Место под солнцем

Когда все закончилось, уже стемнело. Нервно перешучиваясь между собой, пираты суетливо бродили по палубе, таская из трюма ящики с выпивкой и  едой, а также всем тем, что удалось найти на яхте, и что по их мнению представляло собой хоть какую-то ценность. Пираты сгружали все в одну кучу, а двое худощавых загорелых новичков, на вид которым было не больше шестнадцати лет, принимали награбленное и по тросу спускали ящики в лодку. Несмотря на сплоченность и организованность действий, на яхте царила неразбериха и постоянная молчаливая напряженность. Для большинства из них грабеж был главным источником дохода, заставляющим на время забыть о команде и думать исключительно о набивании собственных карманов, относясь к любому из своих товарищей, как конкуренту. Те немногочисленные пираты, которым уже посчастливилось заработать свой процент от продажи рабов, мало интересовались грабежом и сопутствующей ему наживе, предпочитая мирно курить в стороне и охранять пленников. Все проходило обычно, как и всегда. На палубе было шумно. Пираты, делившие добычу, громко ругались между собой, не скупясь на использование бранных слов, пленные скулили и плакали, а звук их беспрестанных стенаний безжалостно приглушался громкой музыкой, неизвестно кем включенной. Однако, когда Ваас Монтенегро подал голос, все разом поутихли, а один из особо догадливых головорезов даже убавил музыку, чтобы лишний раз не раздражать своего командира. — Хэй, полегче, долбоеб, — недовольно проговорил Монтенегро, когда какой-то парень, несущий в руках огромный тяжелый ящик, нечаянно задел его плечом. — Я иду, окей? Ваас отвесил своему подчиненному несильный, но довольно болезненный подзатыльник и засмеялся. Его смех подхватили другие пираты, а несчастный парень, раскрасневшись то ли от стыда, то ли от бессильной злости, поспешил убраться подальше. Ваас направился к пленным. Всего их было тринадцать, и каждый был почти до смерти напуган, и почти каждый плакал. Почти все смотрели на главаря пиратов и его команду неотрывно, с каким-то тупым непониманием во взгляде, словно бы они еще не до конца осознали всю реальность происходящего. Краем глаза, Ваас заметил, что один патлатый толстяк упирались взглядом в пол, не смея даже осмотреться. Испуганный вид толстяка слегка приободрил Вааса, а так же некоторых, особо приближенных к нему пиратов, которые уже неоднократно видели, разыгрываемый их командиром, спектакль и знали, каким неожиданным для всех пленных окажется его финал. Он улыбнулся, предвкушая веселье. Однако, его улыбка тут же исчезла, едва только в его нос ударил запах дерьма — очевидно, кто-то из пленных обделался. Ничего удивительного, почти при каждом захвате заложников, обязательно найдется тот, кто наложит в штаны — обычное дело. Впрочем, неудачник уже поплатился за это; когда Монтенегро подошел к пленникам, его люди уже скидывали труп парня за борт. — Эй, Ваас, смотри, что мы нашли у него кармане. Бедный маленький мажор. Должно быть, он сильно потратился, чтобы купить это дерьмо. — Бинго! Дай-ка сюда. Ему кинули пакетик с кокаином. Ваас в последний момент вытянул руку, и поймал его налету; запустил мизинец в пакет, подцепил порошок ногтем, поднес к носу и шумно вдохнул. Еще и еще. Закрыл глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям — быстрый кайф. Охереть! Он не любил снег, но надо отдать должное, переть он начинал почти сразу (в отличие от того дерьма, на котором он периодически торчит последний год). Шмыгнул. — Держи, амиго. Классная вещь. Возвращаю обратно, - он перевел взгляд на заложников. Свежак. Хороший улов. Босс будет доволен. Сам Ваас тоже перся от того, как гладко все прошло. Воистину, можно получать нереальный кайф от работы, если не видеть людей в тех, на ком зарабатываешь. — Ну, чего же вы такие грустные, а? Беспокоитесь о вашем друге? Не стоит, он уже мертв. Похуй, похуй на него! Мы-то с вами охуенно повеселимся. Море, солнце… приятная компания — почти, как на настоящем курорте, верно? Забудьте о том, что случилось и представьте, что вы уже отдыхаете. Что делают люди, когда отдыхают? Как они пытаются сохранить те моменты, когда им весело? Правильно! Правильно – они фотографируются. Ну, ребята, веселей, нас ждет первая совместная фотка. Ваас протиснулся между двумя мужчинами и, присев на корточки, обнял их за плечи; парня справа ощутимо трясло. — Хиппо, не стой столбом! Сфотографируй уже нас! Селенцио Хиппо достал смартфон, включил камеру и сделал несколько снимков. На каждом из них Ваас улыбался. — Покажи. Покажи, что получилось! Получив смартфон в руки, он поставил его так, что бы как можно больше пленных могло видеть происходящее на экране. Листал фотки и говорил: — Так не пойдет. Почему, я один тут улыбаюсь? Хотите выставить меня дебилом? Меня, да? Вы у меня в гостях. На моем острове, блять, и не можете даже улыбнуться? Так не пойдет. Так не пойдет. Никто вас сюда не звал, и вы, ебанные мажоры, сейчас далеко от дома. Будьте благодарны мне, хотя бы за то, что все еще дышите. В следующий раз, если я захочу, чтобы вы улыбались, я вырежу эту сраную улыбку на ваших лицах. Догоняете, о чем я? Все догоняли. И все молчали. Они ненавидели его, и он это чувствовал, но хоть бы один урод поднял на него взгляд. Драные девки. Даже у последних терпил на Руке больше самоуважения и решимости, чем у них. Ваас пришел к выводу, что через неделю как минимум половина из них будут мертвы. Шмыгнул. Поднялся с корточек, заметил пачку сигарет, выпирающую из заднего кармана молодого парнишки с бугристой от прыщей рожей. Шикарно. Будет чем занять руки (иногда он курил, даже если и не хотел, пользуясь скорее возможностью, чем необходимостью). Ваас нагнулся над заложником, забирая сигареты из его кармана. — Ты ведь не против? – поинтересовался он. — Нет, конечно. Можешь забрать всю пачку. — Спасибо, спасибо, - улыбнулся Ваас и переключил внимание, когда огромный негр попался ему на глаза. Хесус. Амиго. Тот как раз выходил из трюма, в руках - здоровенный резиновый елдак. Сказал, расплываясь в улыбке. — Ну как, размерчик? Охуеть, да? Нашел, типа, в каюте. Уже, бля, прусь с этих девок. Ваас не знал мужика более помешанного на телках, чем этот черный кошак. Он улыбнулся в ответ. — Рад, что ты счастлив. Сколько еще времени нужно? — Минут двадцать. У этих пидоров дофига добра, – протянул Хесус и между делом посмотрел на пленниц, видимо, гадая, какой из них принадлежит фаллоимитатор, который он зажимал в руке. — Мы, кстати, семь теликов насчитали, а, как тебе улов? Кто-то собирает монеты, кто-то – крышки от газировки, книги или статуэтки слонов, Ваас же коллекционировал телевизоры. Имел нездоровую тягу к этому дерьму — они весели на стенах его дома, они, взгромоздившись один на другой, стояли на полу и пылились на складах аванпостов. — Грузите все. — Двадцать минут. Хесус еще раз внимательно осмотрел девок, прежде чем швырнуть за борт резиновую находку. Переняв его настояние, Ваас тоже обратил внимание на пленниц, стараясь дать им оценку. Ну, да, нормальные. Обычные богатые крали. Не лучше и не хуже тех, что были раньше. Он встретился взглядом с одной них, той, что все это время смотрела куда-то в пол, и наконец-то решилась поднять глаза. Он улыбнулся ей вполне доброжелательно, и в следующую секунду подался телом вперед, словно бы хотел ее ударить. «Бу!» — крикнул Ваас, кайфуя от той многозначности, от того маленько незначительно секрета, о котором знают только она и он. Пленница же никакого удовольствия не получила. Прижавшись ближе к остальным, она закрыла лицо руками и заплакала. Ваас засмеялся, в последний раз затянулся, просмолив сигарету до фильтра, и кинул бычок в океан – пора бы уже начать представление. По правде говоря, это было единственным, что не позволяло ему сдохнуть со скуки. То, чего он ждал при каждом захвате и психовал, если такого случая не выдавалось. Маленькая традиция, зародившаяся три года назад. Тик-так. Пора. — Ты, - командным тоном сказал он, обращаясь к патлатому жирдяю, слишком выделяющемуся на фоне остальных пассажиров яхты. — Да, именно ты. Тебе приходилось слышать о том, что ты слишком жирный? Блять, конечно же, ты слышал об этом. Сотню раз, не так ли? Толстяк дрожал и молчал. Он поднял голову. На какой-то момент, уголки его губ едва заметно вздрогнули, будто бы он хотел улыбнуться, но потупил взгляд и затрясся еще сильнее, чем раньше. Ваас покачал головой. — Рuerco[1], твою мать. Почему они всегда обижаются на простые вопросы? — спросил он, обращаясь ко всем и ни к кому конкретно. На палубе поднялся смех. Некоторые пираты подступили ближе, стремясь занять места поближе к месту действия. – Ты обиделся? Быть может, я задел твои чувства, а? Скажи мне, не стесняйся. Толстяк молчал. — Послушай, так дело не пойдет. Я всего лишь хочу завести разговор. Вы мои гости, и я бы не хотел обижать вас. «Хорошо провести время» и все такое, помнишь, я говорил вам вначале? Если я обидел тебя, бро, клянусь, я заглажу свою вину. Прямо сейчас. Позволь сделать это, — неизвестно, чего ожидал пленный, но извинения Вааса были преподнесены в виде охуенного пинка в живот. Толстяк засипел и упал на пол, неуклюже прикрывая руками голову, от последующего града ударов. — Рuerco! Рuerco! Рuerco! Жирный ты пидор, думаешь, я играю? Ты все еще не понял? Не врубаешься, да? Когда я задаю вопрос, ты, блять, на него отвечаешь. Слышишь меня? — Слышу! – заорал толстяк, — Слышу! Что ты хочешь узнать? Только не бей, прошу! Ваас отступил на пару шагов, любуясь свой работой. Охуенно, бля. И кто не скажет, что это происходит взаправду? — Что я хочу узнать? Дай-ка подумать… Я хочу услышать историю о тебе, cerdito[2]. Поведай мне о своей жизни. Разжалоби меня, заставь рыдать и, если ты это сделаешь, я, так и быть, отпущу тебя. Нет, Серьезно. Я дам тебе эту яхту и ты, в ту же секунду, будешь волен уебать отсюда. Никогда в жизни ты больше нас не увидишь. Даю слово. — А если нет? — Рассматриваешь все варианты? Ха! Уважаю чуваков, у которых хватает яиц заглянуть правде в глаза. Похвально. Мне нравится, знаешь. Так вот, если нет, я знаю одного охуенно богатого мужика из Эль-Пасо, который слишком повернут на том, что попадает в его желудок. Знаешь, что мы легче всего усваиваем белок из человеческого мяса? М-м? Он реально торчит по этой теме. Клянусь, он последние лет девять только человечину и жрет. За таких жирных, как ты, он отлично башляет. — О, Господи! Пожалуйста, - лицо толстяка покраснело, он едва сдерживал слезы. - Пожалуйста, не нужно. Я умоляю. Отпустите нас! Это же просто дикость. Пресвятая дева Мария, спаси нас. Умоляю! — Это действительно трогательно, но я не могу отпустить вас всех. Конченный ты мудила, очнись, я даю шанс именно тебе! — Я не знаю, что рассказать, правда. Ваас вздохнул. — Ты самый безнадежный долбаеб из всех, что я когда-либо встречал. Грузите этот кусок говна вместе со всеми. Я отдам его Тео за полцены, если он пришлет мне фотку, где голова этого жирного гандона запечена в духовке вместе с лимон и сраным карри. Пираты схватили пленника под руки, пытаясь поднять его с земли. Но он, осознав наконец, что ему светит, начал дергаться и брыкаться; его колотило, уже ничего не скрывая, он ревел в голос. Толстяк орал и плевался. — Отпустите меня! Отпустите меня! Стой! Я расскажу! Я расскажу тебе все, твою мать! Отпустите! Ваас обернулся вполоборота к нему. — Ну? Быстро и сбивчиво, тот рассказал ему обо всем: о детстве, о насмешках, которые ему постоянно приходилось слышать в школе, о смерти матери, произошедшей полгода назад, о первой любви, о безобразно пьяной Джоуни Рауч, с которой он, впервые в своей жизни, потрахался. Господи, что только нес этот мудак? Ваас оборвал его, не дослушав и четверти. — И что это было? Я просил тебе рассказать всего одну историю. Одну! Жадина, ты мне всю свою жизнь рассказать хочешь? Я не просил. Мне это неинтересно, окей? Ты не впечатлил меня, а историй было слишком много. И что мне с тобой делать? Я же не знал, что ты такой разговорчивый. Отдать тебя Тео? И он скажет: «Ваас, я думал, мы друзья. Зачем ты отдал мне этого болтуна? Я хочу его съесть, а не слушать его истории». А я, блять, слишком дорожу дружбой с этим мужиком. Врубаешься, о чем я? Ни на что другое ты не годен. Как я должен с тобой поступить? Вот ты, будь на моем месте, что бы ты сделал? Глаза толстяка заблестели. — Отпустил. — Да ну нахер! Да ты чувак с большим сердцем, да? Только вот в чем проблема: у нас с тобой был уговор, и ты его нарушил. Если я отпущу тебя, то эти парни подумают, что Ваас Монтенегро трепло. Они скажут: «Он не держит своего слова – значит он трус и слабак». Они перестанут меня уважать. Они бросят меня, как когда-то бросали другие. Ты этого хочешь? Отпустить тебя? — он покачал головой. — Я так не думаю. — И что же делать? Господи, ты боже ж мой, должен же быть выход! Умоляю! — Кто сказал, что выхода нет? – Ваас достал пистолет и равнодушно приставил к голове пленника. — Один выход есть всегда. Того так и накрыла паника. Дыхание стало свистящим и громким, голос дрожащим и блеющим, как у ягненка. — Пожалуйста, не нужно! Мы можем договориться? Умоляю. Пресвятая дева Мария. Умоляю! Жизнь на историю — неравный обмен. Боже правый, умоляю, прошу: скажи, что ты хочешь? — Да ты мне в хуй не упал, мудила. У нас был уговор. — Дай мне второй шанс. Господи боже! Я сделаю все! Абсолютно! Я могу отрезать, себе палец? Ухо? Господи! Хочешь? Я землю жрать готов! Только скажи, и я отсосу здесь у любого, на кого ты покажешь. Господи боже! Все, что захочешь, но, умаляю, бога ради, не убивай! — В жизни бы не подумал, что громила, как ты, может оказаться такой девкой. Сосать, говоришь, любишь? Жаль, уже не проверим. Сделай мне одолжение: повизжи напоследок. Окей? Толстяк, прекрасно осознавая, каким будет его финал, запричитал еще громче: — Пресвятая дева Мария. Сохрани, умоляю! Господи, умоляю! Ради Бога! Он причитал и плакал, и каждый, из оставшихся пленных, полностью отупев от страха, рыдал вместе с ним голос. Поочередно вглядываясь в их заплаканные лица, Ваас нажал на курок, но выстрела за этим не последовало. — Пуф! - сказал он, а затем спрятал пистолет в кобуру и протянул руку толстяку, помогая ему подняться с колен. Самая охуенная часть! Его распирало от адреналина и кайфа. Ваас больше не сдерживал смех. — Бля, это было охуенно, как и всегда. У-у-у, я просто прусь! Как ты это делаешь, сукин ты сын? Клянусь, если ты не получишь сраного «Оскара» к концу жизни, то считай, проебал ее зря. Ты бы только их рожи видел. Они чуть ли не обосрались от страха! Толстяк равнодушно принял сомнительный комплимент. Он натянуто улыбнулся разбитыми уголками губ и вытер лицо от слез, задаваясь вопросом, какого хера вообще позволяет Ваасу творить над собой такое уже третий год? Может потому, что все это время они тупо разводили этих богатых мудаков, и Монтенегро никогда не бил его по-настоящему. Тогда за что он, блять, взъелся на него сейчас? — Вижу, ты очень соскучился по мне, - толстяк сплюнул на палубу, и красная нитка слюны повисла у него на подбородке. Дерьмо! Ваас, одаривающее похлопал его по плечу, и тут же почувствовал на себе недоумевающие взгляды пленных, которые так ничего и не поняли. — Что смотрите? Это была шутка. Шутка, вам ясно? Я же обещал вам развлечение? Поверьте, дальше будет еще круче. Так что наслаждайтесь. Ваас развел руками и вновь обратил внимание на толстяка, который, опередив его, заговорил первым: — Блять, да что на тебя нашло сегодня? Что с тобой? Мы не договаривались, что ты будешь бить меня. Конченный псих! Под конец я чуть не обосрался, думал, ты что пристрелишь меня по-настоящему! — В следующий раз, я так и сделаю, Васко, — сухо ответил Ваас. Спокойствие в его голосе пугало намного больше, чем его крик. — Я ждал твоего сигнала два часа назад.