Paper Dolls

“Everywhere I'm looking now I'm surrounded by your embrace” ♫ LP - Halo (cover)

12 лет спустя

— Не липни ко мне. Фэн Синь притворился, что он оглох на оба уха. Впрочем, он всегда так делал. Он еще крепче прижался к Му Цину со спины, одной рукой медленно стягивая плотное, дорогое покрывало с его плеча. — Фэн Синь, — прозвучало уже более угрожающе. Это происходило каждый раз. Честно признаться, ежедневно. Сначала Фэн Синь думал, что это пройдет, потом понял, что Му Цина не переделать. Еще чуть позже пришло осознание, что он и не хотел никогда его переделывать. Этот человек — бог, простите, — любил прикосновения не больше, чем цветущая по весне слива любила сильный ветер. Со временем для Фэн Синя это вообще превратилось в игру. Он обожал касаться Му Цина, целовать его, ловить среди помпезных, гулких из-за толстых стен и мраморных полов дворцовых коридоров за талию и приникать к его губам своими, не слушая возражений. Сколько бы Му Цин ни выворачивался из его объятий, сколько бы ни ругался, ни угрожал сломать ему руку (или шею, да, на втором месте была именно шея), Фэн Синь не останавливался. И не собирался останавливаться ближайшую вечность. Он опустил голову и прихватил губами кожу на шее Му Цина, зная, что потом получит за это все кары небесные, когда тот обнаружит цепочку отметин на своем, несомненно, прекрасном бледном теле. Фэн Синь будет все это дело с сожалением «залечивать», потому что Му Цин так на улицах Небесной Столицы не покажется, но вечером обязательно сделает снова. Му Цин дернулся и резко приподнял плечо, едва не прищемив Фэн Синю нос. — Ты слышишь меня вообще?! — недовольно воскликнул он, все же вырываясь из рук Фэн Синя и намереваясь встать. Фэн Синь разочарованно вздохнул и уронил голову на подушку, утыкаясь в нее лицом. На ощупь цапнул севшего на край кровати Му Цина за бок пальцами, за что получил весьма ощутимый удар в плечо. Это настроение Му Цина еще можно было назвать благодушным. В настоящих ссорах было иначе. Ох, как они ссорились. Линвэнь однажды прислала Фэн Синю аккуратный, перевязанный красной нитью свиток, который, вне всяких сомнений, писала она сама, а не кто-то из ее подручных. В до зубовного скрежета вежливых и образных выражениях та просила многоуважаемого Генерала Наньяна и блистательного Генерала Сюаньчжэня вести себя уже, демон вас раздери, хоть каплю более прилично, иначе дворец Линвэнь будет заниматься не делами мира сего, а разгребанием жалоб от других небожителей. Фэн Синь только посмеялся и Му Цину показывать это послание не стал. Жаловались все не на их ссоры, а на их примирения. Просто сложно иногда было отличить одно от другого. Се Лянь как-то, когда ему было очень уж нужно связаться с Фэн Синем по весьма важному делу, робко, едва не заикаясь, спросил по сети духовного общения: — Фэн Синь, прости, вы… я… не отвлекаю? Я тут нашел одно незамысловатое заклинание. Может, вам стоит им воспользоваться? Хорошо, что это было не средство от боли в пояснице, о котором Се Лянь когда-то вещал в общей сети. «Незамысловатое заклинание» и правда пригодилось — стены дворца стали непроницаемым куполом для любых звуков как изнутри, так и извне. Прекрасно, спасибо, Ваше Высочество. Фэн Синь повернул голову, посмотрел на прямую обнаженную спину Му Цина перед собой. Дотянулся, положил плоско ладонь между его лопаток. — И куда ты собрался? — спросил он. — Мы только вчера вернулись в Столицу с этого дурацкого задания. Ты можешь хоть день отдохнуть? — Нет. — Му Цин выгнулся, чтобы сбросить с себя его руку. Фэн Синь резко поднялся и обхватил его за плечи, роняя обратно на кровать. — А придется, — сказал он, не давая Му Цину и слова сказать в качестве протеста. Сжал обеими руками его бока почти у самых бедер, впился поцелуем в напряженные губы. Еле сдержался, чтобы не улыбнуться, когда, пару мгновений спустя, Му Цин перестал елозить под ним в попытках сбросить с себя и обхватил ногами его талию. Эти победы Фэн Синь коллекционировал, как самые дорогие трофеи. Когда Му Цин забывался от его ласк, отдавался ему, превращаясь из ледяной красивой статуи в теплого, родного человека, которого Фэн Синь любил до одури. Это происходило не часто, но каждый раз, когда ему удавалось сорвать с Му Цина эти тяжелые шелка и маски, эти снежные покровы, чтобы сцеловывать улыбку с его губ и слушать его несдержанные стоны, стоил всего. Он когда-то и не представлял, что так скажет или хотя бы подумает, но Му Цина он действительно обожал. Обожал разговаривать с ним по ночам, обожал слушать в те редкие, оттого еще более драгоценные моменты, когда Му Цин тихо говорил о чем-то сам, обожал по старой привычке ругаться с ним, когда Му Цин без конца ворчал, что криво застелена кровать, что цвет полога не подходит к цвету покрывал (Фэн Синь в жизни не знал, что они в принципе должны подходить). Обожал посещать их ежемесячные сражения на саблях с Хуа Чэном, в которых вот уже десять лет держалась непоколебимая, куда более стабильная, чем само постоянство трех миров, ничья. Скоро это превратится в легенды, если уже не превратилось. Открыто признавались, за кого болели в этих боях, которые могли длиться день, ночь и следующее утро, лишь сам Фэн Синь и бессловесная Жое. Остальные хранили молчание и пытались усидеть на двух стульях, чтобы не потерять лицо перед Королем Демонов и одним из самых сильных Богов Войны. Му Цин опустил ноги, вытянулся под ним, и Фэн Синь с готовностью обнял его, собираясь все-таки заставить отдохнуть хотя бы этот день. Можно было сказать, что у него все лучше и быстрее получалось совладать с этим упрямым характером… В живот неожиданно прилетел точный, буквально выверенный удар острым коленом. Или нет… Фэн Синь выругался сквозь зубы, и Му Цин спихнул его с себя, вскакивая с постели и едва не запутавшись в собственных распущенных волосах. Они теперь, к вящей радости Фэн Синя, опять были, как и когда-то, по задницу, но сейчас было точно не до любования ими или Му Цином в целом. Фэн Синь выдернул из-под себя подушку и кинул в него. Естественно, промахнулся — Му Цин только в сторону отступил. — Какого хрена?! — Я же сказал, не липни ко мне, — спокойно отозвался Му Цин, накидывая ханьфу на голое тело. Фэн Синь сел и уронил в ладонь подбородок, уперев локоть в колено. Ничего нового. * * * На следующий день Фэн Синь выделил отдельное время на то, чтобы послушать молитвы, которые для него отобрали чиновники Средних Небес. Он сидел в своем дворце, закрыв глаза и подковыривая пальцем холодный наконечник стрелы. Это почему-то помогало сосредоточиться. Му Цин был где-то у себя, весь занятой по самые уши, как обычно. Вновь вернувшись на Небеса во второй раз, он стал еще более рьяно выполнять свои обязанности, чем раньше, если это вообще было возможно. Еще когда они совершенствовались заново, Фэн Синь испытывал немой страх, что просто не поспеет за ним, потому что Му Цин мог провалиться в медитацию на несколько дней, а то и просто мерил шагами горные рощи, наизусть читая выдержки из древних фолиантов, чтобы успокоиться и сосредоточиться. Его память просто в тупик всегда ставила. — Генерал Наньян… — раздался в голове робкий девичий голос. Фэн Синь открыл глаза и устало возвел взгляд к потолку. Сколько раз он просил своих подчиненных не доставлять ему подобные молитвы от девушек, которые приходили в его храм явно не для решения военных конфликтов. — Простите меня, я уже… много лет не была в этих краях, так как жила с матушкой на севере, а там даже нет ваших храмов. Да и, — верующая коротко и тихо усмехнулась, и Фэн Синю этот смех показался горьким, — честно признаться, я никому не молилась. Просто не могла заставить себя войти в храм. Матушка гневалась на меня за это. Кто эта девушка и зачем она говорила ему все это? Фэн Синь отложил стрелу и сцепил пальцы в замок. — А здесь ничего и не изменилось с тех пор. Двенадцать лет прошло. Я боялась, что после случившегося в этом храме его могут разрушить, но, когда пришла сюда знакомой тропой, увидела его целым и таким, каким я и помнила, — продолжила она. — Хах… Когда-то в детстве я думала, что боги знают всех своих верующих, а уж тех, кто провинился, и подавно. Меня зовут Чжу Янмэй, Генерал Наньян. Однажды маленькой девочкой я поклялась, что, если вы исполните мою молитву, я никогда и ни о чем больше вас не попрошу. Но я оказалась слаба духом. Чжу Янмэй?.. Фэн Синь не помнил этого имени. Разумеется, ее слова о том, что боги помнят всех своих верующих, были лишь странным суеверием. Этого, наверное, не мог даже Му Цин со своей феноменальной памятью. — В ту ночь, зажигая курительную палочку, я назвала себя Ян-Ян, потому что это было имя, которым окликала меня матушка. Генерал Наньян, вы услышали меня тогда, может, услышите и на этот раз. Фэн Синь подскочил на месте, задев стрелу, которая лежала на столе перед ним. Та упала на пол. Покои во дворце заполнило эхо от звякнувшего о мрамор наконечника. Ян-Ян? Та девочка? Тот самый храм? Эта молитва не была отобрана и отложена, Чжу Янмэй молилась прямо сейчас! Фэн Синь уже выбегал из своего дворца, направляясь к Му Цину. Он должен это услышать! Нет, должен на это посмотреть! Ворвавшись к нему, он застал Му Цина за оттачиванием мастерства владения саблей. Успел подумать, что этот человек никогда не успокоится. Увидев его, Му Цин опустил занесенную было для выпада руку и закатил глаза. — Я занят. Фэн Синь не собирался его слушать. Только не на этот раз. Голос Чжу Янмэй звучал и звучал в голове. Девушка рассказывала, как они с матерью жили все эти годы. — Пойдем со мной, — взяв Му Цина за локоть, сказал Фэн Синь. Увидев, что тот собирается возразить, он крепче сжал пальцы. — Прошу тебя, Му Цин. Идем. Наверное, у него было такое выражение лица, что даже Му Цин не стал с ним спорить, только нахмурился еле заметно и все же кивнул, убирая саблю. Фэн Синю бы знать, какое именно у него было лицо, чтобы потом использовать этот прием в дальнейших убеждениях, когда потребуется, но это скорее всего просто невозможно сделать нарочно. Фэн Синь наскоро нарисовал печать, точно зная место, куда им нужно отправиться. Сердце почему-то сжалось и заколотилось быстрее, когда он снова подумал о том храме, в котором не был с тех самых пор. Чжу Янмэй сказала, что там ничего не изменилось. Это и было страшно. — Зачем мы сюда… — начал Му Цин, когда понял, где они оказались, но осекся, заметив одинокую фигурку совсем юной девушки на подушке для коленопреклонения. Разумеется, она не могла видеть их или слышать. Фэн Синь взял Му Цина за запястье, потянул за собой, усаживаясь на пьедестал у ног статуи, которую, на удивление, не разбили после того случая. Наверное, боялись. Храм выглядел так, словно пустовал много лет. Подушка, на которой сидела Чжу Янмэй, была пыльной и старой. Му Цин сел с ним рядом, высвободил руку из его пальцев. По выражению его лица Фэн Синь не мог понять, о чем он думает. Он и сам потерял нить своих мыслей. Этот храм будил слишком много воспоминаний. Фэн Синь посмотрел на дверь, не удержался, скользнул взглядом по полу. Содрогнулся внутренне, благодаря сам не зная, кого, что не видел это место во снах. Достаточно было картинок в памяти, которые и за двести лет никуда не исчезнут, не то что за двенадцать. Захотелось снова прикоснуться к Му Цину, но Фэн Синь уговорил себя не делать этого. — …так что, когда мы сбежали в северные земли, матушка смогла заняться тем, что лучше всего умела, — изготовлением посуды, — говорила Чжу Янмэй, глядя на тлеющую курительную палочку перед собой. Больше в подставке не было ни одной, даже догоревшей. — Наша жизнь сильно изменилась. И я… — девушка запнулась и прижала руку к груди. — Через месяц я выхожу замуж. Он хороший человек. Хотя матушка сначала испугалась, когда он пришел просить выдать меня за него, ведь положение его семьи куда выше нашего. Неудивительно, что ее жених так поступил, ведь она выросла красавицей. Фэн Синь смутно помнил, какой она была в детстве, потому что ее лицо большую часть времени было покрыто грязью или слезами, да и смотрел он чаще на Му Цина, а не на ребенка рядом с ним. Но даже Му Цин с его щепетильным отношением как к своей красоте, так и к чужой, назвал бы эту девушку как минимум хорошенькой. Одни ее светлые, ореховые глаза уже приковывали взгляд. Тяжелые черные волосы были забраны в простой высокий пучок, скрепленный невычурной, но дорогой заколкой, с кончика которой свисала подвеска с крупной яшмовой бусиной. Чжу Янмэй возвела глаза к его статуе и подняла обе руки к груди, прижав ладони одну к другой. Широкий рукав скатился по ее правому предплечью, обнажая хрупкое запястье. Фэн Синь с удивлением увидел, что оно несколько раз обернуто белой лентой. Она носит траур? — Генерал Наньян, — произнесла девушка, — моя жизнь никогда не должна была быть такой. Я считала, что родилась под несчастливой звездой, хоть матушка и не обращалась к старцам, дабы узнать мою судьбу. У нас на это не было ни средств, ни времени, а потом я и сама не хотела это выяснять. Один человек сказал мне, что боги не определяют наши таланты. Если что-то делать хорошо, старательно, обязательно получится. И я навечно в долгу перед ним за то, что имею. Фэн Синь покосился на Му Цина. Тот, не отрываясь, смотрел на Чжу Янмэй. Его лицо не изменилось, не выдало его состояния, но почему-то Фэн Синь был уверен, что он узнал ее. Курительная палочка дотлела уже до середины. Чжу Янмэй опустила голову. — Почему все так случилось? — совсем тихо произнесла она. — До нас с матушкой дошли слухи о том, что произошло здесь, в этом храме. И я… я уверена, что ваш гнев был направлен на людей, что учинили такую расправу, не разобравшись. Говорили, что вы едва не разрушили собственный храм за то, что ваши верующие пустили в его двери нечестивца, но, Генерал Наньян, я не могу принять это. — Чжу Янмэй обхватила левой рукой запястье правой, накрыв пальцами белую ленту на нем. — Все эти годы я не посещала храмы, потому что перестала верить в справедливость Небес. Не понимала, как вы могли это допустить. Те люди, что погибли здесь, заслуживали смерти. Матушка ударила бы меня по лицу, если бы услышала такие слова, однако это правда. Но человек, спасший меня от жизни, которой не была бы рада и собака, не заслуживал ничего из того, что с ним сделали. Фэн Синь не мог пошевелиться, слушая ее. Му Цин рядом тоже не издавал ни звука и не менял позы, сидя с прямой спиной и положив руки на колени. Его пальцы были сцеплены в крепкий замок. Чжу Янмэй запрокинула голову, словно хотела сквозь крышу храма рассмотреть сами Небеса. В ее глазах стояли непролитые слезы. — Я обещала не просить больше ни о чем. Я не молилась вот уже двенадцать лет, Генерал Наньян. Моей последней молитвой было, чтобы Цин-гэгэ поправился. И с тех пор я не зажгла ни единой курительной палочки. Я была счастлива, что та моя просьба была услышана, но ради чего?.. Чтобы потом узнать, что он погиб такой ужасной смертью? Что его… убили? За то, чего он не совершал? Я это точно знаю, — сжав пальцы в кулаки, сказала девушка. — Это он дал мне понять, что красть нельзя. Что, как бы ты ни нуждался в еде, крове или деньгах, брать чужое недостойно. Я поклялась навсегда запомнить эти слова и жить по совести. А потом я подумала… Чжу Янмэй опустила взгляд на свое запястье, погладила ленту. Фэн Синь только теперь рассмотрел, что над ней около самой кисти был повязан тонкий жгутик из золотых шелковых нитей, уже изрядно потертый, но не потерявший цвет. Это те нити, которыми маленькая Ян-Ян расшивала рукав свадебных одеяний, помогая Му Цину закончить работу к сроку? — Я подумала, что, может, он еще жив? — еле слышно произнесла Чжу Янмэй. — Мы с матушкой бежали в спешке, узнав, что нас ищут по всему городу, чтобы расправиться и с нами тоже. Могли ли люди лгать о его смерти? У меня оставалась одежда, что он для меня сделал, но я выросла из нее. И вот, — с этими словами девушка подцепила пальцем жгутик из золотых нитей на запястье, — распустила один узор, чтобы хоть что-то со мной осталось. Чтобы напоминать мне, кому мы с матушкой обязаны тем, что вообще живы. Я тогда одно поняла — не обязательно нужно вознестись, чтобы быть для кого-то богом. Простите мне эти слова, Генерал Наньян. Главным божеством в моем сердце навсегда останется простой человек, который проявил ко мне больше сострадания, чем весь этот мир. Фэн Синь, не глядя, протянул руку к Му Цину, мягко обхватил пальцами его холодное запястье. — Пусть она и говорит все это в моем храме, это твоя верующая, а не моя, — произнес он едва слышно. — А ведь она даже не знает, что ты бог. Му Цин ничего не ответил. Фэн Синь и не ждал, что он заговорит. Чжу Янмэй, глядя на почти догоревшую курительную палочку, произнесла: — Дайте мне знак, Генерал Наньян. О большем просить не стану. Где бы, пусть и в цикле перерождений, ни был тот, по кому я готова носить траур даже на своей свадебной церемонии, счастлив ли он? Смею ли я надеяться хотя бы на это? Она замолчала, потом чуть подалась вперед, выставив перед собой руки, и поклонилась статуе. Фэн Синь отпустил запястье Му Цина и спрыгнул на пол. Тот последовал за ним. — Фэн Синь, — почему-то шепотом позвал его Му Цин. — Что ты делаешь? Фэн Синь… Фэн Синь остановился и посмотрел на него, бледного, растерянного. Таким Му Цина он не видел бесконечно давно. — Му Цин, эта женщина второй раз за свою короткую жизнь просит о том, о чем я и сам, будучи богом, готов молиться. Только не знаю, кому, — честно ответил он. У Му Цина было странное выражение лица. Хрупкое? Уязвимое? Фэн Синь не знал. Он отвернулся и сделал еще несколько шагов, опускаясь рядом с Чжу Янмэй на колени. Девушка снова села на старой подушке ровно и еле слышно вздохнула. Фэн Синь не раздумывал, что ему делать. Он вновь повернул голову к Му Цину, который так и стоял около пьедестала, не шевелясь. — Надеюсь, отвечая, что ты счастлив, я не солгу, — сказал Фэн Синь и, дотянувшись до запястья девушки, сдернул с него траурную белую ленту. Чжу Янмэй сдавленно выдохнула. Му Цин вздрогнул, и это Фэн Синь даже со своего места заметил. Через пару мгновений почти немой тишины красивое лицо девушки скривилось, и она заплакала, низко опустив голову. Этим она напомнила Фэн Синю себя в детстве, когда склонялась над Му Цином, мучившимся от боли в искалеченной руке, и просила прощения. Но сейчас это были совсем другие слезы. — Спасибо, — произнесла Чжу Янмэй. Последний пепел упал с курительной палочки, и она окончательно потухла, взметнув в воздух размытые узоры дыма. Фэн Синь поднялся на ноги и подошел к Му Цину. Тот смотрел на девушку, потом все же перевел взгляд на него. — Ты… — начал он, но замолчал. Фэн Синь знал, что они вряд ли когда-то обменяются признаниями в собственных чувствах. Он сам мог бы, но Му Цин… скорее сбежит и станет жить у Собирателя Цветов под Кровавым Дождем в Призрачном Городе или в компании костяных рыб хозяина Черных Вод, чем произнесет эти слова. Но кое-что Фэн Синь все же давно хотел ему сказать. И сейчас было самое время. Он встал чуть ближе и поцеловал Му Цина в лоб. Они были одного роста, и, к его удивлению, Му Цин даже слегка склонил голову, вместо того чтобы отстраниться. — Она была права. Ты действительно лучше всех. Фэн Синь лишь надеялся, что эти слова скажут Му Цину больше, чем «я люблю тебя». Хотя и это было чистейшей правдой.