Исправленному верить

Strangelove — Depeche Mode «Дивный вечер, не правда ли? Махнуть бы сейчас за город, прочь от проблем и хандры. Мне всегда было жаль людей, которые не умеют расслабляться и отрицают, что им это нужно. В конце концов, все мы люди и ничто человеческое нам не чуждо», — написала Антея, и Грег, вскинув брови, не преминул оценить ее поэтический дар. Отсылка к людям была забавной, ведь он был почти уверен, что любое сходство Антеи и Майкрофта с человеческой расой было случайным. «Сегодня в философском настроении, как я смотрю», — напечатал он и с усмешкой уставился на экран, ожидая ответа. «Если под философским настроением подразумевается желание залезть в бочку, то еще как», — написала она, заставив Грега рассмеяться. «Это не работает. Я проверял. Советую присмотреться к стоицизму» «А, » — написала она, — «плавала, знаю. У нас это называется «корпоративной этикой». Не думала, правда, что у нее столько последователей, которым за это не платят» «То есть, то, что вы основали собственную философскую школу 2,000 лет назад, вас не смущает?» «Если честно, не очень. В сравнении с тем, что мы придумали рабство и распяли Иисуса, это кажется ерундой, не достойной годовой премии» «Дайте-ка угадаю. Тимбилдинг?» «Лучше», — щелкнул ответ. — «Корпоративы» Антея была права, вечер действительно выдался дивный. Да и он чувствовал себя неплохо для необдуманных поступков. В конце концов, стоицизм он тоже попробовал. Не сказать, что он остался в восторге.

***

Когда Майкрофт услышал шум снаружи, он уже понял, что это Лестрад. Никто другой не имел привычки сопровождать свое появление столь красноречивыми звуковыми эффектами. Он подумал, что ни за что не откроет ему дверь — и думал об этом примерно секунду, пока, онемев от волнения, направлялся в холл. Застучал молоток по двери — он потянулся к замку, но замер и начал считать до десяти, чтобы не слишком уж выдавать нетерпение; на счет три рука сама повернула защелку, не успел он даже вздохнуть, — дверь открылась, Лестрад влетел, буквально впечатался в него, и, против его воли, губы нашли губы, а руки зашарили по телу, сжимая кожу через одежду; Майкрофт, едва не оступившись под таким напором, попятился, а Грег только усмехнулся, и не думая разрывать поцелуй. Дверь за ним захлопнулась; Майкрофт, вспоминая, что ему нужно дыхание, хотя бы чтобы продолжить, судорожно вдохнул и застонал. Дрожа от желания, он скрестил руки у Грега за шеей, и тот надавил ему на поясницу, прижимая ближе к себе, пока их языки отчаянно боролись за преимущество. Это был эгоистичный поцелуй: оба думали только о себе и о том, как заполучить другого целиком, и нелепо это делало происходящее необъяснимо совершенным. Если они не понимали друг друга, говоря по-английски, то это определенно было их способом говорить на одном языке: Майкрофт, застонавший от удовольствия, не терпел посредственности во всем, а Грег, сжавший его во властном захвате, наконец находил выход своим эмоциям. Они пытались сорвать друг с друга как можно больше одежды, продвигаясь к лестнице, губами, порывистыми крепкими объятьями и тихим смехом признаваясь друг другу в том, для чего не нашлось бы слов. Зазвенела пряжка ремня: Грег явно лидировал, добравшись до брюк Майкрофта; тот издал задушенный звук, снова едва не оступившись на первой ступеньке лестницы; Грег сильно сжал его зад, давая почувствовать, что у него под одеждой, и Майкрофт просунул между ними руку, прослеживая очертания члена, с силой ведя по нему ладонью. Он уперся в ступеньку, останавливая их, и Грег улыбнулся, обнимая его за пояс обеими руками и подаваясь вперед, так что, чтобы не упасть, Майкрофту пришлось схватиться за перила. Он медленно осел на лестницу, все еще занятый поцелуем; наконец Грег оторвался от него и принялся деловито расстегивать его ширинку, пока он, опершись на локти, наблюдал за этим с любопытной насмешкой. Он все еще смеялся, когда Грег сдернул с него брюки вместе с бельем, оставив его лишь в рубашке и болотно-зеленой жилетке, и перестал смеяться, лишь когда сильные руки перевернули его на живот и нажали на шею, показывая, что шуткам пришел конец. В следующий момент Майкрофт от неожиданности раскрыл рот, хватая воздух: Грег развел его ягодицы и принялся вылизывать его, с силой надавливая на анус кончиком языка. Майкрофт попытался дернуться и, уперевшись ногой, даже продвинулся на ступеньку выше, но впереди было еще пятнадцать таких же и ему вряд ли было куда бежать; язык толкнулся внутрь и еще раз, послав по телу волну дрожи. Он поддался, и это была его полная капитуляция: лежать на лестнице в самом бесстыдном виде, как какая-то шлюха из борделя, пока тебя трахают языком с превосходством завоевателя, а твое тело, даже зная это, все равно тебя предает, было выше его сил, и он с удовольствием сдался на милость победившего, расслабившись и наслаждаясь процессом. Несколько слабых возражений улетучились из головы прежде, чем оформились в мысли. Его настолько хотели, что собирались трахнуть, даже не дотерпев до спальни, и он правда не нашелся, чему тут можно возразить; только согнул ногу и игриво поддразнил Лестрада, проведя кончиками пальцев по его плечу — в ответ тот так больно сжал его задницу, что получившиеся синяки грозили напоминать о случившемся как минимум ближайшую неделю. Лестрад закончил растягивать его и, насмешливо лизнув его, как собака, опустился ниже, к яйцам, вбирая их по одному в рот и заставляя Майкрофта вскрикнуть. Грег не шутил, когда говорил, что этот израильтянин сдается без боя — вся бравада Холмса о неприступности заканчивалась там, где он от слов переходил к реальным действиям: например, к тому, чтобы, смочив палец, вставить его в эту восхитительную надменную задницу, пока язык массировал местечко за мошонкой, заставляя этого несносного гордеца шипеть сквозь зубы от удовольствия. Звуки, которые Майкрофт издавал, были чистым кайфом: Грег чувствовал, как его стояк буквально истекал смазкой, оставляя на брюках мокрое пятно. Как бы то ни было, своим выработанным за годы терпением он гордился, как и возможностью помучить Майкрофта и вырвать из него еще несколько очаровательных трелей. — Трахни или поцелуй меня, сделай хоть что-нибудь, — пробормотал Майкрофт, подначивая противника, — О, черт! Трахнипоцелуй меня, — и плевать, что ступени больно впивались в ребра. Грег расстегнул ширинку и на руках подтянулся выше по лестнице. Почувствовав давление головки, Майкрофт втянул сквозь зубы и, шипя, медленно подался назад, внося в их переговоры свою дипломатическую ноту протеста, заставляя уже Лестрада чертыхнуться сквозь зубы. Когда тот вошел до конца, их обоих прошибла дрожь; держась на локтях и расставив ноги Грег начал двигаться, сминая Майкрофта своим телом, но тому было все равно. Он расслабил мышцы и подавался навстречу, думая об Англии, о потоках звезд, падающих под веками, вместе с тем как кожу пронзали сотни крошечных иголок, о том, как ему хорошо и скоро станет еще лучше, о Лестраде, имя которого, кажется, шептал в совершенном забытье, о точке, которая, набухнув, с каждым толчком посылала по телу волну дрожи, пока любые мысли совершенно не выбило из головы желание получить еще, еще и еще; это расслабленное-напряженное удовольствие было для него сродни медитации, и он немного поиграл с Лестрадом, оттягивая момент: подавшись вперёд и выпуская его из себя, он попытался выбраться из захвата, за что получил ладонь, вдавившую его в лестницу и незаконно медленное вторжение члена в свою задницу. Он еще успел простонать что-то нечленораздельное, прежде чем его начали трахать, совершенно не считаясь ни с дипломатическим рангом, ни с выслугой лет, уверенно и методично доводя сначала до исступления, а потом до оргазма. Дойдя до пика, Майкрофта замер и, закусив губу, и несколько раз содрогнулся, когда Грег мстительно провел по его члену, а после чего свалился на лестницу рядом. Они смотрели друг на друга: Майкрофт — расслабленно-счастливо, Грег — с усмешкой, затаенной в уголках прищуренных глаз. Он поднялся первым и, подтянув брюки, в качестве шага к примирению протянул Майкрофту руку помощи, которую тот принял, с тоской оглядываясь на валявшиеся под лестницей вещи. С другой стороны, его все равно вели в спальню, так что скинуть жилет и рубашку вслед за ними показалось ему более чем разумным. В конце концов, не зря же он так славился своей предусмотрительностью и вниманием ко всяким нюансам. Например, он — безо всякой дедукции, между прочим, — заметил, что Лестрад пришел сюда с намерением не оставить на нем живого места. Это стало понятно хотя бы по тому, как тот с настойчивостью тянул его за собой следом, а потом не менее настойчиво толкнул под душ, где принялся смывать с него следы инцидента на лестнице. Майкрофт не был бы собой, если бы не затаил намерения отвоевать свои позиции обратно. Шанс оправдать свою славу предусмотрительного и практичного человека по полной представился почти сразу. В его просветлевшую голову как-то сама собой пришла мысль, что если заняться сексом в душе, то после не придется принимать его снова. Пожалуй, это была самая умная его мысль за последнее время, подумал он прежде, чем приступить к осуществлению плана. Другая сторона, в свою очередь, не была бы собой, если бы не отозвалась на внесенное предложение с неподдельным энтузиазмом, позволив хозяину дома взять инициативу в свои руки, и, когда Майкрофт принялся надрачивать ему, выступил с ответным предложением, медленно гладя его грудь, нежно целуя, всякий раз отрывая от созерцания происходящего внизу, опускаясь ладонями все ниже по телу. Майкрофт откинул голову на кафель; громкое «ах» утонуло в шуме воды, а за ним и стоны, и тихие увещевания не останавливаться; однако же, к его огромному разочарованию, другая сторона явно не была настроена на быстрые переговоры: выключив воду, Грег завернул его в полотенце и повел в спальню, не завершив начатого. Майкрофт, с вертикально стоящим членом, подчинился, не задавая вопросов. «С другой стороны», — думал он, — «если все время глотать, то никогда не придется сплевывать», — от чего заметно воспрял духом и, забравшись на кровать, сел на пятки, готовый привести свой отложенный план в действие. Грег сел напротив, вытянув ноги и оперевшись на руки, всей своей позой демонстрируя а) полное бесстрашие перед противником б) разрешение хоть прямо сейчас забраться на его член. Майкрофт приложил палец к губам, будто придирчиво оглядывая его, и едва сдержал смешок, когда его колючему, пристальному взгляду удалось невозможное: Лестрад покраснел, и это не было игрой света. Бесстыже развалившись на кровати, совершенно голый, с набухшим членом, Лестрад, состоящий на девяносто процентов из безудержной смелости и на десять — из неудержимой отваги, покраснел от одного его взгляда. Вот это, подумал Майкрофт, уже больше походило на приглашение, и, опустившись на четвереньки, подобрался ближе к будущей жертве, напомнив тому каймана перед последним броском в его жизни. Лестрад сглотнул. Длинный палец скользнул по его скуле, мазнул по щеке и остановился на губах. Грег вобрал его в рот, не мигая под гипнотическим взглядом. Мысли вышибло из головы напрочь, но он не винил себя: трудно было соображать, когда Майкрофт встал на колени, вынуждая его отодвинуться к спинке кровати и откинуться на подушки, чтобы расположиться между его раскинутых ног. Он приставил палец к его входу и, выводя дорожку из поцелуев вдоль его торса, опустился к члену. Грег подобрал колени повыше, не прекращая наблюдать за его действиями, намереваясь держать глаза открытыми так долго, как только мог, и не издать при этом ни звука. Палец при этом… Ох. Запрещенный прием. Чертов Майкрофт. Запрещенный прием. Нет? Майкрофт остановился. — Нет? — переспросил он с откровенной насмешкой. Грег только тогда заметил, что говорил вслух и сам же заставил Майкрофта медлить. Он пошевелил пересохшими губами, но с них не слетело и звука. — Я не слышу тебя. — Да, — прошептал он, содрогаясь от одного вида голого, но все такого же надменного Майкрофта. Тот снова опустился вниз и больше согнул его в коленях. Несколько минут спустя он приподнялся, чтобы поцеловать бессознательного Грега, который едва соображал, чтобы отвечать ему и делал это невпопад. Тот тяжело дышал, откинув голову и смотря на Майкрофта из-под ресниц. — Я хочу сесть на тебя сверху и трахнуть тебя так, чтобы ты в жизни не посмел говорить, что ненавидишь меня, — предупредил Майкрофт, заставляя его задохнуться от возбуждения. Грег выпрямил ноги и, наблюдая за тем, как тот усаживается сверху, безуспешно пытался справиться со сбитым дыханием, пока его буквально трясло от предвкушения того, как это будет. Когда Майкрофт направил его член в себя, он скривился и, привыкая к ощущениям, закусил губу. Их лица оказались очень близко друг к другу, когда Майкрофт, наконец, медленно начал двигаться. Грег смотрел ему в глаза, игнорируя то, как с каждым движением предательски подрагивает тело, чувствуя себя в плену у его взгляда. Майкрофт выглядел обманчиво расслабленным, насаживаясь на его член. Он чувствовал себя совершенно беззащитным, и так и было: встретив Майкрофта однажды, он оказался абсолютно и безнадежно порабощен. Отрицая это, он лишь усугублял собственную участь. Как в гипнозе, Майкрофт не сводил с него глаз, опускаясь на колени и, вильнув задом, медленно подаваясь вперед и вверх, сжимая его на пике. Грег зажмурил глаза, едва осознавая, что стонет при каждом его движении, и откинул голову на подушку. Нетнетнет… — Нет? — переспросил Майкрофт, не останавливаясь, — Нет? Поправь меня, но у меня создалось впечатление, что ты не был таким благоразумным, когда писал мне те смс. Тогда последствия не казались тебе неотвратимыми. Боюсь, что при всем желании, не смогу просто взять и забыть о том, что ты испытываешь ко мне ненависть. Видишь ли, Грегори, меня не оставляет в покое предчувствие, что я не смогу с этим жить. С этими словами Майкрофт резко опустился на его член и с наслаждением крутанул бедрами. Грег распахнул глаза, судорожно скривив рот. Майкрофт, которому при этом достался нелицеприятный эпитет, повторил свое действие еще раз, и Грегу пришлось подхватить его под бедра. — Нет? — переспросил Майкрофт убийственно вкрадчивым тоном, заставив почувствовать волосы на загривке. — Что ж. Будем надеяться, что ты забылся всего на минуту. Грег ослабил хватку, чуть приподнял его задницу, задавая темп, и Майкрофт поддался ему уже безропотно, двигаясь ровно так, как того хотели ладони. Это была их извечная игра, из которой никто не выходил победителем — да и не должен был: если бы однажды они вцепились по-настоящему, ни один бы не уступил другому. Каждый раз, когда они ссорились, постель была для них тем местом, где можно было выпустить обиды. Они продолжили заниматься сексом, не произнося при этом ни слова. В какой-то момент пальцы сжали бедра Майкрофта сильнее и требовательнее, и он задвигался быстрее и жестче, чувствуя приближение оргазма и отдаваясь ослепляющему инстинкту. Когда они кончили, он бессильно упал на Грега, прижимаясь к его плечу губами, все еще дыша в заданном ритме. Осторожно отстранив его, Грег встал принести полотенце, чтобы вытереть их обоих, по пути отпинывая в сторону свою рубашку, на которой, кажется, не хватало нескольких вырванных пуговиц. До встречи с Майкрофтом он считал, что такое бывает только в кино, но забыл об этом, когда его жизнь превратилась в один сплошной кинофильм смешанного жанра. Пока среди них преобладало порно, впрочем, он готов был мириться с рубашками и носить футболки. Швырнув грязное полотенце в корзину, Грег спустился на кухню, откуда вернулся с запотевшей бутылкой розового вина и банкой арахисовой пасты («единственный плюс работы на ЦРУ», как любил говорить Майк). На первый взгляд набор был странным, но Майкрофт, увидев его, закусил губу, выглядя при этом одновременно как ребенок в предвкушении рождественского подарка и как взрослый, увидевший самое эротичное, что только могло предстать перед его глазами, что было неудивительно, учитывая, что он все еще был голым. Майкрофт подвинулся на кровати, освобождая для него место, и провел зубами по нижней губе, выдавая нетерпение. Грег вручил ему бутылку и постарался не выдавать удивления — по правде говоря, он еще никогда не видел Майкрофта таким… беззаботным, если не сказать игривым. Он любил эти моменты, когда с ним Майкрофт отпускал себя. Это настроение передалось и ему самому. Майкрофт уже открыл вино и сделал щедрый глоток. Грег вскрыл банку и, зачерпнув пальцем немного масла, отправил его в рот, зажмуриваясь от удовольствия, за что получил чувствительный тычок пяткой. Грег пресек попытку забрать банку, отведя руку назад, и с усмешкой потянулся за поцелуем. Рот Майкрофта оказался полон вина, и это был самый мокрый поцелуй в его жизни. Вино стекало у него по подбородку и груди, и Майкрофт наклонился, чтобы слизать его. В награду Грег окунул палец в банку и позволил Майкрофту вобрать его в рот до конца, не сводя с него похотливого взгляда. Потом тот повторил то же самое, зачерпнув масло для Грега. У него никогда не было шанса. Грег размазал масло по чужим губам и, поспешив слизать его, оказался втянут в долгий поцелуй. Бутылка едва не опрокинулась на простыни, если бы кто-то из них не придержал ее. В итоге, большая часть масла оказалась размазана по частям их тела, причем Грегу досталось больше всего. Майкрофт принялся исправлять причиненный ущерб, слизывая его с кожи — разумеется, из одной лишь практичности — снова отправляться в душ ему не хотелось. Полбанки масла и бутылку вина спустя Грег расслабленно развалился на кровати, из-под ресниц наблюдая за Майкрофтом, который пытался сделать свои ладони менее липкими, потирая их друг от друга. Когда тот поднял глаза и наткнулся на смеющимся взгляд Грега, на его лице снова расцвела беззаботная улыбка, так поразившая Лестрада. Невероятно, — подумал тот, — как я вообще мог когда-либо на него злиться? Конечно же, он прекрасно знал как (очень легко), но контраст Майкрофта в природе и Майкрофта после (между?) секса вызывал в нем противоречивые чувства. Как и всегда в жизни, если хочешь иметь дело с удовольствием, придется иметь дело и с его обратной стороной, в том смысле, что многоликость Майкрофта была той еще головной болью — сдирая одну маску, ты не мог ожидать, что обязательно окажешься довольным тем, что под ней. Грег, в общем-то, давно смирился с этим, но Майкрофт умел по-настоящему удивлять. Как сейчас. Майкрофт допил остатки вина и отставил бутылку. Когда их взгляды снова встретились, он сказал: — Три, больше чем два, — и поманил его пальцем. — Мне нравится, что на меньшее ты не согласен, — промурлыкал он позже. В конце концов, запоздало думал Грег, подставляя шею под грубые поцелуи, «я поддаюсь греху, чтобы сделать эту жизнь сносной». Все оправдания до него уже придумали классики. Пока он с упоением брал Майкрофта сзади, в его голове не переставала звучать Странная Любовь Depeche Mode.