Какой же была ты, Алиса?.. Любящей — прежде всего; а затем учтивой; а еще доверчивой, готовой принять все самое невероятное; и, наконец, любознательной до крайности… Льюис Кэрролл, «Алиса на сцене»
Солнечный лучик коснулся чьих-то рыжих кудрей, которые простёрлись на подушке. Что касается обладательницы этих кудрей, то она продолжила дрыхнуть, пользуясь тем, что ей не надо на учёбу. Но счастье не вечно, поэтому девочка начала ворочаться под одеялом, натягивая его на себя. Не хотела вставать. — Жжёнка, одиннадцать часов! — раздался крик из-за стены. — Ты собираешься совесть иметь или сны смотреть? Девочка, которую звали Жжёнкой, ничего не ответила. Тогда в комнату въехала девочка на инвалидной коляске, одетая в чёрное платье, скрывающее ноги и тёмно-фиолетовую шаль. Это она назвала спящую Жжёнкой и хотела, чтобы та проснулась. Увидев, что рыжая ещё спит, колясочница хмыкнула: — Так, Жжёнка, не разочаровывай меня. — сказала она, глядя на то, как рыжие волосы скользнули под одеяло. — В чём? — буркнула Жжёнка из-под одеяла. — А таки в умственном развитии тебя, родимой. — ответила колясочница, поправив ободок в своих чёрных кудрях. — Ты же не думаешь, что поднимать тебя доставляет мне таки наивысшее блаженство. — Юдит, я хочу спать. — ответила Жжёнка, повернувшись на другой бок, чем вызвала у Юдит хмурое выражение лица. — Значит, ви таки предпочитаете не иметь совести. — вздохнула она и, взяв край одеяла, отъехала назад, увлекая за собой его и открыв миру маленькую девочку в красной пижаме, которая спала в позе эмбриона. Впрочем, лишившись одеяла, ей пришлось встать, не открывая глаз, чтобы подобрать одеяло, которого её грубо лишила лучшая подруга. — М-м-м… — только и произнесла она, не обращая внимания на ухмылку на лице инвалидки. — Вот ленивая ты у меня. — сказала та. — Доброе утро, рыжая. — Где моё одеяло? — простонала рыжая, шаря по полу руками. — А вот оно. С этими словами девочка замоталась в своё многострадальное одеяло, как в кокон и рухнула на кровать, заставив колясочницу издать нервный смешок: — А ты у нас таки не хочешь подниматься, да? — проворчала она. — Ну хорошо, хотя это и плохо… Через минуту Жжёнка вскочила от кошмара: в дрёме ей почудилось, что за ней бегал маньяк с топором. Не известно почему, но ей стало так страшно, что страх заставил её вскочить и метнуть подушку в сторону подруги. — Как тебе не стыдно, Юдит. — раздражённо сказала Жжёнка, глядя на подругу, которая и наслала кошмарный сон. — Повелительница снов. — Да шо ви говорите? — Юдит вскинула брови. — А дрыхнуть до одиннадцати — это уже таки верх совести? И подушками кидаться. Жжёнка, она же Агния Пожарова, медленно вышла из комнаты, чтобы пойти в ванную. Жизнь в общежитии НИИПЯ 152 начиналась рано, поэтому девочка постучалась — вдруг там кто-то есть? Но никого не было, поэтому девочка зашла в ванную, которая представляла совмещённый санузел. — Привет, рыжая. — сказала она девочке с обожжённым лицом, которая смотрела на неё из зеркала. Да, Агния Пожарова была худенькой рыженькой девочкой с огромными голубыми глазами и ожогами на лице, за которые ей и дали кличку Жжёнка. Закончив свои дела, девочка вышла из санузла, прихватив с собой пижаму. — Чего так рано, Жжёнка? — спросил чей-то голос из-под потолка. Это был домовой Боян, следящий за порядком и благополучием общежития 152, весьма своеобразного и милого места. — Тебя же освободили от занятий в школе. — Юдит подняла, зараза. — ответила Жжёнка, улыбнувшись домовому. — Добрейшее, Боян. Еда есть, а то кушать охота. — Хорошо, когда хотят есть утром. — усмехнулся Боян. — А то жрут некоторые среди ночи, сил нет отгонять. Жжёнка рассмеялась словам домового. Не смотря на ожоги, которые были на обеих сторонах её лица, была довольно смешливой девочкой и гораздо чаще смеялась, чем плакала. — Что на завтрак, Боян? — спросила она. — Каша или что? — Каша. — ответил Боян. — Рисовая, на молоке, с тыквой. О, я вижу, слюнки потекли уже, хехе. Не бойся, Морда ничего сожрать не успел. Девочка рассмеялась. Под Мордой подразумевался Джон Френсис Винтер, известный также как Фрэнсис Аннович Винтер, человек из прошлого, который неплохо освоился в наши дни и в данный момент был на своей работе. А так бы сказал, что не любит, когда его зовут Мордой, потому что напоминало ему о прошлом, в котором он звался Мордаунтом. — Хорошо. — сказала она. — Спасибо, Боянчик. С этими словами девочка побежала на кухню, где насыпала себе каши. Расправившись с ней, Жжёнка пошла собираться на прогулку. Утро выдалось неплохим, снега не было, как и сильного ветра, можно было пойти на прогулку. — Юдит, пошли гулять. — позвала она свою лучшую подругу, но та отказалась: — Ты забыла, что у меня больное горло? — спросила Юдит. — Только не вздумай мне устроить тепло прямо сейчас, а то пожарников вызывать придётся. Про пожарников Юдит вспомнила не зря — Агния получила прозвище Жжёнка не только за ожоги на лице, но из-за способности к пирокинезу — владению огнём, из-за которой она и оказалась под крылом НИИПЯ, сотрудники которого регулярно занимались с ней, чтобы и не подавить способность девочки, но в тоже время, чтобы она не стала ходячим крематорием из-за вспышки агрессии, а девочкой Жжёнка была, хоть и доброй, но довольно вспыльчивой. — Жалко. — сказала она. — Жжёнка, но я же не буду болеть вечно! — ответила Юдит, бросив взгляд в окно. — У меня же просто горло простужено, а не рак. — Ничего, выздоровеешь и мы погуляем. — только и ответила Жжёнка на такое утешение Юдит — она привыкла к чёрному юмору подруги и видно в силу возраста и простоты нрава не находила в этом ничего жуткого. — Ну, я пошла. — Иди, гуляй, Огневушка-Поскакушка. — сказала Юдит, глядя на то, как Жжёнка собирается. «Вот бы она так быстро вставала с постели по утрам» — мелькнуло у неё в голове. — Ну, до скорого! — рыжая уже была у дверей. — Скажите Бояну, что я гуляю. — Шобы к часу была здесь. — сказала Юдит ей вслед. — Только пожалуйста, купи мне шоколад, мой любимый только. — Окей, Юдит. — сказала Жжёнка, подбежав к подруге и поцеловав её в обе щёки. — Пей чай и выздоравливай. — после этих слов девочка надела валенки и выскочила за дверь, забыв закрыть, чем вызвала ворчание Бояна, который пообещал себе дать ей по мягкому месту, чтобы она научилась закрывать за собой двери. Ну, а девочка уже выбежала гулять среди сугробов, радуясь жизни. Вы спросите, почему здесь ни разу не названы родители ни Агнии, ни Юдит. А тут ответ ясен — эти девочки сироты, находящиеся на попечении НИИПЯ. Всё просто.***
В одиночной палате госпиталя НИИПЯ, на белом столике с различными приборами, стояла мужская голова без тела, однако при этом живая. Когда-то эта голова принадлежала чилийскому разбойнику Хоакину Мурьете, в прочем, в списке пациентов так и значилась именно как «Хоакин Мурьета». Когда-то эту голову привезли из прошлого Сергей Петров и Электрода Кудеснова, журналисты НИИПЯ, которым нужно было написать репортаж «Один день из жизни Калифорнии», который был бы экзаменационной работой для Сергея, но не сложилось. Зато они принесли эту голову, которая внезапно ожила. Это было в сентябре, а сейчас уже кончался декабрь. И всё это время Хоакин ни разу не улыбнулся. Ну, это все понимали — не каждый будет улыбаться, живя всего лишь головой без тела. Но не только это было бедой Хоакина — он чувствовал себя одиноким. Ни одного близкого рядом, вокруг люди, причём самые разные, насколько он успел понять, совсем иные порядки, в которые он не вникал особо, язык, не похожий ни на его родной, ни на язык гринго. И одежда совсем иная, особенно женская — его сначала удивляло, что женщины носят очень короткие юбки и никто им ничего не говорит за это, а некоторые даже штаны носят, как мужчины, а кто-то носит и короткие волосы. И все здесь носили белые халаты. Впрочем, ему не было дела до них. То, что с ним произошло, сделало его равнодушным, а именно — то внезапное воскрешение, что случилось с ним той ночью. Он вновь и вновь вспоминал, как его друзья ужаснулись, увидев его, как он обнаружил, что стал беспомощным уродом, как его накрыл первобытный ужас, как долго он отказывался верить в произошедшее и как он понял, что это не кошмарный сон. Все эти дни Хоакин считал, что на небесах над ним жестоко пошутили, отняв жизнь и вернув вместе с тем жалким состоянием, в котором он пребывал все эти месяцы. Первое время он отказывался разговаривать, он бранился, но затем смирился. Он счёл, что небеса его наказали за то, что он мстил, мстил тем уродам, что нападали на латиноамериканских старателей, за то, что так мерзко поступили с его женой — такой любимой и любящей Тересой… Перед глазами Хоакина вновь возникли догоравшие руины и окровавленный труп Тересы с застывшей скорбью на лице. «Тереса, Тереса!» — Вспомнилось ему, как он кричал, как бесноватый. О, небо! Его лишили даже возможности встретится с Тересой на небесах. И теперь он здесь, на этом столике, в белых стенах, среди чужих людей, которые, вероятно, хотели ему помочь. Вот только вряд ли они могли вернуть ему тело, покой, его Тересу, его ребёнка, его друзей — всё, что было у него, он потерял. Всё потерял… — Господин Мурьета. — окликнула его вошедшая девушка в белом халате, которую звали Лолитой Угэдэевной. Фамилия что ли такая? — Доброе утро… — Возможно. — тихо ответил ей Мурьета. — Для меня утро злое всегда. — Господин Мурьета, — сказала она. — вы не желаете что-нибудь? — Ха-ха-ха-хаха! — рассмеялся Хоакин, напугав девушку. -Чьего я могу желать, сеньорита Угэдэевна? Только спать и умерьеть, вот и всё. Да, Хоакин мог немного говорить по-русски, на котором говорили эти люди, с акцентом, правда. Иногда размышлял про этот язык, чтобы хоть как-то отогнать мрачные мысли, что часто атаковали беззащитную голову. А ещё больше он любил спать — сон был главной его отрадой, если не был кошмаром. — Ладно, я погорячилась с «добрым утром». — ответила девушка, успевшая придти в себя. — Как вы себя чувствуете? — Никак. — ответил Хоакин, говоря чистую правду. — Так и скажите. — Что же вы это, господин Мурьета? — пожала плечами Лолита Угэдэевна, проверяя приборы. Хоакин ей не ответил. Лолита Угэдэевна была девушкой улыбчивой, хотя и странной. В прочем, тут все странные и Хоакин к этому привык. Не, ну разве не смешно, когда живая голова находит странными тех, кто, например, ходит с розовыми волосами, как эта медсестра? А насчёт улыбчивости — вероятно, она счастливый человек, никто не угрожает её семье и друзьям. — Сеньорита Угэдэевна. — окликнул он её. — Какой день сегодня? — Сегодня двадцатое декабря, вторник. — Сообщила девушка. — Скоро будет Рождество католическое, а потом — Новый Год! — Последние слова она произнесла с радостной интонацией, как ребёнок. — Новий Год? — переспросил Хоакин, который иногда говорил с другими людьми ни о чём, просто так. — Это ваш праздник? — Да, господин Мурьета. — ответила девушка. — В наших краях Новый Год — это самый важный праздник, когда все дети ждут чуда. — В её глазах появилось мечтательное выражение. — Кстати, зовите меня просто Лола. — Esta bien, Lola(1). — ответил Хоакин, а сам подумал, поможет ли ему чудо? Одно произошло точно и его это не радует. — Я пойду. — сказала она. — Если что, вы знаете как вызвать медработника. Bien? — Bien. — ответил Хоакин, а когда девушка с розовыми волосами ушла, бросил взгляд на кольцо, что висело слева от его головы так, чтобы он легко мог повернуть голову в сторону и дёрнуть за него зубами. Да, эти люди позаботились об этом. Сначала он думал, они издеваются над или правда думают, что ему что-то нужно, но со временем привык. Оставшись один, он стал раздумывать о своём прошлом, но ничего хорошего не мог найти в своих воспоминаниях. Только кровь и мрак. И словно кто-то хохотал, но не как чилийцы или проклятые рейнджеры, отнявшие Тересу, а какой-то чуждый, глуховатый смех, морозящий кровь в жилах. — Нет, нет! — Зашептал он по-испански и еле сдержал слёзы — ведь не мог он их вытереть сам, а звать кого-то, чтобы ему вытерли слёзы, казалось ему поступком жалким даже для его положения. Вот уже настал полдень, а Хоакин опять уснул — он очень полюбил спать, так как иногда ему снились хорошие сны.***
… По городу бежал большой пёс, покрытый лохматой чёрной шерстью. Ну как бежал, не галопом, просто быстро перебирал ногами, вдыхая чёрными ноздрями запахи города, которые когда-то пугали его, но к которым он вскоре привык. Мимо шли люди, но псу было всё равно на них сейчас, как и на машины и других животных. Никто не знал, чей это пёс и откуда он взялся. Да и откуда им знать? Пёс и пёс, вот и всё. Пёс давно находился в этом городе, точнее, с сентября. Он появлялся словно из ниоткуда и исчезал в никуда и всё искал, искал. Люди, глядя на него, считали, что он ищет хозяев, ибо его большие глаза карего цвета были полны какой-то тоски. Да, возможно, он искал хозяина, если того человека можно считать хозяином. Тот, а точнее та, кого он искал, была самым близким человеком ему, очень любящим и не менее сильно любимым. Он вдыхал воздух, надеясь учуять её запах, слушал звуки города, надеясь услышать её голос, всматривался в толпы людей и окна, подбегал порой к одиноко идущим девушкам, чтобы глянуть им в лицо, но нет, той дорогой ему особы всё не было и не было и тогда он уходил вдаль и выл от тоски. Иногда тоска сменялась яростью — тогда он искал неких мерзавцев, которые когда-то навредили ему и дорогой ему особе. Их тоже не было и тогда он бросался на деревья и лаял. Порой его пытались поймать специальные службы, но не могли. Никто и не подозревал даже, что это не просто пёс, а некто, пришедший из тени и выглядевший как зверь. Но зачем он пришёл и кого именно он искал — пожалуй этого сказать не мог никто. Вот он выбежал в переулок, где не было людей. Почти. Была разве что одна маленькая девочка в штанишках, которая куда-то шла. Пса удивило, что девочка одна — обычно с такими малышами и малышками ходят матери и отцы или кто-то ещё из взрослых или более старшие дети, а эта девочка была одна. Тёмные штаны, более светлая курточка, шарф до подбородка и шапочка — так была она одета. Что-то колыхнулось в сущности потустороннего зверя и он подбежал к ней. Обычно дети, особенно девочки, боялись его, но это была явно не из робкого десятка и поэтому она только остановилась, хотя и приняла на миг угрожающую позу, но потом успокоилась, не услышав рычания. — Привет, псина. — сказала она без страха и злобы. — Ты чего бегаешь, а, лохматик? Незнакомая девочка без страха уставилась на зверя, который стоя на четырёх ногах, без труда бы своим носом её носа, чуть подняв морду. И разумеется, ему бы не составило труда разорвать её, будь у него желание. Впрочем, он был настроен к ней миролюбиво. — Ты же не съешь меня? — Спросила она, видимо, осознавая риск для себя. — Откуда ты, дружок? Пёс не мог ей ответить, но в его сущности возникла надежда — может, эта девочка и есть та, которую он ищет уже четыре месяца? С целью это узнать, он начал её обнюхивать, ну, а девочка при этом держалась очень спокойно. Видимо, она была бесстрашной, это смелое дитя. Но нет, это была не она, не та, кого он искал. Запах был чужой, хотя и весьма приятный, надо сказать, но совсем не её. Да и взгляд другой — если глаза потерянной были большими и тёмными, как настой крепкого чая, то у этой были глаза ясные, как голубой-преголубой небосвод, сияющий над головами зверей и людей и волосы, выбивающие из-под шапки, совсем другие. От тоски и разочарования пёс заскулил, уходя прочь, оставив девочку в нерешительности. Ей почему-то сталь жаль его и поэтому она пустилась вслед за ним: — Эй, куда бежишь, дурашка? — Крикнула она и пёс остановился, позволив странной девочке остановится рядом с ним. — Ты один гуляешь? И я одна. Давай вместе гулять? Что-то было в ней такого, что пёс-призрак решил побыть с ней. Может, дело в тепле, которое она излучала, тепле, подобного огню очага или костра, возле которого греется усталый путник. — Меня зовут Агния, но обычно меня зовут Жжёнка. — Начала она говорить ему. — Я гуляю одна, потому что Юдит заболела и я хочу купить ей шоколадку. Проводишь меня немного? Пёс посмотрел на девочку и кто-то бы сказал, что в его глазах засветилась надежда. Она позвала его рукой и пошла, а он пошёл за ней, чем вызвал на её лице улыбку. Она не знала, что этот пёс — душа разбойника и несчастного человека, а он не разглядел из-за шапки и шарфа ожогов на её лице.***
Жжёнка не испугалась пса, которого встретила в переулке, хотя он был больше её. Может, детям её возраста свойственно не видеть опасности, а может наоборот — она чувствовала, что это животное безопасно для неё. А ещё в её детскую душу запали его глаза — большие, карие и печальные. Она решила, что он потерял своего хозяина, может, хозяин его бросил или погиб, как родители Юдит Штейнман и поэтому у пёсика такие одинокие глаза. Разумеется, она была не против такой компании. Она шла, сопровождаемая псом и зачем-то рассказывала ему о своей жизни: о том, как они с Юдит проводят деньки, читая книжки и слушая музыку, об доброй женщине Анне Винтер, которая научила её заплетать косу, про то, что скоро Новый Год и дядя Серёжа и тётя Лола ей готовят костюм, которого ни у кого не будет. — Представляешь, — говорила она. — Все будут феями и принцессами, а я шаманом. И не простым, а особенным, с крылом из-за плеча. Я ведь необычная девочка, а особенная. Я могу свечки на расстоянии без спичек зажигать, понимаешь, Черныш? (2) А Юдит моя может в сны проникать. Ну, что она захочет, то тебе и присниться. Она ещё что-то умеет. — Жжёнка подскочила, вспомнив, что она шла за шоколадкой для подруги. — Слушай, Черныш. — Сказала она своему спутнику-псу. — Пошли к магазину, я тебе там что-то вкусное куплю. Тебя не угощали? Я угощу. Ну, пошли? Пёс, которого она решила назвать чернышом, посмотрел на неё. Почему-то слова про угощение его заинтересовали и вероятно, дело не в том, что он и правда был голоден, а в том, что в этих словах была теплота, которая влекла его к этому ребёнку. Поэтому он сделал несколько шагов вперёд и посмотрел на неё умоляющим взглядом: чего, мол, не идёшь? Девочка улыбнулась и побежала вперёд, а пёс бежал рядом с ней, пока они не дошли до магазина. — Подожди, Черныш. — Сказала она, залетая в магазин, оставив нового друга ждать на улице. Ждал он её меньше пяти минут, ибо она вскоре выбежала из магазина, держа в руках беляш, разогретый по её просьбе. Вообще-то ей говорили, что она может разогревать еду в руках, но пока у неё получалось только обугливать, а угощать пса обугленным беляшом ей очень не хотелось. Юдит она купила целую плитку шоколада, а себе она купила пирожок с яблоком. — Кушай, Черныш. — Сказала она, глядя на то, как он недоверчиво обнюхивает её беляш. — Он не отравленный. Наконец-то пёс осторожно взял беляш зубами, но не начал есть, пока девочка не выпустила его из рук. К её удивлению, он довольно быстро его умял, а затем слабо повилял хвостом — видимо, девочка ему понравилась, раз сумела хоть на время унять его тоску и отвлечь от этих мучительных поисков потерянной девушки или врагов. Маленькая девочка в красном шарфе и красной же куртке с чёрными полосками и тёплых чёрных штанишках, с небесными глазами, такая странная, но такая хорошая, как он понял. Раньше он не подпускал к себе людей, а с этой девочкой он был более смирным, хотя не мог позволить себе лизнуть её лицо или ей обнять его. Разве что погладить по голове. Хотя, может, он в будущем будет более дружелюбным к ней? Они шли до дома, пёс был занят своими мыслями, а девочка улыбалась, поедая пирожок. В её голове возникла мысль — а знает ли Черныш какие-либо команды? Многие псы знают, а знает ли этот? Ладно, в другой раз проверит, а сейчас надо идти домой. Она верила, что она встретит его ещё раз, этого большого пса с такими тёмными, печальными и умными глазами. — Вот мы и дома, Черныш. — Сказала она, подойдя к подъезду. — Я не могу взять тебя с собой, но мы же ещё будем гулять? Береги себя, дружок. С этими словами она скрылась в подъезде, спеша домой с шоколадкой для Юдит. Интересно, она успела придти домой вовремя? Она ведь была той ещё опаздуньей, а ведь за ними с Юдит должны были приехать из НИИПЯ и забрать на пару часиков — чуток потренировать их способности, чтобы девочки были и сильными, и не смогли нечаянно стать угрозой всему, что движется. — Ещё не приехали? — Спросила Агния, войдя в дом. — Ещё не приехали, но ти всё-таки опоздала на пятнадцать минут, как и те, кого мы ждём. — Послышался голос Юдит и скрип колёс её кресла. — Ты хоть шоколадку принесла, как я тебя просила или опять заигралась? — Возьми шоколадку, Юдичка. — Агния, не снимая валенок, чем вызвала бурчание Бояна, подбежала к Юдит, едва не вписавшись в неё и вручила шоколадку. — Довольна? Бледная рука с паучьими пальцами взяла плитку, а их хозяйка сказала «спасибо», кивнув головой и подмигнув правым глазом. Агния невольно улыбнулась, вспомнив, как Юдит напугала её в первую встречу: бледная, с чёрными волосами, худая, с крупноватым носом, который был больше похож на нос ведьмы, молчливая и вся в чёрном - как будто ведьма из страшилки. Да ещё и глаза разного цвета - правый льдисто-голубой, а левый тёмно-карий, почти чёрный. Но со временем Агния уже привыкла ко всему, даже к глазам разного цвета. — Интересно, а они шо, забыли про нас? — Спросила она пустоту и в этот момент зазвонил телефон, рядом с которым мигом оказался Боян. После краткого разговора и того, как он положил трубку, он примчался к девочкам и объявил: — Ну-с, девочки, звонили тут ваши учителя. — Сказал он им. — Пошли собираться, через десять минут за вами приедут. — Ух ты! — Крикнула Агния, хлопая в ладоши. — Ну наконец-то. — Буркнула Юдит. Всё-таки они были разные, эти девочки-подружки.***
… «Береги себя…». Эти слова разбудили Хоакина от необычного сна. «Береги себя» — эти слова сказала ему когда-то его любимая Тереса, в тот роковой день, когда он в очередной раз ушёл на прииски, а вернулся к горящим развалинам и мёртвой жене. Ему казалось теперь, что она так, сама того не зная, прощалась с ним. — Тереса, где ты? — Крикнул Хоакин и еле сдержал себя, чтобы не зарыдать. Странно, что сердца у него нет, но болит так, словно оно ещё колотиться в несуществующей груди. Однако вспомнил, что нигде нет его Тересы. Только стены, столик вместо тела и люди в белых халатах. А также сны, где он был в прошлом со своей живой возлюбленной и друзьями, полный сил и надежд, сны, где он был во мраке со своими врагами и чьим-то злым смехом, а ещё сны, где его мятежная душа рыскала по городу в поисках Тересы или ещё живых врагов, но никого так и не нашедший. Кроме, разве что, маленькой незнакомки с глазами, в которых сиял небосвод, голубой-преголубой. Кто же она и есть ли она в жизни или только в тех безумных снах?