Paper Dolls

“'Cause I don't know how we got this far Don't know when we became who we are The war goes on behind these walls You and me are just worn paper dolls” ♫ Rob Thomas - Paper Dolls

— Ваше Высочество! Ваше Высочество! … СЕ ЛЯНЬ! Это утро в Небесной Столице было совершенно из ряда вон. Сначала Линвэнь сообщила о беспорядках на юго-востоке, где совершеннейший пустяк с безобидным призраком привел в полное смятение два соседствующих поселения. Хуа Чэн над этим всем только посмеивался, уверяя, что его подданные из Призрачного Города не имеют к этому абсолютно никакого отношения. «Люди склонны придавать слишком много значения сплетням и сваливать все друг на друга, гэгэ, ты же знаешь». О, Се Лянь знал. Возможно, лучше всех знал. Чего он не знал в этот раз, так это почему призрак, безобразничавший на полях и утаскивавший скот, стал причиной того, что люди обвинили друг друга и едва ли не с факелами и топорами пошли на соседей. Пошли — мало сказано. Каждый считал своим долгом помолиться богам об ослаблении противника. Небесные чиновники уставали отклонять эти молитвы. В общем, это было совершенно ужасное утро. И еще более ужасным его делал Фэн Синь, который так кричал в сети духовного общения, что умудрился выдернуть Се Ляня из очень глубокой медитации. — Фэн Синь? Что стряслось? — спросил Се Лянь. Генерал Наньян, конечно, нравом обладал весьма неспокойным, но чтобы так кричать? И разве не должен он был разбираться с теми самыми беспорядками? Так ведь и до локальной войны не далеко. Голос Фэн Синя прозвучал, как гром колокола, возвещавшего о новом вознесении. От этой традиции Се Лянь отказываться не стал даже после восстановления Небесной Столицы. В конце концов, его с этим колоколом многое связывало. Это только Му Цин темнел лицом и отворачивался, когда ему напоминали о случившемся при третьем вознесении Наследного Принца казусе. — Му Цин пропал! Се Ляню показалось, что у него даже висок разболелся. Пользуясь тем, что и так держал два пальца рядом с головой, чтобы общаться с Фэн Синем, он слегка помассировал кожу. — В каком смысле пропал? Фэн Синь, говори яснее, — попросил Се Лянь. — В смысле… совсем пропал! Он не отвечает по сети, и видели его последний раз недели две назад. Конечно, в этом не было бы ничего странного, если бы не одно «но». Как бог войны, Му Цин был занят множеством дел и иногда подолгу отсутствовал в Небесной Столице, как и все остальные небожители. Се Лянь замечал, что некоторое время назад он и вовсе стал предпочитать не появляться ни на общих собраниях, ни на фестивалях и праздниках, которые любили все без исключения, все чаще проводя время либо в своем дворце, либо на заданиях. Се Лянь не видел смысла беспокоиться из-за этого, всем порой необходимо уединение для медитации. Он бы и дальше, даже несмотря на вопли Фэн Синя в собственной голове, не беспокоился, если бы не одна маленькая деталь. Му Цин не отвечает по сети духовного общения? Да он же постоянно в ней! — Он вообще какой-то странный был все это время, ты не заметил? — продолжал Фэн Синь, не дождавшись ответа. — Его сарказм и раньше бесил, но он побил даже собственные рекорды за эти месяцы! Даже Генерал Пэй жаловался, что разговаривать с ним невозможно. Се Лянь задумчиво погладил свободной рукой лежавшую на его коленях Жое. Та до этого выглядела, как чинно отдыхающий в своих дворцовых покоях государь, но теперь словно прислушивалась к их разговору. Это было, наверное, единственное существо на Небесах, питавшее к Му Цину исключительно нежные чувства. Жое всегда будет благодарна ему за свое восстановление, и Се Лянь ее за это ни в коем случае не винил, даже когда она, не спрашивая разрешения, висла на Му Цине и ластилась к его рукам. Конечно, если он соизволял появляться в Тронном Зале или лично беседовал с Се Лянем, что случалось теперь крайне редко. — У Му Цина всегда был сложный характер. Возможно, его что-то беспокоит. Мне стоило поговорить с ним раньше, — произнес Се Лянь. Фэн Синь что-то проворчал, но Се Лянь ни слова не разобрал. — Не носиться же тебе с ним, как с ребенком! — возмутился тот. — Как будто у тебя своих дел нет. Се Лянь пожал плечами. Жое напряглась под его ладонью и дважды обвилась кончиком вокруг запястья, сжалась. — Что такое? — спросил Се Лянь. — А? — отозвался Фэн Синь. — Я не тебе. Тут Жое. Она странно себя ведет. — Может, ее тоже бесит сложившаяся ситуация. Ладно, извини, наверное, мне не стоило вот так к тебе врываться. Я тебя отвлек? — спросил Фэн Синь. — Уже не важно, мне все равно еще нужно зайти к Линвэнь. Кстати, разве ты не должен был отправиться в юго-восточные земли? Фэн Синь длинно выдохнул. — Должен был… Я просто… Он замолчал, и Се Лянь понимающе кивнул, хотя, конечно, этого по духовной сети увидеть было нельзя. — Ладно. Я поговорю с Саньланом, может, он что-то знает. В этот момент двери в его покои отворились. Это Се Лянь услышал, а не увидел, потому что сидел к ним спиной. И ему не нужно было оборачиваться и смотреть, кто прибыл его навестить, потому что только один человек мог вот так просто войти к нему без лишних формальностей. — Что я должен знать, гэгэ? — послышался за левым плечом вкрадчивый низкий голос. * * * Болело абсолютно все. Не было в теле ни одной кости, которая не ощущалась бы так, словно потяжелела, налившись расплавленной сталью. Му Цин попробовал повернуть голову и тут же пожалел, что вообще решил шевельнуться, потому что виски начали пульсировать, будто в череп набился целый рой только что родившихся призрачных огоньков. До сознания медленно дошло, что он лежит на чем-то очень жестком и холодном. Стоило подумать об этом, все тело сотряс озноб. Му Цин не с первого раза, но все же открыл глаза. Встретила его абсолютная темнота. Конечно, ему так только показалось. Когда он справился с внезапно накатившей тошнотой, он все же различил очертания стен вокруг и едва тлеющие зажженные палочки благовоний неподалеку, источавшие бледно-серый дым. Зрение поплыло, но он все же поднялся, стиснув зубы, и точно упал бы навзничь, если бы не спасительная стена, на которую он оперся спиной. Даже вдохнуть полной грудью не получалось, поэтому он еще несколько минут сидел на ледяном полу, дыша часто, как собака на летней жаре. В голове немного прояснилось, но боль никуда не ушла. Она так и вилась в руках, ногах, животе и груди, словно заменив всю кровь в венах до последней капли. Ему бы и хотелось понять, где он, но сначала нужно было справиться с собственным состоянием. Думать все равно не получалось. Му Цин подтянул колено к груди, прижался к нему лбом. Его волосы почему-то оказались распущены, хотя он всегда забирал их в высокий хвост, чтобы не мешали (и потому что он считал, что так его лицо выглядит более утонченным). Пряди ссыпались от его движения вперед, закрыв весь и без того скудный обзор. Му Цин вздохнул. Он не знал, сколько времени просидел вот так, стараясь концентрироваться лишь на собственном дыхании и биении сердца. Вдруг послышались отдаленные человеческие голоса. Му Цин не слышал, о чем говорили эти люди, но звук становился все ближе и ближе, пока, наконец, по полу не прошелся сквозняк. Наверное, кто-то открыл дверь, если она здесь вообще была. — О чем сегодня будешь молиться Генералу Сюаньчжэню, Хэ-сюн? — раздался зычный мужской голос, звучавший с явной издевкой. — А все о том же! Чтобы моя Хань Ли перестала так ругаться на меня за то, что выпиваю после работы. В конце концов, я тружусь на рисовых полях! Имею я право после этого пропустить стаканчик-другой, так ведь, сяо-Тан? — тут же ответил другой. Говоривший первым рассмеялся, похрюкивая. — Верно-верно, Хэ-сюн. Твоя супруга просто превращается в демона во плоти, стоит тебе переступить порог пьяным! — А ты о чем попросишь, сяо-Тан? Снова раздался этот неприятный, слишком высокий для мужчины смех. — О том, чтобы по красоте и изяществу сравниться с самим Генералом Сюаньчжэнем! — самодовольным тоном произнес обладатель этого мерзкого смеха. — Говорят, лучшие мастера изготавливали его статуи, а он все равно выказывал неодобрение, если хоть что-то было не так. Слышал, один из признанных Генералом Сюаньчжэнем мастеров сказывал, что даже изваяниям, вышедшим из-под его рук, не сравниться с истинным обликом божества. Его собеседник преувеличенно драматично ахнул. — Ах, сяо-Тан, это все твоя гордыня! А не боишься, что навлечешь на себя его гнев? Шаги сначала приближались, а потом затихли. Му Цин приподнял голову, нахмурившись. Казалось, двое вошедших в помещение, где он находился, стояли прямо за отделявшим их от его взора каменным постаментом. Так это алтарь? Он что, в собственном храме?! Один из незнакомцев, хотевший пожелать такую же красоту, какая была у Му Цина, рассмеялся и даже, казалось, хлопнул ладонью по бедру, судя по звуку. — Да о чем ты, Хэ-сюн! Пусть хоть разгневается и явит свое могущество. А то слышал, что говорят у нас в поселении? Ни у кого, кто приходил преклонить колени в храм Генерала Сюаньчжэня, прошения не были исполнены! И ладно бы раз, так это длится вот уже пару месяцев! Скоро уж и дорога сюда зарастет сорняком! — Вот как, вот как… — задумчиво протянул некто по фамилии Хэ. — А я уж думал, что я один так неудачлив, что не слышат меня боги. Или воля моей Хань Ли столь крепка, что даже они над ней не властны. Как хорошо, что ты пошел со мной. Может, и не стоит тогда нам молиться? Му Цин только сейчас понял, что сжал руки в кулаки так, что на ладонях теперь останутся кровавые следы. — Отчего ж не стоит? Коль и на этот раз молитвы наши не будут услышаны, так и не будем больше ходить сюда! — Решено! Наконец, в поле зрения Му Цина появились двое говоривших. Один был низкорослым и широкоплечим, с тяжелой походкой работяги, а второй, наоборот, высоким и худым, да еще таким бледным, что на лице несуразно ярко выделялись черные густые брови. Му Цин невольно скривил губы. И который из них хотел просить о внешности, как у него? Да даже если бы он мог, никакие духовные силы тут не помогут… Если бы он мог… Му Цин с трудом сглотнул; горло пересохло, в нем будто что-то кололось, как песка речного наелся. В одном эти двое действительно не врали — исполнять молитвы своих верующих у него возможностей не было. Причем уже очень давно. Только из уважения к нему (или скорее к Се Ляню, будем честными) служившие ему небесные чиновники молчали об этом, делая вид, что продолжают разбирать поступающие от смертных просьбы. Любовь и уважение смертных длятся еще меньше, чем их короткая жизнь. Прибывшие в его храм верующие преклонили колени, зажгли благовония. От запаха новых курительных палочек у Му Цина снова разболелась голова. Он хотел, чтобы они ушли. — Эй! — вдруг воскликнул тот, что пониже. Му Цин по голосу узнал, что это был мужчина, который просил об усмирении крутого нрава своей жены. Он повернул голову и посмотрел на него, так и продолжая сидеть у стены. — Да, ты, с тобой говорю! Ты что это прячешься там в тени? Его спутник прищурил глаза и, присмотревшись, поджал губы. — Это еще кто, Хэ-сюн? Он явно не из нашей деревни. Из вашей? — Нет, сяо-Тан, впервые его вижу. Видят? У Му Цина словно вся кровь замерзла в один миг. Как они могут его видеть?! Человек по фамилии Хэ наклонил голову набок, как большая нахохлившаяся сова. — И чего ты молчишь? Немой, что ли? Второй уже приближался к нему. В руку Му Цина вцепились грубые жилистые пальцы, и его дернули наверх, заставляя встать. — Чего ты сидишь здесь? — Да как ты смеешь! — будто вспомнив, как разговаривать, Му Цин выдернул руку из его хватки. — Это мой храм! Двое переглянулись и расхохотались. — Твой храм? Ты его строил, что ли? — спросил широкоплечий. — Да вот не угадал, храм этот возвели еще при моем прапрадеде! А тебе на вид и двадцати не дашь, ха-ха-ха! Му Цин встряхнул головой, несмотря на сковывающую ее тугим обручем боль. Как такое вообще возможно? Смертные не могут видеть небожителей! Теперь — вообще никогда. Разве что в измененном обличье во время задания или во снах, когда они являлись просветленным старцам-монахам. Исключений не было. Наставник Его Высочества был в этом непреклонен, особенно после двух повторившихся подряд историй, которые, хвала всему, закончились по-разному. В личных целях им было запрещено показываться людям. Пока он сидел, пытаясь прийти в себя и понять, где оказался, у него не было времени прислушаться к своим духовным силам. И сейчас, пока двое смеялись и тормошили его за рукава одежд, Му Цин сконцентрировался на внутренних ощущениях. И не обнаружил ничего, кроме черной ледяной бездны. Духовных сил у него не было. Он даже пламя на ладони зажечь теперь был не в состоянии, не то что скрыть свой облик от верующих. — Ты оглох, что ли? — обратился к нему снова высокий мужчина с огромными бровями по фамилии Тан. — Если ты просто уставший путник, так и быть, но нечего здесь руками махать. Мы в наших деревнях чужих не очень любим. У Му Цина так грохотало сердце, что он едва расслышал его слова за пульсирующим глухим стуком в ушах. Не дождавшись от него ответа, второй человек из семьи Хэ зло произнес: — Больной какой-то. Уходи отсюда. Или Генералу Сюаньчжэню уже настолько наплевать на нас, простых смертных, что он позволяет таким личностям шататься в его храмах? — А я говорил тебе, Хэ-сюн. А ты все пугал меня его гневом. В голове Му Цина, где все это время было пусто, как в этом самом храме, когда он в нем только очнулся, будто что-то вспыхнуло. Он подался вперед и изо всех сил толкнул этого зарвавшегося нахала в грудь. Тот отступил на пару шагов. — Убирайтесь из моего храма! — Да ты поехавший! — вскричал широкоплечий. — Я тебя сейчас так разукрашу, мамочка родная не признает! — вторил ему его спутник. От этих слов в груди все перевернулось и раскалилось добела. Му Цин лишь на секунду задумался о том, где его сабля, когда привычным движением потянулся за спину, но не обнаружил ее. Он оттолкнул от себя чужую руку, которая чуть не вписалась ему в скулу, но из-за слабости и головной боли пропустил второй удар. По подбородку из разбитой губы потекла кровь. — Кем себя возомнил?! — кричал разъяренный мужчина по фамилии Хэ. — Твой храм?! Уж не из тех ли ты сумасшедших, что мнят себя великими богами? Или ты сам Генерал Сюаньчжэнь? Му Цин сплюнул кровь, убрал с лица спутанные волосы и упрямо посмотрел на них. Закипевшая в нем ярость лишила его способности хотя бы немного обдумывать свое положение и свои слова. — Я и есть Генерал Сюаньчжэнь. Когда ваши деревни сгорят дотла, не жалуйтесь, что я не пытался обращаться с вами по-хорошему. Лица мужчин вытянулись, и Му Цину на мгновение показалось, что то, что он сказал, действительно оказало на них такое влияние и даже напугало. Но эта мысль длилась лишь секунду — пока оба его верующих не рассмеялись прямо ему в лицо, плюясь слюной. — А-ха-ха! Сяо-Тан, слыхал?! Это сам Генерал Сюаньчжэнь! Трепещи и падай на колени, почему ты до сих пор стоишь, а-ха-ха! — Да если это Генерал Сюаньчжэнь, то ты — Генерал Огромный Член! То-то жена твоя ругается, когда ты выпиваешь! А-ха-ха, не могу! Точно сумасшедший! Да ты взгляни на себя, ни одна баба на тебя не посмотрит, а Генерал Сюаньчжэнь известен своей красотой! Умора! — хрюкая после каждого восклицания, заявил второй. Му Цин сжал руки в кулаки, хрустнув костяшками. Ярость совершенно затмила его разум, и в следующий момент он, размахнувшись, ударил по этому смеющемуся лицу напротив. Заметил лишь, что у мужчины пошла кровь из носа, прежде чем оба навалились на него, пытаясь то ли уронить на пол, то ли поднять и выкинуть вон из храма. — Чтобы тебя через пять минут здесь не было! — Хэ-сюн, собери всех! Уноси ноги, сумасшедший, иначе от тебя мокрого места не останется! — А мы тебя предупреждали! — Пошел вон отсюда! Помолись своему богу, чтобы вернул тебе разум! В потасовке кто-то из них сильно толкнул Му Цина, и тот, отступив, запнулся обо что-то и начал падать. Пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы устоять, он потянул за собой стоявшую на столе для подношений корзину. Из нее высыпались фрукты. Разбился о каменный пол сосуд с чем-то густо и терпко пахнущим. Му Цин упал, выставив руку, которую тут же свело от боли — в ладонь вонзился широкий осколок. Его преданные верующие не стали ждать, пока он опомнится, а просто слаженно сгребли его вдвоем в охапку и, оттащив к двери, вышвырнули на улицу. Сосчитав ребрами несколько ступеней у входа в храм, Му Цин упал в грязь. Голова снова взрывалась от боли, но еще больше болела рука — осколок, который он не успел вытащить, только глубже впился в ладонь. Недавно прошел дождь, так что, попытавшись встать, он тут же поскользнулся на влажной жиже на дороге. Двое мужчин еще что-то кричали, но он уже не слышал их. Даже собственного колотящегося сердца — не слышал. * * * — СМЕРТНЫЙ?! Хуа Чэн скрестил руки на груди и смерил Фэн Синя спокойным и холодным взглядом. — Зачем так орать? Фэн Синь переводил взгляд с него на Се Ляня и обратно. — В смысле… совсем смертный?! — нисколько не умерив тон, спросил он снова. Хуа Чэн усмехнулся. — А какие еще есть варианты? Совсем-совсем смертный. Пока Фэн Синь стоял, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба, Се Лянь тронул локоть Хуа Чэна пальцами. — Саньлан, ты уверен? Ведь Му Цина никто не свергал и не изгонял с Небес. Как он мог вдруг стать смертным? Хуа Чэн вздохнул и погладил его руку. Его взгляд сразу потеплел, когда он посмотрел на Се Ляня. — Гэгэ, не всегда для того, чтобы лишиться духовных сил и перестать быть богом, нужно, чтобы тебя изгнали, — сказал он. Фэн Синь не знал, что ему думать. Он просто стоял и смотрел на Его Высочество и Собирателя Цветов под Кровавым Дождем, будто впервые их видел. — Лишиться духовных сил? — наконец, повторил он. Хуа Чэн кивнул, поправив гладкую прядь черных волос на своем плече. — Именно. И это не происходит вот так, — произнес он, щелкнув пальцами. — Судя по всему, силы Му Цина начали слабеть еще давно. Се Лянь рядом с ним вздрогнул. Жое беспокойно завозилась у него на плече, словно тоже переводила взгляд то на хозяина, то на стоявшего подле него демона. — Так вот почему он так странно себя вел. Фэн Синь, он говорил тебе что-нибудь об этом? — взволнованно спросил Се Лянь. Фэн Синь опустил взгляд и покачал головой. — Нет. Я бы рассказал тебе. Или… или что-то сделал бы. Как такое возможно? — спросил он, всплеснув руками. — У него ведь много верующих, его храмы скоро будут строить у меня на голове! Почему он вдруг лишился духовных сил?! — Не ори, — напомнил ему Хуа Чэн, который выглядел совершенно спокойным и даже отстраненным. Спасибо ему, конечно, что он вообще нашел Му Цина, потому что, кроме него, сделать это никто не мог. — Это я еще попытаюсь выяснить. Одно могу сказать точно — сколько бы ему ни молились, это сейчас уже не поможет. Духовные силы не восстановятся. Фэн Синь даже не отреагировал на его колючую просьбу не кричать. Он снова посмотрел на Се Ляня, который стоял, задумчивый и обеспокоенный, и гладил вертящуюся, как капризный ребенок, белую ленту. — Но… На нем ведь нет проклятых оков, так? — спросил Фэн Синь. — Нет. Точно нет, — сказал Се Лянь. — Тогда, мать его, КАК?! — У меня голова от тебя трещит, — тронув двумя тонкими пальцами висок, произнес Хуа Чэн. — Неудивительно, что вы, ребята, вечно ругаетесь. Если бы со мной кто-нибудь так постоянно разговаривал, я бы превратил его в пепелище. Фэн Синь зло посмотрел на него, но промолчал. Если подумать, когда они вообще последний раз скандалили с Му Цином? Тот был агрессивным и нелюдимым уже долгое время, избегал не только его (это Фэн Синь бы еще понял), но даже Его Высочества, с которым любил беседовать о заданиях или просто так, ни о чем. Неужели все эти месяцы с ним что-то происходило? И никто из них не заметил? Фэн Синь сам не заметил? А ведь он думал, что Му Цин окончательно зазнался в своем величии и знать их всех больше не хотел. Словно прочитав его мысли, Хуа Чэн нарушил воцарившееся между ними молчание: — А что ты, собственно, так разнервничался, Фэн Синь? Не ты ли так хотел спустить его с небес на землю, чтобы не вел себя так заносчиво? Теперь это произошло в буквальном смысле. — Саньлан, — осуждающе (недостаточно осуждающе, чтобы Фэн Синь поверил, что это может привнести хоть какой-то разлад в отношения этих двоих) произнес Се Лянь. Жое вдруг ткнулась в плечо Хуа Чэна, словно хотела толкнуть его. Разумеется, без духовных сил Се Ляня у нее не получилось даже сделать так, чтобы он хоть сколько-нибудь это ощутил. — Успокойся, Жое, — попросил Се Лянь, снова погладив ленту. — Давайте все успокоимся и подумаем, что с этим делать. А главное, из-за чего это произошло. Му Цин очень сильный совершенствующийся. Уверен, даже если произошло что-то, из-за чего он мог лишиться духовных сил, он сумеет вновь вознестись через какое-то время. От его слов Фэн Синь на какое-то мгновение почувствовал облегчение. Но оно было недолгим. Действительно, Му Цин точно сможет вознестись снова, вот только… Помнит ли он вообще, каково быть смертным? С его характером, в полном одиночестве, среди людей… — С ним… все нормально? — спросил он, обращаясь к Хуа Чэну. Спуститься и проверить они не могли. Без особых исключительных причин ни он сам, ни Се Лянь, ни кто-либо еще из богов не имели возможности являться смертным. Раньше этот запрет хотя бы можно было нарушить, теперь же, по строгой просьбе Наставника Его Высочества, каждый житель Небесной Столицы носил на себе ауру божественного сияния. И можно было сколько угодно пытаться снять ее, чтобы явиться простому человеку, сделать это было крайне сложно — только в рамках задания и в измененном обличье. Никто не хотел повторения случившегося. Но разве то, что произошло с Му Цином, не может считаться заданием? Или исключительной причиной? — Он человек, — ответил на вопрос Фэн Синя Хуа Чэн. — В остальном с ним все приемлемо. — Приемлемо? — Да. Думаю, ты и сам прекрасно понимаешь, о чем я. — Хуа Чэн повернулся к Се Ляню и накрыл руку, которой тот удерживал никак не желавшую успокаиваться Жое, своей. — Гэгэ, я постараюсь выяснить как можно больше. Пока, прошу, не предпринимай ничего. Возможно, случившееся даже пойдет Му Цину на пользу. Ты так жил не одно столетие. Се Лянь кивнул, опустив взгляд. — Я делал это по собственному решению. К тому же я все равно оставался бессмертным. Му Цин же теперь полностью человек? — К сожалению, гэгэ. Дай мне время, хорошо? Пожалуйста. Фэн Синь прикрыл глаза. Как ни крути, в словах Хуа Чэна все же была истина. Они еще ничего не знают. К тому же он действительно говорил, что Му Цина пора спустить с небес на землю. Однако он точно не имел в виду что-то подобное. * * * Вернувшись в свой дворец, Фэн Синь попытался заняться неотложными делами и изучить свиток, выданный Линвэнь, который описывал ситуацию на юго-востоке. Он даже развернул его, усевшись на подушку подле стола, но не мог прочитать ничего дальше первого предложения. Иероглифы прыгали перед глазами, не желая складываться в осмысленные фразы. Все, что Фэн Синь понял, пробежавшись взглядом по написанному, так это то, что речь шла о призраке и склоках между двумя небольшими соседними поселениями. Очень ценное знание, похвалил он себя. Понятно, что ничего не понятно. Люди уже давно перестали его удивлять, но — что?! Воровство скота, которое повесили не на нечисть или соседа за забором, а на целую деревню? Какой-то бред. И что еще дворец Линвэнь тут понаписал? Нужно попросить саму Линвэнь заняться своими служащими. Им бы не помешали уроки каллиграфии. Фэн Синь отодвинул от себя свиток и, сев ровно, потер глаза. Они правда довольно давно не общались с Му Цином. Конечно, он видел его на собраниях, когда тот на них являлся, пару раз сталкивался во дворце Его Высочества, один раз даже застал на пиршестве. И это все? За несколько месяцев? И все эти встречи заканчивались тем, что они вколачивали друг друга в колонны, заставляя осыпаться драгоценный мрамор. Если раньше Му Цину нужно было сказать хотя бы пару фраз, чтобы его взбесить, теперь ему удавалось это сделать, просто открыв рот. Но почему-то сейчас его отсутствие ощущалось почти физически. Одно дело, когда он на заданиях или еще где, Фэн Синь и видеть его не желал. Пусть бы дальше так продолжалось. Но стать смертным… Да он же с людьми уже общаться разучился. Сможет ли он так продержаться? И как долго продержится? Почему Фэн Синь вообще об этом думает? Лучше бы поразмыслил, по какой причине у Му Цина вдруг не осталось духовных сил. Если это какое-нибудь проклятье, это может коснуться кого угодно. Даже Его Высочества. Фэн Синь помотал головой. Почему этот придурок ему ничего не рассказал? Ведь знал же что-то! Как можно не почувствовать, что у тебя повреждены духовные силы?! — Генерал Наньян? Услышав чужой голос, Фэн Синь резко обернулся. За плечом стоял один из прислуживавших ему небесных чиновников. — Что такое? — спросил он, пододвигая к себе свиток. Надо хоть вид сделать, что он действительно его читает. — Тут… такое… эм… — замялся чиновник. Фэн Синь раздраженно сжал край свитка пальцами. — Говори уже по делу! — Мы получили одну… эм… молитву. Если это можно так назвать, — неловко потоптавшись на месте, ответил ему помощник. — Вам лучше послушать самому. Молитву? Не хватало еще, чтобы, помимо задания от Линвэнь, пришло еще что-то срочное. Он и так не может собрать себя в кучу и сконцентрироваться. — Сообщи так, у меня нет на это времени. — Генерал Наньян, прошу простить за настойчивость, но вам правда стоит… — Ладно! — хлопнул раскрытой ладонью по столу Фэн Синь. — Никакой помощи! Отнеси это Линвэнь, передай, чтобы учились писать разборчиво! Понабрали непонятно кого! — Он сунул подчиненному в руку уже изрядно измятый свиток. Отчитав ни за что небесного чиновника, Фэн Синь поднялся на ноги и вышел из дворца, удержавшись от желания пнуть что-нибудь по дороге. Его удивлению не было предела, когда, попросив помощников в сети духовного общения передать ему молитву, он услышал голос Му Цина. «Тебе приносят дерьмовое вино, Фэн Синь. Лет пятьсот не пробовал такой гадости. Хотя нет, вру, однажды Пэй Мин угостил меня какой-то дрянью на фестивале, я думал, умру и вознесусь повторно. Но это еще хуже». Что он несет? — изумленно подумал Фэн Синь. Слышавшие все это по сети духовного общения небесные чиновники молчали, будто им всем резко стало стыдно за слова, которые даже не они произносили. «Ты, наверное, там празднуешь. Теперь все будут поклоняться только Генералу Наньяну. Что ж, так тому и быть», — продолжал Му Цин. Фэн Синь сжал руки в кулаки. Он так и стоял посреди площади в Небесной Столице, забыв, куда шел. — Удалить, — холодно сказал он помощникам. — Но, Генерал… — Я сказал, удалить к гребаной матери. Какой это храм? Получив местонахождение храма, он отдал приказ заблокировать получение этой «молитвы», как изволил выразиться оповестивший его об этом небесный чиновник, и сам спустился на землю. Это был маленький храм, где даже его статуя выглядела весьма скромно, хоть и мастер, изготовивший ее, явно старался. Было пусто — в мире смертных царила ночь. Му Цина Фэн Синь увидел почти сразу. И одновременно с этим захотел запустить его в ближайшую стену, когда рассмотрел, что тот сидит прямо на алтаре, запрокинув голову и заливая в себя вино из дешевого на вид глиняного сосуда. Желание мгновенной кровавой расправы перестало быть таким огромным, когда Му Цин опустил руку, в которой держал сосуд, являя взору синяки на лице и длинную царапину — как неаккуратный росчерк тонкой кистью по белому шелку. Вторая его рука лежала на колене, перевязанная черной тканью. Фэн Синь не сразу понял, что это оторванный от одежд Му Цина лоскут. — Я передумал, — заплетающимся языком произнес Му Цин. — Я не буду мириться с тем, что я теперь человек. Если у Се Ляня получилось вознестись трижды, то и у меня получится. Буду делать это снова и снова. Хоть десять раз подряд, наплевать. Да он же пьян мертвецки. Фэн Синь, прекрасно зная, что Му Цин его не видит и видеть не может, даже если кто-то из них двоих этого захочет, сел на край пьедестала у ног собственного изваяния. Пьедестал был высоким. Казалось, что Му Цин был бесконечно далеко, хотя сам храм можно было неспешным шагом обойти по периметру за две минуты. И по диагонали заодно. В груди что-то неприятно заворочалось, словно кто-то поворошил в ней палкой еще не успевшие остыть угли. Му Цин был живой, но явно мучился от боли. Божество не лишено способности ощущать боль, но у человека она ярче, сильнее. Она окутывает сознание и не дает думать ни о чем, кроме нее. Фэн Синь плохо помнил, каково это. Му Цин в свое время даже говорил об этом. Не помню, говорил, как ощущалась боль в смертном теле. Она ведь была сильнее? Была. Му Цин морщился от каждого движения. На его руке и предплечье виднелись следы засохшей крови. Рукав был разорван, обнажая бледную кожу. Но труднее всего Фэн Синю было смотреть на его лицо. И волосы. Всегда аккуратно забранные в высокий хвост, сейчас они едва держались в слабом узле на затылке, небрежно скрученные в жгут. Казалось, даже им было больно. Му Цин еще что-то пробормотал пересохшими губами, потом рассмеялся. От его смеха Фэн Синь содрогнулся, будто вспомнив не только о том, как ощущалась когда-то боль, но и каким был зимний мороз, когда щипал обнаженную кожу. — Я сейчас не сильнее, чем бумажная кукла, — произнес Му Цин, поболтав ногой и задевая основание алтаря сапогом. — Что там говорил Его Высочество? «Человек, поднимаясь наверх, остается человеком. Человек, опускаясь вниз, остается человеком»? Так вот передай ему, что что-то я в этом сомневаюсь. Бог, опускаясь вниз и лишаясь силы, становится… ик… бумажной куклой. — Ты… — сорвалось с губ Фэн Синя. Он стиснул зубы от злости. Какая еще бумажная кукла?! — Сдаешься, заносчивый засранец? Му Цин снова поднес ко рту глиняный сосуд. Вино попало на ранку в уголке его губ, и он поморщился, раздраженно сглотнул и поставил сосуд рядом с собой на алтарь. — Я могу совершенствоваться, сколько угодно, — продолжил Му Цин, глядя прямо перед собой. Фэн Синь заметил, что в подставке у алтаря догорала курительная палочка. Выходит, это и правда была молитва. Неудивительно, что он ее получил. Так и не знал бы, что здесь происходит. — Я могу совершенствоваться, медитировать, ходить в места скопления силы. Вот только мое тело не удержит ни капли этой самой силы. Смешно, правда? Фэн Синь понятия не имел, о чем говорил Му Цин, но бесило его это знатно. Потому что пугало. — Что ты несешь? — повторил он вслух. Ответить ему, разумеется, никто не мог. — «Человек, поднимаясь наверх, остается человеком. Человек, опускаясь вниз, остается человеком»? К моей матери никогда не относились, как к человеку. Ко мне тоже, пока Его Высочество меня не заметил. Выходит, это он меня убедил, что я человек. А теперь мне напомнили, что грязь должна быть в грязи. Мои же собственные верующие. — Му Цин снова рассмеялся и пожал плечами. — Что ж, радуйся, Генерал Наньян, скоро у тебя будет на семь тысяч храмов больше. Выпьем же за это. Он снова потянулся к сосуду с вином, но неудачно взял его, и в следующее мгновение каменный пол залило бордовым. Осколки разлетелись с таким звоном, что эхо прокатилось по всему храму и еще долго звучало где-то под сводом. — Упс, извините, — несвязно пробормотал Му Цин, раздраженно убирая перевязанной рукой выбившиеся волосы от лица. — Передай Генералу Пэю, что смертное тело — это и правда крайне неудобно. И вот это всем передай. — Му Цин выставил перед собой руку, не с первого раза сложив пальцы в неприличный жест. Фэн Синь отвел взгляд. Он смотрел, как опадает пепел с кончика тлеющей курительной палочки и пытался почувствовать злость. Ярость. Что-нибудь. У него не получалось.