Верлибры

      Разомкнула веки, глубоко вдохнула, напряглась, но потом обмякла, будто после удара. Оболочка — тяжелая и больная, а мозаика воспоминаний — разобрана полностью. Кости ныли, кружилась голова.       Она долго лежала, глотая сухость во рту, и созерцала потолок без какой-либо цели, не пытаясь даже понять, что случилось, не поворачивая головы. Возможно, хотела плакать. Возможно, хотела сдохнуть. А может быть, что-то среднее. Может быть.       Аластор, перебирающий цепочку монокля вместо четок, сразу заметил Ее пробуждение, однако тревожить не стал. Проведя в ожидании много часов, он пребывал в состоянии сонном и расслабленном, правда, заинтересованности не терял ни на миг. В полумраке красные глаза выглядели зловеще, а умиротворенная улыбка на устах, как неотъемлемая часть костюма, завершала образ. Вот он, тот, кто нашел себе развлечение, кто наконец занял себя хотя бы на один маленький день. Инфернальный ублюдок, обжигающий холодом естества. Такому не нужны трон и дешевая слава. Он везде, и это самое страшное: в словах, омытых ядом, в безумных идеях, возникающих ночью, в обезображенном отражении. Та мерзость, присущая каждому: и людям, и демонам, и ангелам тоже, оказывается, — вся находилась в нем. Он брал ее, брал, нанизывал на нити и коллекционировал, дабы после прочтения встречающихся судеб мочь их не просто понять, но съесть. Вилка. Нож. Чистая тарелка. А пища — напротив. Не в кресле психотерапевта, а на препараторском столе. Безопасность — то, чего рядом с ним лучше не ждать. И он не обещает смерти после своих операций. Будешь монстром или кем-то другим — вообще не важно. Потому что Франкенштейна здесь нет и никогда не было.       Шло время. Медленно шло, и Аластор наконец мог ощутить его в полной мере. Земное забывается, когда жизнь становится бесконечной, но здесь пришло некое подобие нетерпения, а та физическая боль, о которой Аластор тоже давно позабыл… Никто никогда не причинял вред обладателю беспредельных и страшных сил. То, что сделал ангел, нельзя счесть вызовом: слишком ничтожно. Точно беспомощный крик в никуда.       Дева зашевелилась. Пережившая травму, она никак не могла взять себя под контроль, поэтому слабо металась на подушке в попытках, видимо, осмотреться. Аластор выделил гостье место на диване и любезно укрыл одеялом. В доме было сыро.       Еще около получаса провели в тишине. Впрочем, Аластор понимал, что его попросту не видят, но не спешил показываться, хотя, признаться честно, с каждой минутой хотелось этого все сильнее. И вот наконец она, с видимыми мучениями, смогла повернуться на бок, жмурясь и выплевывая попавшие в рот пряди волос. Глаза после падения сделались желтыми, горящими, точно два фонаря.       Стала медленно обводить помещение взглядом, цепляясь буквально за каждый предмет. Аластор с интересом наблюдал за ней и ждал, когда же его заметят, когда же ощутят страх.       Маленький столик, в центре — ажурная салфетка, на ней — пустая хрупкая ваза, еще — чайный сервиз с золотой каемкой и одно небольшое блюдце с каемкой красной, выбивающееся из общего вида. В блюдце — кольцо, потерявшее вид от времени. Под столом — бутылка ирландского виски, а рядом — бутлегерский «коровий башмак» в единственном экземпляре. Плевок в лицо блюстителям сухого закона. И еще — радиоприемник, прикрытый от пыли полупрозрачной тканью. Дорогая, раритетная вещь. Аластор любил сию инсталляцию. Она напоминала о той части прошлого, которую не хотелось вычленять из памяти. Наоборот. Он собрал здесь все самое важное, точно в музее.       Полусгоревший комод у стены, застеленный скатертью. Черная жирандоль в виде фонарщика, фарфоровый ангелочек рядом — невинное выражение лица, точная прорисовка. Хрустальные бра на стене не зажженные: камина вполне доставало. Сам Аластор восседал у дальней стены, за основным полотном света, исходящим от огня, и специально щурился, дабы глаза не так сильно привлекали внимание. Ей нужно было время изучить каждую мелочь в доме, осознать, в чьих она оказалась лапах.       Впрочем, дева выглядела скорее растерянной, чем включенной, и видела лишь только то, что находилось от нее неподалеку. Приподнявшись, замерла, то и дело болезненно прикрывая глаза. Аластор, потерявший терпение, многозначительно кашлянул. Она сразу же подняла голову. Взгляды их наконец встретились.       Сперва не догадалась, в чем дело, но, когда присмотрелась, в ужасе отшатнулась, нелепо падая на подушку, будучи еще не в силах держать равновесие. Часто задышала, пытаясь отползти, но в итоге, понимая, что это бесполезно, просто притихла, напряженная и жалкая. Аластор растянул губы шире, и улыбка превратилась в оскал.       — Ничего не хотите сказать? — Аластор немного нервно постучал пятками по полу, а затем закинул ногу на ногу. От его приторного голоса пространство вокруг сгустилось и начало сворачиваться в спираль. Никакой угрозы. Совсем никакой. Прекратилось это быстро. А она рефлекторно принялась ощупывать голень, закрытую брючиной, в поисках ножа, но, естественно, не нашла. — Ну-ну, не стоит бояться. В конце концов, вы ведь уже знаете, что с вами случилось. Гибели точно можно не ждать.       Зрачки, суженные до бусин, и едва не сведенная от паники челюсть. Смешно. Но Аластор сдержался. Все-таки некультурно.       Тяжело вздохнув, он задумчиво подпер висок кулаком. В этой тишине отчетливо слышалось сердцебиение.       — Я не настроен враждебно, — Аластор нетерпеливо покачивал ногой, — вы видите это сами. Всего лишь хочу побеседовать в целях удовлетворения разыгравшегося любопытства.       Гостью мелко затрясло. Она, все же героически зацепившись рукой за спинку дивана, сумела подтянуться и сесть, не сводя взгляда со своего нового ночного кошмара. Не отвечала. Да и что ей было ответить?       — Как вас зовут? — Аластор решил ей помочь. Никаких резких движений.       Та судорожно выдохнула, помолчала, собираясь с духом, а потом хрипло и тихо-тихо проговорила:       — Со́лар.       Аластор услышал.       — Меня, полагаю, вы знаете, — исключительно для поддержания с трудом выстраивающегося диалога произнес он. Та осторожно кивнула. — Так вот, думаю, вам стоит объясниться.       Солар, кое-как выдерживая его мрачный взгляд, вытянулась, сжимая одеяло успокоения ради.       — Вы забрали кинжал.       Аластор на это лишь запоздало хмыкнул.       — Обычная безделушка. Отделался парой царапин, если вам интересно.       Очевидно, она не была довольна таким исходом. И снова притихла, не зная, как вести себя. Неконтролируемый страх выветрился, поэтому разговор должен был сдвинуться с мертвой точки. Аластор был заинтригован.       — Так… вы были ангелом, — вновь нарушил он гнетущую тишину. — И, если я правильно понимаю, не входили в ряды истребителей.       — Не входила, — Солар немного расправила плечи. Выглядела она совсем плохо и помято, зато постепенно обретала уверенность. И эта уверенность как раз проявилась в следующем вопросе: — Почему вы ведете себя так, будто не узнаете меня?       Аластор улыбнулся, смакуя загадочность происходящего.       — Наверное, потому что могу только строить догадки, — он изящно развел руками. — Больше не ангел, одурачены кем-то, меня презираете невесть за что. Как вы сюда попали?       — Допустим, — ее лицо мгновенно сделалось мрачным, — мое имя вам ни о чем не говорит. Допустим, вы также меня не видели. Что ж… Тогда вопрос следующий: каким образом вы выкрали сферу?       — Сферу? — Аластор наклонил голову в сторону, вскидывая бровь.       — Издеваетесь? — злость тенью легла на ее лице. Аластор наверняка выглядел более чем подозрительно, поскольку ничего не отрицал и сохранял спокойствие, однако он при этом абсолютно не представлял, о чем речь.       — Я бы не посмел, — бросил с озорством, вставая на ноги и направляясь к ней. Солар вся сжалась, вновь округляя глаза от ужаса и не ведая, куда бежать, но быстро расслабилась, когда увидела, как он, недруг, ловко подхватывает бутылку, стоящую под столом. — Не желаете выпить? Для повышения качества разговора, — оскалился пуще прежнего. — Настоятельно рекомендую. В вашем состоянии, ясное дело, приятного мало, — и, не дожидаясь ответа, плеснул виски в стакан, возникший в руке. — Вода жизни. Живая вода, — протянул. Солар взяла. Затем Аластор налил себе.       — Так вы не ответите на мой вопрос? — голос прозвучал приглушенно.       — Только после вас, — и виски пришлось первым пригубить, поскольку дама явно отнеслась с подозрением к предложенному алкоголю.       — Что вы хотите услышать?       — Буквально все, — Аластор недовольно повел плечами. — Почему следили именно за мной, как попали в Ад, откуда та пародия на противодемоническую сталь?       — Что ж, — Солар приняла более расслабленную позу, наконец осознавая, что угроза полностью отсутствует. По крайней мере, пока. Покрутив виски в стакане, она все же сделала глоток. — Не понимаю, вы притворяетесь или просто потеряли память?       — Ни то, ни другое, милая, — он рассмеялся, возвращаясь в кресло, и вальяжно раскинулся в нем.       — Как я попала в Ад? — Солар криво улыбнулась на один бок. — Лучше скажите, как вы оказались в Раю.       Аластор едва ли не поперхнулся обжигающим горло напитком:       — Любопытно. Но, позвольте узнать, с чего вы вообще решили, что демон смог побывать в Раю?       Впрочем, раз ангел спустился в Ад…       — Сфера, — Солар раздраженно сжала пальцы. — Я знаю о сфере.       — Я о сфере не знаю! — Аластора скорее забавлял этот разговор, нежели нервировал, ведь перед ним было существо, потерявшее целую жизнь, еще не смирившееся с этим и затаившее обиду. Глупо давить на нее.       — Так, все, хватит! — Солар хотела вскочить, но не смогла разогнуть ноги, оттого пошатнулась и выронила стакан. Тот медленно покатился по полу к ногам Аластора. — Еще скажи, что это не ты убил мою семью! — взревела она нечеловеческим голосом, мгновенно преображаясь во дьявольское отродье: острые зубы, точно у пираньи, черные зрачки, перья, вставшие дыбом. — Скажи мне это, глядя в глаза!       Страсти все накалялись, подпитывая размеренный интерес Аластора, и он лишь загадочно хмыкал на этот необузданный гнев.       — Не убивал, — негромко отозвался он, наступив на подкатившийся стакан носком обуви.       Тишина стала гулкой и ледяной. Солар смотрела не то с бешенством, не то с отчаянием, и руки ее мелко тряслись, сцепленные в замок. Кого ни возьми, всем так трудно отречься от собственных убеждений. Аластор от своих отрекся, однако все о них помнил. Прекрасно помнил.       Никто не смел говорить. Оба размышляли. Солар, такая серая и невзрачная, совсем ссутулилась и низко опустила голову, глядя на слабо выпирающие костяшки пальцев. Ее тягучая грусть распространилась повсюду, и Аластор легко уловил настроение. Ни жалости, ни сочувствия, однако без человечности изначально не обошлось. Теперь не хотелось ее торопить. Смотреть на то, как что-то внутри другого ломается и перекраивается, кожей ощущать эту дикую боль, было невероятно и очень волнующе. Не изуверски, а ностальгически: Аластор вспоминал, каково вообще быть живым.       — Расскажи мне, что случилось, — голос, не дрогнувший из-за помех, вывел Солар из ступора. Она подняла взгляд. Мертвый, мутный и темный, несмотря на золото радужки.       — Я во грехе утонула, — произнесла одними губами, глядя куда-то сквозь.       Аластор хмыкнул в кулак.       — Мои поздравления.       На щеках Солар заблестели слезы, но лицо осталось таким же, как было. Аластор поднялся, не вызвав в ней больше страха, и, создав еще один стакан, налил новую порцию выпивки. Протянул его гостье. Та благодарно кивнула.       — Государственный переворот мне пережить не удалось, — Солар горько усмехнулась, пока собеседник вновь присаживался в кресло.       — В жизни каждого из нас рано или поздно случается то, что мы не в состоянии пережить, — задумчиво изрек Аластор, наблюдая за ней. — Так ты принцесса?       — Была, — короткий неосторожный кивок. — Кто-то жестоко расправился со всей моей семьей. Мне сказали, что это был Радио-демон.       — Почему же именно я?       — Чтобы убить меня наверняка. Думаю, враг рассчитывал на то, что ты прикончишь меня в мгновение ока, а не дождешься полного обращения, когда лишить жизни существо становится уже практически невозможно.       — То бишь Рай ничего против меня не имеет, — Аластор сделал вид, будто бы раздосадован.       — Абсолютно. Здесь же я оказалась с помощью порталирующей сферы. Насколько я знаю, их всего две. И, вероятно, меня опять обманули насчет пропажи одной из них, — сил у Солар совсем не осталось. Она неаккуратно стерла слезы ладонью и выпила весь виски за раз. — Что ж, ответы ты получил.       — Без подробностей, однако, да, получил.       — И что же теперь? Станешь истязать? — спросила холодным тоном.       — Как скучно и приземленно, — Аластор скрестил выпрямленные ноги и посмотрел на неработающие настенные часы с боем. Пусть и напала исподтишка, пусть и заняла время, бесстыдно нарушила атмосферу убежища, в котором редко бывали гости, зато смогла ненадолго увлечь. А теперь девчонка, к ее же удаче, перестала быть интересна. Использованный материал, которому место разве что на помойке. Но Аластор решил поиграть в великодушие, да так, чтобы она усекла с первого раза: он дважды не предлагает. — Можешь уйти.       Солар, взглянув в лицо собеседника с абсолютно нечитаемой эмоцией, убрала одеяло в сторону и медленно стала сползать с дивана. Ей все еще было больно: точно скелет заменили на новый, более крепкий, но при этом совершенно неподходящий. Осознание всего произошедшего слишком медленно к ней приходило, но винить ее было не за что. Солар, в отличие от всех тех, кто в Аду провел дольше обычного, оставалась жива, как существо, высшее от рождения. Люди обычно падают в бездну постепенно, но здесь ситуация оказалась иной: импульсивность и подавленность дали на выходе гремучую смесь, благодаря которой случилось все это. Случайность или судьба? Судьба, написанная ее же рукой.       — Куда мне идти? — Аластор вновь сфокусировал внимание на гостье. Солар спрашивала без мольбы и тоски. Скорее, ее интересовал в ответ сухой факт и не более.       Аластор открыл было рот, чтобы выдать что-нибудь этакое, однако внезапная мысль о Шарлотте ударила его, будто обухом по голове.       — Отель «Хазбин», — тот самый отель, в котором пока дела плохи и которому нужны именно такие, как Солар: еще не потерянные, краснокровые, чистые, несмотря на грехи.       Так ли страшна оказалась ее месть? Смешна, скорее. Но какая-то сила в этом была и потому, несомненно, ситуация не отторгала Аластора. Он уважал смелость. Но не любил безрассудство. Правда, оба понятия друг без друга существовали редко. Вот и теперь, презрение и довольство испытывал тот, кто страстно желал иного. Физическая боль сладка, несмотря на то, что Аластор не получал от нее наслаждение. Помнить себя живым — главная цель, которую, увы, так сложно достичь.       Солар непонимающе сдвинула брови:       — О чем ты?       — Есть одно место. Уверяю, тебе там понравится, — елейным тоном отозвался Аластор, резко поднялся и подошел, протягивая ей руку. Из всего нужно извлекать свою выгоду. Глубоко несчастны те, кто этого не умеет.