***
— Рейзел-ним? Добрый вечер. Кадис Этрама ди Рейзел чуть кивнул в знак приветствия и сделал приглашающий жест, повинуясь которому Эшлин присела в кресло напротив. Благородный, наоборот, поднялся, налил чай и поставил около полукровки. Ему действительно понравилось ухаживать за своими гостями. Особенно, после того, как Франкенштейн рассказал о человеческих обязанностях, как хозяев. В том, что он является хозяином этой комнаты, Рейзел уже не сомневался. Учёный и тот не заходил без стука, и работать начал в соседнем помещении, постепенно, почти незаметно для остальных унеся все свои вещи. Они редко общались. Дочь Лорда оборотней находила здесь убежище от шума и суеты лабораторий, а Рейзел никогда не был против тишины. Особенно, если она так нужна собеседнику. Девушка отпила напиток и вздохнула. Если она так устаёт от своей работы, даже не смотря на то, насколько она нравится, что происходит с Франкенштейном? — Не нашли? Эшлин медленно покачала головой. Рейзел не стал продолжать. Он и так знал, что Музакка и Геджутель, который уже не боялся быть обнаруженным, остаток дня потратили на то, чтобы найти хоть какие-то следы человека. Жаль, что Традио запутал следы. Полукровке же пришлось, как Первой Старейшине, принимать на себя все обязанности и всю ответственность Главы. За оставшийся вечер девушка успела предупредить Грегора и глав остальных лабораторий о том, что возможна скорая эвакуация. С тех пор находиться здесь стало практически невыносимо. Пусть никто и не говорил об этом, но чувствовалась напряжённость. Особенно тяжело было благородным и оборотням, которые были более склонны к эмпатии, чем люди. Рейзел постоянно чувствовал тщательно подавляемый страх, напряжённость, растерянность и даже гнев. Это выматывало морально, но пока что ничего сделать он не мог — Это сложно, — тихо проговорила Эшлин. Рейзел повернул голову, глядя на неё. — Я не привыкла командовать, лишь предлагать. Я ведь могу все это: следить, держать всё под контролем, но не так, как Франкенштейн. Моё место не во главе Союза, а рядом. Рядом с Главой. Я не хочу этого. Я не хочу заставлять людей идти против их желаний, заставлять их сворачивать проекты, исправлять ошибки. Я не продержусь так долго, Рейзел-ним. Просто не выдержу. Она не кричала, не впадала в истерику, говорила вроде бы спокойно, но в каждом слове, каждой интонации чувствовалось, как ей тяжело. В её возрасте оборотни ещё не принимают серьёзных решений. В отличие от людей. Ноблесс некоторое время молчал, а потом поднялся и пересел на диван, рядом с Эшлин. — Я слышал, что люди могут успокаивать друг друга об… нимашками. Позволь мне, — благородный чуть помелил, вспоминая фразу, — предоставить тебе жилетку. В любой момент Эшлин бы умилилась этим словам от древнейшего аристократа, который начал больше общаться с человеческими детьми. Сейчас же просто уткнулась в его камзол и разрыдалась. Музакка вздохнул и ушёл, не став проходить в кабинет. Он был готов силой увести Эшлин под защиту стаи. Так ведь не пойдёт же.***
— Глава? Вы ещё слышите меня? Может быть, вы ответите на мои вопросы? Тогда я дам противоядие. Франкенштейн не слушал вкрадчивый голос Традио, знал, что смысл этих слов не поменялся за всё то время, что он находился здесь. Мужчина едва дышал от действия препарата, уже не пытаясь предугадать, что будет дальше. Он не успевал подготовиться к действию яда, который словно действовал на всё тело одновременно, ломал, выкручивал, давил на грудь, заставляя задыхаться, на голову — мешая думать. Всё это резко, бессистемно, непонятно. В голове сдавило, из носа потекла кровь, дышать пришлось через рот. Учёный практически не осознавал, что с ним делали благородные. Сначала его банально избили, поломав при этом несколько костей. Только после этого провального акта, за дело взялся Традио со своими ядами. С тех пор боль, опустошение, слабость, тошнота, головокружение — все эти и многие другие симптомы ни на миг не прекращались, сводя с ума, вынуждая желать смерти. Каджу не пользовался физическими пытками, у него был иной подход. Находиться постоянно при пленнике Традио так же счёл необязательным: приходил, обманом или силой заставлял принять яд, уходил, оставляя пленника один на один с теми ощущениями, которые пробуждал препарат. Копьё тихо скулило в глуби сознания, тоже подвергшись действию этого яда. Даже поглощать отказалось. Сколько прошло времени, учёный не знал, он практически не ощутил пришедшего Традио, заставившего выпить противоядие. — Поговорим теперь? Учёный молчал, пытаясь оценить ущерб своему организму. Лагус не только умело оперировал ядами, но ещё и остановил регенерирующие свойства, так заботливо привитые Франкенштейном. Сейчас это особенно ощущалось. Оставалось только надеяться, что последствия можно будет исправить. — Что же, — благородный вздохнул. — Отдохни пока, завтра мы продолжим. Оставшись один, Франкенштейн медленно опустил голову, пытаясь решить, как ему спастись. Никто за ним не придёт, это понятно: с самого начала они договорились не вытаскивать друг друга из плена. Просто потому что это может стать ловушкой. Значит, главой Союза станет Эшлин. Нельзя им ничего говорить! Лучший способ заставить себя молчать — смерть, но учёный не мог шевелить руками и ногами, прикованными к стенам и полу, к тому же Традио обыскал его, явно понимая, что необходимо забрать. Учёный тяжело вздохнул, не представляя, как скоро тронется умом. Он не пытался геройствовать, кричал, срывая голос, стонал, если хотелось — знал, что той боли, которая пожирает его, нужен хоть какой-то выход. Так у него будет больше времени, чтобы что-то придумать. Голова кружилась, измученное сознание пыталось провалиться в спасительный сон. Видимо, он поддался, потому что проснулся от осторожного прикосновения к лицу. Учёный поднял подбородок, пытаясь уйти от ладони. — Франкенштейн, приди в себя, — сквозь звон в ушах раздался голос. Человек открыл глаза. Прямо напротив него сидел глава клана Кертье с опущенной сейчас маской. Глаза благородного смотрели с тревогой. — Ты слышишь меня? Учёный кивнул и сделал попытку уснуть дальше, но аристократ безжалостно затряс за плечо. — Не спи, Франкенштейн. Скажи мне, как я могу передать весть твоим друзьям? Кто может вытащить тебя отсюда? — Я ничего тебе не скажу, — выдавил мужчина. — Прошу, Франкенштейн! Я не могу тебя спасти. — Я не верю тебе. — Подумай сам. Я рисковал жизнями своего ребёнка и клана, своей жизнью, укрывая тебя в своём доме, теперь я снова рискнул всем, чтобы добраться сюда. И ты до сих пор не веришь мне? Учёный некоторое время молчал, глядя на благородного, но потом кивнул. Конечно, они договорились не спасать друг друга, но весть о том, что он в плену передать стоит. Тогда они начнут действовать. — На человеческих землях, недалеко от океана есть деревня, в таверне тебе будет необходимо сесть на самый крайний столик, он в нише, один такой, не ошибёшься. Тебе скажут, что он занят, но ты должен ответить, что знаешь. Они сами приведут тебе нужного человека. Скажи им, что я в плену. Это всё, что требуется. Кивнув, благородный поднялся. «Только бы не ошибиться!» — подумали оба.***
Двери в кабинет распахнулись. Все, кто находился внутри, почти одновременно посмотрели в ту сторону, отчего-то надеясь, что пройдёт именно Франкенштейн. Он же умеет выбираться из самых безвыходных ситуаций! Нет, в кабинет забежала Амелия. — Эшлин! Только что прибыл гонец, просил срочно передать, что в таверне посетитель. — Ловушка? — нахмурился Геджутель. — Вряд ли бы они смогли так скоро разговорить Франкенштейна, — покачал головой Музакка. — А про таверну знаем только мы и тот мужчина. Я сам схожу. — Отец? — Сиди. Я смогу себя защитить в том случае, если Геджутель прав. Ты — нет. Полукровка кивнула и медленно опустилась на диван. Она абсолютно не представляла, что ей делать. Если Франкенштейна… убьют, то она встанет во главе всего Союза! Она! Эшлин-полукровка, дочь Лорда оборотней. Справится ли она? Она же абсолютно не такая, как Франкенштейн. Рейзел медленно перевёл на неё взгляд и слегка улыбнулся, как бы говоря, что он в неё верит. Она справится. Девушка вздохнула. Может быть, и не придётся. Франкенштейн не из тех, кто быстро сдаётся. За условленным столиком ничуть не скрываясь сидел благородный, медленно отпивая чай из большой кружки. Паскудно ухмыльнувшись, Музакка весело пробасил какое-то приветствие и от души саданул ладонью по спине благородного. Кертье от силы удара клюкнулся носом в кружку и упёрся рукой в стол, чтобы не упасть. — Джонни! Сколько лет, сколько сил? То есть зим! — всё так же громко прокричал оборотень, выдёргивая напрягшегося благородного из-за стола и сжимая в объятьях. — Прошу прощения, я… — А если это ловушка, — на ухо прошипел Музакка, до вскрика сдавливая главу руками, — ты умрёшь прямо сейчас. Ты же чувствуешь? — Оборотней? — очутившись, наконец, на свободе, Кертье слегка потёр рёбра и уселся обратно за стол. — Чувствую. Теперь мы можем поговорить? — Слушаю. — Не надо слушать, присаживайся. Сказал и был таков, только ветер взметнул волосы правителя оборотней. Хмыкнув, Музакка сел на место благородного и замер. Это место было не просто так выбрано Главой в качестве тайного. Стол стоял вроде бы на виду, но в то же время на некотором расстоянии ото всех, в небольшой угловой нише так, что второй стул скрыт от лишних глаз стеной. А сидящий на первом находился спиной к людям. И сейчас в нише полулежал на столешнице Франкенштейн. Человек не шевелился, его аура практически не ощущалась, но не успел оборотень испугаться, как тот хрипло закашлялся, глухо, едва слышно, даже в таком состоянии пытаясь быть незаметным. Музакка вскочил, осторожно поднимая мужчину и облокачивая на стену. Тот был без сознания, встрёпанный, побитый и с залитым засохшей кровью лицом. Жуткое зрелище. Как ни странно, одежда была практически целая, видимо Традио добивался информации иначе. — Вставай, дружище, — тихо проговорил оборотень, взваливая на себя тело. — Нам пора тебя лечить. Обратный путь быть не так быстр, как хотелось бы, но необходимо было проследить за отсутствием хвостов. Пережить пытки и не сказать ни слова только ради того, чтобы кто-то выдал убежище в самом конце, пусть даже из лучших побуждений — этого Франкенштейн не простил бы.