меня интересным приёмам, которые потом ещё не раз спасали мне жизнь. Как и Дин, впрочем, несмотря на то, что отношения наши всегда были… сложными. Но с ним вообще отдельная история. Макс же мне и наставника на первое время нашёл. Эрика. Через пару дней после окончания моей инициации вызвал нас обоих к себе в кабинет и «обрадовал» «чудесной» идеей, что «так кстати» пришла к нему в голову. Решил, что таким хитрым ходом и меня чему полезному научит, и Эрика на будущее проучит. Мы, не сговариваясь, попытались его отговорить, приводя весомые, как нам тогда казалось, аргументы, но постепенно скатились в переругивания между собой, которые начали перерастать в нешуточные угрозы и обещали вылиться в очередную драку. Максу всё это быстро надоело, да и непослушание каких-то зазнавшихся детишек начинало основательно бесить, поэтому он громко стукнул кулаком по столу и рявкнул на застывших от неожиданности нас:       — Вы этот бардак устроили, вам и разгребать! — он по очереди сердито ткнул пальцем сначала в Эрика, а потом и в меня. — И чтоб без фокусов мне!.. Оба! Это приказ, солдаты. И только посмейте не подчиниться. Не дай бог, я узнаю, что вы опять сцепились, как бешеные щенки… — и взглядом нас одарил таким, что мы как-то резко осознали: отныне нам не стоит цапаться в открытую, если не хотим потом лететь с моста в пропасть на дне Ямы. Или что там для нас ещё придумает доведённый до белого каления Лидер…       Скрипя зубами и плюясь ругательствами, Эрик взялся меня тренировать. Не выбивать из меня веру в лучшее и надежду на выживание, как раньше, а именно учить. Не скажу, что мне было намного легче, вывихи и растяжения всё равно приходилось вправлять регулярно, но с прежними масштабами не сравнить. Собачились мы тоже знатно, но, помня слова Макса, в открытую границ не переходили. Так прошло ещё три с половиной месяца. Со временем нас, вчерашних неофитов, стали отправлять в первые патрули под командованием бывших кураторов.       Один из таких патрулей стал для меня знаковым и приблизил к переломному моменту в моей жизни. В тот раз нашу группу из двенадцати человек отправили патрулировать район станции поезда возле Дружелюбия. Мы с Эриком старательно держались друг от друга подальше и вообще делали вид, что не знакомы, чтобы не накалять обстановку и не отвлекать себя и других своей бесконечной грызнёй.       День шёл к своему завершению, наша смена подходила к концу, и мы уже ждали поезд, чтобы отправиться домой и отчитаться, что на вверенном нам участке всё спокойно. Все утомились на жаре, да и привязчивое комарьё порядком достало, не спасали даже специальные репелленты. Бойцы расслабленно переговаривались между собой, кто-то сидел и даже лежал на траве возле путей, кто-то — на камнях рядом. Только Эрик и Фор, тоже бывший с нами, всё ещё не теряли бдительности и ответственно продолжали патрулировать, оставив молодняк под присмотром ещё двух бывших кураторов, которые травили байки зелёным, «ещё пороха не нюхавшим» юнцам. Ну и я пыталась быть хоть сколько-нибудь полезной и не поддаваться всеобщей атмосфере усталости и лени, хотя мне очень хотелось сесть на травку к остальным и вытянуть гудящие ноги. Но я прекрасно понимала, что, поступи так, Эрик меня потом живьём сожрёт и будет прав. И, не дай бог, про то ещё и Максу расскажет…       Подгоняемая этими мыслями, я слонялась по отведённому участку, стараясь соблюдать все инструкции и делать всё в точности, как нас учили. Обходя периметр, в какой-то момент дошагала до места, в котором окопался мой кошмар из пейзажей страха, от которого я долго не могла избавиться. Он засел в небольшой полуразрушенной временем и природой кирпичной постройке, бывшей когда-то остановкой общественного транспорта.       — Шагай отсюда, — злобно процедил сквозь зубы Эрик, едва завидев меня рядом.       — Я совершаю обход территории, — невозмутимо ответила, продолжая приближаться.       — Вали отсюда, я сказал! — он буквально выплёвывал каждое слово.       Изначально я и так не собиралась задерживаться и близко подходить, но после его слов из принципа направилась прямо к нему.       — Вот сейчас как положено всё проверю и пойду. Как только, так сразу.       Шла специально не спеша, попинывая мелкие камешки, попадающиеся на пути то тут, то там. Один из них отскочил и попал прямо в колено стоявшему впереди недовольному моим появлением парню. Я нечаянно. Ага.       — Пошла вон, зараза мелкая! — уже почти рычал он.       И вот вроде нормальный, ответственный человек, по рассказам старших. А я за всё время видела только его припадки ярости да порывы злости. И вот головой понимала, что в последнее время всё чаще сама доводила его до такого состояния, но остановиться просто не могла. Какая-то часть меня была очень злопамятной и мстительной, поэтому мне в очередной раз хотелось сделать Эрику гадость за вчерашнюю тренировку. Пусть и мелкую. При всех он мне ничего сделать не мог, а на следующий день в зале всё равно бы оторвался, даже если бы я ещё вчера мёртвой прикинулась. Поэтому я отправила ему в колено второй камушек. Ну а что? Где один — там и второй.       — Ну, всё, Ведьма, сама нарвалась!       Ах, да. Дурацкое прозвище — тоже его заслуга. Как только пакость какая со мной приключалась, так почти всегда оттуда его берцы торчали.       Ожидая подлянки, я рефлекторно сделала шаг назад в то время, как Эрик резко присел к земле и сгрёб в горсть мелкие камушки. Это и спасло нас обоих. Из леса, с противоположной от Дружелюбия стороны, раздались, быстро приближаясь, частые выстрелы. Пули защёлкали, кроша кирпич рядом с нами, а с полянки, на которой отдыхала остальная группа, послышались крики и стоны раненых.       — Вниз! — рявкнул Эрик, не поднимаясь с корточек, на которых сидел, и, пригибая голову ещё ниже, пытался разглядеть и сосчитать нападавших. Я упала как подкошенная, беспрекословно повинуясь вбитому в Бесстрашии рефлексу. — Все в укрытие! Быстро, пока вас не перебили, как тараканов! — орал он, доставая оружие и кивком головы показывая мне сделать то же самое.       — Мы прикроем! Давайте! — с другой стороны полуразвалившейся постройки раздался злой голос Фора. Вот уж кто мастерски умел быть незаметным, недаром числился любимчиком у внутренней разведки.       Втроём мы прикрывали отход группы за стены бывшей остановки, но уйти своими ногами смогли не все. Четверо человек остались лежать на земле, и не ясно было, мертвы они или просто без сознания. Большую часть нападавших мы общими усилиями выкосили меткими выстрелами, но обстрел по нам продолжался, хоть и стал менее интенсивным. Долго так продолжаться не могло.       Вариантов развития событий было не много, всё зависело от того, у какой из сторон раньше закончатся патроны. Либо у противников, тогда они бы пошли на нас в рукопашную и бесславно передохли, что вряд ли, или они просто отступили бы. В этом случае мы бы так и не узнали, кто и зачем на нас напал, и откуда у них оружие, пусть и старого образца, судя по характерному звуку выстрелов и пулям, застрявшим в обветшавшей кирпичной кладке. Либо патроны закончились бы у нас, после чего мы рисковали долго не прожить, судя по тому, как решительно наседали напавшие. Они бы просто подошли ближе и расстреляли нас с безопасного для них расстояния. Ни один из этих вариантов меня категорически не устраивал, поэтому я, изо всех сил стараясь не паниковать, судорожно искала другой. И, в конце концов, нашла.       — Эрик, Фор! Давайте за мной! — а сама поползла в угол к дальней стене, он не был виден противнику и не простреливался.       — Пошла на …! — коротко и ясно прилетело от будущего младшего Лидера, но окончание фразы заглушили звуки разлетевшегося от пули кирпича и болезненный вскрик вчерашней неофитки, получившей ранение в плечо.       — Мойра, не сейчас! — а это уже от Фора. Какое поразительное единодушие для этих двоих.       — Нет, мать вашу, именно сейчас! Быстро ко мне, я знаю, что нам нужно сделать!       — Башку тебе нужно открутить, вот что, — прошипел Эрик, быстро пробираясь ко мне под не прекращавшимся обстрелом и брызгами кирпичных осколков. Фор, вынырнув из-за угла постройки, промолчал, но его взгляд говорил о полном согласии с (у)вечным соперником.       — Потом открутишь, — отмахнулась уже привычно, — а сейчас слушайте сюда. У меня появилась идея, как обернуть всю эту задницу в нашу пользу и минимизировать наши потери. Ты, — проигнорировав скептическое хмыканье, ткнула пальцем в Эрика, — сейчас максимально громко, прям как ты любишь, орёшь группе команду открыть подавляющий огонь по противнику, а я в это время выйду к нашим раненым и быстро перетащу их по одному в укрытие.       — План — дерьмо! — коротко и ёмко. Фор поддержал его согласным кивком. — Он лишён всякого смысла, разве что тебя благополучно прибьют, чем значительно облегчат мне жизнь. Но на общем фоне ситуации твоя смерть порадует меня не так сильно, как если бы я сделал это своими руками. А так мы рискуем ненадолго тебя пережить.       — Какие твои годы? Успеешь ещё, — невозмутимо ответила я и продолжила объяснять свою мысль. — Это не сам план, точнее не весь. Пока я буду там, — махнула в сторону полянки, — ребята меня прикроют, враг не сможет по мне хорошенько прицелиться, поэтому я не сильно рискую. Но! — резко перебила готового возразить Фора. — Я буду только отвлекать противников, всё их внимание будет сосредоточено на мне и на том, как не попасть под наш плотный огонь. В это время вы двое обойдёте их с разных сторон и возьмёте в импровизированные клещи, благо местность богатая на заросли это позволяет, потому этим тварям и удалось подобраться так близко. Предлагаю обернуть их же манёвр с кустами против них самих. Судя по тому, что мы видим, их осталось не много, человек шесть, плюс-минус парочка. Для вас они не должны стать проблемой, — не забыла подсластить, чтоб они уж точно согласились. — Думаю, вы отлично со всем справитесь, потому что вам не придётся отвлекаться на нашу защиту. Главное, не выходите раньше, чем я дотащу первого раненого хотя бы до половины обратного пути к укрытию, пока враги полностью не отвлекутся на мою «дурость», — в воздухе показала пальцами кавычки. — И нужно вызвать подкрепление от ближайшего поста, а лучше патруля.       — Я уже. — Фор, молодец наш. — Ожидаемое время прибытия — двенадцать минут.       — Долго, — нахмурился Эрик и задумчиво ему кивнул. — Не хочется признавать, но её бредовая идея и правда может сработать. Что скажешь?       — Я в деле.       — Тогда вперёд. — и уже мне, — А ты не забывай молиться, Ведьма! О том, чтобы Максу резко стало не до тебя, и он не надрал тебе задницу за подобные планы на будущее, — насмешливо бросил он вслед, пока я аккуратно подбиралась к выходу из укрытия навстречу вражескому огню.       — Сам ты… Псих! И тебе как старшему по званию всё равно больше достанется, так что готовь жопу.       — Уши оборву засранке, — пообещал и тут же без перехода отдал группе приказ, — Бойцы, слушай мою команду! Подавляющий огонь по противнику а-а-аткрыть!       Сосредоточившись на своей задаче, я перестала прислушиваться к тому, что там ещё говорили нашим Эрик и Фор. Всё моё внимание было приковано к ближайшему ко мне предположительно ещё живому телу. На земле остались лежать четыре человека: инструктор Вик и трое ребят, проходивших инициацию вместе со мной — один урождённый и двое перешедших, как и я. Стараясь не терять времени, я ринулась вперёд на полусогнутых от страха ногах, прикрываемая дождём пуль с нашей стороны. Как бы я ни строила из себя саму невозмутимость, рассказывая детали плана, но на деле испытывала настоящий ужас. От страха тошнило, виски сдавливала болезненная пульсация, ноги подгибались, а руки безбожно дрожали. Если бы не чёткое осознание, что в ином случае мы все здесь поляжем, я бы никогда не решилась на такое безумство.       Но план сработал. Эрик и Фор отлично справились со своей задачей, разобравшись со стрелками, которых действительно оставалось немного — всего пятеро. Двоих взяли живыми, позже от них удалось узнать, что оружие группе Изгоев продали ушлые Эрудит и Бесстрашный, отвечавшие за утилизацию устаревшего вооружения. А на нас они напали, потому что увидели перед собой сопливых детишек «цивилов», как частенько Изгои называли всех представителей пяти фракций, и решили испытать товар на «безопасных» мишенях. Подобная новость спровоцировала глобальную проверку рядов в обеих фракциях, корпус Собственной безопасности собрал богатый урожай, им удалось закрыть многие дела, годами остававшиеся нераскрытыми. Приехавшее подкрепление обнаружило сваленные в кучу трупы Изгоев, двух связанных и вырубленных «языков» и наш помятый отряд, оказывавший посильную помощь раненым.       С той памятной полянки я вытащила всех, но, к сожалению, для некоторых было уже поздно. Вик не пережил транспортировку до больницы, двое ребят находились в очень тяжёлом состоянии, получив серьёзные ранения, но выжили, а одна девушка погибла на месте. Все такие молодые, по сути — ещё дети. А уж ранен шальной пулей или осколками кирпича был почти каждый, мне тоже прилетело, но, слава богу, не критично.       Той же ночью у меня появилась новая татуировка, точнее даже две. Тори, пойманная мной уже в момент закрытия салона, по моей просьбе на тыльной стороне каждого запястья набила треугольники из точек, какие когда-то делали себе матросы, вернувшиеся из первого плавания. Позже мы добавили к ним звёзды и стрелки, благодаря чему получились интересные изображения, чем-то напоминающие розу ветров, но не являющиеся ею даже отдалённо.       А ещё в ту ночь я со всей ясностью поняла, что на Церемонии сделала правильный выбор и теперь находилась на своём месте, потому что хотела всеми силами помочь защитить Чикаго от ублюдков, что убивают людей направо и налево в угоду своим желаниям и сиюминутным порывам. Хоть эта стычка и помогла очистить ряды фракций от гнили, но расслабляться ни в коем случае было нельзя, ведь таких тварей по городу пряталось ещё много. Они никогда не переводились полностью, и на смену одним, обязательно приходили другие. Поэтому я просто обязана была стать ещё лучше, ещё сильнее. И если для этого мне нужно было ещё хоть десять лет тренироваться с Эриком, то это была не такая уж и большая цена.       А от Макса потом досталось обоим.

***

      Примерно через неделю, после очередной нашей с Эриком тренировки, закончившейся уже привычным взаимным гневным словоизлиянием, парочкой моих ушибов и его разбитой губой, я опять попыталась добиться от него ответа, чем же так ему не угодила, что само моё существование было для него, как красная тряпка для быка. В ненависть со времён сопливого детства я не верила, а что сделала не так сейчас — упорно не понимала. А то, что в последние время он постоянно ходил задумчивый и вообще какой-то более спокойный что ли, вселяло надежду, что у меня может получиться докопаться до истоков его жгучей неприязни.       — Эрик. Эрик! Э-э-эри-ик! Псих, чёрт бы тебя побрал! — потрясла его за плечо, выводя из глубокой задумчивости. Он сидел на низкой скамье возле разбросанных чуть в стороне матов, разматывая с рук тренировочные бинты, и настолько глубоко ушёл в свои мысли, что не услышал, как я уже с минуту его звала.       — Чего тебе, головная боль? — он недовольно стряхнул мою руку и поморщился от неприятного саднящего чувства в разбитой губе, что, само собой, не делало его милее и приветливее. Но в этот раз я была не намерена отступать.       — Что, чёрт возьми, с тобой не так? — завела я старую песню. — Ну или со мной?       — В смысле? Что за чушь ты опять несёшь? — Эрик привычно попытался от меня отмахнуться, но не тут-то было.       — Объясни мне! — осознав, что и сама завожусь от его показного пренебрежения, сделала парочку глубоких вздохов и постаралась говорить спокойно. — Объясни. Мне. Пожалуйста, — настойчиво продолжила гнуть свою линию. — В чём проблема? За что ты так меня ненавидишь? Не за глупые же стычки в детстве, в самом-то деле.        — А ты не оборзе…       — Слушай, — перебила его, раздражаясь по новому кругу, — давай сегодня без этого. Не надо. Я устала, ты чертовски устал. У нас обоих выдалась не самая приятная неделя, да и последние полгода, если уж на то пошло… У меня уже просто не осталось сил на твои непонятные игры. Думаю, не сильно ошибусь, если предположу, что ты находишься в похожем состоянии. Так что давай начистоту. В чём? Дело?       Он устало потёр лицо, отвернулся и молча принялся собирать свои вещи в сумку, с которой всегда приходил на наши тренировки. Уверившись, что снова не дождусь ответа, начала всерьёз обдумывать идею обратиться к Максу с просьбой о замене личного мучителя... тренера, пока мы с Эриком не поубивали друг друга ко всем чертям. Но тут он заговорил. Медленно, тихо, так, что пришлось замереть на месте, напрягая слух и боясь спугнуть просочившиеся откровения.       — Я с самого детства недолюбливал таких, как ты — дивергентов. Отец чуть ли не с рождения вкладывал мне в голову аксиому, что вы — зло, вредители, бомба замедленного действия, которая рано или поздно рванёт и уничтожит собой саму систему фракций и привычный для нас порядок. Перевернёт и снова скинет в бездну Ада весь наш мир. Он говорил, что все вы слишком импульсивны, слишком себе на уме, вас слишком сложно контролировать и очень сложно просчитать. Уверял, что ваше поведение, мировоззрение, вся ваша натура — слишком опасны для наших, казалось бы, непоколебимых устоев. Что вы — ходячее олицетворение самого слова «слишком», — с усилием сглотнув, он продолжил уже более уверенно. — Будучи ребенком, я не особо понимал, о чём он говорил, просто как прилежный сын повторял за ним, впитывая и взращивая в себе безусловную неприязнь. Став взрослее, я начал сомневаться в его словах, и чем старше становился, тем меньше верил в отцовские байки про страшных чудовищ — дивергентов, а потом и вовсе стал считать их откровенным бредом зацикленного на старых догмах человека. К шестнадцати годам я окончательно уверился, что если бы всё было действительно так, как он говорил, то никто бы не позволил вам существовать. Более того, Эрудиция даже доказала, что от вас может быть реальная польза. О, каким же глупцом я тогда был! — он скривился, как будто испытывал к себе нестерпимое отвращение. — И из-за этой наивности пострадали люди. Все мои иллюзии на ваш счёт развеялись очень болезненно, и произошло это уже здесь — в Бесстрашии.       Тяжело вздохнув, он потёр шею и, уткнувшись взглядом в пол, продолжил свой долгий, царапающий нутро рассказ. Вид у него был такой, как будто в этот момент он просматривал киноленту прошедших событий. По ходу повествования его голос временами подрагивал и то скатывался до еле слышного шёпота, то взлетал почти до крика, то переходил в настоящее рычание, то превращался в злобное шипение. Слушать его было одновременно и жутко, и интересно.       — В наборе неофитов моего года было прямо-таки рекордное количество дивергентов, аж трое за раз, — он усмехнулся. — Замкнутый урождённый Джордж Ву, он же Джоук — младший брат нашей Тори, и двое перешедших: сухарь Тобиас Итон, сын того самого Маркуса Итона, и ныне известный тебе как Фор, и Тёрк — надоедливый бывший правдолюб, на удивление быстро сдружившийся с Джорджем. Эти двое, я имею в виду Тёрка и Джоука, были теми ещё малолетними придурками и постоянно вытворяли такое, за что влетало всем, — Эрик недовольно скривился. — Кураторы прекрасно знали, кто мутит воду, но не могли или не хотели ловить их за руку и доказывать вину. Видимо, надеялись, что разозлённые постоянными отработками неофиты рано или поздно сами сломают шутникам парочку костей и призовут к порядку, — меж его бровей снова собралась хмурая складка и больше не покидала своего излюбленного места до самого конца рассказа. — Дисциплина, устав, субординация, приказы и запреты — всё это было для них пустым звуком! Они как будто ещё из детства не вышли, казалось, что всё для них было какой-то забавной игрой. А наш свят-тоша Фор-р-р, — парень с силой сжал кулаки, — заботливо покрывал все их выходки, считая, что как самый старший, способный и ответственный из них должен защищать жизнерадостных мальчишек с иным способом мышления от всё ещё временами враждебно настроенного общества. Он тогда не понимал, что людей бесили не столько дивергенты в общем, сколько конкретно эти двое.       Я тихонько подсела на скамейку рядом с Эриком, стараясь не сбить его с мысли. Заметив мой манёвр и горько улыбнувшись краешком губ, он вытащил из сумки бутылку с водой, смочил горло и продолжил так же неторопливо и вдумчиво рассказывать.       — Время шло, и постепенно поступки этих весельчаков начали выходить за рамки безобидных. Всё чаще жертвы их приколов стали оказываться на больничных койках. И если Джоук ещё старался держать себя и друга в рамках разумного, то Тёрк откровенно потерял контроль. Его выходки становились всё более вызывающими, шутки — жестокими и злыми, а их последствия — всё более серьёзными. При всём своём отвратительном поведении он каким-то непостижимым для меня образом умудрялся поддерживать личину безобидного простачка-весельчака и рубахи-парня, который для всех хотел как лучше — а получалось как всегда. А потом он зашёл ещё дальше... — Эрик на несколько секунд прикрыл глаза, собираясь с мыслями и явно пряча от меня какую-то эмоцию. — Тёрк долгое время проворачивал свои дела прямо под носом у всего Бесстрашия, мастерски заметая следы — не подберёшься. Может, помнишь, пару лет назад город стоял на ушах, завёлся у нас серийный маньяк? Примерно раз в три недели в течение почти года мы находили изнасилованных и задушенных девушек-Изгоек. И все жертвы были очень молоды, примерно от четырнадцати до шестнадцати лет, и имели один типаж: светловолосые, светлоглазые, низкого и среднего роста и хрупкого телосложения. А потом жертвой стала девочка из Искренности, ей было двенадцать. Двенадцать! — он неожиданно взвыл раненным зверем, но тут же попытался взять себя в руки, с трудом проталкивая слова через сжавшееся горло. — Бесстрашные сбились с ног в поисках мерзкого чудовища, к поискам были привлечены все, в том числе и новички, только прошедшие инициацию. Тёрк очень активно участвовал в поисках преступника: просился на все выезды и участвовал в каждом собрании, на котором обсуждались добытые сведения или новые стратегии. Он аргументировал свою позицию тем, что слишком сильно беспокоился за любимую кузину четырнадцати лет, жившую в Дружелюбии и полностью подпадавшую под типаж жертв маньяка. Уже много позже выяснилось, что засранец это делал, чтобы быть в курсе хода расследования и, в случае надобности, иметь возможность повернуть его в нужную ему сторону, отводя от себя все подозрения и ловко избавляясь от возможных свидетелей и улик. — Эрик устало прислонился спиной к стене, сосредоточив своё внимание на бутылке в руках. — Потом почти на три месяца наступило затишье, нападения прекратились. Многие обрадовались и расслабились, думали, что эта тварь где-то нарвалась на приключения, которых к всеобщему счастью не пережила. Сама знаешь, в трущобах подобное не редкость. Но облегчённо выдохнувшим жителям города неоткуда было знать, что монстр очень даже жив, просто был немного занят: сначала за Стеной на учениях, а потом лежа в лазарете и сращивая кости после неудачного прыжка с поезда…       Какое-то время Эрик молча крутил в руках бутылку с водой, собираясь с мыслями. Я же всё так же тихо сидела рядом, замерев и даже боясь лишний раз моргнуть, чтобы, не дай бог, не оборвать его болезненные воспоминания и откровения. А в голове тем временем всплывали воспоминания о том, как пару лет назад Чикаго охватила настоящая истерия. Дошло до того, что родители просто не выпускали своих детей из дома, перекрашивали девочкам волосы в тёмные цвета и одевали их в кучу безразмерных одежд, чтобы они казались крупнее и старше. Некоторым и вовсе запрещали подходить к окнам… В страхе находился весь город.       — А потом появилась новая жертва. И не где-нибудь, а прямо здесь — в Бесстрашии. В Бесстрашии, ты понимаешь?! Он насмехался над нами, плевал в лицо, умудряясь обводить нас вокруг пальца, как несмышлёных детишек!       Эрик взглянул на меня чуть ли не впервые за весь свой рассказ. И в его обжигающем взгляде, казалось, смешалось всё: гнев, ярость, страх, возмущение, растерянность, обида, непонимание и боль. Было жутко и неестественно видеть его в таком состоянии: потерянным и беспомощным. Я испугалась, что вот сейчас он передумает, снова пошлёт меня лесом тёмным и глухим и уйдёт, громко хлопнув дверью, но парень только сильнее сжимал в руках бутылку и всё продолжал и продолжал говорить, будто выплёскивая на меня всё, что копилось в нём годами, ширясь и множась, не давая ему покоя.       — Двое дежурных обнаружили её во время утреннего обхода на дне Ямы, у подножия водопада. Тело ещё даже не успело остыть, хотя лежало частично погруженным в холодную воду. Это значило, что убийца не просто был здесь, а ушёл совсем недавно, чудом разминувшись с дежурными. По тревоге подняли всю фракцию, но все оказались на своих местах, посторонних на территории тоже обнаружено не было. И тогда всё чаще и громче стали ходить разговоры, что маньяк — кто-то из своих, Бесстрашных. Слишком уж легко у него всё получалось, буквально играючи. Но по понятным причинам никто до последнего не хотел в это верить: нам было страшно даже подумать, что где-то по Чикаго гулял не просто какой-то обнаглевший псих, а хорошо обученный, натренированный и прекрасно осведомлённый убийца. И возможно он даже обедал с нами за одним столом... — он позволил себе ещё одну горькую усмешку, от чего свежая ранка на губе снова разошлась и слабо закровила. Раздражённо слизнув набежавшую красную каплю, Бесстрашный продолжил. — Обследование тела девушки, как и прежде, ничего не дало. Отличия были только в том, что она была чуть старше предыдущих жертв, и не только отчаянно вырывалась, но и всеми силами пыталась отбиться. Об этом говорили характерные ссадины и синяки, сбитые костяшки рук и даже сорванный ноготь. Убийца точно знал, что и где будут искать, поэтому и столкнул тело в воду, наскоро смыв с него все улики. Сталкивал, что примечательно, не с моста наверху главного атриума, а с галечного выступа внизу, недалеко от подножия водопада. Обнаруженные следы борьбы указывали на то, что всё изначально случилось там же, потому-то никто ничего не увидел и, главное, не услышал — обрыв и стена бьющей воды всё скрыли.       Эрик сильно побледнел, на лбу проступила напряженная венка, а совершенно дикий взгляд упал на руки, которые начали мелко дрожать, предательски выдавая его состояние. Раздражённо отбросив бутылку обратно в сумку, он оперся локтями в колени и, запустив пальцы в волосы, стал нервно их теребить. Несколько раз парень открывал рот, чтобы что-то сказать, но обрывал себя, даже не начав. Просидев так ещё какое-то время, он всё же заговорил. Быстро, сбивчиво, с болью в голосе, которую скрыть уже даже не пытался.        — Убитую в Бесстрашии девушку звали Майя. Она проходила инициацию вместе со мной и была таким же перешедшим новичком из Эрудиции, как и я. В школе мы совсем не общались, а здесь быстро сдружились, всегда поддерживали друг друга, помогали идти вперёд. Она была моим маяком и моей ходячей моралью… А ну быстро выкинь из головы всю ту романтическую хрень, что сейчас пришла тебе в голову! — он резко одёрнул меня, заметив мой «понимающий» взгляд. — «Маяком» в том смысле, что всегда знала, как будет правильно, и легко могла парой слов привести меня в чувство, если я начинал проявлять излишнюю агрессию. Я и сам знаю, что меня периодически заносит, а Майя помогала держать под контролем мою так называемую «тёмную сторону». А ещё она стала моим первым в жизни настоящим другом, — Эрик с силой растёр лицо и тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания. — Майя всегда чётко знала что хорошо, а что плохо, была уверенной, сильной личностью, люди тянулись за ней. Она бы стала отличным Лидером… Мы, неофиты, очень быстро осознали: где она — там правильный путь. Но её у меня отняли. У всех нас. Зря она пошла в Бесстрашие, лучше бы и дальше оставалась «синим пиджаком»…       Когда он снова прервался, чтобы успокоить нахлынувшие эмоции и отдышаться, я почувствовала себя очень неловко и не знала, что сказать. Да и нужно ли было? Не находя себе места, я встала немного размять ноги, прошлась несколько шагов в сторону, затем вернулась к его открытой сумке и, взяв изрядно помятую бутылку, сначала глотнула сама, пытаясь протолкнуть тяжёлый ком в горле, а потом протянула её Эрику, ни на что особо не надеясь. Но он с благодарным кивком взял протянутую воду и немного отпил, продолжив вертеть её в руках. Я видела, что его история ещё не закончена, и останавливаться он пока не собирался, но мне было безумно удивительно, что он не стал ограничиваться парой сухих фраз, а решился всё рассказать. Господи, да я вообще с трудом верила, что он со мной говорил! Не выплёвывал в мой адрес очередные оскорбления, не вываливал гору претензий, а просто по-человечески разговаривал. Немалым шоком для меня стало и открытие, что, оказывается, Эрик был способен испытывать настолько сильные эмоции, помимо гнева, мог быть таким… человечным. В моём представлении засранец уже давно прочно ассоциировался с бездушной боевой машиной, и мне было нелегко осознать и принять то, что он — такой же живой человек, как и все остальные. А также то, что он ещё очень молод. Во время описываемых им событий Эрику было примерно столько же, сколько и мне на момент этого разговора. Ещё неизвестно, какой бы стала я сама, если бы оказалась на его месте.       — За день до случившегося Майя сказала мне, что догадывалась, кем был наш неуловимый маньяк, ей оставалось только всё проверить, чтобы подкрепить свои слова железными доказательствами. Она была довольно посредственным бойцом, зато неплохим стрелком и просто невероятным аналитиком, — в его голосе проскользнула неприкрытая гордость за погибшую подругу. — В то время как наш выпуск ещё только начинал выползать из шкур неофитов и становиться полноценными Бесстрашными, её уже перевели на этаж к управленцам, пророча большой успех в верхах фракции. Она постоянно пропадала на учёбе и частенько до поздней ночи засиживалась в компании своих будущих коллег, на равных трудясь над свалившейся на их отдел работой, поэтому видеться мы стали редко, и времени нормально поговорить у нас попросту не было. Мы на бегу сталкивались в коридорах, обменивались быстрыми приветствиями и пожеланиями успешных операций и второпях разбегались: я — на боевые выезды, она — на мозговые штурмы. Бесстрашные нашего набора очень остро переживали её смерть, — его кулаки снова сжались, и на лицо набежала тень. — После прощания мы все собрались в старой неофитской спальне, которую когда-то делили, кто-то раздал кружки с чем-то крепко-алкогольным, выпили не чокаясь. Долго молчали, не зная, что нужно говорить в такой ситуации. Одно дело — когда внезапная смерть забирает в бою или в патруле, и совсем другое — когда она настигает вот так: подло, исподтишка, прямо в стенах родного дома... — Эрик потерянно заглянул мне в глаза, но тут же поспешил отвернуться. — В какой-то момент Тёрк, возможно, чтобы разрядить гнетущую обстановку, решил пошутить в своём духе, мол, ну, зато хоть хорошенько развлеклась перед смертью, не девочкой ушла. Но я до сих пор свято уверен, что паскуда просто неимоверно гордился собой и хотел лишний раз поглумиться! — он сжал руками край скамейки, и до меня донёсся отчётливый скрежет сминаемого металла. — Не убили мы его тогда только потому, что на защиту дружка снова кинулся грудью наш убогий, а за ним — и Джоук. Лучше бы всех троих прибили, честное слово… — он зло мотнул головой и наконец-то оставил в покое покорёженную скамью. — В ходе потасовки двое парней бросили Тёрку, что он, наверное, от того так веселился, что и был тем, кого все так старательно искали. Но тут влез Фор с прочувственной речью о том, что каждый справляется с горем по-своему: кто-то плачет, кто-то пьёт, а кто-то прячется за шутками, пусть и не всегда удачными. На них махнули рукой и отстали. А через четыре дня один из тех ребят неудачно спрыгнул с поезда: запнулся и упал с огромной высоты, не допрыгнув до крыши здания. Спасти его не удалось, бедняга умер на месте. Еще через восемь дней в короткой и плёвой перестрелке с двумя перепуганными Изгоями погиб второй, пуля попала ему прямо в голову. Больше никто даже ранен не был. При тщательном осмотре тела и реконструкции произошедшего спецы установили, что выстрел был произведён сзади и справа от бойца. То есть оттуда, где должны были стоять «свои», — Эрик намеренно сделал многозначительную паузу, давая мне оценить масштаб творившегося тогда звездеца. — В той стычке участвовало несколько больших групп Бесстрашных из подразделений разведки и боевиков. Одни возвращались с коротких учений, а вторые помогали патрульным прочёсывать улицы. В пылу короткого сражения на узкой улочке, никто не заметил, чей же пистолет выпустил ту роковую пулю. Баллистическая экспертиза так и не дала никаких результатов, совпадения найдено не было, но вывод сделали все: доверять нельзя никому. Вскоре вслед за этими смертями последовали ещё три, и все они выглядели, как несчастные случаи. Просто нелепые случайности, — протянул он почти насмешливо. — В рядах фракции уже открыто гуляли враждебные настроения, начались разброд и шатания, ожесточённые стычки вспыхивали то тут, то там, и Бесстрашные стали бояться поворачиваться друг к другу спиной. Это даже звучит нелепо, если бы на деле всё не было так страшно. Ты только представь себе целую фракцию вооруженных до зубов и отлично натренированных солдат, настроенных друг против друга!       От переизбытка эмоций Эрик всплеснул руками, вскочил со скамейки и начал расхаживать туда и обратно, как зверь, запертый в клетке. Мне снова было немного страшно неловким жестом или звуком обратить на себя внимание и навлечь весь его гнев. Поэтому я в очередной раз замерла каменным истуканом и была уже совсем не рада тому, что, сама того не желая, вскрыла его застарелый, но продолжавший и по сей день нарывать, душевный гнойник.        — Но Тёрк заигрался. — Эрик резко замер, остановившись всего в десятке дюймах от меня. — Почувствовал силу и неуязвимость, поверил в свою безнаказанность, что так пьянила, и… наконец-то прокололся. Заметил, что с ним что-то серьёзно не так, как ни странно, именно его лучший друг — Джоук. В какой-то момент Джордж обратил внимание на его странное поведение, скачущее вверх и вниз настроение и участившиеся несостыковки в рассказах. А потом он всё-таки догадался сопоставить их с внезапными отлучками товарища, его нездоровым эмоциональным перевозбуждением, одержимой вовлечённостью в расследование дела маньяка и подозрительными просьбами прикрыть того во время свиданий с очередной красоткой. А подозрительными они были потому, что за всё время их дружбы Ву так ни разу и не видел Тёрка ни с одной девушкой. О-о-о, — недобро протянул парень, — он начал догадываться, обо всём ещё тогда, когда Майя была жива. Даже пару раз пытался поговорить об этом с Фором, но тот заверил его, что их друг просто слишком сильно переживает за свою кузину, вот и ведёт себя не всегда адекватно — нервничает. Сука наш Святоша!       Эрик внезапно схватил недопитую бутылку с водой и со всей силы запустил её в противоположную стену зала. Я так перепугалась, что после этого он возьмётся и за меня, что начала судорожно обшаривать взглядом ближайшее пространство в поисках хоть какого-то оружия, чтобы попытаться себя защитить. Но он просто подошёл и сел на то же место, что и раньше. Сжимая и разжимая кулаки и по-прежнему не глядя на меня, Эрик какое-то время восстанавливал дыхание, чтобы продолжить свой рассказ.       — Никогда, наверное, его не прощу, — наконец глухо выдохнул он. — Итон из Отречения ушёл, а оно из него — нет. В то время наш ненаглядный Фор в каждом видел сраных ангелов и другим это же проповедовал. «Дружба, доброта, все люди — одна большая семья»… Да пошёл он! Вот и валил бы тогда в Дружелюбие: бабочек ловить и песни про радугу распевать! Если бы не его душевные порывы, Майя была бы жива. Они все были бы живы… — переведя дыхание, Эрик продолжил. — Позже разговор Джорджа и Фора повторился ещё раз, но уже на повышенных тонах, что и позволило мне их услышать в одном из дальних коридоров за тренировочным залом. Джоук исступлённо орал, что его лучший друг — опасный маньяк, а сам он его невольный помощник и соучастник его преступлений. Убогий же пытался внушить пареньку, что это лишь глупые, ничем не подкрепленные домыслы, терзающие его разум из-за постоянного нервного напряжения и сильного стресса последних месяцев, — он раздражённо закатил глаза и зло хмыкнул, выражая свои сомнения по поводу наличия разума у самого Итона. — Дальше слушать я не стал, вышел к ним и сразу принялся выяснять, что им известно. Фор опять было попытался сеять вокруг себя мир, любовь и гармонию, но хороший удар в челюсть быстро привёл его в чувство и вернул с Небес на нашу грешную Землю. Выслушав их сбивчивый рассказ, я чуть не пинками погнал их к Максу, где они всё повторили в присутствии Лидеров, но уже более подробно, вспоминая и описывая все, даже казавшиеся на первый взгляд неважными, детали. Всё сошлось одно к одному, и ждать дальше было нельзя. Один из Лидеров, Локо Барраса, придумал, как выманить эту падлу. Через час Джордж встретился с другом и поведал ему по секрету, что в кабинет Баррасы доставили видео с городской камеры наблюдения, на котором вроде как засветился наш неуловимый маньяк. Скоро начальство закончит вечернее совещание, и они пойдут проверять запись, его личный помощник как раз уже всё приготовил. Тёрк не на шутку пересрался и тут же придумал план, как он думал, спасения своей драгоценной задницы. — Эрик расплылся в злой предвкушающей улыбке. — Он попросил приятеля прикрыть его еще раз, соврав, что жутко опаздывает на очередное свидание. Джоук, конечно же, согласился, а как только тот скрылся из вида, передал нам, что приманка сработала. К приходу Тёрка всё было готово: со стола были убраны все документы и папки, кроме бумажного пакета «с записью», выключен верхний свет, и сильно убавлена яркость одинокой настольной лампы, создававшей впечатление, что старый прибор снова барахлил, что с ним нередко бывало. По углам просторного кабинета в густой тени спрятались Лидеры, их помощники, мы с Фором и подоспевший в последний момент Джоук. Так как люди были нужны, а привлекать кого-то ещё было небезопасно, нам великодушно разрешили поучаствовать в операции. Существовал огромный риск, что Тёрк заметит откровенно картонные декорации и не купится на столь дешёвый трюк, но наша надежда была на то, что он запаникует, поспешит и не успеет как следует всё проанализировать. Так оно и получилось. Капкан захлопнулся и прищемил шакалу хвост. Мы взяли его «на горячем», и жалкие попытки сопротивления ни к чему не привели. Ну а потом настало время допросов. — Я уже представила себе выбивание сведений и кровавые пытки, как Эрик, видимо, заметив моё выражение лица, усмехнулся. — Не бледней раньше времени, поганка. Тёрк говорил охотно. О-о-о, да он, мать твою, почти не затыкался! Сволочь отлично понимал, что его ждёт, и хотел успеть выговориться перед смертью. Да он откровенно хвастался! — кулак с силой опустился на многострадальную скамью. — Просто кайфовал от того, как водил за нос всю фракцию и смеялся над наивными дурачками, заигравшимися в солдатиков, героев и защитников человечества. Тёрк подробно расписывал нам все свои «подвиги». Он всё говорил и говорил, а у нас волосы вставали дыбом. Мудак с наслаждением описывал, что и как делал со своими жертвами: как выбирал, заманивал, загонял, как животное, а потом нападал. Как избивал, издевался, насиловал, а потом убивал, перед этим ласково уверяя, что скоро всё закончится. И оно действительно заканчивалось, но только так, как он этого хотел. Во время допросов мы узнали, что его основных жертв было четырнадцать. Четырнадцать! — Эрик зло всплеснул руками, чуть не свернув на пол свою спортивную сумку. — И это только изнасилованных и убитых девушек, а остальных людей он даже не считал. Ублюдок рассказывал и смеялся. Он был так доволен собой… Ты себе даже не представляешь, как же сильно хотелось выбить из него всё дерьмо! Продолжать бить, бить и бить, пока он не превратился бы в неопознаваемый кусок окровавленного мяса. Но было нельзя, нам предстояло узнать ещё о многом из того, что он совершил, — он сжал перед собой воздух в бессильной злобе, как будто в эту секунду кого-то с большим удовольствием душил. Я мелочно порадовалась, что в кои-то веки он представлял не меня. — Так мы выяснили, что всех свидетелей своих грязных делишек он убирал пачками, особенно ближе к концу, так как окончательно обнаглел и перестал соблюдать всякую осторожность. По нашим примерным подсчетам за неполный год он убил тридцать два человека. Охренеть, Ведьма! Да у нас иной раз неофитов меньше приходит! — я полностью разделяла его реакцию и уже готова была присоединиться к удушению невидимого Тёрка. — По большей части его жертвами становились Изгои, оказавшиеся не в то время не в том месте, но среди них также были и Бесстрашные, и Эрудиты, и Отречённые с Искренними. Даже трое Дружелюбных, что как-то помешали ему добраться до той самой кузины, — казалось, что послужной список явно поехавшего маньяка уже ничем не сможет меня удивить, но от такого зашкаливающего уровня лицемерия даже мурашки по спине побежали. — Как потом сказали умники-мозгоправы, она и была его изначальной целью, а все девушки до неё — лишь репетицией. Не спрашивай, это что-то про психологию серийных преступлений, я не вникал. Моё дело — ловить и уничтожать таких тварей, а не мусор у них в мозгах по полочках раскладывать... Так вот, Тёрк с удовольствием выложил нам всё, но с особым наслаждением он рассказывал, как потешался над доверчивыми идиотами, гордо звавшими его своим другом. «Жалкие, наивные глупцы, у истинного гения не может быть друзей, только орудия его величия»! — задрав нос, передразнил Эрик. — Очень уж его забавляло, что все легко ему верили, только потому что он перешёл из Искренности. Лживая, ядовитая тварь, что преспокойно жила у нас под боком и мастерски меняла маски! — зло выплюнул он. — На трибунал собралась вся фракция. О, это был не традиционный выстрел в голову, нет! Это была настоящая Казнь с Большой Буквы, которые так любит Эрудиция! Так в Уставе завещали казнить предателей, поставивших под угрозу уничтожения фракцию Бесстрашия. За время судилища никто из Бесстрашных даже и не подумал уйти, все смотрели, как казнили предателя, и, я уверен, у каждого в голове гуляли мысли, что даже такая смерть была слишком милосердной для него.       Постепенно Эрик успокаивался, и его плечи расслаблялись, будто бы сбросив тяжёлый груз, что долгое время на них давил. Дыхание выравнивалось, а голос становился твёрже и спокойнее.       — Джорджа часто вызывали на допросы Тёрка в качестве свидетеля, поэтому он сам видел и слышал многие откровения ублюдка. Так он узнал, что, сам того не ведая, всё время ему помогал: то прикрывал его отлучки, то доставал для него кое-что нужное, то снабжал информацией. Оказалось, именно Джоук проболтался о том, что Майя почти вычислила маньяка. Да, — Эрик кивнул своим мыслям, — братишка Тори всегда ей нравился, так что она вполне могла похвастаться ему по секрету, чтобы произвести впечатление. Узнав всю правду о лучшем, как он считал, друге и о своей немалой роли в его зверствах, Джордж не выдержал чувства вины. Через пару дней после казни Тёрка, Джоука нашли на дне всё той же пропасти. Все причастные к допросу знали, почему он так поступил, как и то, что он точно сделал это сам, без чьей-либо помощи. Знает это и сама Тори, вот только принимать не желает. Всё твердит, что его убили только за то, что он был дивергентом, как и Тёрк. Бред! — презрительно скривился Бесстрашный. — С некоторых пор во фракции и без него вашего брата хватало. Более того, от одного из вас убийца сам поспешил избавиться одним из первых. У того парня имелась отлично развитая интуиция, и мозги, на удивление, работали, как надо, поэтому он состоял в одном из отрядов Собственной безопасности и был первоклассным следаком. Все говорили, что он преступников нюхом чуял, за что и получил своё прозвище — Нюхач. А этого унюхать не успел, м-да... — Эрик нервно провёл пятернёй по волосам в попытке пригладить торчавшие пряди, но только растрепал их ещё сильнее. — Его смерть, как и в других случаях, была представлена как несчастный случай по дурости. Мол, на вечеринке в честь окончания нашей инициации выпил лишнего, вот и потянуло на ностальгию: захотелось ему, как в далёкие времена зелёного неофитства, с Крыши прыгнуть, молодость вспомнить. Залез, прыгнул, а натянута ли внизу сетка — не проверил. А она почему-то как раз оказалась не натянута, её так кстати убрали для замены: старую уже сняли, а новую принести не успели. — по-моему, этому Тёрку стоило пойти в золотари: чтобы так ювелирно проворачивать свои делишки нужен недюжинный талант! — Если бы всё было так, как утверждает Тори, то тогда бы и других дивергентов перебили, что, уверен, уже давно стоило сделать. Того же Фора, например. Но нет — живой, паскуда! Правда, с тех пор он и на себя-то больше не похож, так — блеклая калька себя прежнего. Открытый, улыбчивый и доброжелательный ангелок превратился в молчаливого буку. Ходит тенями и с ног до головы раскаивается, страдалец хренов! — Эрик принялся неторопливо скидывать оставшиеся вещи в сумку, давая понять, что вечер откровений наконец-то подходит к концу. — Те события коснулись каждого, кого-то больше, кого-то меньше, но равнодушных не осталось. Каждый вынес из них свой урок. Мой оказался таким: отец всё время был прав, дивергенты — зло во плоти, которое должно быть уничтожено. Вы опасны, потому что для вас не существует никаких границ и рамок. Сдерживать вас почти невозможно. Вы постоянно носите маски и с лёгкостью их меняете: Искреннего на Дружелюбного, Дружелюбного на Бесстрашного, того на Отреченного, а потом и на Эрудита. И так шестьдесят раз за минуту! Вы постоянно дурите всех направо и налево, притворяясь теми, кем не являетесь, — он скосил на меня взгляд и добавил с непонятной обидой в голосе, — а ещё вы вечно всё портите! Когда я встретил тебя уже здесь, в Бесстрашии, и узнал, что именно ты — одна из двух дивергентов нового набора, то ощутил новый пинок от вашей братии. До того дня смешная девчонка Мойра Литман была для меня одним из немногих светлых и забавных воспоминаний детства, тёплым приветом из далёкой беззаботной жизни. А потом стала ещё одним тычком мордой в дерьмо жизненных разочарований.       Он, наконец-то, выговорился и довольный замолчал. Молчала и я. Какое-то время мы так и сидели, переживая и обдумывая всё сказанное. Видимо, решив, что разговоров с нас было достаточно, Эрик собрался встать и уйти, но я, поддавшись навязчивому порыву, удержала его на месте, крепко схватив за предплечье и слегка сжав. Отпускать не торопилась даже под тяжёлым недовольным взглядом. Если бы ненависть в его глазах была материальна, то моя рука уже валялась бы отрубленной на полу, а сама я горела во славу великой инквизиции. Но, честно говоря, в тот момент мне стало глубоко наплевать на все его страшные и недовольные взгляды, теперь уже я твёрдо намеревалась высказаться в ответ.       — Я тебя услышала. А теперь, Эрик, послушай и ты меня. Только не перебивай, а то собьюсь, мысль потеряю, только зря воздух сотрясу и время потрачу. Позже выскажешь своё «фи». Имей совесть, я тебя честно слушала и не мешала.       Подождав, пока он, помедлив, согласно кивнёт и недовольно усядется обратно, я отпустила его руку и глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Их было так много, что я растерялась с какой из них стоило начать, чтобы он точно понял мою точку зрения. Когда-то в детстве в одной из забавных книжек я вычитала замечательное, очень меткое сравнение роящихся мыслей с банкой солёных огурцов. Вот представьте себе банку, а в ней — солёные огурцы. Все они красивые, сочные и, наверняка, очень вкусные. Если сунуть руку в банку и достать их оттуда по одному, то всё будет легко и просто, а если банку перевернуть, то все огурцы собьются возле горлышка и закупорят его, не позволяя друг другу выпасть. Зато вместо них польётся один рассол — вода. Вот так и с мыслями: вроде бы в голове они ровненько уложены одна к другой, но стоит только перевернуть «банку», чтобы разом выпустить их наружу — все перепутываются и цепляются одна за другую. А если извлекать их по одной, то становится слишком сложно определиться, с какой из них начинать, какая из них самая «вкусная».       — Знаешь, — медленно начала я, — в жизни каждого человека рано или поздно обязательно случаются такие события, которые кроме как дерьмом и не назовёшь. Дерьмо может просто случиться само по себе, а может быть кем-то заботливо подкинуто на лопате. А и бывает так, что и всё сразу. Причины этого могут быть разными, а итог всегда один: будешь нырять в него раз за разом, пока не найдёшь в себе силы выбраться. Но знаешь, в чём главная загвоздка? Перекладывая дерьмо на других в попытках назначить правых и виноватых, отмыться всё равно не получится, сколько не тычь пальцем в неугодных и не кричи, что это вот они все плохие, а ты один тут такой в белом пальто стоишь красивый. Ты же, Эрик, — вернула ему хмурый взгляд, — именно назначил виноватых. В твоём случае — это дивергенты. Ты поделил для себя мир на абстрактные добро и зло, совершенно забыв, что мир не чёрно-белый, что в нём живут не только святые и демоны, а совершенно обычные люди со своими грешками, страстями и ежедневными подвигами. И это никак не связано с принадлежностью к фракциям, Изгоям или дивергентам. Ты вообще осознаёшь, что поставил клеймо прокажённых на всех нас только из-за одного психопата и пары доверчивых детишек? А если бы Тёрк не был дивергентом, то кого бы ты стал тогда винить? Всех Искренних или Бесстрашных? Очень в этом сомневаюсь! — наверное, в тот момент с моих клыков можно было сцеживать яд. — Это же только нас, ущербных, не жалко, правда? А ведь мы тоже люди, Эрик! Живые люди, понимаешь?! И хотела бы я сказать, что такие же, как все, но это не так. Вы — свободные. Вас ограничивают только рамки приличий и комфортные правила выбранной вами же фракции. Большинству из вас за всю жизнь не угрожает ничего опаснее лёгкой простуды, а нас ещё совсем недавно истребляли, как больных животных! — я зло выстреливала в него обвинениями и с удовольствием наблюдала, как маска самодовольства стекала с его лица. — Мы до сих пор живём с постоянной оглядкой — а ну как народ передумает обратно, и нас всех просто забьют, как скот с пастбищ Дружелюбия, который несколько лет заботливо растили. Мы до сих пор боимся, что кто-то посчитает любое наше действие или высказывание опасным и решит, что от подобной угрозы надёжнее будет избавиться раз и навсегда.       Теперь настала моя очередь мерить шагами зал. Эрик сидел, нахмурившись и сложив руки на груди. Было видно, что ему не нравилось слушать то, что я говорила, но он продолжал терпеливо ждать, когда же иссякнет мой словесный поток. И я даже не знала, чего в этом ожидании было больше: робкого любопытства или желания немедленно опровергнуть все мои слова, так нагло посягнувшие на разумность и адекватность его жизненных принципов. Но, к несчастью для него, я только начала, так что выслушать ему предстояло ещё достаточно. Я целенаправленно била по его устоям и мировоззрению, стараясь своими словами пробить его панцирь надуманной непогрешимости, чтобы он сполна хлебнул всего того, в чём уже долгие годы приходилось вариться мне.       — Нас старательно не допускают к власти, но почему-то в упор отказываются замечать, что нам этого и даром не надо, мы просто хотим спокойно жить. Жить, Эрик! Так же как и вы — без страха за каждый новый день. А эти ваши грёбанные должности советников и личных помощников при Лидерах? — я закатила глаза. — «Великая честь, оказанное доверие»… Да нихрена подобного! Это как пытка на медленном огне или прогулка по острию лезвия над ямой с крокодилами: вот тебе оказанная честь, теперь живи и бойся лишний раз что-то сказать и косо посмотреть, даже если твой Лидер — ленивый бездарь, посаженный на должность влиятельными друзьями или родственниками ради личной выгоды. — выплюнула с отвращением. — Особенно, если он такой. Ведь как это удобно — сваливать на нас все свои грехи и ошибки, а потом блистать на нашем фоне наспех накинутой святостью! И никто никогда даже ни на секунду не усомнится, что всё не так, что всё совсем наоборот. Кто будет верить нам — запятнанным дивергентностью, когда есть такие замечательные «чистенькие» вы? При споре дивергента и «чистого» фракционера все послушают слова именно последнего, какой бы абсурд он не предлагал. А нас немедленно потащат в Искренность на «непринуждённую дружескую беседу» за чашечкой-другой сыворотки правды. И будут настойчиво так раз за разом спрашивать, а не пытаемся ли мы манипулировать начальством и обществом? А может, нам власти захотелось? Или, возможно, мы мечтаем развалить фракции?       Повернувшись к Эрику, развела руками, мол, ну, что скажешь, какие ещё интересные вопросики готов придумать для нашего брата? Я уже мысленно готовилась к яростной отповеди, но он только отвёл глаза в сторону.       — Знаешь?.. — продолжила срывающимся голосом. — Когда такие, как я, официально были вне закона, было даже в чём-то проще: скрываешься — и живёшь себе, как все нормальные люди, раскрылся — вот и всё, отжил своё. А сейчас, хоть нас и признали власти, наши равные с вами права существуют только на словах и официальных бумажках. На деле мы — те же Изгои, только внутри фракций. Мы не живём, мы существуем в страхе, причём страх этот не только перед обществом, но и перед такими же дивергентами, как мы сами. — он вскинул на меня удивлённый взгляд, и пришлось пояснить, — Каждый день мы с опасением ждём новостей, что у кого-то из нас от постоянного колоссального давления протекла крыша, и он решил развалить всю эту хренову несправедливую систему ко всем чертям, чтобы можно было спокойно жить дальше и, наконец-то, не бояться. Все мы прекрасно понимаем, что, взбесись так открыто хотя бы один дивергент, взбунтуйся против произвола «чистых» фракционеров — и всех нас мигом вырежут, даже не разбираясь, а просто от греха подальше, — по мере моих слов, в его глазах всё яснее читалась уверенность, что скорее всего именно так бы с нами и поступили. — И всё только из-за того, что мы зачастую откровенно хреново вписываемся в ваш уютный, стройный мирок... Потому что «мыслим и смотрим на жизнь по-другому», серьёзно? Да чёрта с два! Мы думаем и рассуждаем точно так же, как и вы, зачастую, такими же категориями. Вся разница межу нами лишь в том, что иногда для решения поставленных задач у нас получается найти иные пути, на которые вы бы не обратили внимание, только потому что они вам просто-напросто непривычны. Так ответь мне, что же в этом плохого? — я специально сделала большую паузу, но Эрик снова промолчал. — Среди нас есть как узколобые глупцы, которые не видят дальше собственного носа, так и гениальные Эрудиты, отважные Бесстрашные, принципиальные Искренние, старательные Дружелюбные и Отречённые с огромным сердцем, готовым вместить в себя весь мир. Даже встречаются плевать на всё хотевшие Изгои! Но так же есть и самые обыкновенные, ничем непримечательные люди, и их, на самом деле, большинство. Это зависит даже не от процента дивергентности, а напрямую от личности человека. Боже! — не сдержавшись, я эмоционально всплеснула руками. — Да в некоторых этих процентов — жалкие крохи. Например, у меня всего двадцать восемь. А у Сэма, урождённого из набора прошлого года, вообще всего четыре процента! Сраные четыре процента, слышишь?! Но почему-то это никого не волнует от слова «совсем». Дивергентов с уровнем выше восьмидесяти процентов во всём Чикаго можно по пальцам одной руки пересчитать. Но вы всё равно ровняете нас под одну гребёнку и за людей не считаете. О-о-о, зато вы-то, «чистенькие», каждый, как грёбаная снежинка — единственные и неповторимые в своём роде! Неужели ты думаешь, что один такой «разборчивый»? Да таких, как ты, полно в каждой фракции. Вы устраиваете на нас травлю, не гнушаясь никакими средствами. Вам плевать совершили ли мы что-то плохое или нет, достаточно уже того, что просто родились! — с каждым жалящим словом я распалялась всё сильнее и сильнее. — Да вы ничем не лучше довоенных расистов, которые готовы были убивать только за иной цвет кожи или приверженность другой религии! И после подобной жестокости у тебя ещё язык поворачивается называть опасными нас? А не засунуть ли тебе твою тупую башку со всеми своими тупыми заморочками и предрассудками в свой тупой зад?! — он наконец-то попытался вставить хоть слово, но меня было уже не остановить. — Мы, чёрт возьми, люди, Эрик! Почему вы никак этого не поймёте?! Мы тоже заслуживаем человеческого отношения и справедливости. Если вдруг у кого-то из ваших «чистых» фракционеров начинает съезжать чердак, или он совершает какое-то преступление, то это заморочки конкретного человека, совершенно обычного, среднестатистического преступника. А если попадается моральный урод среди дивергентов, вы тут же гребёте всех нас в одну кучу, мол, раз попалась одна паршивая овца, то и всё стадо больное.       Он снова попытался вклиниться в мой яростный спич, но был остановлен резким взмахом руки. Я его терпеливо слушала, теперь настала его очередь. Поднявшаяся внутри меня волна ярости и праведного негодования подчистую смыла весь страх и осторожность и требовала немедленного выхода.       — Вот взять для сравнения даже нас с тобой. Смотри, какая интересная картина вырисовывается: дивергент среди нас — я, а конченый мудак — ты! Это ты постоянно ведёшь себя, как долбаный псих с зашкаливающим уровнем агрессии, в то время как я за всю свою жизнь ничего, повторяю, ни–че–го плохого никому не сделала. Но тебя это совсем не смущает, правда? Вот смотрю на тебя, раз за разом пытаюсь понять твою логику, и всё больше начинаю склоняться к мысли, что твой выдуманный мирок ни черта не чёрно-белый, а очень даже коричневый! — с огромным удовольствием подарила ему ехидный оскал из любимой серии «если ты понимаешь, о чём я». — Да, твоя история, бесспорно, очень страшная и грустная, но в ней есть абсолютно конкретный, ни разу не абстрактный виновник, который уже понёс справедливое наказание за всё содеянное. Ты же после произошедшего возомнил себя великим судьёй, имеющим право не только карать и миловать, но и, если потребуется, самому назначать виновных. О, как удобно! Особенно, имея в наличии такой паскудный характер. Ты так самоутверждаешься что ли? Или это помогает не чувствовать себя последней сволочью на всём белом свете? Всего лишь предпоследней, да?       Зло выплёвывая слова ему прямо в лицо, ощутила, что всякий страх перед ним испарился, как и не бывало. Я считала физически невозможным бояться разобиженного на весь мир глупого мальчишку, который за прошедшие годы хоть и нарастил гору мышц, но повзрослеть морально забыл. Мне было обидно и больно от его необоснованных обвинений, а на звание всепрощающей святой я никогда не претендовала, поэтому хотела, чтобы теперь он сам насладился такими же чувствами сполна. Оставив несколько пришибленного Эрика на изуродованной скамье, не прощаясь, направилась в сторону раздевалки.       — Думаю, — я обернулась уже в дверях, — мне всё же пора обратиться к Максу и сообщить, что учить меня тебе больше нечему. Всё равно я собираюсь пойти в разведку, а не в боевики, как ты. Счастливо оставаться в своём придуманном совсем не шоколадном мирке. Надеюсь, видеться не будем!       С момента знакомства с Эриком это был наш единственный столь долгий и личный разговор. Не пристукнул он меня тогда, наверное, только потому, что растерялся от размаха моей ярости и наглости. А Макс действительно без проблем оформил мне перевод в разведку, где я прошла усиленную подготовку, чуть несколько раз не померла во время спецобучения, но в итоге нашла себя и своё место как во фракции, так и в жизни. В то же время Эрик пробился в элитный штурмовой спецотряд быстрого реагирования, и мы, и правда, пересекались не очень часто. Но никогда не забывали при случае сделать друг другу какую-нибудь гадость. Возможно, я себя безбожно обманывала, но мне казалось, что мои слова всё же были им услышаны. Хоть и не приняты в полной мере, как мне бы того хотелось. Зато на людей бросаться перестал — и то хлеб.       Мы не виделись почти год, с тех пор как я уехала за Стену в последний раз. Но теперь я здесь. И он тоже. Стоит напротив, сверлит яростным взглядом, только что пар из носа и ушей не пускает. Похоже, мой непроизвольный прощальный сюрпризец удался, и теперь в ответ мне организуют очень жаркий приём — сожгут заживо.       И вот мы стоим друг напротив друга, обмениваемся колючими взглядами и молчим. Псих бесится, Ведьма скалится, и вроде всё, как в старые добрые... Но что-то неуловимое, витавшее в самом воздухе, давало понять, что как прежде, уже не будет. За прошедшее время мы оба изменились, повзрослели, стали другими. Вот только…       Кто же мы теперь?