Дипломник

      — Слушай, насчёт ключей…       — Давай в другой раз, — устало откликнулся мужчина, удобно укладываясь на кровати. Ёль, никогда до этого не настаивающий, вдруг понял, что «другого раза» может и не быть. Бён был очень уставшим, у него болела голова, и он явно собрался закрыть глаза и как можно скорее заснуть. Но поговорить обо всём этом нужно было сразу, чтобы не оставлять недомолвок и… «другой раз» действительно мог не наступить.       — Это важно, нам надо поговорить об этом.       — В одиннадцать часов вечера? — слабо усмехнулся мужчина, не открывая глаз. — Ложись давай, закрой глаза, и сон придёт.       — Какая разница, который сейчас час? Нет, конечно же, тебе завтра на работу и ты не выспишься, но это правда нельзя откладывать на «потом». Я хочу объя…       — Чанёль, — мужчина раскрыл глаза, недовольно глядя на парня, — закрой рот вместе со своими глазами и засыпай. Пак заткнулся, глядя, как постепенно расслабляется чужое лицо. Мужчина снова закрыл глаза и стал ровнее дышать. Несмотря на то, что прошло больше трёх часов с тех пор, как они говорили на кухне, Бён всё ещё казался каким-то… не таким. Весь вечер он был слишком задумчив и практически не разговаривал с парнем, пусть они и лежали почти что в обнимку на кровати. Это был бы их обычный вечер, если бы не признание Ёля и истерика на кухне. И почему он так сильно зациклился на этом? Ну, подумаешь, небольшая травма! Ёль же смог с этим ужиться, перестал бояться ножей и людей — всё хорошо! Или, возможно, дело в теле парня? Чан поднял взгляд на мужчину и поджал губы. Ну… нет. Бён не выглядит человеком, который будет… негативно отзываться насчёт его тела или испытывать отвращение. Это ведь всего лишь шрамы, если Ёль (как и до разговора) не начнёт щеголять перед ним без трусов, то всё будет нормально. Не то чтобы парень сильно стеснялся своей спины, но показывать с определёнными намерениями явно не собирался. Разве это имеет значение? Он ведь не изуродован полностью! В целом, он вполне нормально выглядит, только вот задница пострадала… Да ну! Глупости какие-то!       — Если тебе будет неприятно, то я всё пойму, — тихо произнёс Чанёль. Чужие брови немного нахмурились, но глаза остались закрытыми.       — Что?       — Ну, я могу не… я имею в виду, что… если так случится, что я окажусь голый, то… — Ёль умолк, тяжело вздохнул. Мужчина раскрыл глаза, недовольно глядя на парня.       — То ты что? — вопросил он. — Попытаешься не оказаться голым? Усмехнувшись, Ёль слабо кивнул, смущённо взглянув на него.       — Блять, Боже, — вздохнул Бэкхён, закатывая глаза, — видимо, я никогда не примирюсь с твоей логикой. Меня не заботит, насколько плохо выглядят твои шрамы и мне всё равно, где они находятся. Меня задевает сам факт того, что они вообще на тебе есть, их причины появления и мысли о том, что они могут тебе так или иначе мешать жить.       — Они не мешают мне жить! — возразил Ёль.       — Правда, что ли? — вздёрнул бровь мужчина. — А сейчас у нас что? Интеллектуальная вечеринка? Разве твои мысли о том, что мне якобы будет неприятно — не проблема? Разве мысли и сомнения по этому поводу не мешают тебе жить? Я не говорю о физической твоей составляющей, Чанёль, я говорю о моральной стороне. Чанёль был готов всё отрицать, потому что прошло очень много лет борьбы с ситуацией и всеми вытекающими дополнениями. Он чувствовал себя нормально, как обычный человек, потому что шрамы — это тоже часть Чанёля, без них он — не он, но парень не знал, как всё это объяснить мужчине. Бён действительно переживал — это было видно по глазам, выражению лица. Чан вдруг почувствовал себя настолько виноватым за то, что всё это рассказал, что не даёт мужчине отдохнуть от этого вечера и самого себя… В голове была такая неразбериха!       — Прости, что заговорил об этом. Мы можем поговорить об этом завтра.       — Нет, уже не можем.       — Я не хочу, чтобы ты мусорил голову моими старыми проблемами. Тебе не нужно снова об этом думать.       — Я и не прекращал, — рубанул Бён, откидывая одеяло. — Не прекращал, понял? Я думаю об этом с тех пор, как услышал. Не надо думать, что это «старая проблема». Эта «старая проблема» становится новой, когда ты рассказываешь о ней кому-то. Это не синяк, а шрам, Чанёль, который ты обрёл в детстве. И это не то, что ты просто поскользнулся на полу, получил синяк и рассказал глупую историю. Это флешбеки от того, что я взбесился на кухне и показал себя слишком… эмоциональным рядом с тобой. Что, если бы ты вообще мне об этом не стал рассказывать? Что, если бы это произошло в момент реальной ссоры? Что было бы, если бы на самом деле сильно поругались? Ты бы начал задыхаться, я паниковать или раздражаться от того, что не понимаю, в чем проблема — это те вещи, для которых нужно время. Мне не хватает времени, Чанёль. Я должен это как-то уложить в своей голове, вбить в неё эту ситуацию и запретить себе вообще говорить о таких вещах на кухне.       — Мне кажется, ты преувеличиваешь… — попытался успокоить мужчину Чанёль.       — Нет.       — Бэкхён, — снова мимо.       — Нет! Мужчина сел на кровати, тем самым случайно стягивая с Ёля одеяло. Тогда и парень поднялся, только не знал, как подступиться, чтобы облегчить чужое состояние, а мужчина закрылся в себе, накрыв лицо ладонями.       — И эти блядские ключи… — вздохнул он, — Боже! Почему мы не могли об этом поговорить сразу? Ну и похуй, что я бы опоздал на работу!       — Бэкхён, пожалуйста, — умоляюще протянул парень, опуская ладони на чужое обнаженное плечо. — Всё нормально. Мы можем обсудить это позже.       — Нет, давай всё-таки дойдём до конца. Едва Бён взглянул на него, как что-то внутри Пака сжалось, не позволяя ни убрать руки, ни начать говорить. Глаза, такие чёрные и страшные впились в него, словно пытались уничтожить взглядом. Ёль впервые видел мужчину в таком состоянии и сказать, что он его пугал — это ничего не сказать. Бён действительно был… устрашающим. За всё время учёбы и их отношений мужчина всё время показывал минимум своих эмоций, выражение его лица всегда было холодным и теперь, когда открывается другая его сторона… Мужчина отвёл глаза, с силой потёр лицо ладонями, словно пытаясь снять эту маску с лица и вздохнул. Чанёль выдохнул вместе с ним, словно почувствовал, как тиски отпустили, и он снова смог нормально вдыхать.       — Наверное, теперь моя очередь говорить, как много во мне эмоций и что скоро я от них сдохну, — усмехнулся Бён. — Ладно, попробуем по-другому. Аккуратно опустив чужие ладони с плеча, мужчина поднялся с кровати и вышел из комнаты. Чанёль успел увидеть только голую спину и ноги, даже не успел среагировать, как мужчина пропал из виду. Вернулся он практически сразу. Принёс стакан воды и пачку сигарет. Надев штаны, он резко отмахнул штору вбок и раскрыл окно так, чтобы ветер не дул в сторону Ёля. Свет с фонарей прекрасно освещал чужое тело, но трепета не было. Были непонятные чувства, смешанные, смазанные, сменяющиеся одна на другую, никак не приходящие в равновесие. Чанёль заговорил не сразу, между первой и второй сигаретами, поняв, что мужчина не собирается останавливаться.       — Всё дело в том, что мы встречаемся не так долго, чтобы я имел право приходить домой в твоё отсутствие. Я не считаю, что мне можно доверять настолько, чтобы я находился здесь без тебя. Для меня дом — это место, где безопасно, где можно спрятаться от всего, как убежище. И я не считаю, что могу врываться на твою территорию в твоё отсутствие. Мужчина ничего не ответил и никак не дал понять, что вообще слушает. Чанёль застыл на кровати, замерев взглядом на человеке. Бён, казалось, смотрел в никуда — такой странный был у него взгляд. Пальцы словно механически подвигали сигарету к губам. Это было так… напряженно. На Бёна невозможно было смотреть. Всё его лицо буквально окаменело и даже глаза перестали выражать эмоции.       — Мы едим из одной посуды, моемся в одном душе, часть твоих вещей лежит в моём шкафу, ты пользуешься моим ноутбуком, мы спим с тобой в одной кровати, заботимся и нравимся друг другу. Я каждый день целую тебя, подвожу до универа, не боясь, что кто-то нас заметит, и мы живём с тобой в моём доме. Мы живём в доме, в который не ступала нога ни одного члена моей семьи или друзей, потому что я терпеть не могу, когда кто-то пытается ворваться в моё личное пространство. А ты мне здесь что-то заливаешь про доверие.       — Бэкхён…       — Скажи, что в тебе такого есть, что меня так переклинило?.. — безэмоционально вопросил мужчина, медленно продолжая курить. — Нет, нам определённо надо чаще говорить о таких вещах. Нельзя построить отношения, не разговаривая о личном. Я не удивлён, что ты мне всё ещё не доверяешь. Разумеется, прошло слишком мало времени, но эти четыре месяца прошли для тебя, Чанёль, — наконец, Бён затушил окурок о пачку, вложил его внутрь и закрыл окно, — а для меня прошло два года и четыре месяца. Ёль судорожно втянул воздух, думая, когда он начнёт задыхаться: сейчас или чуть позже, когда мужчина вернется на кровать. И он вернулся, но сел со стороны парня напротив, уставившись на сжавшийся комок одеяла.       — Может быть когда-нибудь до тебя дойдёт, что мне можно доверять, что меня можно любить также сильно, как я люблю тебя, — пожал плечами мужчина, по-прежнему не показывая эмоций. — И может быть когда-нибудь ты сам сможешь доверять себе настолько, насколько тебе доверяю я: себя, свою квартиру, свои мысли и переживания. Слов, чтобы что-то сказать, не было. Ёль чувствовал, что готов разрыдаться от стыда и горечи, прозвучавшей в чужом голосе.       — Знаешь, я же тоже люблю напридумывать себе всякого… Думал, если вдруг мне так повезет, если так получится, что ты клюнешь на мои попытки обратить на себя внимание, то у нас всё будет нормально. Не сразу, но будет. Я не представлял, что буду судьей сам себе и советником тебе. Не думал, что придётся так тяжело разжевывать обеим сторонам элементарные, казалось бы, вещи… Это же были всего лишь ключи, Чанёль, — привычно усмехнувшись, произнёс мужчина. — Всего лишь блядские ключи, а ты там что-то про доверие несешь, а я про то, что ты и так живёшь в моём доме — это же, блять, до ужаса очевидно. И так всё понятно, а мы вокруг да около ходим и никак не можем наконец-то понять, что ничего уже не нужно разграничивать. Нам уже нечего разграничивать и незачем. Чанёль накрыл лицо ладонями, понимая, что не в силах терпеть. Бён, со смешком, подсел ближе и приобнял его за плечи, медленно поглаживая его по спине. Всё действительно казалось очевидным, но было так трудно прекратить загоняться по поводу и без. Как понять, когда нужно уделять чему-то большее внимание, а когда нет?.. Сердце медленно возвращалось к нормальному ритму. Чужие руки продолжали поглаживать парня по плечам.       — Я не понимаю, почему так сложно, — вздохнул Ёль, отстраняясь. Он растёр ладонями слёзы по щекам и поднял на Бёна затуманенный взгляд. — Я доверяю тебе: чувствую себя в безопасности и знаю, что ты не станешь меня отталкивать в случае чего, знаю, что не предашь, не воспользуешься… но мне так тяжело принять это. Всё время думаю: заслуживаю ли? могу ли? имею ли право? Только хуже себе этим делаю. Я не знаю, как от этого всего избавиться.       — Если вещи, связанные со мной, вызывают в тебе сомнения, то давай обсудим их. Успокоившись, они легли в кровать, но сон не шел. Напряжение медленно рассеивалось, но тяжесть в груди от слов Бёна никак не проходила. Парень какое-то время возился в кровати, но под чужим взглядом в конце концов застыл. Мужчина подобрался ближе к нему и уложил на чужой бок ладонь.       — Ты в безопасности и спокойно можешь засыпать. Преодолев расстояние между ними, Ёль коротко поцеловал мужчину и запустил руку под чужую подушку. Глаза немного щипало, заставляя их слезиться, но так дерьмово он себя больше не чувствовал. Чанёль надеялся, что Бён чувствует такое же умиротворение, как и он.

***

Утро началось с поцелуев, кофе и возмущённого «Ты что, с ума сошел?». Разумеется, мужчине нужно было зайти прямо в тот момент, когда Чанёль надевал свои «замечательные» тончайшие вещи, и был очень этим недоволен, судя по нахмуренному лицу и резким движениям открывшегося шкафа.       — Ты вещи свои привёз? — вопросил он, оглядывая полки. — Где они?       — Да мне нормально будет, — отмахнулся Ёль, продолжая натягивать джинсы на ноги. — Всё будет хорошо.       — На улице ветер поднялся и снова похолодало, а у тебя легкая парка вместо нормальной куртки и рубашка с какой-то кофтой?       — Да всё нормально!       — Где твои вещи, Чанёль? — спокойно, но требовательно вопросил мужчина. Едва парень смущённо уставился на него, мужчина закатил глаза и выдохнул: — Нет, не говори мне, что ты оставил их дома.       — Ладно, не скажу. Цокнув, мужчина внимательно осмотрел чужие ноги в плотных тёмных джинсах, короткие носки и медленно поднялся вверх к рубашке и вязаному джемперу. Да тут сразу можно было понять, что парень напялил то, что было самым теплым в его вещах. Сейчас, после того, как ему стало немного лучше, они не могли позволить Паку снова слечь с температурой. Хватит с них подобных экзекуций! Чанёль вздохнул, когда ему скомандовали снимать весь верх, и неторопливо приступил к выполнению указания. Мужчина бросил в него свою поглаженную темную футболку и тот самый черный свитер, с горлом, плотной крупной вязки. Невозмутимо уставившись на парня, мужчина медленно стал переодеваться в свой костюм, начиная с брюк. Ёль… застрял. Конкретно так заступорился, разгладив на коленях чужой свитер. Боже, каким он был мягким! Парень взял себя в руки, натянул вещи и погладил себя по груди. Как же тепло и мягко! Или это не из-за свитера?..       — Спасибо. Разумеется, Бён ничего не ответил, занятый ремнем на брюках. Поправив ворот рубашки, он вздохнул и скомандовал идти на кухню допивать чай. После коротких переговоров они решили, что Ёлю нужно взять ключи. Бён сегодня мог вернуться позже обычного, а делать в общежитии парню нечего. Оперативно собравшись, они быстро доехали до универа и попрощались. Привычно поцеловав мужчину, Чан вышел из машины первый и двинулся к корпусу. Найти Кару не составило труда: она снова приехала чуть раньше, поэтому сидела в пустом кабинете в наушниках. Ёль плюхнулся рядом и спросил, какие сегодня должны быть пары — расписание он так и не посмотрел. У Бёна сегодня по расписанию первая пара выпадала из-за какого-то мероприятия, но он всё равно его привёз, прикрывшись какими-то делами, а вот со второй по четвёртую у него точно были занятия. Кажется, даже намечалось заседание кафедры. Чан откинулся на спинку стула и запустил руки в карманы, медленно очерчивая грани ключа от чужой квартиры. Сегодня он возвращается домой самостоятельно впервые. Пак настойчиво попросил показать ему, как именно открывается дверь, попробовал несколько раз открыть и закрыть, и только после этого согласился забрать их с собой. «Это же всего лишь ключи, Чанёль…» — слышится в голове голос Бёна. «Но это не всего лишь ключи, — мысленно возражает Чанёль, коротко улыбнувшись, — это далеко не просто ключи».       — Говорят, скоро конференция начнётся, — вздыхает подруга, сняв наушники. — Опять придётся сидеть на этом дерьме, слушать какую-то чушь…       — Сначала преподавательская, потом студенческая? — уточняет Ёль.       — Скорее всего. Я думаю, затянется дня на три точно, но нас как обычно пригласят послушать членов кафедры. Устало вздохнув, парень лег на парту и закрыл глаза. До звонка оставалось десять минут. Пары проходили медленно и скучно. Чанёль едва мог держать глаза открытыми, потому что ночью толком поспать не удалось из-за разговора, а под утро он еле уговорил себя подняться с кровати. Изо всех оставшихся сил, Чан буквально лежал на парте, разрисовывая поля на тетради. Ужасно хотелось уйти домой и лечь в кровать, желательно, чтобы это всё осуществилось в ближайшие полчаса. Пак проверил телефон на наличие оповещений, затем полностью его разблокировал и зашел в чаты. Бён висел где-то посередине, они давно не переписывались, зато последняя их переписка была довольно… интересной. У тебя точно будет заседание кафедры? — 14:30, Чанёль Точно. Приеду часов в шесть-семь — 14:33, Бён Мне что-нибудь приготовить?  Что-нибудь хочешь? — 14:33, Чанёль Оставлю выбор за тобой — 14:35, Бён Вздохнув, парень попытался вспомнить, что у них есть в холодильнике, и решил не готовить ничего грандиозного. У них всё еще был суп в случае чего, и небольшая часть сваренного риса. Возможно, он приготовит пару небольших блюд на один приём пищи — этого будет достаточно. Звонок прозвенел чуть позже обычного, но Пак уже был собран, оставалось только забрать парку и выйти из корпуса. Домой хотелось жуть как. На дорогу ушло не так много времени, как парню думалось. Автобус подъехал как раз вовремя. Кара, заметив, что он садится в транспорт под другим номером, ничего не сказала, помахав ему рукой. Ей же пришлось стоять на остановке. Заходить в дом было… ново. Ёль вставил ключ, провернул его несколько раз, как показывал мужчина, и нажал на ручку. Дверь поддалась сразу же, теперь нужно было закрыть её изнутри и всё. Парень даже присел на небольшое кресло у входа, переводя дыхание. Это было так… так, как будто это его дом. Он пришел к себе домой. Он и правда пришёл к себе домой. Звучит… странно, конечно Но я дома И здесь так непривычно без тебя — отправил он сообщение Бёну через полчаса после последнего сообщения. Звучит правильно — переслал ему сообщение мужчина через пару минут. Парень улыбнулся. Нужно было переодеться. Неожиданной звонок телефона перебил все положительные мысли. Чанёль уставился на экран, не зная, что ему делать: сбросить или принять вызов. Разумеется, звонила мама. Откашлявшись, Пак глубоко вдохнул и принял вызов. Стандартные вопросы с классическими ответами заняли не больше десяти минут, парень успел переодеться, разговаривая через Громкую связь, и даже поставил чайник на плиту — резко захотелось чего-то горячего.       — У тебя правда всё хорошо? — вопросила женщина. — Ты сейчас в общежитии?       — Да, мам, всё нормально, — вздохнул он, — немного с погодой не угадал, но хорошо, что у меня здесь остались теплые вещи. На том конце ненадолго замолчали. Пак прогремел кружкой, налил себе чаю и спросил у мамы, почему она замолчала.       — Почему ты мне врешь, Чанёль? — вопросила она. — Тебя не было в общежитии уже много дней. Удивлённо уставившись на телефон, парень несколько раз вдохнул и спросил, с чего она это всё взяла.       — Мне звонили из твоего университета, методист. Она сказала, что не может до тебя дозвониться и поэтому набрала мой номер, чтобы узнать, проживаешь ли ты в общежитии, а если нет, то почему числишься в списках. Твой пропуск скоро будет заблокирован.       — Да бред какой-то, — отмахнулся Ёль, — я буквально вчера там был. Проспал полдня.       — Ты ещё и на занятия не ходишь?!       — Да не в этом дело, — нахмурился парень. — Мам, у меня всё нормально и пропуск не может быть заблокирован до конца года. Его обновляли в начале прошлого семестра. Он будет недействителен только после того, как я получу диплом. Ты вообще уверена, что тебе звонили из универа? Мне никто не звонил в последние дни, а даже если и звонил, то почему тогда не спросили у старосты — глупости какие-то.       — Я не знаю, что у тебя там происходит, но мне это очень не нравится, Чанёль.       — У меня всё хорошо, мам, — вздыхает Пак, — да, я иногда ухожу к другу с ночевкой, но не больше, чем на несколько дней. Это всё глупости какие-то. Немного помолчав, женщина предупредила, что на днях позвонит снова, и отключилась. Определённо происходило что-то непонятное и нужно было во всём разобраться. Паку действительно звонил какой-то номер, пока он был в лихорадке, но заметил-то он это только сейчас в списке пропущенных вызовов. Ёль набрал номер Кары и приложил телефон к уху. До прихода мужчины оставалось три с половиной часа.