Февраль, 2020 год. Таллахасси, Флорида.
– Что надо? Пятидесятилетний Ульрих Калис распахивает дверь с потрескивающим в воздухе нетерпением, наэлектризованным раздражением, вылетающим на ослепляющий свет стаей потревоженных летучих мышей. Их так много, что ему нужно прокашляться от клубящихся смрадных эмоций прежде, чем он даже сможет открыть рот для чего-то более продуктивного, чем спорадический кашель. – Э-э-э, – моргает Стайлз, немного ошеломленный разницей в росте и размерах между ним и вроде как стариком. – Я хотел извиниться. Сэр, – медленно вытягивает слова, поднимая подбородок выше, чтобы лучше разглядеть щурившегося на солнце сурового мужчину. – Я-… э-э-э получил тепловой удар возле ваших кустов, – парень отводит руку в бок, чтобы указать на всё также гордо висящие на заборе клематисы, но, конечно, ни он, ни серийный убийца взгляд в сторону от неизвестной угрозы не отводит. Разумно. – Видите, я это… Он размахивает вокруг себя ладонями, предлагая серебристо-серым, опасным, как блестящий острый клинок, глазам пройтись по его черной водолазке и теплой красной толстовке. Нет ничего удивительного в том, что он ощущает себя странно загнанным в крохотный угол под таким внимательным взглядом, даже несмотря на то, что за его спиной есть много освещенного естественным светом пространства. – Я не-… не поломал цветы, даже не задел, – поднимая руки в успокаивающем жесте, Стайлз слегка ускоряет речь, начиная нервничать под гнетущей аурой насильника. – Извините, что зашел так, просто подумал, что вам очень важны ваши клумбы, а я почти разрушил одну, поэтому-… извините? Я могу дать вам мой сотовый номер, вы позвоните мне, если надо, я оплачу вам какие-нибудь счета или хотите починю машину? Я помогал отцу чинить его старушку, так что помогу чем смогу. У вас же есть машина? А то напрашиваюсь тут… извините, я болтаю… Это всё жара. Я не привык. Сэр. Он слегка улыбается и ерошит волосы сзади, демонстрируя свою расслабленность в этом разговоре. Несколько секунд мужчина следит за ним, подобно почуявшему свою добычу охотнику, но вскоре тот опускает плечи и также профессионально складывает тонкие губы в дружелюбную улыбку. – Похвально, что помогаешь отцу, сынок, – кивает Ульрих, хмыкая, когда Стайлз переступает с ноги на ногу, заламывая пальцы рук. А потом переводит взгляд на забор, и парень чувствует, как резко прорезает воздух воспламенившаяся ярость, грохочущая внутри мужчины. – Мои цветы- – Клянусь, сэр, – икает он, слегка отшатываясь назад, – ни один бутон не поломан. Я упал прямо в лужу рядом. Посмотрите на мое лицо, я уверен, там есть все следы моего преступления, – он выдавливает смешок, почесывая нос. – Извините, если хотите я могу позвонить в полицию или какой-нибудь департамент- – Нет, – отрезает мужчина, отводя наконец свой сканирующий взор от открытой калитки и заметных комков грязи на дорожке. – Всё в порядке. Не стоит тревожить людей из-за таких пустяков, малой, – еще одна улыбка. «Психопаты всегда лгут, обманывают и пытаются манипулировать». – Не стоит так переживать, юноша. Хотя лучше сними с себя лишнюю одежду, чтобы такое не повторилось, – предлагает мистер Калис, облизывая его пристальным взглядом с ног до головы. Медленный вдох. – Может тебе вызвать такси? Отдохнешь пока у меня в прихожей. Я принесу тебе воды. Мужчина отпускает ручку двери, за которую всё это время держался, и делает маленький осторожный шаг назад, в тень квартиры, открыто призывая его войти. (Монстр этой истории прячется во мраке, когда готовится атаковать свою жертву). – У меня такой же сын, – продолжает мужчины, слегка облокачиваясь на дверь. Левая рука скрывается из вида, исчезая позади белой древесины. – Вечно носит по три слоя одежды, говорит, что так модно, – прохладный полумрак зашторенного дома подпитывает уверенность почерневших серебристых глаз. – Хотя ты говоришь, ты приезжий? – Да-да, – заикается парень, слегка спотыкается в ритме постукиваний пальцев по ноге. – Я приехал к друзьям своих родителей в конце улицы. На пару дней отдохнуть от Сиэтла, – он снова указывает куда-то своей рукой, сломлено улыбаясь при виде морщинистых ямочек на выраженных скулах мистера Калиса. – На самом деле, я спешу, поэтому так отчаянно ломился к вам. Не хотел опоздать к ним, – серебристые глаза слегка сужаются, сообщая ему о мучительных размышлениях седовласого, но всё еще пугающе красивого мужчины. – Но я могу заглянуть к вам позже? Или завтра перед отъездом? Мне как-то неловко, что я так варварски обошелся с вашими клумбами. Они кажутся прелестными. С мгновение Ульрих Калис рассматривает его, будто испытывая на нем свои возбудившиеся фантазии, а потом вдруг ухмыляется, сверкая прекрасными ровными белыми зубами. – Не беспокойся об этом, – отмахивается мужчина. – Хотя, если хочешь, действительно можешь заглянуть перед отъездом, я выкопаю тебе несколько цветков. Отнесешь домой. Двадцать секунд. – Правда! – подскакивает Стайлз, широко улыбаясь. – Спасибо! Мама будет в восторге! – сердце вновь бешено бьется о его бедные слабые ребра, и он отступает назад. – Извините, мне правда нужно бежать. Но спасибо за подарок. Я обязательно зайду. Сэр, – он видит, как легко это слово натягивает воздух между ними до раскаленной нити. – Да. Ага. До завтра. Парень отскакивает от входной двери, еще раз оборачивается назад, чтобы помахать наблюдающему за ним серийному убийце и практически бегом заворачивает за угол, хватая приближающегося Айзека до того, как тот успеет наделать шума. – Ш-ш-ш, – шипит Стайлз, оттаскивая профайлера еще на несколько шагов назад. Еще секунд через пятнадцать появится арендованная ими машина с Джексоном за рулем. – Он в доме. Я говорил с ним чтобы отвлечь его. У Айзека Лейхи, двадцати шестилетнего агента ФБР, огромные от безумной тревоги глаза и искусанные в кровь губы. Профайлер оглядывает его с ног до головы, то и дело перемещая взгляд в сторону, следя за обстановкой вокруг. Нахлынувший на них обоих адреналин не позволяет полностью прочувствовать обрушившееся на мгновение позже долгожданное облегчение. – Ты в порядке? – выдыхает гений, задыхаясь от долгого бега. – Что ты успел сделать? Рядом с ними останавливается черный джип, из которого в бронежилетах тут же выбегают вооруженные Джексон и Арджент. Через несколько минут приедут остальные. – Вам стоит поспешить, – тут же отмечает парень, поворачиваясь к начальнику, – Он еще не спустился в подвал, потому что хочет проверить цветы. Он в гараже. За граблями, – «почему он задыхается?» через минуту станет прекрасным вопросом самому себе, но он еще слишком в шоке, чтобы отметить присутствие учащенного дыхания и сузившегося по краям зрения. – И- – Всё в порядке, – отрезает Арджент, оказываясь возле него. Мужчина сжимает его плечо, ободряюще кивая головой. Естественно, его бедственное состояние не остается незамеченным наблюдательным наставником. – Оставайся здесь, потом расскажешь обо всём. И они тут же трусцой направляются к дому (Джексон успевает принюхаться к нему, проверяя его эмоциональное состояние, на что Стайлз закатывает глаза, пускай от жеста неприкрытой заботы становится тепло внутри). Сразу за этим слышатся громкие выкрики агентов, вскоре подъезжают две полицейские патрульные машины, откуда вылетают четверо офицеров на помощь команде. Стайлз же выдыхает, закрывает глаза и плюхается обратно на землю. Толстовка с брюками и так испорчена, от дополнительных пятен грязи уже ничего не поменяется. Кроме того, он возможно почувствует себя заземленным. Более спокойным. (Возможно, клематисы всё же способны притягивать к себе молнии и при этом отводить грозы от гиперактивных юных стажеров ФБР).☆☆☆
За подаренное ему время в одиночестве он успевает встать с земли, отряхнуться и даже снять с себя уже полностью перепачканную в траве толстовку. Пойманный с поличным Ульрих Калис задержан, скорая помощь уже забрала похищенную женщину, а территория полна шустрых криминалистов. Вау. – Какого черта, Стилински? – шипит Джексон, как только оказывается рядом. Тилацин убирает пистолет обратно в кобуру, чтобы схватить его за плечи и притянуть к себе, пока они не окажутся в каких-то миллиметрах друг от друга. Так близко он еще ни с кем не стоял. – В следующий раз я не дам лезть тебе на рожон, прикую тебя к себе, будешь ходить за мной как невольная собачонка. Ясно? Ты собираешься отчитываться о своем местонахождении каждые полчаса. Даже ночью. Стайлз кивает, немного испуганный серьезным тоном оборотня и внезапным осознанием того, что самый младший волк в стае больше не опасается показывать свою заботу на публике. (Заботу о нем, Стайлзе). Он не настолько самовлюблен, чтобы верить, что все изменения в командной динамике связаны только с ним (нельзя исключать влияние демона пишачи, Кори и других ситуаций, связанных с опасностью для жизни и здравого ума), но часть всё же наверняка есть. Он ведь в самом деле смог пробраться в зефирное сердце самого язвительного волка в отделе, что тот больше не в силах удержать свои братские инстинкты рядом с ним. Мило. – Но ты молодец, – с задержкой замечает тилацин, подергивая носом. (Интересно, кто из волков сейчас поругал Джексона за излишние нравоучения?). – Хорошо справился. Странно ли чувствовать смятение, когда все так очевидно гордятся его поступком? – Ага. Наверное, да. – Как ты? – спрашивает Арджент, легко втискиваясь в их маленький пузырь. Начальник сосредоточенно смотрит на него, позволив Эрике вести разговор с полицейскими, а Дереку с Айзеком следить за арестованным преступником. Ужасное дежавю. Джексон пробует сделать шаг назад, уступая место старшему агенту, но Стайлз хватается за твердое предплечье тилацина (как тем первым утром после пробуждения) и слабо отвечает: – Флорида, – слово срывается с прокусанного языка мертвой птицей, камнем рванувшей вниз. – Второй серийный убийца. Не думал, что вернусь сюда так скоро после… – бумажного человека, ядовитой улыбки в зеленых глазах и тонких пальцев, ковыряющих его кожу, – Уильяма Барроу. Является ли это только трусостью, если, помимо неоспоримой слабины в коленях, он также просто не хочет повторять уже прошедший для него разговор? Так или иначе, в конце рабочего дня они всё равно собираются разбирать его поступок и другие возможные последствия, которые могли бы возникнуть, если бы что-то пошло не так, ведь Арджент явно от него не отстанет, пока Стайлз не выучит урок благоразумия (а также терпения, размеренности, самообладания и надлежащего агенту поведения). Поэтому сейчас это можно пропустить, верно? Он только что чуть не совершил один из самых страшных поступков в своей жизни, о котором он бы точно сожалел до конца своих дней, так что- – Я думаю, мне нужно отдохнуть? – неуверенно предлагает Стайлз, сжимая накаченную руку оборотня (это не так просто, как кажется). – Я не… я знаю, что мне еще нужно будет дать показания или написать отчет, но- – Ты прав, – заявляет Арджент, нахмурившись, – и мы сделаем это завтра утром. Тебе нужен отдых до конца дня, – кивает мужчина, видимо отмечая его бледность, дрожь и общее состояние загрязненности почвой самого солнечного штата Америки. – Пусть Джексон отведет тебя обратно в номер. Пожалуйста не выходи никуда, и отзвонись Пенелопе, как почувствуешь себя лучше. «И отцу» – остается невысказанным, но они оба и так догадываются, что парень первым делом наберет уже беспокоящегося родителя (всё та же их необъяснимая волшебная связь). – Спасибо, – облегченно выдыхает он, размякая под большими ладонями оборотня. – Ты отлично поработал, Мечислав, – мягко улыбается Арджент перед тем, как развернуться к остальным. – Но ты всё еще идиот, – фыркает над его ухом Джексон, и Стайлз с ним соглашается. – Ага, – он бы хотел иметь смелость добавить кокетливое «твой идиот», но для этого еще слишком рано, да и он пока не полноценный член стаи. «Ты уже доверяешь нам». Да. Определенно. Поэтому он хочет стать тем, кому они могли бы доверять в ответ.☆☆☆
Чтобы сгладить случайное (практически неспециальное) введение своих коллег в фальшивую историю, стоящую за его избыточным беспокойством и нервной энергетикой всех этих пяти дней в южном штате, он подходит к Айзеку, когда тот остается один и ошарашивает того твердым: – Я согласен на твое предложение. Думаю, было бы хорошо, если бы ты помог мне в тренировке моей магической искры. Сияющая (и несомненно гордая) улыбка уверяет его, что он только что сделал еще один правильный выбор.☆☆☆
(Не то чтобы он не думал об Уильяме Барроу с той самой минуты, как увидел название штата в коричневой папке с гербом ФБР. Он думал. Он сомневался, был настороже и очевидно пах крохотным безумием, судя по тому как альфа стаи следил за ним весь полет и не отступал ни на шаг, когда они были рядом. И хотя он напоминает себе, что прошел через вещи пострашнее, уже был заложником нестабильного человека и совершенно точно видел ужасающие кошмары наяву раньше… он всё равно напряжен и бдителен, а его зажившие раны слабо чешутся от знакомой влажной духоты. И только мысль о том, что он собирается сделать, на что он пытается решиться, чем готов пожертвовать, отвлекает. Сейчас он в центре самой настоящей песочной бури, ему нет дела до тонкого бумажного человека – бушующий ветер жестоко расправляется с подобными пустяками из прошлого. Сегодня он не будет паниковать и просыпаться от тихого крика во сне).☆☆☆
– … и я вдруг вижу метафизическую фигуру ее зверя, – делится Стайлз, толкая вилкой руины запеканки по краю своей тарелки. – Я испугался. Мне показалось на меня вылили целую цистерну холодной воды, так неожиданно и резко, а я просто барахтаюсь под всем этим потоком и совершенно не знаю, что делать. Абсолютно. Парень не говорит, как в какой-то степени это было приятное чувство. Всё еще крайне тревожное и изматывающее, но в тоже время и хорошее. Освежающее. – Тогда я вернулся к приему своих лекарств, чтобы избежать подобный случаев на работе, – вздыхает он, наконец откладывая столовый прибор в сторону. – И поэтому кстати я был таким напряженным всё время. Офицер Розенберг, казалось, постоянно была рядом. А еще эта жара и… Стайлз взмахивает рукой, не желая признавать это вслух во второй раз за неделю, но Айзек легко его читает и без устного подтверждения. (Имя Уильяма Барроу всё еще, как и каждый раз до этого, оставляет кислый отпечаток во рту). Он мог бы, наверное, поговорить об этом с Эрикой, ведь девушка сильно болела в детстве и могла бы посочувствовать его дилемме. Однако с другой стороны, ее потерянная в больницах юность стоила ей нормальных отношений с родителями и есть большая вероятность того, что девушка была бы чересчур категорична в вопросе медицины. (Как например, в последний раз, когда она заболела и отказывалась не только признавать свою временную слабость, но и начать лечиться). Пенелопа же приняла бы всё слишком близко к сердцу, а оборотни с их невероятной иммунной системой просто не смогли бы осознать тяжесть его сомнений. С Лидией у него не такие близкие отношения, чтобы плакаться в кожаный плащ доктора, а к Ардженту он сам бы не подошел – как начальник тот обязан настоять на регулярном приеме лекарств. И Стайлз всё еще мог бы обратится к своему психологу, своей семье или хотя бы Вернону, но он хочет получить свежее мнение, новый взгляд на старые обстоятельства. Поэтому он пришел к Айзеку. (Ну не совсем так, Цветочек был его первым вариантом, остальные он отмел по дороге в квартиру друга, а не наоборот). – И я вдруг понял, что всё это неправильно. Так не должно быть, – голос предает его, но это его не останавливает. – Не должно быть так сложно. Мои способности естественны для меня. Как дыхание и сон. Всё должно быть проще. Айзек кивает головой, внимательно ловя каждое его слово и, кажется, каждую эмоцию, стоящую за ними. Хотя, что профайлер мог там разглядеть, когда он сам едва ли может различить один всплеск своих чувств от другого. В глубине его мыслей так много всего сталкивается и сплетается, начиная от страха вновь всё испортить, заканчивая гневом на собственные двойные стандарты к самому себе и ко всем остальным. Всё перепуталось. Железные планки, на которые он всю свою жизнь опирался, рушатся из-за внутренней коррозии прямиком в раскопанную им самим яму самообмана, а он всё еще никак не может перестать критиковать себя и свои способности, разочаровываясь в каждом принятом решении. Неужели он и вправду потратил так много времени на иллюзию? Неужели ему вновь придется начинать всё с начала? Неужели… когда же он наконец почувствует себя полноценным?! – Я не ищу утешения, – сразу говорит Стайлз, предвидя слова поддержки от друга. Еще с отцом он научился прямо объяснять, в чем именно он нуждается в данный момент. – Я думаю, что мне давно уже пора начать что-то менять. И я начну, честное слово, мне придется позвонить своему доктору, отцу, а потом еще поговорить с психологом… очень тяжелые разговоры, – это будет так, парень уверен. Трое мужчин выжмут из него все соки, пока не удостоверяться в том, что он действительно намерен всё изменить. Что готов. Что открыт и счастлив переменам. – А сейчас мне просто нужно было высказаться. Он всматривается в сочувствующее выражение лица Айзека, который немного грустно улыбается его решимости кардинально сменить свой ритм жизни. Единственное, в чем он сейчас убежден, – так это в раскаленной решимости, обжигающей его вены и выведшей в конце концов его заторможенный мозг из шокового состояния бездействия. Он мало что способен контролировать в своей жизни (по крайней мере, в нынешней ситуации), и это изводит его, потрошит и истязает, незаметно и до самой глубины души. Но теперь он прозрел. Открыл для себя двери, которые он всё это время считал несущими стенами. Есть еще в его мире то, что он может исправить. Сделать лучше. Укрепить. (Открыть двери и расширить занимаемое собой пространство за пределы воображаемых границ). – Ну и поэтому ты здесь, – мягко отзывается Цветочек, потянувшись за своим уже практически пустым бокалом. Профайлер подразнивает его, чтобы поднять ему настроение, но он отказывается позволять тому избежать заслуженной похвалы. – Поэтому я здесь, – соглашается он, принимая серьезный вид и позволяя безудержной благодарности окрасить свой тон в нечто более весомое и яркое. – Рядом с тобой. Айзек, кажется, немного смущен таким выводом, светлая кожа покрывается слабым румянцем, а сам вундеркинд прячется от него в прозрачном хрустале. – Я хотел тебя предупредить, – откашливается Стайлз, отступая от своей признательности, не желая больше волновать друга. Он тоже хватается за свой стакан, еще полный теплой негазированной воды, адресуя ей всю свою осторожность. – Я не контролирую свои способности. Не умею еще. И ты уже видел мои погружения – это самое страшное что может случится, – но не только они могут навредить. А я бы очень хотел этого избежать, понимаешь? Парень никогда намеренно не читал чужие воспоминания с добровольного согласия и полной осознанности возможных рисков с другой стороны. Вдобавок Айзек без особых раздумий предложил тогда свою помощь в этом вопросе, будто не всерьез. Поэтому Стайлз хочет еще раз убедится в безусловности его позволения. – Хорошо, что я не боюсь, – упрямится кудрявый профайлер, выпрямляя спину и расправив плечи. В кажущихся ярко-голубыми глазах друга загораются огоньки смелости и глубокой уверенности в своих убеждениях. – Я не против, ты же знаешь. На мне это тоже скажется благотворно. Я ходил к психологу, после того, как отправил брата на лечение, я знаю, что проработка старых плохих воспоминаний в контролируемой и безопасной среде поможет мне преодолеть их, – расслабленно откидывается назад, будто и не сказал ничего особенно откровенного. – Меня также отправляли на консультации перед началом базовой тактической подготовки. Мой куратор был уверен, что мне сначала нужно обговорить моё- – Я увижу твоего отца, – прямо замечает Стайлз, перестав плясать вокруг болезненной темы. – Я услышу, как он кричит, как ругается и как бьет… Я не смогу избежать его, я еще не настолько хорошо контролирую себя. Так что он будет там. С нами. Везде. После его словесного выпада становится так тихо, что на несколько минут всё, что может слышать парень – лишь учащенный пульс в своих ушах. – Это… часть меня, – осторожно отвечает Айзек, скривившись в странной кислой гримасе между обидой и примирением противоположных фрагменты самого себя. Парень хорошо понимает это чувство. – Я не могу постоянно прятаться за закрытыми дверьми, ожидая, что соседи вызовут полицию. Он мой биологический родитель, большая часть моего прошлого. Это не принесет нам ничего кроме неловкости и головной боли, но что поделать? – Цветочек пожимает плечами, очень по-взрослому подходя к своей детской травме. – Ну и хорошо тогда, что я человек, – фыркает профайлер, ловко меняя тему на что-то более светлое. И не то чтобы Айзек неправ. Разница между человеком и нелюдью конкретно в этом случае была бы колоссальной. Всё их взаимодействие так легко могло бы перейти на магический или даже духовный, астральный, план, откуда было бы куда сложнее вернуться обратно. – Ага, – соглашается Стайлз, внезапно начав смеяться. Напряжение, сковавшее руки прежде, теперь сползает с его сгорбившейся над столом фигуры немного хриплым смехом, вторившим нервному хихиканью друга. Неловкость предыдущего момента как-то легко скрашивается неописуемым облегчением, звучащем на краю их колких смешков. Становится легче. Возможно, потому что они доверяют друг другу в этом вопросе, возможно, потому что они оба хотят разобраться с болезненными воспоминаниями, преследующими их настоящее. Возможно, просто потому что время действительно покрывает ободранные раны живительной пленкой, и им лишь надо было просуществовать достаточно долго, чтобы увидеть этот свет в конце самого темного туннеля их жизни. (Если быть честным, Стайлз не видел подобных тренировок ни в одном из вариантов своего будущего, но даже так он уверен, что они будут чем-то действительно особенным для него). – Ты ничего не поел, – спустя долгие десять минут замечает Айзек. Парень смотрит на свою тарелку с разбросанной по краям едой – удобный прием, чтобы скрыть свое отсутствие аппетита, а затем переводит взгляд на пустую керамическую посуду друга. Парень не в первый раз удивляется способности худосочного профайлера есть так много и всё еще оставаться таким поразительно стройным (с учетом того, что у Кудряшки намного менее изнурительная тренировка тела, чем, например, у самого Стайлза). – Ну… по правде, твоя запеканка ужасна, – осторожно признается он, откладывая вилку в сторону. – Текстура еды на самом деле неплохая, но вот вкус… – он по-настоящему верит, что в мире нет такого слова, которое смогло бы достаточно точно описать столь странное взрывоопасное сочетание соленого и острого. Невыносимая смесь оттенков. – Я даже не уверен, что ты туда положил… Айзек в ответ лишь открыто и ярко посмеивается, теряя всю, накопившуюся тревогу в приступе неуклюжих движений руками. – Я догадывался, – вновь фыркает профайлер, широко ухмыляясь в его сторону. – Поэтому заказал тебе «нормальную» еду. Она скоро прибудет, – это объясняет почему вундеркинд поглядывал в свой телефон на протяжении всего разговора. – Надеюсь, ты оценишь мой «здоровый и питательный» выбор для тебя. – Ты догадывался, – медленно повторяет Стайлз перед тем, как нахмурится в осознании. – Если ты догадывался, что мне не понравится, зачем тогда мучил меня? – Мне нравится, я подумал, вдруг тебе тоже, – пожимает плечами Айзек. – Хотя Джексон сказал, что тебе не понравится и что я, наверное, скорее отравлю тебя своим фирменным блюдом, но я хотел проверить. Не отравление, конечно. Ты знаешь, статистически верно считать, что кто-то из команды полюбит мою стряпню. Парень в молчании смотрит на ухмыляющегося профайлера, вдруг остро осознавая, почему тогда в кафе якудзы тилацин смеялся над ним. Со стороны, доводы Цветочка несомненно звучат очаровательно и немного жутко. То есть, в общем целом, очень забавно. – Джексон говоришь, – заговорщицки шепчет парень, подмигивая. Очевидно, у двух когда-то лучших друзей стремительно налаживаются отношения. Айзек под его пристальным взглядом вновь слабо краснеет и в который раз за этот вечер плавно переводит тему: – Мне понравилась твоя жилетка. Честно. Очень красивая, – румянец на бледной, бархатной коже друга исчез не полностью, заменяясь знакомой легкой тенью смущения на острых скулах. Очаровательно. Стайлз сам загорается знакомым жаром на лице, проникаясь искренним комплиментом друга. – Но… я всё хотел спросить. Там было что-то сзади, да? Джексон с Питером так странно смотрели на твою спину, и- Телефон Айзека звенит, слегка пугая их обоих, а также непредвиденно спасая его от ответа. – Это твоя еда, – бормочет кудрявый мужчина, всматриваясь в экран телефона. – Я сейчас ее принесу, –и спешно выходит из кухни. Стайлз улыбается, прикусывая нижнюю губу, и нежно качает головой. Парень вдруг не может сдержать родившейся в его робости смех, закрывает лицо руками, пряча скопившиеся на ресницах слезы пальцами, на которых появились более плотные мозоли от настоящей работы и новых, выдуманных специально для него силовых тренировок тилацина. …цветастый ловец снов ручной работы… «Спи спокойно, мартышка. Обещаю, отныне я буду охранять твой сон». Последние дни были сумасшедшими. Начальник завалил его бумагами, с которыми он вообще никогда не был знаком, Эрика лезла к нему с расспросами о его самочувствии, а Дерек приносил ему еду (он молча принимал ее, потому как совершенно не хотел признавать причину всего происходящего). Хорошо, что Пенелопа с Верноном остались такими же дерзкими и остроязычными, потому как кажется, что весь их отдел решил смягчиться вокруг него, при этом глядя на него с будоражащей все его внутренности гордостью. Он ломает все свои убеждения, отворачивается от громогласных видений, беспредельно глупо ставит свои эмоции и чувства над доводами разума, отчаянно пытается жить настоящим и… кажется, делает всё правильно. Он совершает ошибки и спотыкается на своем пути (вспомнить только, как сильно он испугался незнакомого оборотня и чуть не соврал своему наставнику), но жизнь продолжается. Она идет дальше, в своем привычном скором темпе, а ему уже давно пора прекратить бежать от нее (жизнь будет иногда ударять его под дых, но это не означает, что она собирается принести ему только безобразные кошмары и горькое разочарование). – Я заказал тебе ризотто с курицей, потому что всё остальное в меню выглядело тяжело для твоего желудка, а ты жаловался последние три дня… – продолжает бормотать Айзек, с оглушительным грохотом захлопывая входную дверь. – … у них, естественно, не было холодного салата, потому что сервировка не позволяет… – Кудряшка беспорядочно шуршит пакетами и курткой, заглушая своё ворчание. И это было именно ворчание. – … теплые салаты нет смысла заказывать. Ведь согласно показателям, которые я сам же собрал, доставка еды из ресторанов в нашем городе занимает больше тридцати минут в любом случае. Это, если учесть, что все светофоры будут показывать зеленый на всех перекрестках и… Стайлз опускает руки и встречает сегодняшний день лицом к лицу с самой искренней своей улыбкой за очень долгое время. В сумерках этого дня больше света звезд на горизонте, чем пугающих теней и тревожных мыслей.