***
Сев в машину, Грег поморщился: в воздухе все еще витал запах лилий и, почему-то, дыма. Он попытался отвлечься от мыслей о Майкрофте, что, как обычно, далось ему скверно. Он пришел. Что бы там ни было, он все-таки пришел, и это переворачивало все его предположения о мотивах Майкрофта с ног на голову. И он говорил с ней, это было очевидно и все равно не могло уместиться у Грега, давно уже уяснившего, что Майкрофту все равно, в голове. Если бы только он знал, о чем он говорил, стоя там, у могилы, в совершенном одиночестве — но нет, так подставить Майкрофта он не мог. Внезапно, совершенно дурацкая, как и большинство внезапных идей выстрелила ему в голову. Он порылся в бардачке и выудил оттуда шар. В тусклом свете машины тот мерцал так ярко, что казалось, мог быть замечен с улицы. Это была не больше, чем красивая безделушка — расстроенный собственной глупостью, Грег скривился и почти потянулся, чтобы вернуть ее на место — но отпустить шар оказалось не так уж просто. Нет, тот, казалось, хотел, чтобы его держали. Он моргнул. Это было идиотизмом, но идиотизмом, в котором он хотел убедиться. Сосредоточиться — сказал ему Рикардо, на чем он хотел сосредоточиться?.. Внезапно, шар так сильно обжег его ладонь, что он едва не выронил его из руки. Сожаление, горькое отравляющее чувство, так хорошо знакомое ему, затопило его с головой. Он распахнул глаза, уставившись на шар, но чувство не проходило, а лишь слабело, пока на смену ему не пришло злое, неприкрытое разочарование, такое ядовитое и обвиняющее, какое может быть вызвано лишь самим собой. Грег посмотрел в сторону, он и в мыслях представить не мог, что эти чувства принадлежали Майкрофту. Не ему, не кому-то еще, не его фантазии — Майкрофту. Он действительно не был один. Он улыбнулся, печально, и сжал шар, надеясь, что его спокойствие каким-то образом передастся тому, о ком он думал — Рикардо ничего об этом не говорил, так что он просто делал, что делал, — и шар отозвался теплом. Не переставая удивляться жизни, он снова прикрыл глаза, чувствуя, как тепло, растекаясь по телу, прогоняет могильный холод, который, казалось, поселился в его груди навечно. В этот момент, не зная, откуда, он понял: что бы ни было дальше, худшее он оставлял за спиной.Воскресение
12 марта 2020 г. в 18:23
Und Wenn — And One
Грег ненавидел похороны.
Эти конкретные похороны он ненавидел особенно.
Он ничего не чувствовал, впервые за долгое время — совершенно ничего; застыв у могилы, словно одеревенел, с онемевшим сердцем он слушал, как другие пытаются — к их чести, правда пытаются, — наскрести пару слов о той, чей образ давно потускнел и по прошествии тринадцати лет теперь оставался лишь монохромной тенью в окружении таких же беспорядочно наслаивающихся друг на друга призраков прошлого; но он-то помнил. Ее улыбку, лукавый взгляд, волосы, все еще блестевшие на солнце, когда ее ясный, ничем не омраченный образ оживал перед ним, порожденный чужими равнодушными словами… Светло; так много солнца он не видел ни в один из прошедших зимних месяцев, и было что-то правильное в том, что ее уход совпадал с наступлением весны.
Словно не было ни паршивых воспоминаний, ни чувства вины, ни лет, прожитых в неизвестности, ни убийства, говоря о котором присутствующие — все их старые друзья и знакомые, понижали голоса до зловещего и назойливого шепота, напоминавшего Грегу раздражающее жужжание слетевшихся на покойника мух.
Ж-ж-ж-ж-ж.
В конце концов, когда-нибудь это закончится.
Он держался неплохо, правда — ну, или так ему самому казалось, так он сам успокаивал себя: честно говоря, он был волен выбирать любой из доступных ему способов, раз уж Майкрофт не соизволил прийти. Но это было ничего, все ничего; в самом деле, не ждал же он, что тот бросит все свои дела и примчится сюда только ради того, чтобы бросить горсть земли на красивый ящик с костями. Или чтобы поддержать его, как будто он, следователь особо тяжкого отдела, неожиданно оробел перед трупом.
Нет, сама церемония оказалась на удивление сносной.
Настоящий кошмар ожидал его после, когда гроб опустили в могилу и для верности придавили плитой, и эти милые люди в темных одеждах не нашли ничего лучше, чем обратить свое внимание на кого-нибудь другого. Например, на Грега, раз уж тому случилось представлять на этом мероприятии мир живых. Он не винил их, и как он мог: то была его неминуемая расплата за долгое время, что он всеми правдами и неправдами старался не попадаться им на глаза.
Это не подбадривало его. Черт возьми, ничего из того, что он мог придумать, не успокаивало его; Майкрофт мог бы прийти, не заставляя посылать ему гневные, нетерпеливые смс, на которое, он знал, все равно не дождешься ответа.
«Где ты, все уже началось», — спросил он его часа полтора назад, еще до того, как все действительно началось. Надо было понимать, что в реальности Майкрофта даже время текло по его законам. Грег не хотел ничего понимать — запас его понимания медленно тлел на солнце, испуская облако едкого дыма, постепенно и бережно обволакивавшее его мысли: от равнодушия к раздражению от невозможности ничего сделать, от злости к смирению и вялой улыбке. Эту пытку вопросами Грег должен был выдержать до конца, тем более, что новичком он не был, хотя, справедливости ради, ни одна из пресс-конференций Ярда не заставляла его чувствовать себя настолько глупым и жалким — не ясно, почему и каким больше.
— Грег…
— Сьюзан! Дэниел! Как поживаете? — Он видел, что они направлялись к нему, и все равно вздрогнул. Язык его как обычно был быстрее него, выпалив приветствия прежде, чем он нашел бы предлог улизнуть от предстоящего разговора.
А что еще ему оставалось делать?
Сьюзан и Дэниел за последние десять лет, кажется, превратились в милых людей, по крайней мере, выглядели именно так; он знал, что впечатление было обманчивым. С другой стороны, эти собранные в пучок волосы и очки в золотой оправе могли бы сбить с толку кого угодно.
— Как поживаешь? Только посмотри на себя! Нет, Сьюзан, ты это видела? Как ты это делаешь, Лестрад? С тех пор, как мы виделись в последний раз, мы только и делаем, что дряхлеем и заплываем жиром, ты один умудряешься наплевать на время… Ты теперь вроде как прижился в телеке? — у Дэниела была примечательная манера повышать интонацию в конце каждого предложения, а после — выдерживать театральную паузу, от чего казалось, что он задавал тебе один бесконечный вопрос, вытягивая ответ клещами. По правде говоря, он совсем не изменился: разве что из плейбоя превратился в респектабельного высокомерного хлыща, оставшись, — уж на это Грег мог поспорить, — все таким же инфантильным и заносчивым придурком, только в более дорогом костюме. Он читал о нем в журнале, которым коротал ожидание в чьей-то приемной — нашел его в списке самых завидных женихов Лондона. Дальше от реальности Космополитен был, лишь когда советовал женщинам делать минет с кубиками льда за щеками. В английском языке было множество синонимов к слову «придурок» — и все они безусловно подходили этому индюку. «Бог мой», — думал Грег, пытаясь уловить хотя бы один из летящих в него вопросов, — «Майкрофт был бы в экстазе. Они же на дух друг друга не выносили».
— Да. Точно. Вроде того…
— А где Майкрофт, кстати? Не слышала о нем уже лет десять. Вы поддерживаете связь?
Сьюзан. Работала специалистом по связям с общественностью. Славилась тем, что приносила на хвосте все последние сплетни. Грег не мог бы назвать причину, по которой они вообще общались.
— Да… — неловко ответил он, запустив руку в волосы, ненавидя себя за то, что мямлил. — Да, поддерживаем. Вроде того. Видимся иногда…
— И чем он сейчас занимается, кстати? — она всегда говорила «кстати», словно ее любопытные расспросы приходились к месту — что никогда не было правдой.
Грегу хотелось провалиться сквозь землю, когда он медлил, не находясь с ответом, а две пары глаз выжидательно уставились на него.
— Все тем же. Ездит на красивой машине и никому не рассказывает о том, чем занимается, — пошутил Грег. Не пришлось даже включать фантазию — то было абсолютной правдой.
— Старый добрый Майк, верно? Вечно себе на уме. Но надо признать, у него всегда был стиль… Держу пари он сделал карьеру, чем бы он там не занимался: стервец всегда знал, как брать от жизни все. Удивлен, что вы все еще общаетесь, после того как он… — с поразительной незамутненностью протянул Дэниел. Некоторые люди даже не пытались быть хоть немного предусмотрительными в том, что они несут. Неудивительно, что Майкрофт терпеть не мог их обоих.
— Да… — максимально неловко протянул Грег. — Не то чтобы общаемся, так, пересечемся... То тут, то там. Лондон, знаешь ли… тесный.
«Лондон тесный», — ядовито передразнил он себя. — «И шага не ступишь, чтобы не прижать чью-нибудь задницу к кафелю».
— И все же он поступил как последний… Ох, Грег, ты извини («главное, вовремя извиниться», — согласился Грег), но я помню, как ты переживал тогда. Ну ничего, дело прошлое, верно? Все равно с самого начала было понятно, что вы совершенно друг другу не подходите! Зато посмотри на себя сейчас! — воскликнула Сьюзан, ожидая видимо, что он будет польщен ее похвалой, но производя прямо противоположный эффект.
— Да, приятель, давай, рассказывай, как ты сам? Слышали, ты женился после… — Дэниел, казалось, не знал, как продолжить, но проявил находчивость и просто обвел происходящее рукой, — всего этого.
Грег был искренне удивлен, что до сих пор не покраснел до корней волос. Это был самый неловкий разговор, который только можно представить: люди, которых ты не видел десять лет, но которые до сих пор помнили все твои промахи десятилетней давности.
— Да, — ответил он сухо, стараясь не выходить из себя. — Да, женился. Вообще-то шесть раз, если бы точным.
Пожалуй, хотя бы ради таких моментов, оно того стоило.
Как он и думал, эта глупая шутка, произнесенная в попытке защититься от неловкости момента, произвела эффект бракованной рождественской хлопушки — оба: и Сьюзан и Дэниел, замолчали, глядя на свои руки, словно в тех, вопреки ожиданиям, не оказалось приза.
Дэниел собрался с мыслями первым.
— Молодчина, Грег, так держать! А ведь ты всегда был не промах, а, — думая, что подбадривает, он по-приятельски хлопнул Грега по плечу.
Сьюзан переварить эту новость далось не так уж легко, но в итоге она улыбнулась, скрывая смятение с ловкостью, достойной профессионала.
— Странно, что Майкрофт не удосужился прийти на похороны Ким. Все-таки лучший друг, — заметила она, конечно же, «к месту».
— Сомневаюсь, что время изменило его настолько, Сьюзан, — покровительственно произнес Дэниэл, намекая на то, что, по его мнению, у Майкрофта всегда был скверный характер. — Учитывая, что он не соизволил прийти и попрощаться хотя бы ради приличия…
Грег хотел провалиться сквозь землю, не зная, кого ему проклинать: Дэниела, который нес все подряд, или Майкрофта, который не удосужился прийти и вызвать на себя хотя бы часть огненного стыда, от которого он сгорал. Хотя кому, как не Грегу, было известно, что слова «Майкрофт» и «стыд» никогда не встречались в одном предложении.
— Вообще-то, думаю, это он организовал все это. Похороны, — отозвался Грег, просто чтобы сказать хоть что-то в свое оправдание. Он мог бы постараться получше, но решил, что его слова ни на что не повлияют, тем более что ему было плевать. — Он, должно быть, очень занят сейчас. Думаю, он действительно сделал карьеру.
— О, — протянул Дэниел с тщательно скрываемой досадой — ну да, ну да. Узнаю Майкрофта. Всегда был слишком важным, чтобы опускаться до простых смертных…
В конце концов, эти двое могли неплохо поговорить между собой.
Наспех извинившись, Грег кое-как отделался от разговора только для того, чтобы оказаться в поле зрения других «старых друзей», заговоривших примерно о том же немного другими словами. После третьего по счету экскурса в прошлое, он окончательно сник и позволил своей все-еще-нунадоже-красивой голове кивать в ответ на любую любезную и не очень чушь молча.
«Надеюсь, черт возьми, у тебя действительно уважительная причина», — напечатал он в тихой ярости, — «но спасибо, что не лишил меня удовольствия краснеть, как последнему идиоту, в окружении всех этих милых людей, которых ты сам же позвал!».
Пытка продолжалась и продолжалась. Время от времени, пока перед ним сменялись лица, большинство из которых изменились настолько, что даже его инспекторская память затруднялась соотносить их с именами старых знакомых, Грег поглядывал на телефон, но ответа от Майкрофта так и не приходило. Наконец, когда Виктория, близкая подруга Ким, завела казавшуюся поначалу милой, полной забавных воспоминаний, речь об усопшей, но в итоге пустилась в рыдания, чем довела до слез многих из присутствующих, он окончательно не выдержал. Видеть, как по прошествии стольких лет все эти люди, большинство из которых знали Ким весьма поверхностно, лили крокодиловы слезы, оплакивая скорее свою молодость, чем ее, стало последней каплей.
«Ненавижу тебя», — напечатал он, зная, что в этот конкретный момент испытывал именно это конкретное чувство.
«Одно сплошное гребаное разочарование, Майкрофт, вот ты кто», — выругался он про себя, убирая телефон в карман. — «Неужели так трудно хотя бы раз в жизни сделать все по-нормальному».
Когда толпа потихоньку стала расходиться, среди бесконечных прощаний с фальшивыми обещаниями не терять связь Грег улучил момент, чтобы незаметно отделиться от остальных — пройтись, выкурить сигарету, читая имена на надгробных плитах — что угодно, чтобы хоть немного расслабиться. Пять минут перетекли в десять, те в полчаса, и, когда уже начинало темнеть, он все же пересилил себя, повернув назад. К его облегчению все уже разошлись — за исключением кого-то одного, кто все еще стоял у могилы.
Удивившись, Грег прищурился, но, не разобрав в сумерках, решил подойти поближе.
Каково же было его изумление, когда в темной фигуре он опознал не кого иного, как Майкрофта.
Тот стоял вполоборота к нему и, по-видимому, о чем-то разговаривал по телефону, ковыряя свежую землю наконечником зонта-трости. Грег решил подойти, но, сделав пару шагов в его направлении, замер. Вдруг его осенило — Майкрофт говорил вовсе не по телефону, нет. Он говорил с Ким.
Он ничего не мог поделать с тем, как мучительно сжалось сердце.
Сбитый с толку, Грег подавил подлое желание спрятаться неподалеку, чтобы подслушать разговор. Вряд ли он мог придумать что-нибудь более мерзкое по отношению к Майкрофту, а тот явно надеялся обойтись без свидетелей.
Нечего делать, Грег поплелся в направлении парковки, пока Майкрофт, чего доброго, не заметил его присутствия.
Со стороны могло показаться, что разговор с покойной не клеился, но сам Майкрофт, определенно считал иначе.
— Знаешь, порой я представляю, какой ты могла бы быть сейчас. Семья, дети, все, как ты хотела. Ты была бы хорошей матерью, я в этом уверен… Это глупо, но иногда ты снишься мне так, словно никуда не уходила. Кто знает, может, это и есть настоящие кошмары — видеть тебя живой, путаясь в том, что реально, а что нет. Проснувшись, я чувствую облегчение, потому что больше не ощущаю себя виноватым перед тобой. Не знаю, простила бы ты меня, и от этого мерзко. Я сделал бы все иначе, если бы мог, если бы только знал тогда. Впрочем, не важно. Ты умерла, а я живу, и я все равно не знаю, кому из нас повезло меньше.
— Но, если так посудить, мы неплохо поживаем. Ну, или делаем вид. Это сложнее чем кажется, верно? Все, что ты говорила мне о том, что важно — ты оказалась права, как всегда. Я идиот, что не слушал тебя. Как всегда. Жизнь оказалась именно такой прозаичной, как я себе представлял, не считая того, что к ней добавилась изрядная доля ненависти к себе, конечно. Я все такой же неудачник, уж в этом ничего не изменилось, будь спокойна, я даже преуспел на этом поприще, если быть откровенным. Езжу на машине, которая мне не нравится, говорю на языке, которого сам не понимаю, решаю глупые проблемы, большую часть из которых создаю сам, по-прежнему общаюсь с людьми, от которых меня тошнит… Мой брат ненавидит меня, сам я похоже схожу с ума, и, что самое лучшее, похоже, что кризис среднего возраста добрался и до меня. Моя жизнь по-прежнему наполнена вещами, которые не стоят даже взгляда, и я все так же спрашиваю себя, что я здесь делаю, разве что за столько лет заготовленные ответы порядком приелись. Нет ничего, что принадлежало бы мне по-настоящему, ничего своего, что довольно патетично… Ничего, чем я хотел бы обладать — что еще более жалко и, как выяснилось, совсем не походит на свободу, как я когда-то считал. Грег, — Майкрофт удивленно замолчал и нахмурился, словно сбившись с мысли, как будто, выговорившись, почувствовал долгожданное облегчение, и имя Грега теплом отозвалось у него в груди, — ты бы удивилась, но он все еще здесь, что даже я нахожу странным… Думаю, ты будешь рада узнать, что насчет него ты тоже оказалась права. Для меня он важнее, чем я когда-либо мог представить, и, разумеется, — Майкрофт не мог не быть ироничным, — я понял это именно тогда, когда он окончательно от меня отдалился. Полагаю, он перестал в меня верить, и я все еще веду себя как последний..., так что нельзя сказать, что он так уж неправ — хотя, что я рассказываю, ты, похоже, все еще держишь с ним лучшую связь, чем я, — пошутил он неожиданно для себя самого. — Знаешь, Кимберли, я не очень верю во все эти вещи, в эту мистику, но недавно кое-что изменило мое мнение и я готов на все, если нужно. На самом деле я уже давно хотел попросить тебя кое о чем: ради его блага, ради сохранения его рассудка, не могла бы ты столь любезно… отвалить от него раз и навсегда? Ради бога, — скривился он с отвращением, — ты убиваешь его! Эти кошмары с твоим участием, просто, пожалуйста, иди нахрен, ладно?
Он постучал зонтом по плите и мстительно взглянул на его кончик.
— Я знаю, что ты затеяла, но он останется здесь, со мной. Надеюсь, ты хорошо меня поняла, иначе я приду за тобой, где бы ты ни пряталась, и ты это знаешь.