Проснувшись ближе к утру, СССР был не в восторге от происходящего. На экране телефона высветились слишком яркие цифры, которые оповещали о том, что наступило ровно пять тридцать утра. Только русский хотел встать и размять затекшие мышцы, то заметил, что на его ногах удобно уместилась немецкая конечность.
— Вот черт — прошипел себе под нос, коммунист. Пробыв заложником ситуации еще двадцать минут, он решил, что пора что-то менять, пока собственное тело окончательно не занемело от одной позы. После некоторых раздумий Союз решил, что лучшим выходом будет просто приподнять чужую ногу за штанину и аккуратно переложить на кровать, но как только этот план начал приводится в жизнь, немец проснулся. Совет, не ожидавший такого поворота событий, застыл от удивления. Так они и играли в гляделки примерно минуту, пока до русского не дошло, что неплохо было бы уже отпустить чужую конечность. — Эм-э. Привет, я всё объясню. — Союз немного смутился от происходящего, всё же неправильно кого-либо трогать без их ведома и согласия, особенно во сне. — Прости, просто твоя нога лежала на моей, а мне нужно было встать, я не хотел тебя тревожить. Сейчас достаточно рано, лучше поспи ещё. С тобой нужно посидеть? — после этого вопроса коммунист ожидающе уставился на европейца, который продолжал без движения смотреть в сторону собеседника.
Сначала Арийцу казалось, что на него странно пялятся, пока он не осознал, что сам не подаёт никаких признаков жизни, кроме открытых глаз. Заторможено помахав рукой в приветственном жесте на всё сказанное русским, немец попытался принять сидячее положение и переварить произошедшее за последнее время, пока Союз встав со стула, начал делать зарядку. Впрочем, нацист почти не обратил на это внимания, его собственное состояние интересовало его больше. Поначалу ему вообще показалось, что он не спал вовсе, ощущения были такие, будто он открыл глаза спустя какие-то минуты после их смыкания, но начинающийся рассвет за окном и пусть незначительное, но всё же улучшение состояния, говорили об обратном.
Сколько время? — растирая заспанное лицо и жмурясь от первых солнечных лучей, попадающих в комнату, немец передал записку. От такой забавной картины, Союзу захотелось по-доброму усмехнуться, ему даже стало казаться, что фриц выглядит мило и как-то по-домашнему, от таких мыслей у него начали краснеть щеки, что сейчас он мог оправдать утренней разминкой.
— Почти шесть. Спи, я вернусь минут через десять. — перед уходим, русский предусмотрительно задвинул шторы, что бы лишний свет не проникал в помещение.
Оставшись наедине с собой, СССР отчитал себя за такие странные мысли и действия, ведь в действительности у него не было причин уходить, что свидетельствовало о совершенно глупом побеге неизвестно от чего. Сиюсекундное возвращение тоже казалось странным решением, так что коммунист неспешно поплелся на первый этаж, выпил воды и сделал пару кругов по гостиной, размышляя в какую очередную авантюру он успел ввязаться. Хотелось спать, экстремальный сон на стуле не шел на пользу и так больной спине, преодолев соблазн доспать оставшиеся часы в собственной кровати, он взял с собой наверх графин воды с двумя кружками и первый попавшийся на полке рассказ, понимая, что поспать ещё не выйдет.
В это же время, ариец лёжа на кровати, в тысячный раз обдумывал произошедшее. С одной стороны, он, впервые за долгое время, по-настоящему поспал, не видя ни кошмаров, ни снов, но с другой стороны всё это было достигнуто ценой личного пространства европейца, которое, к слову он очень берег. Чего для него только стояло, проснувшись увидеть, что его схватили за ногу, нацист бы точно пнул за такую наглость или хотя бы отдернул ногу, если бы мог. Правда, в последствии очень скоро было выяснено, что он сам виноват в сложившейся ситуации, от чего немцу стало совестно, за свои изначальные намерения. Перед тем, как Совет ушел, фриц даже осмелился предположить, что теперь и вовсе перестал страдать бессонницей, раз ему удалось так просто уснуть, но эта теория рассыпалась в прах, как только Рейх вновь остался на едине, тревожные мысли опять стремительно заполонили его разум.
— Я принес воду, будешь? — уточнил русский, раскладывая принесенные предметы на прикроватной тумбе. Получив согласный кивок в ответ, протянул фрицу кружку, наполненную жидкостью. — Я смотрю, моя теория подтвердилась? — с усмешкой уточнил Совет, смотря на слегка помятое лицо европейца, что немного смутило последнего. — Ну что ты на меня так смотришь? Просто мысли в слух, а ты лучше ещё подремай, спал-то всего три часа, не больше, я пока роман почитаю. — СССР вновь устроился на стуле и уткнулся в книжку, не замечая ничего кругом. Не то, чтобы он предпочел нескольким часам сна, чтение «Призрака оперы», но сейчас ему отдых требовался не на столько сильно, так что Союз придержал свой эгоизм при себе.
Немец же просто лежал спиной к читающему, с глупой ухмылки, такое отношение к его персоне было чрезвычайно приятным, но уснуть, зная, что за твоей спиной кто-то есть, не позволял, натренированный годами, инстинкт самосохранения, к слову, почти сразу начало выбешивать. «Спать в одиночестве я не могу, спать в присутствии кого-либо — я не хочу. Замечательно!» — рассуждал у себя в мыслях нацист, попутно ворочаясь. Так продолжалось бы и дальше, если ариец не услышал бы сопение порой переходящие в тихий храп. Аккуратно перевернувшись на другой бок, Рейх увидел уснувшего Союза. Обратив свое внимание на телефон, немец с досадой осознал, что прошло уже добрых сорок минут, а сон всё не шел, так в добавок под ухом ещё и храпеть начали, но вопреки ожиданиям, это не стало помехой. Рассматривать спящих это вообще не лучшая идея, но видя, да ещё и слыша, что его не оставили одного, и при этом не пытаются убить, фриц значительно успокоился, а в последствии смог задремать.
А вот просыпаться пришлось им одновременно, причиной тому послужил будильник СССР, который исправно, как и все дни до этого, оповещал, что наступило ровно одиннадцать часов, а, следовательно, и время готовить обед. Услышав приевшуюся за годы мелодию, русский скривился, то ли от отвращения к ней, то ли от новой порции ноющей боли в спине и шее, пришедшей после ещё четырех часов сна в «изумительных» условиях, но вероятие всего, от совокупности этих двух факторов.
У арийца же дела обстояли куда лучше, значительно лучше. Он даже позволил себя блаженно потянуться и издать совершенно непонятный звук, который при этом был призван выразить довольство немца прошедшим сном, перед тем как принять сидячее положение и лицезреть своего оппонента, который сейчас походил на памятник вселенской печали, всё же сон сидя давал свои плоды.
— Что ж, ты уже не походишь на мертвеца, так что думаю, можно уже вставать и идти завтракать — вопреки своему виду, бодро предложил коммунист, — Хотя видок у тебя ещё тот! — не упустив момента. — прокомментировал он помятое лицо немца.
Сам-то ненамного лучше — ответ не заставил себя долго ждать, но Союз будто не заметил его, совершенно никак не отреагировав.
***
Завтрак-обед, который в этот раз состоялся ближе к часу дня, прошел без особых происшествий, как и последующий день, распорядок которого, несмотря на сдвиг в целых пять часов, существенно не изменился, разве что работу русский предпочел перенести на поздний вечер, во имя экономии времени. После еды был запланированный, но немного урезанный перерыв, за которым последовало их обязательное занятие, которое было решено временно скорректировать, а точнее на несколько дней полностью упразднить физические нагрузки для скорейшего восстановления немца. Вместо этого особое внимание было уделено попыткам восстановления моторики пальцев и попутному изучению жестовых языков.
Первые результаты не заставили себя долго ждать. В сознательном не предобморочном состоянии ариец очень быстро и качественно усваивал нужную информацию, для него это даже стало своего рода вызовом: скорее научится свободно общаться, для начала, простыми предложениями, не прибегая к справочникам и подсказкам.
Для СССР же всё было не настолько оптимистичным. Он хоть и обладал не плохой памятью, но отнюдь не лучшей, так ещё тихо скатывающийся в небытие режим сна, окончательно всё портил. От банального «Поработать пару часиков перед сном» всё за каких-то десять дней превратилось в работу, да и чего таить, жизнь исключительно по ночам. Всё остальное время коммунист просто просыпал, с систематическими ежедневными перерывами на готовку и поглощение еды, да «банные» процедуры, в последние дни, нередко, даже пропуская занятия.
Вот именно на этом моменте Совет понял, что срочно нужно что-то менять во всём происходящем и так продолжаться больше не может. Помимо очевидной причины, что он абсолютно сократил время взаимодействия со своим сожителем, котором к слову, в силу некоторых обстоятельств всё ещё требовалась, если не постоянная, то достаточно частая помощь, а также, не говоря об общении, но и такой образ жизни совершенно не подходил хозяину дома, который был отнюдь не «совой». Нациста наоборот всё устраивало, а точнее он просто свыкся с ситуацией, понимая, что невозможно ночами сторожить его тушку и при этом по утрам быть бодрым и полным сил, и так же осознавая, что он не имеет права осуждать кого-либо за желание спать в удобной кровати, а не сидя на деревянном стуле. Труднее всего приходилось с бытовыми вопросами, даже что бы просто выпить воды, ему приходилось удерживать собственный вес почти что полностью на руках, а одиночество было для него далеко не с новинку, так что почти не казалось проблемой. Просто сейчас оно было особенно скучным, что ли? Зная, что где-то относительно рядом есть тот, с кем можно поговорить, чтение книги или просмотр фильма уже не казался достойной альтернативой живого общения, но пока ариец не мог предложить иного варианта устраивавшего их обоих, качать свои права было по меньшей мере глупо.
Для немца точкой невозврата стал момент, когда Совет стал пропускать часы изучения языков жестов. Почему-то именно это европеец переносил особенно тяжко и даже начинал по-настоящему расстраиваться и считать себя брошенным, что было ему совершенно не свойственно, он и сам это замечательно видел в своём поведении и до конца не понимал, как на это реагировать. Зато после глухой обиды, немцу в голову начали приходить более интересные и пригодные в быту идеи, а именно желание найти себе хоть какую-нибудь работу, чтобы отблагодарить, да и просто не сидеть на чужой шее. В последствии изучению данного вопроса ариец стал уделять подавляющее большинство своего свободного времени.
К тому моменту прошло в целом уже добрых две недели такой странной жизни, а последние четыре дня СССР находился в раздумьях, о том, как ему стоит поступить. Его целью было восстановление его привычного режима и приемлемый вариант, относительно удобный для всех, был только один, а вот вариантов его реализации множество, какой из них выбрать, русский к сожалению, не знал. Не знал, пока не вспомнил одну достаточно известную фазу: «Наглость — второе счастье». Сам он не был сторонником подобного, но авось прокатит? В худшем случае получит нагоняй, в лучшем — решит проблему. Так было решено и поступить.
***
На следующий же вечер, как только немец улёгся спать, Союз вопреки чужим ожидания не устроился в своём кресле, а притащившись со своей подушкой и одеялом, нагло плюхнулся на свободную сторону кровати и почти мгновенно уснул, предварительно выдав краткое и лаконичное:
— Прости, Рейх, но я хочу жить днем, а спать ночью. Спокойной ночи. — оставив немца в полном недоумении ловить ртом воздух и беспомощно пялиться на уже храпящее тело.
