Октябрь, 2019 год Сиэтл, штат Вашингтон
Мелодия звонка разбивает бесперебойный шелест листов и едва слышный шепот. Громкий звук заставляет их вздрогнуть, но только потому что никто не ожидал, что на рингтоне старшего агента Дерека Хейла будет стоять «Wannabe» от Spice Girls. – Это Пенелопа, – оправдывается оборотень, отвечая на звонок. – Привет, Пеп. – Привет, красавчик, – приятный женский голос в один миг заполняет помещение. – Твоя Великолепная на связи. Джексон бормочет что-то похожее на: «Ну, конечно, начинается», пока остальные разделяют загадочные улыбки, а Эрика даже немного посмеивается, достаточно громко, чтобы Крис бросил укоризненный взгляд веселящейся блондинке. – Верно, – на выдохе отвечает Дерек, закрывая глаза. Оборотень массирует пальцами переносицу, но за маской раздражения, Стайлз видит, кроится лучащееся довольство. – Ты поменяла мой рингтон. – Нравится? Мне кажется, он идеален для нашего тайного романа, – на последних словах голос Пенелопы становится ниже и глубже. Девушка неприкрыто заигрывает с их стальным альфа-вожаком с безусловной улыбкой и сочащимся удовольствием сквозь треск мобильного звонка. – По-моему, звучит очень точно. – Пенелопа, ты на громкой связи-и, – пропевает Эрика, пока Стайлз всё еще завороженно глядит на небольшой румянец на щеках всегда такого хмурого и монолитного оборотня. – Что там у нас, Гарсиа? – резко прерывает веселье Питер. Старший волк звучит грубо, но льдисто-голубые глаза скользят по Дереку в явном признаке беспокойства. Интересно. – Ну, меня просили найти подходящего под ваш портрет человека из тех списков, которые нам дали детективы. Поэтому я- Имя девушки и то, что она занимается работой с компьютером и поиском электронной информации чувствуется знакомым, напоминают ему нечто знакомое. И это теплое ощущение, волнами исходящее от нее... – Подождите, это Пенелопа Гарсиа? – выкрикивает Стайлз, почти падая со стула. Он до этого дня и думать не смел, что один очень броский человек, необычно появившийся и также удивительно быстро исчезнувший из его жизни, окажется рядом вновь. – Чей это голос? Эрика? Тот мальчик? – удивляется девушка, та самая Пенелопа. И даже в искреннем изумлении звонкий голос всё еще звучит радостно, словно девушка привыкла улыбаться каждую минуту своего дня. – Только не ревнуй, Дер-дер. Дерек вздрагивает, когда Джексон со стоном роняет голову на стол, а Айзек вновь бьет последнего по голени. – Ближе к делу, – отрезвляет всех Питер с чуть рычащими нотками в голосе. Правда, потом неожиданно добавляет: – Пожалуйста. Замолкают все, и парень сохраняет этот момент умиления на вечер, будучи слишком потрясенным от неожиданной встречи старого знакомого. – Да-да. Я, кажется, нашла одно совпадение. Стайлз впечатлен. Оказывается, Пенелопа Гарсия работает на ФБР. В их команде. Упс.☆☆☆
Убийцей оказывается Шон Уолкотт, тридцатиоднолетний мужчина, «серая офисная мышь». Он один из допрашиваемых по третьему делу и также полностью вписывается в подданный ими психологический портрет. Стайлз не знает, что и думать. Человек – не человек, не человек, не человек – боготворил свою старшую сестру, но та, к сожалению, не разделяла его взгляды на мир и в одно прекрасное утро исчезла из-под душащей охраны брата, чтобы построить себе новую жизнь. Без него. Убийца не чувствует за собой вину. Тридцатиоднолетний мужчина с неплохой работой и собственным домом кричит и плачет, ведь сердце невозможно зашить после предательства, а женщины были так похожи на нее, такие же самостоятельные, богатые и свободные. Женщины, сбежавшие из своего гнезда в поисках лучшей жизни. Если бы Шон Уолкотт был картиной, то определенно написанной маслом в теплой желто-черной палитре. Притягательной и незаметной одновременно. Искаженной эмоциями реальностью. Маленькой неудавшейся интерпретацией. Не человеком. Оболочкой. Эмоциями. Шон Уолкотт – всего лишь один из множества монстров, прячущихся под красотой. В ломких неестественных изгибах и проявлении безумия, едва заметного для большинства людей. – Ты в порядке? Стайлз слегка подпрыгивает от шепота подошедшего к нему Айзека. Он так задумался над дикими глазами убийцы, которого сейчас заканчивают допрашивать Дерек с Крисом, что не заметил появление отлучившегося до этого кудрявого профайлера. – Да-да, – негромко произносит парень, хотя и осознает, что в небольшой комнатушке возле допросной, скрыться от слуха оборотней почти невозможно. С другой стороны, Питер, стоящий впереди, и Джексон, примостившийся на кресле возле выхода, интерес к их разговору не выказывают. – Я... я, наверное, просто потерялся в мыслях. Всё в порядке. Не волнуйся. – Хорошо, – кивает Айзек, продолжая внимательно следить за ним. Стайлз кожей чувствует, что доктор продолжает переживать за него. – Вчера был напряженный день. Тебе стоило хорошо отдохнуть. Ты выспался? Что-то в формулировке вопроса заставляет его отвести взгляд от вдруг напрягшейся спины Питера и обернуться к блестящим светлым глазам. – Я думал, что ты мог не выспаться, – у тебя были сны или кошмары? – ну, например, мм-м... – Айзек застывает, нервно ероша пальцами волосы. – Да, – Стайлз медленно кивает, начиная догадываться, о чем идет речь. – Мне иногда снятся... – видения, чужие воспоминания, голоса, будущее, духи людей, не готовых уйти, – разное. Я на самом деле не стремлюсь запоминать. – Да, конечно, – тут же успокоившись, задумчиво тянет профайлер. Доктор хмурится, всё еще всматривается в него с ярким огоньком в глазах, пока наконец озадаченность не срывается с лица порывом шальной улыбки. Он качает головой в неверии, но Айзек действительно прячет руки в карманы и показательным, наигранно веселым тоном продолжает: – Я понимаю. У меня тоже были плохие дни в начале. Каждый проходит через них. Ты можешь подойти ко мне, если что. Ну, или просто поговорить. Оборотни, впрочем, никакого внимания их разговору не уделяют. Ладно. – Хорошо, – отнекивается парень, пока крохотная пытливая сорока внутри не клюнет его спросить: – Много вариантов, да? – Да. У меня очень много книг, – просто соглашается. – Ну, если ты, конечно, любишь читать. Айзек выглядит донельзя довольным разговором, но очевидно, что закончить лучше стоит в более приватной обстановке. Ему не нравится ощущать на себе прожигающий спину взгляд «незаинтересованного» Джексона. Так что Стайлз машет головой из стороны в сторону и уже отворачиваясь бросает завершающее их диалог: – Люблю. Они молчат, пока Крис складывает в папку фотографии и поднимается из-за стола, а Дерек следит за написанием чистосердечного признания Шона Уолкотта, прозванного в одной местной газетенке «ненасытным голодом» из-за частоты убийств. И неизвестно, что ужаснее: вдруг ожившие равнодушие в лице безумного мужчины или стремление других, таких же равнодушных, вкладывать безумную страсть в нечто столь мерзкое. – Ты правда в порядке? – вдруг наклоняется к нему Айзек и шепчет прямо в ухо. Вновь не ожидавший подставы Стайлз заметно вздрагивает, но следом расслабляется, когда чужое беспокойство в тонких подрагивающих пальцах, сжавших его плечо, спускается мурашками по его коже. Это приятно. – Да, – не ложь. – Правда.☆☆☆
В самолете Стайлз ловит несколько долгих взглядов, полных алчного сияния любопытства, и даже удосуживается медленного наклона головы вбок от Лидии, когда та сканирует его профессиональным профессорским зрением. Однако, никто его так и не тревожит, а сам полет проходит под негромкую беседу с обсуждением новинок кино и моды со стороны Джексона, Айзека и Эрики. Питер же с Крисом ведут дискуссию шепотом невдалеке, пока Дерек хмуро перебирает бумаги. В воздухе царит неловкое уединение.Октябрь, 2019 год Отдел Поведенческого анализа, Куантико, штат Вирджиния
В офис, из-за разницы во времени, они попадают только в семь часов вечера. Поэтому вернув документы на столы для завтрашнего отчета, команда собирается в холле возле лифтов. – Мы успешно закрыли дело. Так что... как обычно отмечаем? – неуверенно тянет Эрика, впервые за всё время звуча действительно сомневающейся. – Я так не думаю, – качает головой Арджент. – Давайте лучше сосредоточимся на перераспределении задач и улучшении своих социальных навыков. Нам больше не нужны конфликты между собой. Никто не выглядит удивленным, но общее разочарование всё же можно проследить в чуть опущенных уголках губ и несмелом переглядывании. Первым, разумеется, делает шаг Джексон: – До свидания, неудачники, – бросает оборотень, поворачиваясь к рыжей девушке. С ней он говорит намного мягче, хотя Стайлз в голове видит притворство, чего, к сожалению, не замечает явно расстроенный Айзек. – До скорой-скорой встречи, Лидия. И тилацин исчезает с показательно громким хлопком двери, выбрав лестницу, видимо, только для такого драматического хода. И несмотря на то, что все каким-то образом одновременно закатывают глаза (кроме Хейлов и Криса, так как им для этого и не нужно, их взгляд говорит сам за себя), действие достигает своей цели, и команда в течение трех минут полностью освобождает площадку. – Мне видится, что ты хорошо вольешься в нашу команду, – замечает напоследок Айзек, задорно подмигивая. Мне тоже это видится, почти отвечает парень, но успевает сдержаться, лишь кивая на прощание. Сейчас он не очень уверен, когда это «видится» перестанет чудиться таким чужеродным. Он точно что-то упускает. – Стайлз? – зовет агент Арджент, привлекая к себе внимание нахмуренными бровями и тревогой в голосе. – Иди за мной. Неуютное чувство дежавю мурашками скатывается по рукам, собираясь мелкими капельками пота на холодных ладошках. Его вряд ли будут отчитывать или лишать премии (у него зарплаты-то и нет!), но свободнее от этого дышать в громадном кабинете своего непроницаемого начальника не становится. – Не будем задерживать нас обоих, – начинает агент, только присев за стол напротив него. – Что-нибудь, что я должен знать? Стайлз неловко ерзает на стуле. Он доверяет старому другу отца и своему начальнику, не было еще ни одной ситуации, что может доказать обратное, но… но крохотный червячок сомнения, слишком схожий с его внутренним голосом интуиции заставляет его произнести грубое: – Зачем Вам это? Парень тут же смущенно краснеет, однако тяжелый взгляд начальника выдерживает, закусив от напряжения губу. Понимает, всем нутром чувствует, что нужно быть уверенным на все сто десять процентов. – В нашем ведомстве есть целые подразделения быстрого реагирования, состоящие только из оборотней, – не меняясь в лице начинает мужчина. – Они во много раз быстрее, сильнее и выносливее нас. Людям не нравится идти позади, показывать свою слабость, но что означает крошечная уступка тут, когда на кону могут стоять жизни? Парень мысленно кивает. – Органы власти и правопорядка будут пользоваться любой потенциальной возможностью. Это факт. Не для того, чтобы дискредитировать кого-то, но для защиты гражданских лиц. Его отец долгое время служил с полярным волком, хотя те обычно держатся своих внутренних кланов, и оборотень часто вытаскивал их команду с меньшими потерями, потому как способен на почти невозможное. – Но в наших рядах принято также защищать и своих. Поэтому, Стайлз, – агент Арджент замечает его молчаливое согласие и заметно расслабляется, – есть ли что-то, что я должен знать, чтобы обеспечить лучшую безопасность своей команды. – Нет, – слишком быстро. Поразмыслив, стажер решает признаться: – Не знаю. Не уверен. Перед его глазами кремовая кожа Айзека пузырится и распадается прахом, и некогда живые глаза в последний раз устремляются к небу. – Я расскажу, – хрипло обещает он, крепко сжав пальцы в кулаки. – Как только буду уверен. Будущее неизбежно, бормочет притихшее сердце, ничего исправить нельзя. – Хорошо, – не напирает начальник, откинувшись назад. – Давай обсудим твое первое дело. Из кабинета он выходит только спустя полчаса, уставшим и сонным. И, к большому удивлению, оказывается не последним. За своим рабочим столом сидит Дерек, очевидно, занимающийся отчетом, и, что более шокирующее, напротив хмурого агента, попивая чай из небольшой фарфоровой чашки, находится Питер с задумчивым выражением лица. В другой раз, с гигантской вероятностью, Стайлз бы не упустил шанс полюбоваться точенными чертами скул мужчины и аурой комфорта, окутавшей двоих волков. Только в этот раз он парит в исхудалом облаке разбитости, поэтому парень просто падает за свой рабочий стол и прикладывает голову к до сих пор по-младенчески голой и немного холодной поверхности. Интересный факт, но во время учебы в университете и школе, найти свободное пространство в его комнате было практически невозможно. Его отец, не принимающий порку или любое другое физическое наказание достойным способом отучить своего ребенка от плохих привычек (с чем он кстати полностью согласен), мог часами очень медленно и нудно читать первые попавшиеся буклеты или даже его учебник по истории в особо серьезных случаях – например, когда Стайлз как-то нечаянно спровоцировал драку в столовой школы, хотя в итоге сам в ней не участвовал (это был его самый главный претендент на смягчающее обстоятельства). И держать свое «рабочее место» в чистоте и порядке, естественно, становилось темой-фаворитом дня нравоучений слишком часто. Он скучает по отцу. Как бы грустно или слащаво это ни звучало, но фраза «папа – мой единственный друг» действительно про него. Если снятся кошмары, то слушает их именно отец, если отправляют на пересдачу экзамена по современному искусству, то всю ночь по скайпу наставляет и проверяет его ответы именно отец, а если однажды он проснется на другом побережье без единой связной мысли, обезвоженный и сонный, в два часа ночи мгновенно отец поднимет трубку, чтобы через две минуты разговора отправить к нему еду и заказать обратные билеты на завтрашний день. Стайлз не представляет, что бы делал бы большую часть своей жизни без неоспоримой опоры в ровном голосе папы или крепких ладонях, что пронесли его через все приступы паники, слезы от чужих прикосновений и туман боли в дымке между реальностью и видениями. Это такая тонкая, интуитивная связь между ними. На что немного похоже витаемые вокруг Хейлов флюиды. Стайлз знает, что подобное существует в крепких стаях, хотя ему не приходилось сталкиваться с такого рода вещами – обычно волшебные существа стараются не пересекаться с ним. (Что, кстати, довольно обидно). Боже, как он скучает по отцу. – Я закончил, – прерывает его размышления Дерек, и Стайлз открывает глаза. Оборотень сразу же поднимается, чтобы собрать бумаги в аккуратную стопку и спрятать их в верхний ящик стола, а потом уже одеться в тонкую куртку и закинуть на плечо сумку. – Китайская? – Твой отвратительный вкус в еде когда-нибудь доведет тебя до несварения, что достаточно немыслимо в случае твоих волчьих генов, племянничек, – с пустым выражением лица протягивает Питер, не отрываясь от разглядывания чая. Дерек в ответ закатывает глаза. Стайлз впервые видит, как оба Хейла чуть изгибают губы в пародиях легких улыбок. – Я буду говядину, и только попробуй подложить мне курицу. Стайлз не видит реакции Дерека, так как решает закрыть глаза и не вмешиваться в такой интимный семейный момент. То немногое, что есть в его силах. «Не надо, ребенок. Земля всё еще продолжает вращаться вокруг своей оси. И ты ни разу не воспользовался своим знанием во вред другому». Его сердце заполошно бьется в груди, когда он слышит смутный голос отца в своих воспоминаниях. Тот никогда не разрешает парню чувствовать себя виноватым из-за своих способностей, пускай это особо и не помогает, но такая немного жесткая, упрямая забота обычно быстро согревает его и корить себя хочется чуточку тише, слабее и совсем недолго. Расплакаться не дает призрачное ощущение теплой ладони над головой. – Доброй ночи, мартышка, – бросает небрежно Питер над его ухом. И только уверенные шаги и стук стеклянной двери становится подсказкой, что произошедшее реально. Робкие слова еще долго отдаются метеоритным дождем в груди.☆☆☆
После работы он отправляется к небольшой лавке, где продаются хот-доги и покупает себе один огромный. Это, наверное, самое опасное, на что он решился за последние три дня, но тучный продавец только кивает в согласии на его просьбу положить еду в бумажный пакет и оставить на прилавке без прикосновений друг к другу. – Ты закрыл своё первое дело, – шепчет Стайлз сам себе, когда кусает булку. Ему кажется символичным празднование успеха на затихших улицах города в сизо-сером вечернем смоге. Много лет назад он перебрался из маленького городка возле леса в шумные мегаполисы и теперь каждый его вечер покрыт городской пылью и выхлопами машин. – Поздравляю. Последнее выходит немного уныло. Отец бы такого не допустил – точно заставил бы купить себе что-нибудь приятное, а дома бы его ждал чай с огромным диетическим тортом. Это сладкая мысль. Она греет его сердце, и на миг на лице застывает счастливая улыбка. С другой стороны, деньги на которые он купил себе праздничное угощение – деньги его отца, так что можно притвориться, что ему всё еще можно общаться с самым близким человеком, не боясь подвергнуть друг друга опасности. – Спасибо, па. Стайлз очень хочет позвонить отцу. Он почти уже. Его пальцы замирают на кнопке вызова знакомого номера, но финальную черту он вновь не переступает. Не в этот день. Хотя ему так много нужно рассказать. Ему невтерпёж поделиться тем, что он нашел себе хорошего друга, который на сто процентов думает о нем также – Айзек на самом деле немного скрытный и, если кудрявый доктор и впустит кого-то к себе, то это надолго. Стайлз закусывает губу, чтобы поток восторга от встречи с Питером, не вырвался, напрочь укоренив теорию его отца о его нездоровом навязчивом влечении. Или рассказать о приветливой Эрике. Или о той самой Пенелопе. Он отработал целое дело, всё еще оставаясь в штабе ФБР! Разве это не те хорошие новости, что обычно сложно удержать внутри? Разумеется, над его капельку преувеличенным оптимизмом несдвигаемыми монументами возвышаются три фигуры: недовольный Дерек, игнорирующая его существование Лидия и словно уже ненавидящий его Джексон. Только пока данный факт неспособен омрачить его приподнятый настрой – Стайлз слишком доволен своей маленькой победой в профессиональном плане. Осознание накрывает его только в вагоне метро, обжигающей волной раскаленной лавы стекая с щек по шее к покрасневшей груди. Сердце заполошно – трепещущими крылышками колибри – бьется внутри, когда такая отчетливая мысль пробивается наружу, вверх, к вдруг защипавшим глазам. Семья. Одно слово, что с легкостью стискивает его внутренности в ледяных объятиях; одно слово, от чего пробирает дрожь и хочется смеяться; одно слово, что, вообще-то, как бы, в самом-то деле, является его голубой мечтой. Стайлз прикрывает горящие от смущения щеки замерзшими ладонями, боясь коснуться поручня или уж тем более сидения, где он умостился. Иначе его голова может снова взорваться фейерверком красочных воспоминаний или остаточных эмоций, накрепко впитавшихся в неодушевленный материал. Такое не раз бывало раньше. В вагоне сейчас немного людей, но спустя полчаса белый шум чужих мыслей и настойчивых видений уже пробивается к вискам тоненькими иголками. Они тормошат старые раны, ковыряются в них и рвут только зажившие шрамы. – Нет, – шипит парень, сгибаясь пополам и тут же прикладывая руки к голове. Боль это, естественно, не снимает, но кажется, что так он может отгородиться от них физически. Разумеется, нет. – Нет, нет, нет… «… не примут нас, малыш. Поэтому я сделаю это. Ты ведь понимаешь это, да? Так будет лучше для всех нас. Тем более, знаешь, Том не простит на-…» Он специально пошел гулять после работы, а потом задержался немного в книжном магазине, отрешенно перебирая книги и раскрасски-антистресс, лишь чтобы сесть на поздний рейс, когда большая часть людей уже отсиживается дома и вероятность случайного прикосновения кожа к коже значительно снижается. Что, конечно, не спасает от краткости времени, доступного ему, пока в его организме курсирует синтетический дурман. «… никогда не придется узнать, какая я плохая мать. И ты никогда не узнаешь этот жестокий мир, малыш. А от Тома я уйду. Наверное. Не в этом суть. Всё будет хорошо. Однажды ты родишься, но будешь не здесь, договорились? Я не со-…» – О, Боже, – Стайлз поднимает взгляд, чтобы найти владельца этого тихого голоса в своей голове, который, каким-то невообразимым образом, смог заглушить крики остальных. Девушка, сидящая недалеко от прохода в нескольких метрах от него, выглядит вполне отрешенной, только руки сложены на животе и губа прикушена до крови. – О, Боже… «… никого нет, понимаешь? Я здесь буду одна. Я не смогу помочь тебе, если ты родишься. У меня даже квартиры нет, карапуз. Понимаешь? Мои родители выгонят меня, как только узнают, хотя я и не живу уже с ними. Просто… здесь одиноко. Мне так жаль, что ты оказался здесь. Так жаль. Прости, что-…» – Не надо, – едва выдыхает парень, закрывая глаза. Именно поэтому он ненавидит это. Проникновение. Мысли. Решения. Он ничего не может изменить, исправить или просто помочь. Хоть чем-нибудь. Не может, зато обязан видеть, обязан слышать и проживать громкие эмоции вместе со всеми. «…меня, милый, но мне придется это сделать. Всё встанет на свои места. Прости меня, я бы никогда так не поступила. Я так не хочу, чтобы всё это происходило. Так не хочу, малыш. Если бы ты только знал…» Как и плакать тоже. Вдохнув побольше воздуха, Стайлз открывает глаза и сразу же встречается с покрасневшими карими. Девушка неотрывно смотрит на него, пока его взгляд то и дело падает на ее живот, где на совсем короткое время нашел свой дом крохотный ребенок.Октябрь, 2019 год «Дом», Куантико, штат Вирджиния
Его первое дело оказывается не таким, как он себе представлял. Стайлз больше часа вертится в кровати, когда усталость наконец берет вверх и парень с облегчением проваливается в темноту. В ней, темноте, его трогают чужие тонкие пальцы, а земля покрыта пестрыми кофточками с цветочным принтом, в то время как с серого, всё еще грозного неба кружась падает снег. Маленькая ласточка в эту ночь не сменяет кошмар на свое сладкое ворчание и звонкое чириканье.