Сокровище Амазонки

До истоков Амазонки, вглубь страны инков, Перу, добраться удалось через два месяца, пройдя через всю Бразилию. Утомительный путь расходовал все запасы сил и нервов. Цю был на пределе, и его безграничное, казалось, терпение готово было дать трещину в любую секунду. -Я устал. Я больше не могу. -сказал он, оседая на трухлявый ствол поваленной пальмы. - Ты устал от простой прогулки? - потешался Вейж; дядя похлопал себя по карманам в поисках курева. - Цю, мы еще даже не добрались, а ты уже заныл, как сопливый мальчишка. Не найдя ни спичек, ни папирос, он пощелкал в воздухе пальцами, безмолвно требуя немедленной подачки, и Чен швырнул в него мятую пачку. Папиросы напитали в себя влаги, и оттого тяжелее раскуривались, но дядя, пыхтя, добился своего и расселся по-турецки прямо на траве. Под задом у него треснул стволик орхидеи. - Я уже давно не сопляк! Мне надоели эти гребаные тропики, постоянная жара, мокрая насквозь одежда! Повторяю, я устал. И не пойду никуда, пока, по крайней мере, не высплюсь. И даже неизвестно, есть ли смысл куда-то идти! Ты бредишь старыми сказками, как какой-то.... - блондин сделал странный жест рукой, будто не знал как бы назвать дядю помягче. - как дурак. Вейж рассмеялся, разбирая наощупь пальцами косматый клок волос. - Считаешь меня дураком? - Считаю! Из-за умных люди просто так не погибают неизвестно за что! Лицо дяди застыло в подобии улыбки, или скорее оскале, и блондину казалось, что сейчас из уголка его обросшего щетиной рта пойдет трещина. Как он хотел, чтобы его харя наскололась, как голова фарфоровой куколки. От желания воплотить эту мимолетную мечту невольно зачесались руки, и А Цю потер кулаки. - На обратном пути ты соберешь дары природы, которые тебя озолотят, мой мальчик. Ты обязательно сделаешь это, если это твое "неизвестно за что" окажется правдой.  А сейчас поднял, мать твою, задницу и заткнулся! Не забывай чья рука тебя кормит! Парень скрипнул зубами и поднялся на ноги. Играет на совести. Старый козел! Знает ведь, что у него повышенное чувство ответственности и больная совесть, и активно дергает за струны. - Последний раз я с тобой куда-то иду! - блондин рявкнул зло, и дядя со скрипучим смехом пихнул его между лопаток. - Да? И чем ты займешься? Будешь трахать баб, веселиться, гулять и пить? Через неделю наскучит. Цю знал, наскучит. Но Амазония наскучила не меньше. Стоило признаться, что на Амазонке ни на кождом шагу встречалось новое и интересное. Попугаи кругом были совершенно одинаковые, кусты, леаны и прочая зеленая поросль - тоже. Полчища москитов непроглядным черным облаком путешествовали вместе с ними, и прочие представители фауны, казалось, не отставали ни на шаг. Проклятая река и та была совершенно неизменной. Только через пару сотен километров от точки отправления, Масару, стала чуть уже. Но это могло лишь казаться, потому что парень уже не видел никаких различий в зеленом мареве. Через несколько часов безостановочного следования к истокам реки все выдохлись и расползлись по джунглям в пределах видимости чтобы восстановить силы. Хэ Чен опустился на пологом илистом берегу на колени, зачерпнул воды и омыл от пота и пыли лицо. Цю тоже хотелось умыться, но он сомневался, что грязная вода как-то справится с невозможной чесоткой. Он раскрутил фляжку с водой, сделал несколько жадных глотков и полил на голову. Сознание немного прояснилось. - Долго еще? - К вечеру прибудем на место. Там дальше озера, остановимся возле них. - Купаться можно? - задал интересующий вопрос парень. Дядя кивнул, но поставил условие, что в воду лезть можно только при свете дня; ночью чтобы никто и близко не подходил. Блондин выгнул бровь и, подумав несколько секунд, спросил, не в мифических русалках ли дело. - Ты ведь сам все видел. Так зачем задаешь глупые вопросы? - сказал Чен. Цю фыркнул смешно, потер под носом кулаком. - Я не знаю что я видел. Знаешь ли, когда тонешь, еще не такое померещится. - Тогда как ты объяснишь то, что я видел то же, что и ты? Парень растянулся на траве, оставив старшего "брата" без ответа. Да мало ли... нахлебались всяких жидкостей, может, деревья или растения через корни какой-то токсический сок в воду выделяют. Как знать. Тут кругом растет олеандр, белладонна, клещевина, кирказон, всякие разные плющи и прочая дрянь, к которой лучше не приближаться. А они ими зад подтирают, потому что осокой изрежешь все в мясо. А, может, уже крыша у всех от этой тропической жары и усталости организованно поехала. - Мы обезумели. - прошептал он, - Не иначе. Последний оставшийся в живых гид по тропическим джунглям скосил на него прямой острый, острее только у Чена, взгляд. Скоропалительная и глупая, по большому счету, кончина проводников навевала мысли о самом безрассудном времени в жизни и бесцельном брожении в сердце неизведанного материка. От этих мыслей Цю слышал собственные громкие и оглушительные глотки в попытках избавиться от вязкой от обезвоживания слюны. Неприятно закололо в горле. В Румынии было полным полно дел и развлечений, способных занять парня двадцати двух лет. И трахать баб изо дня в день казалось не такой уж глупой идеей. В крайнем случае, а он был уверен, что этот случай рано или поздно наступил бы, можно было пойти учиться. Изучать что-нибудь в роде ботаники, делать лекарства. Или строить мосты через реки, прокладывать дороги и железнодорожные пути. Столько вариантов применить свою бушующую силу и юношеский максимализм. Если они выберутся из этих джунглей, не став закуской для крокодилов и пираний, не получив отравленную стрелу от аборигенов, если чертовы русалки не утащат их на дно, он обязательно займется чем-то путным. Ко времени, когда привал пришлось заканчивать, у Цю разболелась голова, и путь он продолжил, сидя в повозке. Мучаясь от боли, тошноты и летающих перед глазами мошек, парень искоса поглядывал по сторонам, отчаянно желая добраться до проклятых озер. Дядя Вейж вскинул руку чтобы посмотреть на циферблат поношеных, но живучих часов. - Через два часа стемнеет. Давайте, шевелитесь, черт возьми, и побыстрее. Цю, пошел вон из телеги, лошадям тяжело. Почесав затылок, блондин соскочил на землю и пошатнулся. С каждым шагом разбирать дорогу было все труднее, посекундно в голове будто что-то взрывалось, посылая волны адской боли по шее. Через полтора часа добавилось болезненная ломота в суставах, и парень уже еле переставлял ноги. Что-то хлопнуло по плечу, и он медленно обернулся. Лицо Чена расплывалось и местами было покрыто черными провалами. - Ты чего? Голос брата, как и его взгляд, был спокойным, но в нем все же сквозило едва различимое беспокойство. Впрочем, вряд ли Хэ волновался именно из-за Цю. Парень с уверенностью мог бы поставить все свои скромные сбережения на то, что Чена больше тревожит вероятный исход переть на своем горбу чужой рюкзак, в случае, если младший член семьи испустит дух, а не его скверное самочувствие. Поставил бы, и не проиграл. Только вот денег у него нет, да сил и желания требовать их у дяди не было тоже. - Я не знаю, мне жутко плохо. На последнем слове его смачно вырвало себе под ноги; упасть не дал подхвативший поперек туловища брюнет. Откуда-то со стороны послышалось разъяренное шипение и поток витиеватой матершины. Очевидно, дядя Вейж недоволен заминкой. Цю поднял было руку со вскинутым указательным пальцем, собирался выдавить из себя обещание, что сейчас он соберется с мыслями и пойдет. Но что-то пошло не так, и сознание быстро заволокло темной дымкой. И не осталось ничего, кроме приглушенных, как сквозь толстое ватное одеяло, вскриков и сумбурной быстрой речи спутников. Его хлопали по щекам, пытаясь привести в чувства, куда-то волокли, о чем-то бесконечно долго спорили. Парень не понимал смысла всего этого. Хотелось только покоя и холодной воды. Чтобы никто не тревожил болящее тело, и чтобы чужие голоса не отзывались болезненными вспышками в голове. Цю приоткрыл глаза. Кругом стояла темнота, очевидно, сумерки уже опускались на джунгли. Дядя сбоку, но в поле зрения, поджигал факел уверенной рукой. Скоро станет так темно, хоть глаз выколи, ни черта не разглядишь. В этой темноте среди стрекота цикад и прочей живности, шуршания листвы деревьев и плеска воды он и сдохнет от какой-то тропической заразы, быстро превратившей его молодое пышущее энергией тело в недвижимую труху. Распахнуть снова глаза принудила легкая пощечина. Над ним нависал встревоженный Чен. Лицо его было покрыто грязью и испариной. - Все хорошо, шкет, ее волнуйся. У меня есть план. - Я не волнуюсь. - пришлось пробурчать в ответ в желании в очередной раз доказвть названному братцу, что он не какой-нибудь слабак. Хотя, было очень даже любопытно, что там за план он придумал. - Слушай внимательно. Твоя задача - не мешать мне, и все получится. Ты понял? Цю только сглотнул и дернул головой, не найдя в себе сил послать Хэ ко всем чертям. А он бы очень хотел его послать, а заодно и спросить, с чего это такая забота. Сколько лет они прожили под одной крышей, никогда Чена не интересовал подобранный с улиц голодранец. Тело пронзило болезненное, наипротивнейшее ощущение, будто под кожей появилась стеклянная крошка, которая режет и царапает изнутри. Выстанывая болезненные проклятия, блондин все силился понять где он так согрешил. С той женщиной в Манаус? Но он же не принуждал ее, силой не брал. Не оскорблял, не бил, старался быть обходительным не смотря на то, что был обласкан женской рукой еще несколько месяцев назад. Бывало, он огрызался с дядей или Ченом, но то было по бытовой ерунде: то Цю запутает рыболовные сети, случайно, конечно. То купит на рынке то, что просили. Больше он за собой вины не ощущал. Даже когда голодал, попрошайничал, но не воровал. Он просто старался быть славным парнем, вроде, его таковым и считали и отзывались всегда положительно. Так какого же черта его сейчас корежит, как последнюю мразь? Его почти что бездыханное тело сгрузили с повозки. Вернее, столкнули на влажный песок. Неприятная ломота в теле вдруг отступила, когда Цю за плечи протянули по береговой линии в воду, и на ее место пришло ощущение омывающей его прохлады. Слова сумбуром роились в голове, не находя выхода и не желая формироваться в предложения. Цю что-то мычал, пытаясь понять что с ним делают и зачем тянут в воду, но брат над головой только с хрипом выдал: - Заткнись, я не понимаю твой проклятый французский! Я ведь просил не мешать, если не прекратишь сопротивляться - утоплю как котенка! Юноша бросил несполезные кривляния и попытки выбраться из рук брата, и позволил Чену тащить себя в пучину реки. Он держал его под подбородком и теперь с легкостью перемещал держащееся на водной глади тело. - Лежи, не шевелись! Что бы ни случилось - расслабься. Холодная рука Чена исчезла с шеи. Затихли звуки, плеск воды, даже стрекот сверчков. Пропало ощущение присутствия рядом кого-либо, и Цю остался один. Наедине с собой, будто брошенный на произвол, и только природе решать - утонет он или спасется. Насколько позволяло состояние, он попытался расслабиться, как и велели, хотя легкий неконтролируемый мандраж мешал по-прежнему держаться на плаву. Что было у Чена на уме было неясно, как и то, сколько времени он вот так плавал, относимый течением. Едва на его плечах сквозь рубашку почувствовались чьи-то мягкие прикосновения, Цю хотел уж было спросить, что же он удумал, как сквозь толщу воды послышался тихий напев. Он не знал точно что произошло, но страх вдруг отступил. Цю понял, что это бвл именно животный ужас, дикая боязнь умереть вот так групо, неизвестно даже от чего. Именно в этот момент, как только слух уловил вибрации чужого голоса, мягкие и уверенные ноты, вдруг стало так спокойно и хорошо, как дома, в своей постели. Вода, в которой он, казалось, находился уж слишком долго, перестала морозить и потеплела. А голос все звучал в ушах, и нежные руки катали его по воде, укачивали, как кричащего ребенка. И Цю просто пропал. Канул в тишину и покой, будто отключили тумблер. Будто растворился в вечернем ползущем по берегам и воде тумане. Без следа, словно никогда и не был. А очнулся на берегу, в предрассветный час, совершенно сухой и закутанный в какую-то тряпку. Небо окрашивало восходящее солнце в поистине необыкновенные цвета, белесый туман становился гуще и садился с каждым мгновением все ниже, превращаясь в росу. - Какого черта? - Гляди-ка, не сдох! - засмеялся дядя раскатистым басом. Цю поежился от утренней сырости, шевельнулся. Ничего не болело.