Сокровище Амазонки

- Ну что, парень, готов в путь-дорогу? А Цю оторвался от созерцания гудящего над цветущей головкой клевера шмеля и обернулся через плечо. Хэ Вейж, большой знаток флоры и фауны, не брезгующий поживиться за счет богатств природы, приглашающее махнул рукой. Парень поднялся на ноги, бросив украдкой взгляд на, наконец, пристроившегося на цветок шмеля. - Да, дядь, готов. Вроде бы. Вейж сбросил ему на руки деревянный ящик с провизией; Цю прогнуло к земле. Дядя заголосил про пчелу и пчеловода и поднял такой же ящик с земли. Песня уже порядком поднадоела за три недели бесцельного брожения по длинной палубе арендованного трёхмачтового брига, пока бороздили Атлантический океан от Дакара до Масару. В Южной Америке было также жарко, как и на западе Африки, но высокая влажность воздуха доводила до исступления, и потому песня дяди доводила уже до бешенства. Остановившийся рядом с Цю Чен с грохотом опустил свой ящик в телегу повозки, и развернулся, не скрывая гнева. - Может хватит уже глотку драть, а? Вейж в ответ загрохотал, смеясь, но петь прекратил. Хэ Чен вообще имел на мужчину какое-то удивительное влияние. Не раз Цю становился свидетелем, как дядя приставлял огромный охотничий нож к горлу посмевшего раскрыть на него рот, рычал и угрожал скормить свиньям, сомам или волкам, зависело от того где они находились. Стоило Чену гаркнуть, Вейж только смеялся, но сдавался. Далёкие десять лет назад он подобрал его в такой же далекой от Америки Румынии, отощавшего, грязного, дикого, и взял под свою опеку. Из жалости ли, или из-за того, что двенадцатилетний А Цю шпарил на английском, немецком, румынском и французском с китайским, даже не задумываясь. А может потому, что Цю, не смотря на жалкий вид трущобного детеныша, был просто ребенком удивительной кукольной красоты с персикового оттенка бронзовой кожей, раскосыми азиатскими глазами и белой, как снег, шевелюрой. Спросил как зовут и, услышав имя, сплюнул под ноги и гаркнул "ни черта ты не румын", устроив допрос с пристрастием. Цю и сам не знал как и почему оказался в упадническом Синае, и тогда Вейж махнул рукой и затащил в первый попавшийся кабак, где ему нашили похлебки, а Хэ - рюмку водки. С тех пор он и стал ему дядей. Отцом назвать как-то не поворачивался язык. Отца Цю не помнил или вообще не знал, но, определённо, громадный, как скала, Вейж, косматый и мерзкий, на отца не походил даже в смутных мечтаниях. Что было удивительным, Чен, которому Вейж в действительности приходился дядей, никогда его так не называл. К слову, Чен был тот ещё фрукт. Цю приходилось с ним сложно по многим причинам. Большую часть совместно проведённого времени неказистый юноша чувствовал себя несуразно и ущербно, смотря на высокого, статного, плавного в движениях старшего "брата". А ещё безумно красивого. Сложность была ещё и в том, что весь из себя Чен был каким-то дерганым, нервным и постоянно себе на уме. Но с новой поездкой в Амазонию он натурально свихнулся. Амазония.... Закончив с погрузкой ящиков, Цю потянулся, разминая пальцами покатые мускулистые плечи, и вдохнул полной грудью. Здесь он был впервые, и это снова посеяло в нем зерно неуверенности в себе: Чен здесь был трижды, знал эти территории вдоль и поперёк, лишь поведя по воздуху носом, безошибочно предсказывал местную погоду. - Двигаться пора. Дождь скоро. - глухо пробурчал он и взобрался в повозку вместе с остальными членами их команды, смотря на дядю. - Бегом, Цю. Успеть бы в город. А Цю всегда с весёлостью наблюдал как Вейж влезал на лошадь, потому что грузный дядя на вид был иногда даже тяжелее копытного. - Ты меня не слышал? - Куда спешить? Тем более, что по пути в истоку успеем замочиться тысячу раз. - Если не больше. - послышалось от Чена. - Но дождей все же следует избегать. Сырость здесь убийственная. Цю фыркнул, влезая на телегу. Какого тогда черта они вообще сюда приперлись? Набрать чудодейственного дерьма капибар? Они двинулись в путь, решив не делать длительных остановок до самого Мазагао. По словам дяди, путь до этого пункта в их маршруте должен был занять не более трёх дней. На деле добрались лишь через пять, потому что тропические ливни размывали дорогу, вынуждая идти по траве, в которой лошадям требовалось больше сил и времени чтобы провезти повозку. В Мазагао, в снятой на четверых комнате, на несколько часов Цю остался совершенно один, чем он поспешил сразу же воспользоваться. Обтеревшись мокрым полотенцем чтобы смыть с себя слой пыли и пот, он рухнул на ближайшую койку и проспал, как мертвый, до самого утра, и даже не заметил как уже затемно вернулись захмелевшие спутники. Следующим городом был Арумандуба. От выросшей бороды осатанело чесалось лицо, но позволять себе такую вольность было запрещено - в высокой влажности кожа начинала гнить, и гниль эту, по словам товарищей, было не уничтожить ничем, кроме хорошо растопленной бани и горячего сухого воздуха. - Можно же сбрить чтоб не чесалось? - спросил Цю, уже потянувшись к своему баулу, но Вейж строго запретил, бахнув его клешней по рукам, чуть не переломав кости. - В первое своё путешествие, - сказал он, - я видел, как один парень не удержался и побрился. Так увлёкся на радостях, что порезался, и все. - Что "все"? - не понял Цю. Он заметил как Чен раздраженно повёл плечом, продолжая смотреть вдаль и смаковать дымящуюся в губах папиросу. Выглядел он до непривычного задумчиво и тихо, но парень не стал за это цепляться, потому что тот был тем ещё чудаком. - Сепсис, заражение крови, смерть. Приводить доводы в роде "я аккуратно" и "не каждый же раз такая последовательность бывает, ну", юноша не стал, потому что знал, спорить - бесполезно. Навлекать на себя гнев дяди и раздражение брата с ехидными шутками других по поводу его юношеской глупости Цю не желал. Больше его волновала сама цель их поездки. В Монте Алегре его удостоили более или менее вразумительным ответом, который А переваривал несколько дней. Дядя посвятил его в детали предыдущих и с Ченом поездок в тропические леса Амазонии, рассказывал о разных камнях преткновения, с которыми им приходилось туго. Оказалось, путь к руслу Амазонки лежал не в поисках волшебного дерьма капибар, каучука, дорогостоящей кожи анаконд, или непереваренных дикими кошками кофейных зёрен, за которые богачи были готовы выкладывать круглые суммы, или других многочисленных богатств этого края. - Русалки?! - Цю поперхнулся и зашелся в приступе сумасшедшего кашля - глоток рома пошёл "не в то горло". - Они самые, малыш, они самые. - дядя мечтательно закатил глаза и потянулся, восседая в повозке напротив. - Что ты знаешь о русалках, мальчик мой? Он крепко задумался, приведя в порядок дыхание. Для него было сомнительно, что эти существа вообще существуют, но он уже давно перестал в чем-то сомневаться. Ибо Вейж раз и навсегда вдолбил ему в голову, что никогда нельзя что-то отрицать, пока сам не убедишься, что этого и вправду нет. О русалках Цю было известно не очень много. Лишь то, что они являются обитателями не только рек, но и лесов, их крайне трудно найти, а ещё, что все они удивительно красивы и длинноволосы. Все свои сведения он выложил как на духу, и косматый дядя хрипло заржал. - А ты не совсем дурак. - парень не обиделся хотя бы потому, что дальнейший рассказ мужчины заставил его замереть, вслушиваясь в каждое слово, и впитывать информацию как губка. - Чен знает все о красоте русалок. В особенности тритонов. Да, парень? Чен не удостоил его ответом, уйдя глубоко в себя, и Хэ заржал ещё громче. - Они прекрасны. И чудовищно опасны, эти твари. Они могут утащить тебя на дно, измучить и растерзать на куски. А могут очаровать, соблазнить, свести с ума. Никогда нельзя смотреть в глаза русалке, никогда! Посмотришь - и не выберешься. Они не ведают пощады. Они не умеют прощать. Устоявшееся представление о мифических существах, описанных многими народами, пошатнулось. - Но знаешь что в них самое ценное? - Что? - Их голос и слезы. Своей песней русалка может исцелить от любого недуга, а слезой продлить жизнь. Эликсир вечной молодости, если тебе угодно. Чен нахмурился; красоты окружающей природы перестали его интересовать, и теперь он пялился на свои испачканные глиной сапоги. - Разве так просто заставить русалку спеть? В смысле, они же не каждому поют. Ну, мне так кажется. - Не кажется. Но, слыхал я от местных жителей, такое бывало. Цю делает новый глоток рома, а потом ещё один, обдумывая все услышанное. А так ли все на самом деле? Может, это просто злая шутка, как повод посмеяться над ним, а потом потрепать за ухо и сказать "ну, простофиля, повёлся на дядькину сказку!" С другой стороны, не просто так ведь Вейж завёз их сюда чтобы потравить дурацкие байки. Может, в его словах есть доля правды? И почему Чен с каждым словом становится все мрачнее? Парень скосил взгляд на потянувшегося к нему брата. Брюнет упёрся ладонью в край телеги и вцепился цепкими пальцами в бутылку Цю, вопросительно приподнимая брови. Парень ослабляет хватку, и бутыль перекочевывает к мужчине, который делает несколько остервенелых глотков. Он не видел его таким ещё ни разу, за все десять лет совместной жизни под одной крышей с дядей, и сейчас ему кажется, что Чену реально дурно, и он хочет осадить все неприятные ощущения алкоголем. - А слезы как добыть? Вейж снова смеётся, но смех отличается от того, каким он сопроводил реакцию родного племянника. Сейчас он смеётся как-то предвкушающе, радостно, довольно. - Заинтересовался? Добро, добро... - дядя почесал голову, скинул шляпу и прошёлся ладонью по взмокшей лысине на косматой голове. - Я тебя всему научу, парень. Наблюдать, выслеживать, добывать что нужно и, наконец, убивать. Вейж сделал руками жест, будто выжимает тряпку или сворачивает чью-то шею. Цю усмехнулся и сфокусировал взгляд на реке за плечом дяди; он успел заметить, что в воде юркнуло что-то черно-зеленое, почти изумрудного цвета, большое, но не придал этому значения. Итакоатиара, город, расположившийся близ слияния Амазонки и Модейры, принял их не столь радушно, по сравнению с предыдущими городами. Люди смотрели искоса, не скрывая презрения и опасения. Несколько раз Цю замечал, как они кладут наизготовку руку на оружие, намереваясь в любой момент наскочить и уничтожить. Сжимал рукой ствол ружья в ответ. Что скрывать, большую часть времени парень чувствовал страх, но потом он отступал, стоило кому-то из спутников утешительно хлопнуть по плечу. А Цю неуверенно стискивал пальцами висящее через плечо оружие и быстро шагал вперёд, чтобы не отбиться от своей стаи. Здесь жили по неведомым ему законам, законам джунглей, но, не смотря на это, он сразу же усвоил главное правило: никогда не отделяться от своей группы. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Остаться в Амазонии одному практически со стопроцентной вероятностью значило умереть. А умереть, по словам их главного проводника Джорджа, здесь можно было тысячу и одним способом. - Страшнее всего, - говорил он, - оказаться одному в воде. Потому что Амазонка, великая река - совершенно иной мир, таящий в своей черноте опасностей в два, если не больше, раза, чем суша. В этом Цю убедился, когда в трёх днях пути от Итакоаитары один из них стал закуской пираний. Их всех тогда знатно перетряхнуло, но помочь ничем было нельзя. Никто в своём уме не полезет в бурлящую от смертоносной рыбы воду вытаскивать наполовину съеденного товарища, которого через полминуты не стало совсем. Ужасающие вопли стихли, и страшная река перестала кипеть - стая пираний ушла, захватив с собой способность говорить. Чем дальше они забирались, чем ближе было сердце континента, тем страшнее становилось. Жуткая атмосфера не рассеивалась вплоть до того момента, пока они не вошли в новый город, то есть продолжалось это около двух недель, может даже чуть больше. Первым препятствием стали джунгли. Непролазные тернии мешали двигаться их навьюченной повозке с провизией, оружием, сменной одеждой, которую в силу сырости приходилось менять довольно часто, хоть и практически бесполезно. Двигаться берегом больше не представлялось возможным, и они отдалялись от реки все дальше и дальше, вглубь леса. Чен глазел по сторонам, выглядывая что-то одному ему известное, сканировал окружающую обстановку. Цю сканировал Чена. За долгие недели путешествия он сильно оброс, и весь его природный шарм и привлекательная красота затерялись где-то под отросшими волосами, закрывающими глаза и черной, как древесный уголь, бородой. Если бы блондин не знал, что Хэ всего-то двадцать девять, то спокойно бы сказал, что ему лет сорок, не меньше. Если уж названный братец не смахивал на старика, то на грязную собаку походил уж точно. Они все были, как собаки. Одичавшие, потные, пыльные и засаленные. Обычно мерзкого вида Вейж стал выглядеть ещё хуже. Другие мужчины из группы выглядели, как банда непромытых разбойников с большой дороги. Судя по развернувшейся в телеге битве в карты на свою долю с добычи, внешний вид и исходящий от их тел смрад никого не волновали. Вторым препятствием стало резкое изменение погоды. Дожди прекратились, солнце нещадно пекло. Деревья спасали от жара светила, но, к сожалению, ни капли не помогали от жуткого испарения. Дышать становилось очень трудно. У Джорджа случился приступ удушья, и он едва ли не помер. Третья проблема была более насущной, чем предыдущие. Кончалась провизия, питьевая вода. Запасы вяленого мяса и сушеной рыбы во влажности стремительно портились, не смотря на то, с каким умением для долгой дороги были заготовлены припасы. К тому же, пару раз группа искателей была вынуждена всерьёз взяться за оружие, чтобы обезопасить себя от аборигенов. Одного из группы по имени Майк ранили отравленной стрелой, и через несколько часов его не стало. Вейж пальнул тройку раз в густые заросли, за которыми скрывались представители местных диких племён, и те прекратили погоню, испугавшись грохота винтовки. Радовало одно - пока на их пути не встретились опасные звери. Новое пристанище под названием Манаус дало возможность поживиться всем необходимым и вспомнить о том, что они - цивилизованные люди. Взглянувший на себя в зеркало блондин чуть было не отшатнулся. За восемь недель скитаний он оброс даже хуже Чена. Что тут говорить, хуже всех вместе взятых. Отойдя от шока, он вернулся к зеркалу и тазу с чистой водой с сумкой в руках и принялся скоблить лицо. Уняв дрожь в руках, умереть от бритвенного пореза совершенно не хотелось, юноша долго выбривал лицо, пока не остался довольным. Он даже показался себе вполне симпатичным парнем. Ухоженность - большое дело. Вымыться с мылом и соскоблить с кожи вонючий месячный жир было просто пределом мечтаний, но и он был достигнут. С удивлением обнаружив, что все до одного привели себя в божеский вид, причесались, побрились и переоделись в ещё пахнущую духами накрахмаленную одежду, Цю в хвосте всей компании спустился в таверну поесть. Горячая еда приятно наполнила заурчавшие желудки, и каждый побрел по своим делам, условившись вернуться в арендованные комнаты к сумеркам. Свободного времени оставалось ещё прилично, и Цю направился бродить по близлежащим оживленным улицам, пока не наткнулся на слишком очаровательную для этих мест барышню средних лет. Деньги, которыми он успел разжиться ещё до обеда, приятно оттягивали карман брюк, и юноша, обменявшись с женщиной смущенной улыбкой, последовал за ней. Плотское удовольствие для парня было редким делом, но сейчас он не постеснялся воспользоваться выпавшей возможностью на всю. Потому что слишком устал от всего, слишко измотался, слишком много думал и переживал. Потому что не знал что будет дальше, добудут ли они то, за чем так долго и далеко идут, вернутся ли к себе домой. Слишком уж он натерпелся за эти месяцы, слишком соскучился по женской ласке. Окончательное удовлетворение пришло только спустя несколько часов, когда небо заалело, а любовница порядком измучилась, обессиленно упав на разворошенную постель. Погладив её на прощание по волосам, он быстро справился с одеждой и убрался восвояси, к брюзге Вейжу, неврастенику Чену, и оставшимся браконьерам. Новый шок вызвала информация, что Манаус, до которого они шли три месяца, был отметкой на карте, отмеряющей лишь половину пройденного пути. Цю схватился за голову. Ой, дурак, зачем согласился? Ну вот зачем? Не мог остаться дома? Реакция Чена немного его успокоила. Мужчина выглядел воодушевленно и был готов дойти до конца, влекомый чем-то, что известно только ему одному. После двух дней в Манаус надо было идти дальше. Чтобы продолжить путь, требовалось перебраться через реку на правый берег Амазонки. Следовать по левому не представлялось возможным из-за топких болот. Дядя договорился с местными, купил у них тройку смирных лошадей, свою выдохшуюся клячу оставили, а новых переправили на огромном плоту. Цю выпало перебираться последним, с Джорджем и Ченом. Боязнь воды сидела в нем с малых лет, когда Цю чуть не захлебнулся в озере, на котором Вейж в далеком прошлом ловил форель, и он тут же вцепился в весла, чтобы переплыть реку как можно скорее и отвлечься от дурного страха. И снова он что-то уловил в мутно-желтых водах. Что-то знакомое, черно-зеленое, что он видел в воде в самом начале путешествия, мелькнуло под лодкой и ушло под толщу воды. Проводник, не выпуская папиросы из зубов, снял с плеча винтовку и пальнул в воду. Под ногами, по дну лодки, глухо хлопнуло. - Греби, греби, мелкий. - сказал проводник. - Не ссы, должно быть, мелкий крокодил. Цю активней заработал вестами, только сколько бы он ни старался, с места они не двигались, будто что-то держало их на месте. Чен наклонился к воде; можно было подумать в этой глязной реке можно что-то увидеть! Но он увидел, или о чем-то догадался, стрельнул черными глазами на блондина. - Ты зря стрелял. - сказал он Джорджу, и тот хрипло засмеялся. - Не учи меня, сосунок. Я живу здесь вот уже двадцать лет, и каждую тварь в этих водах... Лодку дернуло, качнуло и медленно потащило в обратном направлении. - Видать, не каждую. С другого берега, до которого было уже - рукой подать, заорал озверевший дядя. - Какого черта, Цю! Ты гребешь не в ту сторону, дурак! - Я вообще никуда не гребу сейчас! - блондин огрызнулся и налег на веста сильнее. Сначала у него выбило одно весло, затем другое. О дно лодки постучало, скрежетнуло, и вдарило. Ругаясь, Джордж снова сдернул с плеча винтовку и сделал несколько выстрелов по воде, поднимая фонтаны брызг. Через всю лодку к Цю потянулся Чен, дернул за ружье, приказал "сними быстро", и откинул на дно в другой конец. Цю не понял, не успел даже подумать, как лодка перевернулась. В раскрытый рот тут же хлынула вода, разглядеть что-то в этой мути было трудно. Черно-зеленое извернулось спиралью, ушло на глубину, а потом стремительно пошло на сближение. Цю забарахтался. Течение, неожиданно слишком сильное, уносило его куда-то, закручивало в водовороте. Бороться со стихией не получалось, сковал дикий страх того, что крокодил сейчас схватит за ногу и потащит ко дну, задушит и спрячет под корягой, чтобы потом поживиться. Аборигены и жители крупных городов охотились на крокодилов с той же частотой, с которой собирали в джунглях фрукты. Без жалости и алчного коварства заполучить денег за мясо и дорогую кожу. Крокодилы опасны, смертоносны, и способны в ночь приливов уничтожить все поселение. Цю подумал, что сошел с ума, когда разглядел в приближающемся объекте что-то, напоминающее человеческое обличие, а потом в голове, как взрыв, появилась оглушающая мысль. Это русалка! Самая настоящая! Голова, руки, туловище, переходящее в длинный мощный хвост, сияющий даже в этой грязной воде. Эти руки схватили его за одежду, блондин с ужасом закутырялся. А потом его толкнули. Сильно, ощутимо, и прямо к свету, даря глоток воздуха. На берег их вытянули двоих, без Джорджа, канувшего в пучине. - Проклятые крокодилы! - Вейж брызгал слюной от ярости, глаза его сверкали, как угли в костре, а лицо налилось багряным. Цю рухнул на илистый берег на колени, отплевываясь от воды, рядом с распластавшимся на спине Ченом. Он все пытался восстановить сорванное дыхание, бессмысленно шаря руками по грязной земле. Но взгляд его, тем не менее, оставался ясным, хоть и подернутым легкой задумчивостью. О том, что это был никакой не крокодил, Цю не сказал. Даже если бы и сказал, шанс, что дядя услышит и внемлет его словам, был нулевым. Когда он немного присмирел, они запрягли двух лошадей, на третью забрался Вейж, и дринулись дальше. Блондин вышагивал не спеша за повозкой, предпочел размять ноги. Чен, на удивление, шел следом, молчаливый, задумчивый, но спокойный. Весь его психоз и привычное раздражение от каждого вздоха со стороны куда-то испарились. - Чен. - сказал Цю, и тот поднял на него взгляд. - Что, малыш Цю? "Малыш" хоть и удивило, но он пропустил такое обращение мимо ушей; блондин достиг пика зрелости и обогнал Чена в росте, весе и раздавшихся плечах к девятнадцати, три года тому назад, и до сих пор был малышом. Правда, обращался так к нему дядя, Чен предпочитал либо по имени, в особо редких случаях, либо вообще никак. - Зачем ты отобрал у меня ружье? Чен ускорил шаг и, сократив расстояние до минимума, притянул к себе за шею, шипя в ухо: - Как думаешь, куда девался Джордж с винтовкой наперевес? Он представлял угрозу, и его утащили. Будь у тебя ружье, он бы не спас тебя. - Кто это "он"? - спросил Цю также шепотом. Брюнет криво усмехнулся. - Тот тритон с зеленым хвостом, разумеется. Цю проглотил язык. Откуда Чен знает, и когда успел разглядеть? Парень прочистил горло и набрал воздуха в грудь. - Я не уверен, что... - Брось, крокодил бы тебя не подтолкнул к поверхности. И сам бы ты не выплыл, ведь мы отлично знаем какой ты пловец. Дядя, отдалившийся на приличное расстояние, гаркнул на них спереди. - О чем вы там языками мелете! - О том, что Джорджи пошел на корм рыбам, Вейж. Чен хлопнул его по спине и подался вперед, оставляя задумавшегося Цю позади.