Здесь Геральт Лютика...

Солнечный круг, утопавший в центре озера, понемногу окрашивался розовым. Между стволов деревьев закружился мягкий туман, и розовые сполохи в нём перетекали в сиреневый и синий, становившийся тем темнее, чем выше Лютик поднимал глаза. Меж тесносплетённых ветвей гигантских деревьев было темно, лишь последние лучики солнца пробивались в нём тонкими иголками. Понемногу и они пропадали, но им на смену загорались длинные гирлянды мелких ярких огней, которые гамадриады сплетали из светившегося мха, лиан и светлячков. Дома из ветвей казались украшенными тысячами свечей, чей тёплый свет струился до самой земли, согревая и убаюкивая. Гамадриады стекались к берегу озера, где на застеленном густой травой берегу накрывали пир в честь гостей. Фрукты и ягоды, сладости из фруктов и цветов, разноцветный лёд - чародейки питались как птички. Лютик, пожалев сперва, что нет обычного мяса или птицы, или рыбы, на худой конец, попробовал предложенное угощение - и остался доволен. Пусть всё казалось слишком лёгким и невесомым, но насыщало так плотно, будто Лютик сожрал кабана с капустой. Сладости не были приторны, но от них очень хотелось пить, и Лютик, заворожённый очередной парой налитых грудей, взял из рук безымянной гамадриады деревянную чашу. В ней что-то переливалось сиреневым и голубым, а куски льда, плававшие в питье, делали его божественно прохладным. Вино тоже оказалось фруктовым, почти незаметным на вкус, но после третьей чаши у Лютика закружилась голова. Наверное, поэтому-то он и ответил на напряжённый взгляд, который чувствовал на себе с тех пор, как Геральт, поплутав где-то по зачарованному лесу пару часов, вернулся к жилищам гамадриад. Тьма уже сгустилась вокруг озера, стрекотала цикадами между ветвей, топила собой лес, а здесь, на берегу, всё было сиреневым и звёздным от расстелившегося по глади воды лунного света. Вода тоже стала пронзительно-синей, отдавала накопленное за день тепло, отражала свет звёзд чешуёй серебряных рыб. Лютик ущипнул себя за локоть, чтобы больше не сомневаться, что всё это происходит с ним на самом деле, а не в жарких фантазиях после кувшина эля. Только Геральт был как главный монстр в чудесном сне, угнетал и заставлял Лютика нервно сглатывать, продолжая пялиться на него из-за края чаши, которая в его руках, казалось, и не пустела вовсе. Угощения и напитки не заканчивались, но в руках нескольких дев оказались флейты и странные инструменты, одновременно похожие и совершенно другие, чем скрипки. Первые ноты разнеслись над гладью озера, и разговоры смолкли. Аарейя милостиво кивнула, и мелодия, пока лишь тонкая, словно пунктиром намеченная, полилась над берегом. Лютик, обессилевший от угощения и вина, сперва прилёг, пытаясь справиться с волшебным головокружением, но, услышав музыку, поднялся. Рука сама потянулась за лютней, но той не было. - Держи, - вдруг заставил вздрогнуть мрачный голос, и лютня приземлилась на мягкую траву возле Лютика. Он не поднял голову, зная, кого увидит, но воспитание было сильнее. - Спасибо, - скомканно пробурчал Лютик, а когда Геральт отошёл, посмотрел ему вслед. Тот тащил одну из своих седельных сумок, и Лютик даже представить не мог, что ему там понадобилось. Мысль о том, что, возможно, там было вяленое мясо, которое они купили в последнем встреченном трактире, оказалась ложной. Геральт ничего не достал, а продолжал угощаться сладкими ягодами с длинной грозди, которые на вкус были как смесь клубники и яблока, хотя и казались похожими на виноград. Лютику они тоже понравились. Лютня плавно скользнула в руку, как мелодия гамадриад - сразу в сердце. Поначалу медленно, приноравливаясь, Лютик подхватывал ноту за нотой, нанизывая их, как бусины на нить, а потом осмелел, и музыка полилась громче, и уже целым водопадом обрушивалась на слушателей. Лютня, флейты, дриадьи скрипки - всё сейчас пело и наслаждалось в умелых музыкальных руках. Вскоре заворожённые гамадриады поднялись с земли и закружились в танце, диком и страстном, и от их плавных движений в горле пересыхало. Лютик играл, а потом и запел что-то невыносимо красивое, чего никогда не знал и никогда больше не вспомнил бы - такой волшебной и странной казалась эта ночь, эти кружения прекрасных дев, обнажённых, манящих. Вот только за их телами то и дело волчьим огнём вспыхивали глаза ведьмака, а Лютик терял дыхание, читая в них что-то такое же дикое и невысказанное, как жажда крови. Танцы гамадриад становились всё стремительнее, в плавность мелодии вонзился острый ритм бубнов, бьющий в такт пульсу и учащавший его. Лютику было сложно не то что петь, а дышать. В горле высохло, а дриадье вино уже не утоляло жажды. Щёки горели, перед глазами чуть плыло, и Лютику казалось, что он плывёт. Вокруг него были сплетённые женские тела, взмывавшие к небу тонкие руки, пляшущие как костры длинные волосы, круговорот страсти и красоты. И за всей этой пеленой как маяки светили ядовито-жёлтые глаза Геральта. - Хорош, - раздался над ухом хриплый шёпот, а потом Лютик почувствовал на плече болезненную хватку, вмиг отрезвившую его. - Прощайся с хозяйками, пора спать. Лютик пытался возразить, пытался оттолкнуть Геральта и остаться с гамадриадами навсегда, чтобы каждый вечер утопать в их пламенном бесстыдстве и магии, но бесполезно. Всё равно, что толкать в гору каменный валун, грозивший раскатать сумасшедшего в блин от каждого неловкого движения. Вместо Лютика с “добрыми хозяйками” распрощался сам Геральт, поблагодаривший за приют и еду, а после потащивший за собой в лес. Лютик запинался о стелющиеся по земле лианы и корни, чуть не выронил лютню, но Геральт успел подхватить их обоих. Ехать через тёмный лес на плече ведьмака было странно. Ещё страннее было то, что оказались они у круглой хижины, словно выраставшей из корней дерева и сплетавшейся куполом из ветвей. Вместо крыши по веткам стелились лианы, украшая всю конструкцию листьями и цветами, а несколько самых длинных плетей закрывали вход. Лютик оказался на ногах ровно за секунду до того, как Геральт откинул лианы, - и тут настал его черёд говорить: - Нет! Внутри было тесно - и не как в той таверне, а совсем. Круглый купол внутри зарос словно по волшебству выращенным натуральным матрасом из густой травы и мелких едва пахнувших цветов. Лютик вцепился в края “двери” и не поддавался лёгким толчкам в спину. - Я туда не пойду и спать с тобой отказываюсь. - Или так, или никак, - буркнул Геральт и снова подтолкнул его, заставив влететь внутрь и спружинить на траву. Сохраняя молчание, Геральт достал из седельной сумки подстилку, сверху набросил вытащенный оттуда же плащ. - Ложись, - велел он. Лютик и так уже лежал, но переполз на плащ и застыл, боясь даже подумать, что последует за этим. Но Геральт умел удивлять. Даже не глядя на Лютика, он продолжал копаться в своей сумке, пока не вынул небольшую шкатулку, а из той - пузырёк из синего стекла. - Выпей это, - снова приказал он Лютику. - Решил меня отравить, - захныкал тот, - а я думал, мы подружились… - Нет, не подружились, - утешил Геральт. - И тебя успели отравить до этого. По телу пробежал холодок паники. Лютик распахнул глаза и уставился на Геральта. - Ты пил зачарованное вино, думаешь, оно тебе полезно? - Ты тоже пил. - Но я ведьмак, а ты - дурак, который даже не подумал, что веселится среди нелюдей, чья еда ему ещё аукнется. Пей. Лютик дрожащими пальцами выхватил пузырёк и тут же его опустошил. Питьё было холодным и отдавало подвалом, но на вкус ничего ужасного. Вытряхнув последнюю каплю, Лютик отдал Геральту пузырек и завалился на плащ, судорожно вздыхая. - Они меня убить хотели? - Не думаю, - буркнул Геральт. - Это ты не рассчитал. Они угощали от души. Вот только ты уже совсем потерялся. - Неправда, - возражать Геральту для Лютика было делом чести. - Это ты виноват. Не пялился бы - я бы не пил. - Не болтал бы ты всякую херню до этого - не пялился бы, - продолжал разматывать клубок обвинений Геральт. - Сам виноват, - не сдавался Лютик. - Ляпнул такое, а потом молчал. От любопытства, знаешь ли, умирают. - Знаю. В этом слове, единственном, что произнёс Геральт, было скрыто столько страшного, что Лютика передёрнуло. Но, на его счастье, это лишь доказало, что магическое опьянение у него прошло. Голова стала чище, да и дышалось уже легче. Или это было потому, что Геральта в сумерках было не видно в его чёрном одеянии, что неожиданно успокаивало. - Спи. Завтра совсем пройдёт, - пообещал Геральт, укладываясь рядом и тут же поворачиваясь спиной. Лютик подождал минуту, вторую, приноровился не сбивать себе дыхание разными фантазиями, но не выдержал и протянул руку влево. Геральт дёрнулся от прикосновения, будто оно обожгло даже через дублёную кожу. - Геральт… - Спи, Лютик, - со злостью велел тот. - Спи и мне дай поспать. Он дёрнул плечом, сбрасывая руку Лютика, но тот тоже не сдавался: повернулся на бок и подкатился к спине Геральта, облепив его собой, как мокрая рубашка. - Лютик, - угрожающе зарычал Геральт, но осёкся, когда тот провёл ладонью по его боку вниз. - Лютик! Голос у Геральта совсем поехал вниз, скатился до грохота обвала в горах, пугал - и тревожил внутри что-то потаённое и больное. Лютик не слушался, лишь дышал Геральту в затылок и продолжал медленно вести рукой, чувствуя прикосновение кожи одежды к ладони. - Геральт, - позвал он, и сердце зашлось, когда ведьмак вздрогнул в ответ. - Посмотри на меня… Лютик тоже умел владеть голосом и убеждать - когда хотел. Добавив низких манящих нот, он продолжал звать Геральта, пока тот, не взрыкнув опасно напоследок, не повернулся к нему, прижимая своей тушей в пружинившее переплетение трав под плащом. - По грани ходишь, - сообщил Геральт, а Лютик, теряя последние крохи опасливости, улыбнулся ему и погладил по щеке, уведя за ухо упавшие непослушные пряди. - Уже дошёл, - сообщил Лютик и потянулся вверх, целясь в крепко сжатые губы своими. Геральт опередил. Сейчас его рычание было не угрозой дикого зверя, а сильные руки не стремились разорвать Лютика на куски. Наоборот, мозолистые пальцы бережно скользили по щекам Лютика, а целовал Геральт так упоительно и пьяно, что никакое дриадье вино не могло сравниться. Вес ведьмака не казался огромным - наоборот, под ним было тепло и комфортно, и касался Лютика Геральт пусть и плотно, но нежно. С каждой секундой под покровом ночи и переплетением ветвей становилось всё жарче. Лютик ёрзал под Геральтом, пытаясь одновременно потрогать везде, дотянуться до разных мест: то сжимал плечи, то хватал за бока, то, осмелев, ухватился за богатую ведьмачью задницу и сжал так, словно пытался орех расколоть. Геральт только всхрипывал и продолжал растерзывать его губы своими, да руки держал повыше, словно сам себя боялся. - Потрогай меня, - попросил Лютик. - Хотя бы где-то! Геральт притворился, что не услышал, а сам, отвлекая игрой языка почти у Лютика в горле, переместился так, что оказался между его разведённых ног. Тут же Лютик почувствовал обжигавшие руки на боках, а после и на бёдрах, не выдержал, застонал и толкнулся вверх, упираясь членом Геральту в пах. - Тебе не туго? - с болезненным смешком спросил Лютик, продолжая толкаться в Геральта бёдрами, чтобы унять горячий зуд от злого желания. - Туго, - прохрипел Геральт, чуть отстранился, вызвав этой пустотой нетерпеливый вздох, и развязал штаны, спустил их низко, как мог, но хотя бы выправил из плена плотной кожи член. Лютик тут же потянулся к нему, обхватил в два кулака и медленно сжал, чуть поведя вверх-вниз. Геральт, державшийся над ним на одной руке, вдруг скорчил страдальческую рожу и жалобно застонал. - Зар-раза, - ругнулся Лютик, который от этого чуть не спустил в штаны. - Вас этому учат или вы такими рождаетесь? Чёртовы ведьма… Болтать со ртом, полным чужого языка, было непосильной задачей даже для Лютика. Полностью отдавая губы и горло Геральту, Лютик лишь стонал и трясущимися руками пытался развязать собственные штаны. Ничего не получалось. Пальцы дрожали, член болел от притёкшей крови, Геральт творил языком непотребства, за которые можно было казнить, и его огромный член тыкался в бедро Лютика, словно пытаясь продолбить незапланированную природой дыру. Лютик дрожал и потел, пытался унять зуд хотя бы тем, что тёрся о Геральта, но от этого обоим становилось только хуже. Наконец, шнурок в поясе штанов порвался, а за ним легко поддались другие. Ночная прохлада опалила почти горевший от кипевшей крови член. Геральт что-то угукнул в поцелуй, отлепился от Лютика, освобождая себе правую руку, а потом обхватил огромным кулаком оба члена вместе и сжал. Лютик заорал, надсаживая горло. Прикосновение кожи к коже, головки к головке было слишком для него. Он чувствовал, как член дёргался в крепкой хватке Геральта, сам же бился под ним, как рыба на песке, и стонал безостановочно и отрывисто, уже не понимая, кто он, что он и почему чувствует себя на небесах. Геральт навалился всем телом, прижал Лютика к мягкому травяному настилу, прихватил за мочку уха и замер, давая переждать накатившее удовольствие. Лютику всё равно было чересчур. У Геральта были мозолистые пальцы, слишком сильные для обычного человека, и Лютик не выдерживал их хватки, толкался по влажному стволу чужого члена вверх, утыкаясь головкой под головку, стонал и чуть не ревел от того, как пекло в яйцах. - Давай-ка, ведьмак, трахни меня, - прохрипел он и утонул в самодовольстве, услышав жалобный стон уже не от себя. - Давай, не тормози. Хочу почувствовать, как такой конячий хрен окажется внутри. - Не пори херню, - прохрипел Геральт. - Ага. Ты меня выпори, - согласился на всё готовый Лютик, у которого от предвкушения сводило даже ступни. Без малейших усилий оттолкнув замершего Геральта, он перевернулся на живот, завозился, стягивая куртку, а потом выскользнул из рубашки. - Своим огромным членом. Твою мать, ведьмак, я таких не видал никогда. В жизни себе не про… Геральт прижал его ладонью к плащу, заставив едва не наесться грубыми нитками, сдёрнул с задницы штаны и оставил их чуть ниже бёдер, не удостаивая Лютика полным раздеванием. Без Геральта стало прохладно, и Лютик обиженно ныл, пока тот снова копался в своей чёртовой бездонной сумке. - На-ка, выпей, - Геральт поднёс ко рту Лютика другой флакон, который и рассмотреть уже было нельзя, но Лютик послушно выпил. Легче не стало. - Наутро не так болеть будет, - пообещал Геральт, и от этих слов внутри всё заныло и словно заискрилось. Лютик и во сне не мог представить, что такое случится, что ему будет угрожать болезненное утро после смачной случки, а тут целый ведьмак - и обещал такое. Пока Лютик распробовал сладкое снадобье и вилял задницей перед Геральтом, требуя в себя его член, сам ведьмак не торопился. Лютик бесцельно колотил кулаками по мягкой траве, пока, наконец, не почувствовал возле задницы горячую скользкую руку. - Заранее извини, - прохрипел Геральт перед тем, как внутри Лютика оказался палец, вымазанный в чём-то тёплом, гладком и жирном. - Ещё-о-о, - вместо ответа взвыл тот. Пальца было мало. Оказалось мало и двух, и трёх, которыми Геральт с силой толкался между натянувшихся мышц, разводил внутри и пытался хоть как-то подготовить задницу Лютика к неминуемому. Лютик приподнялся на локтях и коленях, раскачивался, трахая себя пальцами Геральта, а головка члена почти болезненно скользила по натёкшей смазке на грубой ткани плаща. Геральт не удосужился продлить им обоим мучительное удовольствие подготовки, и вскоре вместо пальцев Лютик почувствовал возле раскрытой задницы горячую и влажную, и огромную, толстую головку члена Геральта. Тот придержал Лютика за бёдра, вжался членом в растянутые мышцы и вдавился членом в смазанный вход. Лютик завыл. Задница растягивалась вокруг члена, головка распирала изнутри так, что Лютику казалось, будто он целиком обтянулся вокруг неё, но, хвала Мелителе, боли не было, только невыносимое, жаркое, как пожар по высохшей траве удовольствие. - Дальше, дальше, - умоляюще бормотал Лютик, - давай же, ну! Геральт всё держал его, не давая дёргаться, а потом, не двигаясь сам, натянул за бёдра на свой член целиком. Тут-то Лютик и сдох. Как ему показалось. Невыносимо заполненный, распираемый изнутри, раздраконенный ожиданием и бесячим Геральтом, он вздрагивал, чувствуя, как головка внутри упирается в эту проклятую железу, название которой он всё не мог запомнить в Академии, но которую регулярно вспоминал с матерком, отдаваясь запрещённым прелюбодеяниям с однокурсниками. По рту потекла приторная сладость от удовольствия, сводило скулы, нечем было дышать, а Лютик всё пытался толкнуться ниже, почувствовать бедрами ноги Геральта, почувствовать весь член внутри разом. Геральт же терпел и мучил обоих, пока, наконец, и ему терпеть стало невмоготу. Вздрогнув и послав этим по телу Лютика целый сноп искр, разрывавших изнутри, он толкнулся глубже, ещё глубже - и до конца. Лютик сжался, как мог, вокруг его члена, замкнув его в себе, и ждал, пока Геральт не уселся на пятки, потянув и его за собой. Так Лютик оказался и вовсе распят на огромном хрене, горячем, пульсировавшем внутри. Он сидел на бёдрах Геральта, раскачиваясь и чуть подвывая, когда член давил на самое сладкое и болезненно отзывавшееся восторгом место. Геральт облапал Лютика поперёк груди, драконил соски, чуть не расцарапывая их ногтями, царапал живот, ввинчивался пальцем в пупок, а Лютик только вздрагивал и сам качался на его бёдрах, то чуть ссаживаясь, то влипая обратно на полную. Влажная кожа скрипела, когда бёдра соприкасались, шлепки слышались громче и пошлее, чем были на самом деле, а Лютик опустил руку и ухватил Геральта за яйца, сжав хоть и некрепко, но явственно. Геральт захрипел, уткнулся лицом Лютику меж лопаток и вздрагивал, при этом царапая спину зубами. Будто дикий волк, ведьмак так и норовил впиться клыками в обездвиженную жертву. Лютик продолжал мять его яйца, заодно водя по кругу бёдрами, словно довинчивался на член Геральта, а после не выдержал - и обмяк. - Больше не могу, - прошептал он бессильно, распластался по Геральту и сдался полностью. Тот крепко держал одной рукой поперёк груди, второй - схватил за бедро, не давая дёрнуться. Лютик и не мог. Геральт долбил его с равномерной силой, поддавая снизу так, что голова Лютика моталась в стороны, а изо рта доносилось только едва слышное поскуливание. Член Лютика уже распирало - не хуже, чем зад изнутри, а Геральт имел его с такой силой, будто от этого зависела его жизнь. Толчки были размашистыми, выверенными, били чётко в одно место, от которого по животу и бёдрам растекался жидкий огонь. Лютик только сжимался крепче, когда Геральт скользил наружу, не желая выпускать его, и чуть расслаблялся, пуская внутрь. Лютика трясло, он висел на самом-самом краю, когда член внутри замер на полутолчке, дёрнулся, потом ещё раз, ещё, и внутри стало мокро. Лютик, сжавшись, не выпускал из себя сперму, чуть тёрся простатой - проклятая память! - по крепкому члену, а потом, стоило только Геральту разомкнуть рот и тихо, почти нежно застонать со срывами в рык, сорвался с этого края. - Чёртова ты тварь! - хрипел Лютик, хватаясь за разметавшиеся патлы Геральта и дёргая их что было мочи. Геральт не сопротивлялся, только выстанывал что-то, будто не был долбаным мутантом без чувств и сердца, а испытывал там что-то такое, невыразимое. Лютик кончал на его члене как в первый - и последний раз, сжимаясь и елозя по густому семени, ловя последнее, что оставляло утопившее в себе удовольствие. Таких оргазмов он не испытывал ни в борделе, ни в графских постелях, ни в фантазиях. Геральт обмяк, почти отпустил его, и Лютик теперь держался за него только ослабевшими руками и сжавшимся вокруг члена задом. Геральт заставил его замереть, чуть приподнявшись, вытащил вымазанный спермой член, ещё стоявший так, что любому на зависть, и только тогда отпустил Лютика и помог улечься на загаженный плащ. - Нахрен его, - возмутился Лютик, отшвыривая мокрую тряпку из-под спины. Геральт не протестовал. Выдохшийся, молчаливый и обмякший, он развалился на траве, уступая Лютику подстилку, а тот едва дышал, глядя на переплетение ветвей в их шалаше. - Клянусь, так с друзьями не поступают, - прохрипел Лютик высохшим ртом. Геральт протянул руку и достал откуда-то из травы свою флягу, давая ему напиться, а потом выпил остатки сам и снова рухнул в траву. - Ты мне не друг, - пробурчал Геральт в ответ. - Таких друзей, знаешь… - За хер - и в койку, согласен, - кивнул Лютик. Он едва мог шевелиться, и даже самая сильная мышца в его теле - язык - уже почти не слушалась. - Я точно завтра не сдохну от твоей елды? - От неё - точно нет. А от остального не зарекайся. - Обожаю, когда ты такой угрожающий, - вдруг устало расхохотался Лютик. - Не привыкай. Отвечать этому зарвавшемуся монстру и не хотелось. Лютик только глупо улыбался куполу сплетённых ветвей и точно знал - привыкнет. Геральту бы тоже стоило.