Кларк: из Ирландии с любовью

Я не забывала о том, что у Лизандра проблемы с сердцем. Я знала, что ему противопоказаны чрезмерные физические нагрузки. Что на жаре ему может стать плохо как нехер делать вообще. Что ему нельзя пить и курить. Лизандр послушно выполнял указания врачей, и вроде бы все хорошо, но я все равно беспокоилась. Наверное, на любой случай у меня найдется похожая история из жизни моих ирландских родственников. У Сары был младший брат Джерард, которого я знала только по фотографиям — красивый, улыбающийся молодой парень лет двадцати. Так вот, дядя Джерри был сердечником: в семнадцать лет перенес приступ, умер в двадцать три года от остановки сердца. Это случилось ночью, лет двадцать назад. Парень просто веселился с подружкой, и вдруг — смерть. Сара как-то сказала, что, возможно, Джерри удалось бы спасти, если бы его подружка не устроила истерику, а начала бы реанимацию. Почему я вообще об этом вспомнила? Потому что он мне приснился этой ночью. Я видела сны с сюжетом куда более страшным, но еще ни одно сновидение так меня не пугало, никогда еще мои сны не пронизывало такое чувство безысходности, тупой боли и какого-то леденящего ужаса. Возможно, так было потому, что во сне я видела покойника. Но ведь мама часто мне снилась, а она мертва. В моих снах мама улыбалась мне, мы играли. А дядя Джерри был и умиротворенный и печальный — в общем, был настоящим покойником. И это было жутко. А еще я была той самой подружкой, которая обнаружила в постели мертвого человека. Но я не устроила истерику. Я стала делать массаж сердца, я делала искусственное дыхание, я приложила все усилия к тому, чтобы он выжил. И только когда поняла, что надежды нет, опустила руки. Я проснулась от собственного крика. Во сне, пожалуй, он звучал более впечатляюще — когда я проснулась, мой крик больше напомнил мне хныканье. Через несколько секунд меня перевернули на спину, чья-то рука убрала волосы с лица, и беспокойный взгляд папы столкнулся с моим — испуганным до безумия. Я перестала сверлить его взглядом и оглядела комнату. Вообще никакого сходства с той спальней, что я только что видела во сне. Так, ладно, это был просто кошмар. Не то чтобы я неженка, но, пардон, я такой жести еще не видела. Во всяком случае, не могу припомнить, чтобы хотелось, проснувшись, орать от ужаса сутки напролет дурным голосом. — Кошмар? — Да не то слово. Господи, еще одного такого сна я точно не переживу. Я вскочила с постели и, сама еще толком не понимая, зачем, распахнула окно. Утренний воздух потоком пронесся по комнате, и я вдруг поняла, что в комнате ужасно душно, а моя футболка насквозь промокла от пота. — Папа, это пиздец. Прости, но это просто пиздец. Можешь залепить мне леща за то, что матерюсь, но сначала скажи, к чему снятся покойники? — Ни к чему хорошему, так что можешь продолжать ругаться. — А конкретнее? Я тоже умру, или что? Папа пожал плечами. — А что тебе снилось? — То, как я откачиваю дядю Джерри. — Папа непонимающе посмотрел на меня, и пояснила: — Брат Сары. Ну, который умер от остановки сердца. Пап, это было ужасно, больно и страшно. И еще была какая-то безысходность, она давила, давила, и… Я стала нервно расхаживать по комнате. Папа же выглядел возмутительно спокойным, как будто мне каждый день снится, как я пытаюсь откачать человека, который умер еще до моего рождения. — Ты когда-нибудь видел такие сны? Говорил о них с тетушкой Лиззи? Тетушкой Лиззи звали местную цыганку, которая переехала в город лет двадцать назад. У нее, наверное, все горожане уже перебывали, кроме меня и, возможно, Сары. Папа, будучи человеком суеверным, иногда захаживал к ней, но вот о чем он с ней говорил, я не знаю. Я старалась избегать этой тетки, хотя не раз замечала, как при встрече в супермаркете или парке она на меня пялится. Мерзко. Папа вздохнул. — Покойников видят все. Уверен, ты не единственная, кто видел такой сон. — И все же, как думаешь, что это может значить? Так, погоди, сегодня пятница… — Боже, Саманта, ну, что за суеверность? — Это говорит постоянный клиент цыганки-чернокнижницы? Он закатил глаза и встал с кровати. — Ты вроде просила вчера, чтобы я разбудил тебя в семь. Уже половина восьмого. — Ах, точно. Спасибо, пап. Отец уже выходил, когда я вспомнила, что так и не рассказала ему насчет ночевки. — Пап! Слушай, Кас устраивает вечеринку с ночевкой… Он развернулся и посмотрел на меня, приподняв брови. Вот ненавижу этот взгляд! Папа всегда им пользуется, когда хочет дать понять, что он не одобряет мои действия от слова совсем. Пожалуй, это один из немногих оставшихся родительских приемов, которые еще могут заставить меня смутиться. Я еще где-то с минуту мялась, тупила, пыталась подобрать слова, но, наконец, папа оборвал меня: — Ты хотела переночевать там? — Да. — Я против. Блять! — Пап, слушай, я же еду с Генри… я же их всех знаю, как облупленных, и коттедж принадлежит мадам Дюбуа, и… — Я против. Но запрещать тебе что-то уже не могу. Чтобы отец не разглядел победного выражения на моем лице, я опустила голову и стала водить пальцем ноги по полу. — Так-то вообще-то ты мой отец. Ты можешь хоть дома меня запереть, даже если мне уже восемнадцать. — Мог бы. Но я слишком многое упустил в твоем воспитании. Эти слова ударили, словно хлыст. Я подняла голову и собралась возразить, но папа уже пересек галерею и скрылся в своей спальне, качая головой. Я рассказала об этом инциденте Генри, когда мы ехали в коттедж несколько часов спустя. Вообще, вечеринка начиналась в шесть, но я обещала Касу помочь с приготовлениями, а Генри было скучно сидеть дома. Правда, после того, как я в течение десяти минут безуспешно пыталась выудить из него хоть слово, у меня мелькнула мысль: зачем я вообще взяла его с собой, лучше бы заехала за Лизандром или, на крайняк, ехала бы одна. Генри не просто молчал, он вообще меня не слушал — просто пялился в окно. В итоге я сдалась и дала себе слово, что точно так же буду тупить в окно, когда братцу захочется излить душу. Лишь бы не ехать в тишине, я попросила Генри включить кассету. Позавчера Кастиэль отдал мне целую кучу кассет, и этим утром я намеревалась ехать под их аккомпанемент, но вполне удачно об этом забыла. Пока Генри копался в бардачке, я мельком подумала, что Кас не Кас, если не отдаст мне хотя бы одну кассету со стонами или скримерами. Заиграла смутно знакомая мелодия. В голове сразу появилась картинка — 80-е, ночные улицы Лос-Анжелеса. Девушки в странной одежде со странными стрижками, парни в огромных пиджаках, Дэвид Боуи, Ace Of Base… Точно! Это же хит всех времен, «It's A Beautiful Life»! Поверить не могу, что у Каса была такая кассета. Я начала подпевать, постукивая по рулю в ритм музыке. Генри перестал тупить, посмотрел на меня, заулыбался — и его звучный баритон присоединился к моему бездарному мявканью. С шоссе мы съехали на проселочную дорогу. Теперь оставалось надеяться лишь на удачу и навигатор, на мою память надеяться не приходилось. Впрочем, все вроде бы шло по плану. В этом я убедилась, когда увидела впереди белый коттедж и мотоцикл Кастиэля рядом с ним. Надо же, поставил в стороне от дороги, а не как обычно. Какой умный мальчик. Я выключила кассетник, заглушила мотор и вышла из машины, прихватив подарок для именинника. Генри, позевывая, уже подходил к дому, и ему навстречу так же неторопливо шел Кастиэль, а чуть позади — Лизандр. — Кларк, ты так рано выехала, потому что боялась опоздать на этой колымаге? — протянул Кастиэль, улыбаясь. — Понимаю. — С днем рождения. — Я безо всяких церемоний передала ему коробку. — С твоим характером тебе эта штука точно пригодится, к гадалке не ходи. — Что это? Лизандр распростер руки для объятий, и я прижалась к нему. — Открой. Кастиэль на удивление бережно снял обертку (розовая с ромашками, я старалась) и, открыв коробку, заулыбался. Слишком сдержанная у него реакция, если бы мне подарили пневматический пистолет, я бы верещала от радости, даже при том, что сама являюсь фактическим владельцем двух дробовиков и боевого ножа. Правда, оформлено это все на папу, но это пока. — А я-то боялся, что подаришь мне книгу или гитару, — рассмеялся Кастиэль. — Черт, не верю, что говорю это, но ты молодец. Спасибо. — Спорить не стану, — произнес Лизандр, поцеловав меня в макушку, — подарок отличный. Я не стала язвить Касу — просто улыбнулась, глядя, как мой приятель из восемнадцатилетнего громилы превратился в десятилетнего мальчишку. Ожидаемо, что Кастиэль стал целиться, имитировать выстрелы и орать: «пиф-паф!». — Может, выстрелишь уже? — предложила я, едва сдерживая смех. — Не умею. Вот он, момент, которого я ждала два года! Сейчас, внимание, я научу Кастиэля чему-то, чего не умеет он! Сейчас мамочка покажет, как надо. — Научить? — А умеешь? — заулыбался Кас. Генри, все это время наблюдавший за нами, ухмыльнулся: — Чувак, я ее на полигон пять лет возил. С гордостью заявляю, что из милого ребенка создал машину для убийств. — Да, так что прими к сведению. — Ага, ты тот еще снайпер, — пренебрежительно фыркнул Кас. — На физкультуре ни разу в кольцо не попала. Кастиэль, посмеиваясь, положил пистолет обратно в коробку. Мастерски сложил обертку и перетянул игриво-голубой лентой. — Просто слов нет, Кларк. Я улыбнулась ему и похлопала по плечу. Впервые за те года, что мы были знакомы, язвить не хотелось — хотелось просто улыбаться ему, щурясь от солнца, и видеть эту радость в серых глазах. Вроде бы взрослый парень, а оказалось, что стоит только игрушку подарить — и вот перед тобой мальчишка. Он поймал мой взгляд, и уголок его рта дернулся. — Чего? — Ты совсем как мальчишка, ей-богу. — И пусть. Ну, что, подготовимся к дикой вечеринке? Я шла в обнимку с Лизандром и довольно быстро заметила, что он то ли нарочно, то ли неосознанно идет медленнее остальных. Хочет поговорить наедине? Или плохо себя чувствует? Да вроде не должен — на улице не слишком жарко, солнце не печет, вчера он чувствовал себя превосходно. Как, впрочем, и в любой другой день из тех лет, что прошли с самого первого (и, слава богу, единственного) приступа. Но все же я начала беспокоиться и остановила его. Человек я не суеверный, но мне показалось, что сон про дядю Джерри, который все не шел из головы, был вовсе неспроста. Остановившись у крыльца, я заключила лицо Лизандра в свои ладони и посмотрела в глаза. Такие же ясные и задумчивые, как и в любой другой день, ни тени обеспокоенности и печали. Только спокойное счастье. — Ты в порядке? Он улыбнулся, взял мои руки в свои — и посмотрел куда-то вправо. Ясно, собирается сбрехать. — В полном. Ты этот пиздеж лей в уши кому угодно, но не гуру обмана, Лизандр. Хорошо, что я не сказала этого вслух. — Перед тем, как солгать, ты отводишь глаза в сторону. — Справа от тебя летает бабочка. Вот твою же мать, вот блин. Если Лизандру станет совсем плохо, что я смогу сделать? Срочно нужно будет загуглить правила оказания помощи при сердечном приступе или чем-то, что может случиться с человеком, который за последние два года перенес сердечный приступ и сотрясение головного мозга. И стоит найти аптечку. — Почему ты ничего не сказал? — возмущенно зашипела я. — Какого черта? Лизандр мягко улыбнулся и стал гладить меня по щеке, надеясь, что это заставит меня утихнуть. — Я в порядке. Просто немного… — Говори как есть. Или устрою истерику. Он тяжко вздохнул и нехотя признался: — Немного болит. Не найдя иного способа выразить эмоции, я застонала и стала биться лбом об деревянные перила на веранде. Лизандр тут же потянул меня к себе и, поцеловав в лоб, стал укачивать, словно маленького ребенка успокаивал. — Ну, зачем так? Можно же заработать ушиб. Радость моя, не надо так пугаться. Я принял таблетки и скоро буду чувствовать себя замечательно. Вот увидишь, — он прижался губами к моим волосам, — все будет прекрасно. — Это случилось впервые? Или уже бывало? Он промолчал, все еще покачиваясь со мной. Я нахмурилась и окликнула его. — Я тебя слышал. Нам обязательно говорить об этом сейчас? Мы нужны Кастиэлю. Вспомнив о том, что у него есть часы, я схватила Лизандра за руку и приблизила ее поближе к лицу. Вообще-то, после лазерной коррекции зрения я не страдала близорукостью, но привычка есть привычка. Час дня. — Кас! — гаркнула я так, что Лизандр аж вздрогнул. — Мари, что ты… Кастиэль высунулся из окна, держа в руках здоровенную пачку чипсов. — Че? — Нам с Лизандром нужно один вопрос обкашлять. Наедине. Его брови издевательски поползли вверх. — Хе-хе. Вам спальню, открыть, что ли? — О, это так благородно, но нам нужно в «Зеленые крыши». Так, собственно, а зачем нам туда идти? Ладно, решим потом. Я прямо видела по лицу Кастиэля эту внутреннюю борьбу: подъебать друзей и заработать тем самым леща, или проглотить свои шуточки? — Позже свои делишки любовные решите, может быть? — спросил он, наконец. — Не знаю, в курсе ли вы, но у меня сегодня день рождения. Я посмотрела на Лизандра. Он смотрел на меня с каким-то странным выражением, и не понять было, о чем он думает. — Да, Кастиэль, конечно. Прошу прощения. — Отработаете. Никаких ссор и выяснений хотя бы до вечера. Я выразительно посмотрела на Эйнсворта, давая ему понять, что нихуя я не собиралась забывать и что вечером еще поговорим, и вошла в дом.