***
Три часа ночи. В бунгало, в котором выделили спальное место Алену Варусу, все еще горел свет. Васко не любил ошиваться в этом районе аванпоста — рабочие здесь жили бедно, хоть и пахали с утра до ночи, подобно рабам; из домов тянуло устоявшимся запахом сцанины, тухлятины и различных химикатов. Интересно, изнеженный городской мальчишка не охерел от предоставленных ему жилищных условий? Преодолев расстояние в пять жутко скрипучих ступенек, Гейте приблизился к входной двери и, отворив ее без предварительного стука, оказался в небольшой комнате, где из мебели были лишь две стоящие друг напротив друга двухъярусные шконки, письменный стол, на котором, сместившись в одну большую кучу, лежали какие-то книги, бутылки с растворителем и горы грязной посуды; рядом с одним из спальных мест был установлен унитаз; деревянный пол под ним потемнел, прогнулся и покрылся плесенью от постоянной сырости. Прямо настоящая тюрьма! Двое мужчин азиатской внешности сидели на нижнем ярусе шконки, курили и играли в карты; наверху же, скорчившись в позе эмбриона, лежал какой-то худой старик: жив он или нет — тяжело разобраться. Увидев Васко, картежники взволнованно переглянулись. — Щито ти хотеть? — с сильным тайским акцентом спросил один из них. — Я ищу Варуса, — ответил Гейте. Мальчишки не было в комнате, и это начинало его беспокоить. — Где он? — Варус? Новенький? Он бить в бункер, — в подтверждение своих слов таец указал пальцем на землю. — Там. Вниз. В бункере? Не очень бы хотелось туда спускаться, но выбора нет. Гейте решил покинуть этот дом, предварительно отвалив каждому из рабочих по двадцатке. — Держите, это вам за услуги, — аккуратно, стараясь не разбудить, он положил деньги даже рядом со скрюченным на верхней койке стариком. Секундное, случайное прикосновение — дед холодный, словно лед. — Дерьмо! У вас там наверху покойник! Тайцы пожали плечами и вернулись к карточной игре. — Ми знать. Он вышел за порог, намеренно громко хлопнув дверью: «Пиздец! Ну что это за место!» Странно, но его, видавшего всякие виды, увиденное впечатлило так, что трясло всю дорогу до бункера.***
— Эй, Васко, ты совсем ебнулся? — Хавьер, смуглый и ладный на рожу итальянец, остановил его возле люка, служащим входом в бункер, и покрутил пальцем у виска. — Хочешь харкаться кровью? Надень респиратор. — Отстань, — вяло отмахнулся от него Васко, — я всего на минуту. — Там испарения от химикатов, вытяжки работают хуево, и, буду честным, рабочие в последнее время здесь дохнут, как скот. Решил откинуть копыта — валяй, но только делай это в другом месте. Спорить было глупо, а еще и бессмысленно. Гейте поморщился, взял респиратор из рук Хавьера, и, надев его, спросил: — Варус там? — Этот сопляк? Да, он в лаборатории. Целый день стою здесь в наряде и ни разу не видел, чтобы он куда-то выходил. Васко молча кивнул, обошел люк с той стороны, где было легче всего подобраться к алюминиевой лестнице, ведущей вниз к лабораториям. Спускаясь по ступеням, он весь вспотел, вновь появилась отдышка, к тому же он начал беспокоиться о безопасности проделываемого спуска — выдержит ли эта древняя лестница груз весом в двести девяносто один фунт? — Не дрейфь, Васко, — Хавьер, будто почуяв его беспокойство, громко засмеялся, — эта старушка выдерживала и не таких жирных. — Заткнись, — огрызнулся Гейте. Дыхание его окончательно сбилось, и оставшийся путь в шестьдесят ступеней давался ему с крайним усилием, — скажи лучше, где мне найти мальчишку? — Пройдешь центральную лабораторию — и поворачивай налево, но сначала, как спустишься, достань из полки защитный костюм. Бери оранжевый — он самый новый. Спустя несколько минут Васко спустился в бункер. Надев костюм, как и было велено, он отправился вперед по ярко освещенному коридору, ведущему к лабораториям. Первое, что бросилось в глаза — это стерильная чистота. Вокруг — ни пылинки, что было весьма удивительно, учитывая тот факт, что здесь работают люди, которых нисколько не смущает даже наличия мертвеца, находившегося у них комнате. Отдышка все еще не прошла, но Васко побоялся снимать респиратор: «Интересно, Варуса обмундировали так же, как и меня?». Он прошел центральную лабораторию — большую комнату, где в три ряда располагались длинные металлические столы, за которыми свободно могли работать человек пятьдесят; у левой стены установлены два больших котлована; колбы, мензурки и прочая замудренная хрень была спрятана по шкафчикам, которые, все как один, были слегка приоткрыты. Васко свернул влево и, увидев в конце коридора массивную металлическую дверь, укорил шаг. Он вошел, как обычно, не постучавшись. — Варус, ты здесь? В экспериментальной лаборатории, где должен был работать парнишка-химик, не так много мест, где можно было спрятаться: рабочий стол, к удивлению Гейте абсолютно пустой, стул и два металлических шкафа — для хранения колб и сменной одежды. Ален Варус сидел прямо на полу, подтянув колени ближе к туловищу; на нем не было респиратора и защитного костюма — все это было сложено в одну большую кучу в углу комнаты. — Босс? — подал он слабый голос. — Слава богу! — Какого черта ты не в бунгало? У тебя больше не будет свободного графика — с утра ты должен будешь работать. Тебе нужно высыпаться, чтобы делать это продуктивно. — Я больше ни за что на свете не вернусь туда! — Ален сорвался на крик и наконец-то посмотрел Васко в глаза. Мальчишка проплакал несколько часов, и это было видно по его лицу. — У этих уродов в комнате лежит мертвец. Настоящий, закоченевший трупак! Как я вообще могу находиться там? Не-е-т, босс, я на это не подписывался! — Я не говорил, что будет легко. Ты просил предоставить место — и оно твое. Мне же нужно, чтобы ты взял себя в руки и начал делать то, что ты умеешь лучше всего. Мы сможем стать баснословно богатыми, если будем работать сообща. Неужели подобные перспективы не стоят некоторых неудобств? — Неудобств? — вновь повысил голос Варус. — В комнате, где я должен жить, лежит труп. Здесь повсюду ходят люди с автоматами, а вдобавок ко всему мой ассистент, у меня на глазах едва не выблевал собственные легкие — и это, по-вашему, неудобства?! Его слова, хоть и была в них доля правды, рассердили Васко: «Что за мягкотелый кретин? Почему все не может быть немного проще?» — Ладно, сопляк, послушай меня. Я пришел, чтобы сказать тебе, что сегодня, вполне возможно, мне придется уплыть отсюда. Не знаю, когда вернусь, но, когда это случится, мне нужно, чтобы товар был готов. Ты понял меня? — Да, босс, — мальчишка выглядел подавленным и абсолютно отчаявшимся. — Я все сделаю. — Так-то лучше, — Гейте растянул губы в виноватой полуулыбке и, посмотрев на Варуса сверху вниз, добавил: — Ты даже понятия не имеешь о том, через что мне пришлось пройти, чтобы стать тем, кто я есть….***
Три года назад…
В тот момент он был полным ничтожеством в глазах своей сестры. В семье давно поняли, чем конкретно промышляет Васко, и с того момента, как это случилось, он перестал для них существовать. Впрочем, это ничуть не мешало им принимать ту помощь, которую он им постоянно оказывал: присылал деньги на счет семьи каждый месяц, пробив по нужным каналам, он без особых усилий организовал повышение отца, пристроил Майю в привилегированную школу для девочек, отвалил кучу бабла на лечение своей двоюродной тетки, которая, кстати, презирала его больше всех. Крутился, как только мог, делая все, чтобы не казаться в глазах своих родственников конченым ублюдком. А теперь…. Все маски сняты. Исправляться поздно. Сейчас необходимо выглядеть жалким. Первое, что бросилось в глаза, когда пиратский главарь вывел его на палубу, была, конечно же, Майя. Хьюго выкрал ее сразу после занятий в привилегированной школе для девочек, где она училась, и доставил ее на остров за сутки до теперешних событий, как и было уговорено; день был тогда невероятно знойный, стояла нестерпимая жара, а его сестра была одета в полный комплект школьной униформы: черная юбка чуть ниже колена, из-под которой белели не то чулки, не то гетры, пиджак с гербом школы, серого оттенка рубашка и галстук. Васко смотрит на ее измятую, перепачканную в крови и грязи одежду, на ее измученное и испуганное лицо и ничего при этом не ощущает — ноль эмоций. В тот день Васко знатно обдолбался; первичный страх прошел, все, о чем он беспокоился, перестало иметь значение. «Не бойся, сестренка, все закончится быстрее, чем ты можешь себе представить, — он шмыгает носом, переводит взгляд на вторую пленницу и в следующую секунду нервно передергивает плечами. — Пэм?!». Нервная дрожь пронеслась волной по его телу, и все опять встало на свои места. Нет, эта женщина только с виду напоминает его жену: тот же цвет волос и стрижка, у незнакомки, так же как и у Пэм, были большие голубые глаза, жирно подведенные черным карандашом. Ее нашли люди Монтенегро. Они привезли ее на остров и хорошенько поработали над ней. Васко был готов снять перед ними шляпу. Нет, эта женщина не его жена. Она не Пэм. Дешевая подделка, но для осуществления плана достаточно и этого. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Гейте заставляет себя оглядеться, сознательно, с целью оценить обстановку. Знакомые лица. Он хорошо знает всех пиратов, участвующих в операции, так как лично проводил их отбор; ему хорошо знакомы наемники Волкера, которые также присутствуют на яхте — Кертис Карноман и Коган Ривʼеро. «Боже правый, более удачного стечения обстоятельств и придумать сложно, — Васко до судорог стискивает челюсти, стараясь не рассмеяться в голос. Сквозь кокаиновый дурман он ощущает то, что не испытывал уже на протяжении долгих четырех недель — надежду. — Неужели этот безумный план и вправду может выгореть?» Его сбивает с мысли пиратский главарь, который, окончательно вжившись в отведенную для него роль, пихает Гейте в спину — достаточно сильно для того, чтобы тот инсценировал правдоподобное падение. Васко понимает его замысел довольно поздно и со стоном падет на дощатый палубный пол, что выглядит скорее комично, нежели жалко, как от него требовалось. Провал. Неудачный ход. Явная халтура. В отместку за это, Монтенегро со всей силы дубасит его ногой в живот, отчего у Васко перехватывает дыхание: «Нравится тебе, Сerdito?». Нет, конечно же, не нравится, разве не видно? Лицо Гейте побагровело, он распластался на полу. Заходясь в неконтролируемом приступе кашля, он встает на четвереньки; тело отказывалось слушаться: ноги тряслись, не позволяя подняться полностью. Все происходит словно в тумане, и уже сложно понять: где есть кокаин, а где есть боль? Страха нет. Пиратский главарь хватает его за волосы, тянет его голову к себе и смотрит в глаза — накачан по самые гланды. «Блять!» — цедит он сквозь зубы, — «Соберись, сука, ты нужен мне вменяемым!» — он говорит это почти беззвучно, чтобы никто кроме Васко его не услышал. — «Если ты облажаешься, я убью тебя!» Удар по морде. Гейте отшатывается, но все еще стоит на четвереньках. Страха нет. Очередной удар от пиратского главаря. В голове у Васко начинает проясняться. Туман рассеивается, а боль становится все более и более отчетливой. Он не злится. В конце концов, он прекрасно понимает, что Ваас, помогая ему в осуществлении плана, рискует собственной шкурой. Если кто-нибудь из наемников увидит, что Гейте позволили накачаться наркотой, что он на данный момент абсолютно невменяем, то дальнейшее развитие событий потеряет смысл. В этом случае проиграют все. Васко находит в себе силы, чтобы встать на ноги: «Соберись! Соберись! Пора начинать…». Он поднимает голову и вновь осматривается, намеренно делая вид, что не замечает устремленного на него взгляда сестры. Люди Вааса ведут себя хуже животных: они, как саранча, сносят и уничтожают все, что представляет собой хоть какую-то ценность на этой яхте — на его яхте! Они ломают мебель, они кидают за борт картины и технику, они запугивают его сестру и другую заложницу. Все было так, как и задумано. На палубе царила настоящая неразбериха, что полностью советовало продуманному плану, но абсолютно не устраивало Васко. «Это скоро закончится, — вздыхает он. Боль проясняет его сознание, появляется страх. — Осталось еще немного. Главное — не облажаться». Пираты отлично справляются со своей задачей, теперь наступает его черед. «Скоты!» — кричит Васко, за что тут же получает прикладом автомата по челюсти. — «Уебки!» — орет он, инерционно падая на колени от ошеломляющего по силе удара. — «Вы будете подвешены на собственных кишках, когда Хойт узнает об этом!». Угроза Васко была поднята на смех. Карноман и Ривʼеро заржали в голос, а пираты, зная правила игры, тоже не отказали себе в удовольствии поскалить зубы. Отлично. У него еще есть шанс осуществить задуманное без каких-либо помех. Главное — держать себя под контролем. Гейте, избитый настолько, что не может найти в себе силы подняться с пола, проводит языком по верхней челюсти, сознательно исследуя кровоточащие дырки на том месте, где только что были выбиты несколько его зубов. Вцепившись взглядом в главаря пиратов, он сплевывает кровавую слюну на пол и цедит сквозь зубы: — Слышишь меня, говнюк? Ты покойник! Когда об этом станет известно Волкеру, вас всех перестреляют, как собак. Ваас приближается к нему. У него холодный непроницаемый взгляд, но Васко отчего-то уверен, что все делает правильно: «Осталось еще немного…». Главарь пиратов достает из кармана пачку «Marlboro», закуривает; странная улыбка появляется на его лице не более, чем на мгновение. Интересно, к чему бы это? — Да неужели? — сухо произносит он и затягивается сигаретой, да так сильно, что она успевает протлеть почти на четверть. — Ты хоть сам понял, какую хуйню только что сморозил? Нет? Может мне объяснить тебе на конкретном примере? Смотри, — Ваас преодолевает расстояние в несколько шагов, оказываясь рядом с маленькой мисс Гейте. — Твоя сестра, верно? Рezón fresco [10] — он ухмыляется и проводит пальцами по ее волосам; Майя резко отстраняется и мотает головой, но не произносит ни звука. Неужели ей настолько страшно? — Ей хотя бы есть шестнадцать? — Иди нахер! — слабо огрызается Васко. Находясь в наркотическом дурмане, он не испытывает угрызений совести, это потом, по прошествии трех лет, он начал считать себя виновным в том, что случилось. Конечно, у его сестры есть повод злиться, но, увы, тогда выбор был сделан не в ее пользу, и будь у него шанс все исправить, он бы не поступил иначе. Да и был ли, собственно говоря, это самый выбор? С одной стороны — Пэм, единственная женщина, которую он когда-либо любил, а с другой — Майя, родная сестра, с который он пересекался по нескольку раз в год; внимая нравоучениям их матери, она всегда смотрела на него, как на кусок дерьма. При таких обстоятельствах, разве выбор не очевиден? — А эта размалеванная сука твоя жена? — пиратский главарь наконец-то оставляет Майю в покое и, подбираясь к другой пленнице, кладет руки ей на плечи. Женщина, помимо воли исполняющая роль Пэм, едва сдерживает рыдания. Ощущая на себе его прикосновения, она даже не осмеливается пошелохнуться. — Послушай, когда ты ее трахаешь, она тоже не двигается? Не-не-не, прости, сerdito, но это не для меня. Я не дал бы за нее и пятидесяти баксов. — Per favore lasciami andare. Deve esserci un errore! — произносит пленница. Ее пробивает крупная дрожь; но она так и не решается поднять взгляда. — Ho fatto niente per te! Per amor di Dio, non uccidermi![11] — Заткнись, — Ваас, улыбнувшись, бьет ее ладонью по голове, — я все равно нихуя не понимаю, что ты там несешь. Гейте едва ли не усмехается. Не понимает, как же! Монтенегро знает четыре языка, Васко и того больше — шесть. Оба владеют итальянским, в отличие от Кертиса Карномана и Когана Ривʼеро, что как раз и было частью плана. Пэм могла заменить любая девушка, поскольку никто из наемников Хойта ее не видел, даже Майя вместе с отцом и матерью не посчитали нужным прийти на свадьбу. Его настоящая жена сейчас полной в безопасности. Осталось совсем немного и нужно играть, как следует. — Si prega di upokoytes e non fate niente di stupido, — говорит Васко, нежно, как если бы он обращался к собственной жене, роль которой эта незнакомая ему итальянка как раз отыгрывала. — E 'per il tuo bene.[12] Жалкая копия Пэм подняла на него свой взгляд, под тяжестью которого Гейте стало не по себе: «Боже правый, неужели я действительно способен на такое?» — Hanno bisogno di soldi? — заложница смотрит ему в глаза и плачет. Она считает его одним из пленных, думает, будто они в одной лодке. — Dire che mio marito può pagare per me. Noi abbiamo i soldi. Un sacco di soldi![13] Васко начинает испытывать сомнение: «Какого черта? Уже все решено!». — Ладно, я понял, что ты хочешь до меня донести, — обращается он к пиратскому главарю. — Я облажался. Влез в долги, которые не в состоянии выплатить. Хойт списал меня со счетов, и никто мне не поможет. Я понял это. Делай со мной все, что хочешь, только не трогай мою семью. Монтенегро наконец-то убирает руки с плеч итальянки и говорит лениво, но все же с какой-то понятной только одному ему иронией. — Хэй, за кого ты меня принимаешь? Я и пальцем их не трону. Это сделаешь ты. — Я? — восклицает Гейте. Он втайне надеется, что никто не заметит, как сильно он переигрывает. — Что ты имеешь в виду? — Я дам тебе ровно минуту на то, чтобы ты решил, кого ты хочешь оставить в живых: родную сестру или телку, которую ты трахаешь. Как видишь, все предельно просто. Нужно выбрать одно из двух. Всего пара мгновений, но как они вцепились в сознание Васко. От повиснувшей тишины звенит в ушах, пересыхает во рту, язык кажется огромным и неповоротливым. Туманная дымка опять застилает глаза. Секунда — быстрый, вороватый взгляд влево: наемники Хойта, не замечая подвоха, неотрывно смотрят в его сторону; Коган Ривʼеро бросает своему напарнику какую-то шутку, Карноман начинает смеяться; Васко не слышит ни звука. Вторая секунда — он вертит головой вправо; он как раз успевает переловить взгляд пиратского главаря, направленный в сторону его сестры; Ваас как-то странно ухмыляется, а в его глазах успевает проскользнуть что-то неуловимо особенное, что-то такое, что абсолютно не понравилось Гейте; в ушах все та же навязчивая тишина. Следующая секунда — и он прячет лицо за ладонями, будучи не в силах посмотреть на сестру и итальянскую заложницу. Еще секунда, две, три — в голове словно раздается выстрел. — Ты совсем ебнулся? — Васко вдруг затрясло так, словно бы он позабыл, что все происходящее сейчас было обговорено с пиратским главарем заранее. — Убей меня, если хочешь, но они здесь не при чем! — Слышишь, ты, герой, полегче на поворотах, окей? Мертвецы не приносят денег, а одна из этих сучек прямо сейчас сократит твой долг на четверть, — Ваас подходит к нему, достает из своей кобуры пистолет и кладет его в руку Гейте; тот, не долго думая, вцепляется в ствол с такой силой, что костяшки на его пальцах становятся белыми. — У тебя ровно минута, Сerdito. Подумай как следует, но помни, если вздумаешь творить хуйню, я пристрелю обеих у тебя на глазах. Васко был в замешательстве: «Неужели я это сделаю?». Господи, что за чушь? Он на протяжении пяти лет промышлял тем, что отправлял людей на верную смерть, нисколько не терзаясь по этому поводу. Но самолично спустить курок…. Какие ощущения он испытает, впервые убив человека? Сможет ли спать после этого по ночам? Не пожалеет ли впоследствии о совершенном в данный момент выборе? Довольно цинично. — Минута пошла, — констатировал Ваас. Заметив нерешительность во взгляде Гейте, он раздраженно закатил глаза. — Не будь пиздой и покончи с этим как мужчина. Легко ли убить человека? В течение этой минуты Васко предстоит узнать ответ на этот вопрос. Он снимает предохранитель, но не спешит поднимать ствол. Он уже давно все решил, иначе здесь не было бы этой подставной женщины. Когда две недели назад он встал перед настоящим, решающим выбором, кого он оставит в заложниках на острове, все казалось очевидным. Но теперь…. Как хотелось, чтобы и вместо сестры была какая-нибудь незнакомка, чтобы ее, а не Майю, забрали на остров, когда все завершится. Что поделать? Ни тогда, ни сейчас нельзя поступить по-другому. — Осталось тридцать секунд. Монтенегро боялся, что после всех этих событий Васко испугается и станет настолько верным Хойту, что забудет про контрабанду, которую он переправляет с пиратского острова на Большую землю и наоборот, поэтому потребовал, чтобы в качестве живого залога был кто-то из его реальных родственников. Разоблачение даже попытки обмана грозило бы Гейте смертью. Рискнуть он так и не решился. — Сорок пять секунд, — решил напомнить о себе Ваас. — Я пристрелю этих сук, и я не шучу. Решай! Да чего тут решать? Гейте наконец-то находит силы, чтобы посмотреть на пленниц: итальянка плачет и неустанно повторяет неизменное: «Ho due figli, vi prego!»[14]; в своей истерике она кажется ему невообразимо уродливой, но разве этого достаточно для того, чтобы нажать на курок? Майя, не ведая его замысла, тоже плачет, но не произносит ни слова; в ее черных глазах столько страха и ненависти, что Васко ощущает, как буквально уменьшается в размере под тяжестью этого взгляда. В глазах обеих он был полным ничтожеством и величайшим божеством одновременно. Странное ощущение. Чего тут думать? Все уже решено… Он поднимает ствол и спускает курок.***
— Хэй, ты, мать твою, слушаешь, о чем я тебе говорю? — удобно устроившись, Ваас сидел в кресле, закинув ноги на стоящую рядом табуретку; возле него на полу стояла откупоренная, но нетронутая бутылка виски и керамическая пепельница, забитая бычками до отказа. Пять часов утра — Монтенегро не смыкал глаз. Он выглядит дерьмово. — Я тут говорю о серьезных вещах, тебе ясно? Да что с тобой не так? Васко молчал. Возвращаясь в дом главаря пиратов, он решил смириться и не строить из себя обиженного, но теперь, когда ситуация приняла такой оборот, он не может подобрать слов для ответа. Какого черта его вечно списывают со счетов? — Я слышу тебя, — наконец произносит он. Голос у него низкий и хриплый от едва сдерживаемой ярости. — И я все понял. — Повтори, что ты понял? — Ты и восемь твоих ребят отправляетесь в Пиратскую бухту. На время твоего отсутствия Хесус и Маркелл остаются за главных. Моя задача — сидеть здесь и не высовываться. Если в течение каждого получаса ты не будешь связываться со мной по рации, то я беру Майю и, если цитировать тебя дословно, «увожу ее нахуй из этого острова». Ну что, я ничего не упустил? — Бинго! — ухмыльнулся пиратский главарь. — Видишь, это ведь так просто. — Просто, — тупо повторил Гейте, нервно затянувшись сигаретой. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он вспылил окончательно. — Это нихера не просто! Почему это не может сделать кто-нибудь другой? Твою мать, я не понимаю, почему ты намеренно отказываешься от моей помощи? Я могу помочь. Я хочу быть полезным. Монтенегро поднялся с кресла, нервно передернул плечами и, смерив Васко полным недоумения взглядом, спросил: — Чувствуешь? Гейте сперва ничего не понял, затем завозился на стуле и, вдруг, резко замер, прислушиваясь к собственным ощущениям. Ему было жарко и неуютно, а еще ужасно раздражали звуки, доносившиеся с улицы: какой-то грохот, вой моторов, бранная речь и лай собак. Все это звучало в его голове так громко, что Васко вдруг почувствовал, что он до высшей степени напуган. Но это ли имел ввиду пиратский главарь? Нет. Из глубин подсознания до Васко дошла запоздалая мысль, что этого разговора о возвращении своей сестры на Большую землю он ждал больше всего на свете. Тогда почему ему до омерзения неприятен этот момент? — Возможно, что сегодня здесь будет блядская мясорубка, — дав своему собеседнику некоторое время для того, чтобы тот смог обмозговать его слова, пиратский главарь продолжил, — и ты подохнешь в ней, не протянув и десяти минут. У меня здесь каждый человек с оружием на счету, а у тебя руки от отдачи трясутся, как у параноидной шлюхи. Хочешь быть полезным? Тогда делай то, что я тебе говорю, окей? Гейте, изо всех усилий преодолевая досаду, заставил себя улыбнуться и протянуть руку пиратскому главарю. — Окей, договорились. Если все пойдет не по плану, то я увезу Майю отсюда. Ваас руки не пожал, но ухмыльнулся в ответ. — Жди сигнала и постарайся не проебать свою сестру во второй раз. Васко пообещал, что сделает для этого все возможное.