Дипломник

Чанёль в очередной раз ойкнул. Упаковочная бумага категорически отказывалась сотрудничать, второй раз проходясь по пальцу.       — Да что ты там такое делаешь? — раздраженно вопросил мужчина на той стороне телефона. — Из-за чего там можно ойкать каждые несколько минут и шуршать… бумагой? Ты шуршишь бумагой?! Парень, ты вообще в курсе, насколько раздражающе ты шуршишь бумагой прямо в микрофон? Усмехнувшись, Чан цокнул языком и устало вздохнул. Освещение в комнате было так себе, потому что всё, что мог, он увёз в общежитие, даже грёбаную настольную лампу. Вот теперь приходилось под светом фонарика упаковывать небольшой презент, от которого Бён совершенно точно не будет в восторге, но Чанёлю впервые было глубоко всё равно. Он коробку отдаст, а что с ней потом будет — не его ума дело.       — Ты что, порезался? — всё ещё допытывался мужчина. — Если да, то не смей тянуть палец в рот. Чанёль перестал шуршать бумагой по столу, застыв с пальцем во рту. Разумеется, дотянуться до упаковки салфеток было слишком… не по-чанёлевски.       — Пак Чанёль, — угрожающе протянул мужчина, — ты всегда такой идиот или только вдали от меня?       — Ну что Вы начинаете, господин Бён? — вздохнул Ёль. — И откуда Вы вообще знаете, что я порезался?       — Даже не спрашивай, как я это понял. Парень улыбнулся и, сложив выпирающий кусок бумаги, приложил заготовленный кусочек скотча к основанию. Разумеется, это было истинно чанёлевская, до невозможности кривая работа. Бён не выглядит человеком, который оценит подобные действия. Вряд ли он вообще заметит, что нарисовано на бумаге, но всё равно… Самому парню приятно, что он это делает. Пофиг на бумагу, с которой он копается полчаса, пофиг, что в итоге она будет разорвана — на всё пофиг кроме того, что Бён будет держать это в руках. Сегодня уже четверг. Третий день, как идёт дождь, практически не переставая. В доме пахнет теплом и стоит приятная тишина, потому что отец уехал на неопределённое количество дней по делам, а сестра ушла к подругам с ночевкой. Чанёлю нравятся такие моменты, когда внутри равновесие, а снаружи тишина, прерываемая только редкими шагами за дверью и стуком капель о стёкла окон.       — Как у Вас день прошел? — поинтересовался парень, практически закончив склеивать концы бумаги.       — Как обычно, — откликнулся Бён, через мгновение облегчённо вздохнув.       — Что делаете?       — Наконец-то лёг на кровать, — мужчина какое-то время слушал, как Ёль тихо дышит и неожиданно громко усмехнулся. Чан даже вздрогнул. — Ты так… пыхтишь, когда сконцентрирован на чём-то. И интонация у тебя сразу же меняется, когда ты задумчивый… Как сейчас помню: каждая самостоятельная — и у тебя такое выражение лица, как будто тебя заставляют резать человека, а потом… абсолютная концентрация, такая задумчивость, что аж руки сводит от желания разровнять эту чёртову складку между бровями. Тебе законом нужно запретить хмуриться. Чанёль тихо просмеялся, переворачивая коробочку другой стороной, чтобы закрепить уголки и там.       — Ещё скажите, что специально давали нам самостоятельные.       — Каюсь, грешен, — откликнулся мужчина. — У меня бывали плохие дни.       — Тогда неудивительно, что плохими эти дни были и у нашей группы, — усмехнулся Ёль.       — Иногда ты был единственным, что могло вернуть меня в норму. Неожиданное признание вынудило Чанёля замереть. Парень моргнул, словно по-новому взглянув на свои пальцы, удерживающие бумагу. На мгновение сердце сжалось настолько сильно, что Пак чуть не задохнулся, поднимая голову к окну. Капли продолжали настойчивые попытки пробиться сквозь стекло, и даже показалось, что непогода усилилась.       — Ты там дышишь? — усмехнулся мужчина. — Дыши, Чанёль, дыши. Люди иногда говорят такие вещи и это нормально.       — Странно слышать что-то подобное от Вас, — тихо проговорил парень, — обычно это я говорю подобные… сентиментальные штуки. Бён засмеялся и, Господь, Пак чуть не задохнулся от этого странного чувства. Как будто всё его тело заполнила не пойми откуда взявшаяся энергия и её стало так много, что нужно было бежать, кричать, двигаться. Или нет, как будто около Чанёля на огромной скорости пронеслась машина и кровь в венах замёрзла, застыла, заледенела. Нет! Как будто температура в теле резко опустилась в минус и также резко вернулась к плюсу. Сразу. Где-то к сорока. Предплечья покалывало от неожиданности. Как это было… приятно — слышать его, как будто Бён был совсем рядом и…       — Я так соскучился, — устало прошептал парень, прикрывая на мгновение глаза. Фонарик всё-таки разрядился, медленно угасая, оставляя Ёля практически без источника света. Перед глазами мелькали блики от окна, где беспрерывно со стеклом сражались капли. И если эта война никак не касалась Чанёля, то в этой, сердечной, он позорно проигрывал одному лишь мягкому: «Я тоже, Ёль».       — Совсем немного осталось, — чуть бодрее произнёс Бён. — До воскрес…       — Я уеду раньше, — перебил Пак. Всё его существо взбунтовалось, как только он подумал о том, что ему придётся остаться здесь полностью до конца недели. Нет, не в этот раз точно! Хватит уже, погостил. Всё равно бесполезная трата времени получилась: мама почти всё время была занятая своей работой, отец и вовсе (к счастью) уехал, а сестра… и сама была бы не против вернуться к себе в город.       — Смотри, чтобы не возникло проблем.       — Всё будет хорошо, — пообещал парень. Он включил фонарик на телефоне, пытаясь опереть его о лежащие книги на столе. Рабочее пространство снова озарило светом, но теперь на бумаге отобразилась сильно заметная клякса. Видимо Ёль, расчувствовавшись, слишком сильно сжал порезанным пальцем коробку и кровь выступила прямо на обёртку.       — Ну отлично, — цокнул он, оглядывая место пореза. — Как Вы относитесь к моей крови? Положительно?       — Не понял, — заторможено отозвался мужчина.       — Ну, Вы пили её на протяжении трёх лет, думаю, и сейчас не откажетесь немного отведать, — засмеялся Ёль, заклеивая-таки уголки и полностью завершая тем самым работу. — Ну всё, теперь пыхтеть не буду.       — Я не говорил, что мне это не нравится, — отметил мужчина. Улыбнувшись, Чанёль положил коробку в рюкзак, со стоном потягиваясь вверх. Разговор плавно перешел к погоде у собеседника за окном, уверив парня всё-таки сменить одежду на весеннюю. Вещей было не так уже много — зимних больше, но Ёль больше радовался тому, что немного потеплело и вроде бы можно в скором времени снова носить кеды. Разговаривать с мужчиной чем-то занимаясь было так… обыденно. Как будто Чанёль копается в чужом шкафу, раскладывая свои вещи, а мужчина сидит на кровати и наблюдает за ним. Говорить с ним, несмотря на возникающее молчание, было приятно. Вещи медленно заполняли сумки, оставляя после себя пустые полки. Бён моментами словно засыпал, и Чанёлю вспоминалось, как он сам заснул накануне экзамена, отказавшись отключаться от связи. Когда время перевалило за одиннадцать (а они обычно в это время прерывали связь), Чанёль успел уложить вещи в две сумки, подготовить рюкзак и обратить внимание на определённо затянувшуюся тишину. Тихо, очень аккуратно, как будто он находится рядом с мужчиной, Ёль позвал его и практически сразу услышал до такой степени задумчивый голос, что даже выровнялся.       — Ещё не спите?       — Нет, — со вздохом откликнулся мужчина, — пытаюсь представить, как бы выглядела эта неделя, если бы ты остался в городе.       — Она бы прошла просто великолепно, — разочаровано хмыкнул Ёль, — даже если бы Вы приходили домой в восемь вечера, даже если бы Вы были до такой степени уставший, что не было сил переодеться или поговорить — это всё было бы неважно.       — Ты идеализируешь, — вздохнул Бён.       — Я говорю то, в чем уверен, — тихо возразил парень. — Мне не всегда нужен прямой непосредственный контакт, чтобы… Вы были бы рядом — этого было бы более чем достаточно. Я очень чувствительный и тактильный, хотя стараюсь не проявлять вторую свою сторону. Иногда мне катастрофически необходимо касаться людей, чувствовать их, но чаще всего я просто наслаждаюсь тем, что мне дают. Плевать: молчали бы мы или разговаривали — мы бы были рядом, а это главное для меня. Мужчина ничего не ответил, и Чанёль продолжил заполнять опустошённые полки зимними вещами. Какое-то время стояла тишина, прерываемая короткими вздохами с другой стороны. После такого признания парень почему-то подумал, что мужчина несколько расстроился. Ему-то всё ещё нечего было противопоставить такой честности. Мастером был мужчина в другой сфере…       — Значит, ты тактильный, — неожиданно протянул Бён.       — Ну, да, — не понимая, подтвердил Ёль.       — Ты ведь помнишь, какие подарки я люблю? Смущённо уставившись на шкаф, парень угукнул.       — Чтобы ты там не упаковывал сегодня в обёртку — я ничего не приму, — заявил мужчина, — а если упакуешь себя — другой разговор.       — У меня нет столько бумаги! — усмехнулся Чанёль, отставляя сумки в сторону. — И я — не Ваш подарок.       — Тогда зачем мне что-то, если это будешь не ты? Парень немного растерялся, заваливаясь на жалобно скрипнувшую кровать. Внутри медленно поднималась буря, которую никто бы не смог унять. Нужно было срочно что-то отвечать, но, заведомо зная, что Бён найдёт, как вывести его из равновесия, желание поддерживать подобный спор пропадало.       — Затем, что это почти что я, только уменьшенная версия. Буду напоминать о себе, ментально раздражать Вас — сказка, а не подарок!       — «Сказка, а не подарок» — это когда ты вернёшься ко мне, и я наконец-то увижу тебя на своей кровати. Чанёль полноценно покраснел и простонал, закрывая лицо руками. Мужчина усмехнулся, спрашивая, чем он там занимается.       — Сгораю со стыда.       — Я бы посмотрел.       — По-моему Вам завтра рано просыпаться, — напомнил Ёль.       — Как это по-детски — переводить тему, — скучающе протянул мужчина.       — Ой, ну извините уж! — вспылил парень. — Но к сожалению всё, что я могу выставить против Вас — это смущение, неловкость и…       — Я разве говорил, что это плохо? — спокойно перебил Бён. — Представляешь, какой у меня размах? Мне даже интересно, в какой момент ты перестанешь смущаться, если мы всё-таки дойдём до секса.       — Не перестану. Мужчина усмехнулся, и Чанёль поспешно попытался завершить разговор, но мужчина не позволил, тяжело вздохнув:       — У меня ничего нет, чем я мог бы тебя порадовать. Зачем ты ставишь меня в безвыходное положение?       — У меня уже есть Вы, господин Бён, — улыбнулся парень, глядя в потолок. — Это всё, что сможет меня порадовать. А теперь ложитесь спать, ладно? Вам просыпаться через пять часов.       — Через пять с половиной, — после короткой заминки поправил мужчина. — Спокойной ночи, Чанёль.       — Хороших снов, господин Бён. Собеседник ожидаемо первый сбросил вызов, и Ёля ожидаемо скрутило на кровати от переполнивших чувств. Сердце билось рывками, гулко, с силой толкалось в грудную клетку, хотелось достать его оттуда и успокоить, как напуганного котёнка. В моменты, когда мужчина начинает мастерски выводить его из равновесия, Чан ничего не может сделать, подставляя себя под все стрелы, играя роль мишени. Нет, ему это не нравится, потому что это делает его чрезвычайно чувствительным. И даже сейчас, казалось бы, ничего такого не было сказано, но он сжался в комок, повернувшись на бок, а облегчение никак не приходило. Если бы только Чан был рядом с ним, он бы сто процентов полез целоваться или обниматься, а может быть его хватило бы и на что-то большее, только… Он находился так далеко, что никакая связь и произнесённые слова не могли заменить ему настоящий контакт. Руки ухватились за телефон, а голова отключилась. Как же много в Чанёле было эмоций! Я сейчас сдохну от того, как мне хочется быть рядом  Обнять Целовать Да что угодно, Боже Ясейчаспростосдохну — 00:34, Чанёль Блять, Чанёль — 00:35, Бён Я выезжаю сегодня же — твёрдо написал парень. Только попробуй не приехать до вечера… — 00:35, Бён Не буду спрашивать, что будет, если я приеду позже — 00:35, Чанёль Правильное решение Иначе ты сгоришь от смущения раньше Чем попадёшь в мои руки А я заинтересован в обратном — 00:36, Бён Блять… — 00:36, Чанёль

***

Сказать, что мама была недовольна таким «ранним» отъездом Чанёля, ничего не сказать. Это был не скандал, но что-то ближе к этому, потому что парня после этого существенно накрыло и даже Юра не смогла справиться с наплывом чужих эмоций. Мать бросалась обидными словами так, словно их заранее заучивала. Чанёль едва был в состоянии отвечать ей хоть что-нибудь, то прикрываясь учёбой, то незамедлительным требованием от кафедры вернуться раньше, а потом плюнул на всё и сказал, что у него в другом городе любовь, и он не видит смысла дальше оставаться здесь, когда все заняты своими делами. Собранные сумки уже стояли у входа. Чанёль, игнорируя просьбу сестры одеться потеплее, набросил на себя футболку с рубашкой, «лёгкую» парку, джинсы и обулся в те же ботинки. Юра перехватила у выхода, но уже тогда парня трясло от несправедливости:       — Она не понимает меня! Как я могу оставаться в доме, где мои чувства вообще ни во что не ставят?!       — Ты не можешь уехать на такой ноте, — тихо проговорила сестра и, словно разговаривая с ребёнком, попросила остаться хотя бы до трёх часов дня. По глупости Ёль поддался на уговоры, доверившись Юре, и поднялся к себе в комнату. Благо, мама не стала звонить отцу, иначе всё закончилось бы очень плохо. Они втроём пообедали, спокойно заново обсудили отъезд Чанёля, и мама его наконец-то отпустила. На часах было ровно три, когда Чанёль только-только оделся и вызвал себе такси. Погода на улице была не то чтобы ужасная, но близкая к этому: сырость пробирала через одежду, поднимался ветер и моментами срывался мелкий дождь. Чан лишь накинул капюшон на голову и пообещал маме, что обязательно переоденется в поезде. Менять вещи на более тёплые времени уже не было, а о том, что в сумках тёплой одежды почти нет, парень благоразумно промолчал. Машина доехала быстро, билет, на удивление, тоже удалось приобрести без проблем, но на позднее, чем предполагалось, время. Немного посидев в здании станции, уже через пятнадцать минут парень вышел на улицу и сел на ближайшую к его платформе лавочку. Телефон молчал, никто не писал с самого утра, пускай Ёль ждал сообщений только от одного человека. Пересмотрев ночную переписку, Пак смущённо передёрнулся и заблокировал экран — как раз наступило назначенное в билете время. Поезд, к сожалению, опаздывал, но Чан, окрылённый мыслью о том, что сегодня сможет встретиться с Бёном, даже не занервничал, не поддаваясь раздражению. С опозданием в семь минут, транспорт отправился сразу же. Пак представил тяжелую поездку, которая будет длиться для него больше обычного, и тяжело вздохнул. Поставив сумки под сидение, парень занял своё место у окна и сжался в комок, устраиваясь поудобнее. Хотелось заснуть и проснуться уже в городе, но это вряд ли могло осуществиться. Поэтому сначала он слушал музыку, потом переписывался с Карой, удивившейся его скорому возвращению, затем внимание заполнили игры. Путь, несмотря на полную увлечённость, казался утомительным. Чанёль очнулся, когда в поезде резко включился свет. Оказывается, стало очень темно, а на улице пошел снег. Вздохнув, Ёль понял, что они уже подъезжают и убрал телефон в карман. Уже через пятнадцать минут поезд остановился, и Пак сошёл на платформу, закидывая одну из сумок на плечо. Сегодня была пятница, предпоследний день начитки у Бёна. Возможно, если им повезёт, в воскресенье мужчина останется дома. Для начала нужно было заехать в общежитие и оставить там вещи. Мужчина скорее всего всё ещё был на работе несмотря на то, что на часах была половина седьмого вечера. Поэтому Ёль втолкался в первый попавшийся автобус с нужным ему направлением и сжался в углу, чтобы его не толкали. Усталость медленно накатывала, вынуждая прикладывать усилия для того, чтобы голова держалась ровно. В итоге, под конец пути, Чанёль просто сидел на своих сумках в углу между поручнями, откинув голову на стенку автобуса. Сил передвигаться не было. Едва парень переступил порог своей комнаты, как со стоном завалился на свою кровать. Нужно было разобрать хотя бы рюкзак, закинуть туда что-то тёплое и выйти поесть. Живот болел беспощадно. Вытащив из-под себя телефон, Ёль написал Бёну смс и устало поднялся с кровати. Он немного замёрз после поездки, нужно было сходить в душ согреться. А потом нужно было бы сходить в кафе. Если вдруг получится так, что они не смогут встретиться, Чанёлю всё равно нужно поесть. Душ занял не больше десяти минут, а подбор одежды столкнулся с ленью. Натянув другую футболку и рубашку, Чан надел джинсы, парку, закинул полупустой рюкзак на спину и закрыл дверь. Мужчина ответил спустя сорок минут одним лишь «Еду домой». Большего Паку и не надо было, к тому же, он уже как десять минут просто так сидел в кафе, оттаивая от неожиданного мороза и ожидая ответа. Быстро расплатившись, Чан вышел из здания и пошёл вниз по улице — там как раз была остановка. Едва он завернул за угол, как в глаза бросился магазин канцтоваров. Усмехнувшись, Пак быстро перемахнул через улицу, пока горел зеленый, и прошёл к отделу упаковки подарков. Купив небольшой кусочек упаковочной бумаги с темой ко Дню всех влюблённых, парень попросил у девушки ножницы со скотчем и вырезал одно большое сердце, которое приклеил на лоб. Удивлённо вытаращившись на Ёля, продавец едва не забыла попросить оплатить покупку. Накинув капюшон, Пак быстро вышел из магазина и двинулся к остановке, на которую только-только приехал нужный автобус — пришлось бежать. Разумеется, это было по-детски глупо, но всё равно прикольно. Чан открыл рюкзак, чтобы проверить, не выложил ли он подарок, и нашёл небольшую коробочку между зарядкой, документами, носками и наушниками. Машина Бёна уже стояла на парковке, поэтому парень сразу двинулся в подъезд, представляя их встречу. Звонок, мгновенно открывается дверь, и Чанёль улыбается, заметив, что пальто наполовину свисает с чужого плеча — Бён только-только приехал домой!       — Привет, — выдохнул Ёль, заходя внутрь. — Вы только приехали? Как я вовремя!       — Ты… — мужчина сконфуженно показывает указательным пальцем на капюшон. — Это что?       — Это подарок, — рассмеялся Чанёль, стягивая капюшон. Волосы завились, спадая небольшими кудряшками на лоб. Так и не сняв до конца пальто, Бён положил свободную руку на его шею и потянул к себе, сначала целуя прямо в холодную обёртку, а потом отрывая её зубами от лба. Чанёль расстегнул куртку и сразу же двинулся к чужим губам. Целоваться хотелось страшно, но холодные губы вместе с телом казались ватными. Даже рубашка под паркой казалась холодной, но это уже было неважно. Оторваться всё равно пришлось. Нужно было до конца раздеться и разуться, поэтому Ёль решился на это первый. Руки казались ледяными, пальцы почти что не слушались, несмотря на то, что он старался согреть их в автобусе. Когда он потёр ладони друг о друга, кожу закололо, но горячо никак не стало. Нужно было отклеить оставшийся кусочек скотча со лба и наконец-то вручить подарок. Едва Ёль вошёл в спальню, как мужчина показался в дверях и, быстро стащив с себя пиджак, мягко толкнул парня на не застеленную кровать.       — Моим рукам очень холодно, это так, к слову, — усмехнулся Чан, прикладывая ледяные ладони к чужому лицу.       — Мои губы очень мягкие и горячие, — жарко выдохнул мужчина, — это так, к слову. Тепло определённо стало, но не там, где нужно. Сбитый комок одеяла впивался в поясницу, не позволяя ровно лечь. Впрочем, куда там было ложиться ровно, если они и так наперекосяк накрыли собой кровать. Руки ожидаемо двинулись к рубашке, сразу же распахивая полы, и когда теплые ладони коснулись кожи — это было так… Чанёль застонал, слепо опуская ладонь на чужой галстук. Он мешал, опускаясь незакреплённой зажимом частью на оголившийся живот. Побоявшись удушить мужчину, Ёль слегка потянул за воротник рубашки. То, как Бён оторвался от него и грубо оттянул галстук двумя пальцами, буквально полностью его развязывая, отпечаталось в возбуждённом сознании надолго. Чанёль не знал, может ли он попросить мужчину снять рубашку, может ли он сам её снять с него, чтобы мужчина не отвлекался, но ужасно хотелось прикоснуться к чужому телу. Хотелось коснуться плеч, боков, обнаженной кожи в принципе. И пока губы были заняты, дрожащие ватные пальцы раскрывали петельки, освобождая тело всё больше. Плевать, что в комнате недостаточно светло, потому что никто не потрудился включить хотя бы настольную лампу! Главное было ощущение напряженных мышц под ладонями. Хотелось сжать плечи пальцами, ощутить, наконец-то, чужое тело так, чтобы не возникало больше сомнений ни в чем. Джинсы были наполовину стянуты, рубашка, даже футболка к чертям была свалена в сторону — на это Ёль уже не обращал внимание. Бён склонился над ним, оторвавшись на мгновение, словно пытаясь прицениться к Паку.       — Разденемся? — рассеянно предложил парень, приподняв бровь, следом уточнив: — Совсем.       — Уверен? — вопросил Бён, получив кивок. — Я буду прикасаться к тебе, ты же это понял?       — Я сейчас замёрзну ещё больше, — вздохнул Чанёль, мельком улыбнувшись. — Всё нормально, мы можем это сделать.       — Но секс — нет, — интонация была больше констатирующей, чем вопросительной. Смутившись, парень слегка покачал головой, и мужчина кивнул. Всё было, как в прошлый раз. Без настойчивости и требовательности, поначалу мягко и нежно, постепенно распаляя Пака всё сильнее. Да, это была банальная дрочка, но это было настолько необычно — попадать под чужое влияние, подстраиваться под кого-то, ощущать чужую ладонь на члене. Это было мега-необычно и от этого слишком ярко. Сердце билось, как сумасшедшее, дыхание без конца срывалось, сливаясь с чужими стонами. Губы, ладони, такой тесный контакт — это всё было не так, как Пак себе представлял. Это было по-другому: сильнее и ослепительнее. Бён был так уверен в своих действиях, словно уже сотню раз так касался Чанёля, словно уже досконально знал его тело и понимал, что нужно делать, чтобы вытянуть из него протяжный стон или шумный вздох. Страх коснуться Бёна прошел после того, как его руку настойчиво уложили на чужое бедро, а в ухо выдохнули: «Не бойся» Это было ахуенно. Чанёль, наконец, понял, что он на своём месте.