Не за что, обращайся. Значит начнем с завтрашнего дня. Постарайся не засиживаться до трех ночи.
Содержание «весточки» значительно успокоило, но при этом озадачило европейца. Союз адекватно воспринял его глуповатый поступок, вот только было не понятно, откуда коммунист был в курсе про бессонницу, которая мучала арийца с того злополучного дня. Не желая больше обременять себя неприятными мыслями, Рейх, наконец-то решил разобрать, теперь уже точно, свои вещи. Одежда выглядела хорошо, было даже слегка непривычно снова увидеть подходящий ему в пору размер. Что пробудило в нем желание тут же примерить обновки, тем более, с их появлением, было как-то некрасиво продолжать носить чужую одежду. Единственной проблемой было отсутствие возможности посмотреть на себя со стороны, хотя, рассудил немец, если открыть дверцу шкафа, находящегося на другом конце комнаты, под определенным углом, то, но сможет лицезреть своё отражение на кровати, но звать на помощь ему, определенно, не хотелось. Уже на середине пути ариец пожалел о своем упрямстве. Первая идея, и единственная попытка, идти — с треском провалилась и непослушные конечности чуть не отправили своего хозяина целовать паркет. Вторая, на первый взгляд, более удачная задумка — ползти, сначала неплохо оправдывала себя. Немец даже добрался до злополучного шкафа и настроил положение зеркала, но осознал, что сил ползти обратно нет, а точнее, руки ужасно ломило. не лучшим планом было опираться всем весом на только зажившие кисти. Добравшись, а главное забравшись на кровать, он был почти горд собой и радостный начал примерять одежду. Стянув с себя мешковатую футболку, нацист, впервые за долгое время, смог видеть своё тело освобожденным от всех бинтов и повязок не только в промежутке перевязок. С интересом рассматривая себя, он подмечал новые шрамы, на не без того не особо приятно выглядевшей коже, а также то, что он походил, а точнее терял спортивную форму, из-за чего начинал казаться слишком худым. Одежда подходила замечательно, и по размеру, и по фасону. Японская Империя, как всегда, очень ответственно отнеслась к порученной ей задачи, так что немец не забыл поблагодарить и её. Из всего предложенного разнообразия, он предпочел остановить свой выбор на спортивных штанах и, как ему раньше казалось, однотонной футболке, но в реальности на черном фоне белыми буквами было выведено «Scorpions», что, впрочем, не сильно мешало немцу. Сложив остальные вещи так, как ему было удобно, ариец понял, что за таким спокойным и созидательным процессом, ему удалось успокоиться. Пользуясь моментом, он удобно устроился на кровати и начал делать зарисовки всего, что приходило на ум.***
— Рейх, просыпайся. Есть пошли, ты и так обед проспал. — Союз уже добрых пять минут пытался растормошить спавшего немца, на что последний, лишь неосознанно отмахивался. После обнаружения записки подложенной в ноутбук, СССР справедливо решил, что, если ариец не пожелал присутствовать при прочтения этого «послания», то поднимать эту тему в дальнейшем не стоило, хотя и хотелось поговорить. Коммунист был удивлен содержанием написанного, фриц начинал, возможно неосознанно, показывать совершенно другую сторону своей личности. Неожиданно для себя, русскому было радостно на душе от таких перемен. Он бы и дальше мог придаваться раздумьям, при этом смотря на спавшего в окружении аккуратно сложенных стопок одежды и барахла для рисования, немца, но их уже дожидался ужин. Союз, руководствующийся собственными принципами, не мог позволить своему временному «сожителю» пропустить два из трех приемов пищи. Напоследок окинув комнату взглядом, русский приметил приоткрытый шкаф, но не придал значения этой странности. — STEH AUF REICH! (ВСТАВАЙ, РЕЙХ!) — гаркнул, не без удовольствия, русский. Последующая картина была прекрасной. Ариец в страхе и непонимании подскочил на кровати и шокировано уставился заспанными глазами, на гаденько ухмыляющегося коммуниста. — Ты не хотел просыпаться, я перешел к радикальным мерам. Пойдем кушать? — любезный тон, сопровождающийся лучезарнийшей улыбкой в 33 зуба, вывили немца из себя. — КЧМ ХЧССК ДХ — наплевав на все, прохрипел нацист, стараясь показать мимикой, интонацией и выражением пауз между гипотетическими словами то, что не мог передать речью, и кажется, у него это отменно получилось, настолько, что СССР знатно прихринел от такого поворота событий. — Ладно, ладно, я понял. — Союз, даже, в шутку, поднял руки в жесте «сдаюсь» — Не злись ты так, прости меня, пожалуйста, больше такого не повторится. — европеец, почему-то очень странно отреагировал на сказанное, он казался удивленным, или лучше выразится пораженным, что в очередной раз постарался утаить от чужих глаз. — Что на этот раз не так? — скептически уточнил русский — Давай, признавайся, какой скелет в шкафу меня поджидает, мне с тобой ещё уживаться и будет разумным если я буду в курсе. — звучало далеко не располагающе к себе, но, зато, было чистой правдой. От этого Рейх поморщился, было паршиво. — Я ж не отстану. — оценив все «за» и «против», он решил написать правдивый ответ. Врать в любом случае было бессмысленно. Всё до безобразия банально. Мне просто никогда не говорили: «Спасибо», «Извини», не отмечали каких-то моих успехов и тому подобный, не особо нужный, бред, поэтому меня немного напрягает твоё отношение ко мне, особенно, учитывая прошлое. Это всё что тебя интересует, на данный момент? — передавая записку немец старался выглядеть максимально непринужденно, но вопреки собственному желанию, всё же скрестил руки на груди, в защитном жесте. — Ну, это пиздец, конечно, но пренебрегать обычной вежливостью и уважением, я не собираюсь — буквально чувствуя странную смесь горечи и смирения, которые отражались в его взгляде, растерянно пробормотал СССР, смотря, то на листок в собственных руках, то на автора «признания» — Ясно. — Союз сделал глубокий вдох, продолжая говорить уже более спокойно и уверенно. — Просто, наконец, пошли есть. — он никогда не умел нормально утешать или сочувствовать, да и не думал, что в этой ситуации, такое поведение будет уместным, так что просто перевел тему. Немца, впрочем, это тоже вполне устраивало.***
Ужин проходил не без конфузов. Рейх был твердо уверен, что, теперь-то его начнут слушаться собственные руки, от этого очередной провал в виде разбрызганного во все стороны, из-за тремора кистей, борща, воспринимался немцем особенно остро. Окрыляющее чувство хоть малой, но самодостаточности, начало сходить на нет. — Не вешай нос, Москва не сразу строилась. Всё будет хорошо. — русский со своими напутствиями лишь ещё больше раздражал, что заставило нациста, окончательно сорваться. Что ты заладил. «Всё будет хорошо. Всё будет хорошо». Я чертов жалкий, беспомощный инвалид, который даже ложку сам не в состоянии держать! Что, блять, по-твоему будет хорошо? — привнесённая монотонным компьютерным речь, давала явственно понять — у арийца начинался нервный срыв. Коммунист не понаслышке знал, насколько это отвратительное и не контролируемое состояние, видя его в разные периоды своей жизни, у людей из собственного окружения. Ему приходилось видеть припадки, слезы, гнев и бессилие. Каждый случай был своеобразен, но он четко помнил одно: нужно, по возможности, скорее, остановить такое состояние. — Рейх, послушай, постарайся успокоиться. — как можно спокойней и располагающе попросил СССР. — Хорошо, если тебя это так раздражает, я больше слова не скажу на эту тему, но всё же, давай, сейчас ты поешь, а потом я отнесу тебя в ванну, что ты мог помыться и переодеться. — говоря это, Союз аккуратно подсел чуть ближе — Тебе нужна помощь? — спокойствие и доброжелательность русского содействовали в том, чтобы ариец начал потихоньку приходить в себя. От осознания содеянного, он даже начал испытывать смутное чувство, похожее на стыд, который так давно не посещал его. Ему захотелось извиниться. Прости, меня, пожалуйста. — передавая блокнот, который последнее время, вместе с карандашом или ручкой, немец всегда таскал с собой, он успел трижды побледнеть, дважды покраснеть и пятнадцать раз захотеть сдохнуть. Помимо того, что нацист никогда не слышат слов вежливости в свой адрес, так и сам крайне редко прибегал к их использованью, принимая всё, как должное. Так что данный жест с его стороны, казался ему ужасно глупым, и заслуживающим высмеивания его жалкой попытки. — Конечно, не переживай ты так, всякое бывает. — в очередной раз европеец был поражен тем, как просто русский буквально отмахивался от ситуаций, как будто делал что-то совершенно незначительное и не заслуживающее внимания. В посторонней помощи в исполнении гигиенических процедур, немец впервые полноправно мог отказаться, коей возможность сразу же воспользовался, несмотря на скептическое отношение русского к данной затеи, хотя, нужно заметить СССР не настаивал оказании помощи, понимая мотивы оппонента. Как только дверь ванной комнаты закрылась, Рейх ощутил невероятное спокойствие и радость. Впервые он, не без затруднений, но мог начать самостоятельно выполнять простые бытовые задачи. Так же он впервые за долгое время остался на едине с собой в это момент, что делало принятие душа кратно менее позорным и стыдным процессом. Комната была в целом небольшой, поэтому сейчас он сидел на табуретке, специально для этого принесенной, рассматривал себя в зеркале, висящем над раковиной и держал в руках чистые вещи. Налюбовавшись собственной измазанной в супе физиономии, ариец отложил на находящеюся за его спиной стиральную машину, одежду и придвинулся ближе к рукомойнику чтобы умыться и заранее почистить зубы перед сном. Следующим этапом было избавится от грязной одежды, что оказалось сложней, чем предполагалось изначально, и включить воду. Перебравшись на бортик ванны, опираясь на стиралку и табурет, немец поморщился от соприкосновения холодного материала и голой кожей. (Жопа мерзнет☻) Настроив в конечном итоге воду на приемлемою температуру, он наконец-то мог аккуратно забраться в ванну. Тут же показал себя первый минус отсутствия помощи. Жаждая скорей остаться в одиночестве, нацист совершенно не заметил, что лейка была зафиксирована в держателе на стене и самостоятельно он снять её не в состоянии, поэтому вода просто лилась на него сверху. Не сильно расстроившись, но на будущее запомнив свой просчет, он, взяв мочалку и гель для душа, отполз чуть по дальше, туда, где вода не доставала его. Уже смывая с себя пену и шампунь, находясь под струями теплой воды, которая приятно, будто обволакивала его тело. Немец почувствовал невероятное облегчение и одновременно с этим колоссальную уязвимость, которую не ощущал, кажется, никогда ранее. Подобрав к себе и обхватив согнутые в коленях ноги, он затрясся мелкой дрожью. По его лицу начали стекать слезы, почти сразу же смешиваясь с обычной водой. Он позволял им просто течь, не сдерживая себя, зная, что шум струй, бьющихся о дно, заглушат любые звуки. Выпуская скопившиеся за долгое время эмоции, ариец чувствовал себя значительно лучше. Для него это было, своего рода частью принятия. Принятием совершенно нового, «нормального» отношения к себе. Впервые ему позволили почувствовать себя реально равным, только потому что он есть, не требуя чего-то взамен. Осознание этого заставляло улыбаться через слезы. Улыбаться и надеться на лучшее. Москва не сразу строилась. Всё точно будет хорошо — теперь немец был уверен в этом. — ЭЙ, ТЫ ТАМ НЕ УТОНУЛ ЕЩЁ?! — его приятные размышления прервал неожиданный вопрос из-за двери. «Нет» — поспешно отстучал азбукой Морзе, нацист. — Ну хорошо! Ладно, не буду мешать. — сразу же послышались шаги, отходящие в противоположном направлении. Решив, что и в правду, он тут засиделся и пора выбираться, европеец в последний раз подставил своё лицо под горячие струи, запрокинув голову и позволяя воде смыть остатки его слез. Выбравшись из ванны, обтерпевшись полотенцем и надев на себя чистые вещи, нацист вял телефон, чтобы позвать Союза, и тут осознал, что пробыл тут около получаса, если не больше, не удивительно, что его хватились.***
— Что сейчас собираешься делать — поинтересовался русский, входя в комнату. — Спать хочу — коммунист был удивлен таким откровением, так как на часах было всего без пяти минут девять, но лезть с расправами не стал — Отнесешь меня? — Естественно — Союз легко подхватил арийца и направился в спальню. — Слушай, а почему у тебя лицо такое красное, что, кипятком умывался? — немец кривовато ухмыльнулся и только кивнул в ответ. — Ну, Спокойной ночи, Рейх. — попрощался СССР, когда помог подопечному удобно устроиться на кровати. И тебе спокойной ночи, Союз — ответил фриц, ликуя и благодаря высшие силы, что бумага не может передать его радости. Оставаясь лежать в темноте, Рейх, так же, впервые на последний месяц, не чувствовал иррационального страха. Этой ночью ему удастся уснуть быстро и не просыпаться от кошмаров, каждые два-три часа, не только от накопившийся за весь день усталости, но и из-за приятного чувства умиротворения, которое заставляло поверить его, что всё ещё только впереди.