***
Под вечер меня отпустили. Я был полностью измучен, но доволен тем, что спустя многие часы, проведённые в пыточной, получил то, что хотел. В лапах у меня находилась лицензия частного детектива на имя Николаса Уайлда. Теперь я не только не сидел за решеткой, но и был способен полноценно заниматься делом. Мы, лисы, вообще очень везучие. Отправляясь домой на электропоезде, я уже обдумывал, чем я займусь в первую очередь. Что делают в самом начале расследования о пропаже зверя? Ищут его родню, опрашивают его близких, выясняют, когда и где его видели в последний раз. У полиции гораздо больше возможностей в этом плане, чем у простого лиса. Я мог лишь обратиться к Мистеру Бигу, но такое хотелось бы оставить на самый крайний случай: я же теперь наполовину коп? Только если у полиции не найдётся никаких улик. Пока оставалось просто ждать. Спать я лёг сразу же. Сказывались усталость, накопившаяся за день, и желание проснуться раньше, чтобы прийти быстрее в Департамент. Я довольно быстро погрузился в сновидения.***
Через некоторое время я держал у себя в руках дело о пропаже Джуди Хоппс. Точнее, пока не дело, а лишь небольшую папочку с отчётами, которые позже «подошьют» в него. — Официально расследование пока не ведётся, ведь нет заявления в полицию, — пояснил Когтяузер. — Сегодня родители Джуди должны к нам приехать и дать показания. Я кивнул и продолжил изучать то, что имелось. Из интересного в отчёте было следующее: Последний входящий вызов: Ник (+355-859-459-55) Дата: 20 июня; время: 9:05 Продолжительность вызова: 1:33 Последний исходящий вызов: Ник (+355-859-459-55) Дата: 20 июня; время: 21:53 Продолжительность вызова: 4:29 Телефон был обнаружен лежащим на проезжей части вплотную к тротуару на Броунинг-стрит. Следствие предполагает, что телефон был выброшен из автобуса. Аппарат в нерабочем состоянии был найден Дудлом Джампером, хорьком двадцати восьми лет, привлекавшимся к ответственности за мелкое хулиганство и избиение сотрудника полиции, после чего сдан в пункт продажи техники по адресу Броунинг-Стрит, 3. Хозяин пункта, Дюк Хорьковиц, хорёк тридцати лет, привлекавшийся к ответственности за воровство и мелкое хулиганство, привёл аппарат в рабочее состояние, определил по внутреннему содержимому телефона, что телефон принадлежит сотруднику полиции, и сообщил о находке в полицию… В конце документа значилось, что уголовное дело возбуждено самим капитаном Буйволсоном. — А писал это всё, интересно, Буйволсон? — улыбнувшись, спрашиваю я у коллеги, сидящего рядом. — Да, — отвечает Когтяузер и, угадав мою мысль, продолжил: — Он не умеет писать отчёты, обычно я их после него поправляю. Его задача — отдавать распоряжения и следить за порядком. — Сразу видно — центральный департамент Зверополиса, — усмехнулся я. — А уже известно, как телефон оказался на проезжей части? Меня позвали в специальную комнату, где стоят компьютеры со всеми камерами видеонаблюдения в городе. Почти как в подсобке у Мисс Барашкис, но круче. Парень в форме, с которым я знаком не был, начал щёлкать на какие-то кнопочки, выводя на экране нужные записи. Затем он пригласил меня сесть за компьютер, рядом с ним. — На первом видео Джуди выходит из дома, время — шесть утра, — сказал он. На экране появилась камера с подъезда напротив. Действительно, из подъезда вышла Джуди. Она куда-то спешила, шла довольно быстрым шагом. К сожалению, изображение было не очень чётким и выражения лица мы не разглядели. Затем включилась другая камера. Джуди шла по улице. На этой записи мы увидели, как крольчиху задел велосипедист-кабан, спешащий в попутном направлении. Джуди секунд пять стояла на месте и активно жестикулировала в его сторону, вероятно, крича брань. Она села в автобус. Двери открылись очень медленно, будто в замедленной съёмке. Автобус, как я догадался, шёл через Броунинг-стрит. Следующий кадр — сама оживлённая улица, где в шесть утра уже собрался довольно плотный поток машин. По ней ехал автобус, и это было видно отчётливо. Однако двери у него были открыты. Водители часто так делают в жару. Вскоре из его открытых дверей что-то выпало на улицу. Нетрудно догадаться, что это был телефон Джуди. Кто именно его выбросил, или же он упал случайно — было неясно. После этого оператор перевёл камеру на момент, когда Джуди уже пешком направилась к автомобильному мосту через железнодорожные пути. В том же районе находилась промзона. Через пять-десять километров, если по прямой, начнутся дачные посёлки и полузаброшенные промышленные районы. Малые Норки, насколько я знал, были совсем в другой стороне. Я несколько секунд ждал следующую запись, ожидая, что оператор покажет мне что-то ещё. Но, увы, на этом кино закончилось. Всё это было очень интересно — и при этом совсем непонятно.***
Я бы не удивился, если бы чета Хоппсов привезла с собой в департамент всё своё семейство, как в анекдотах про кроликов. Но нет, в наличии были лишь два кролика пожилого возраста. Настоящие герои Малых Норок, рекордсмены по численности потомства и урожайности, фермеры, поставляющие свою продукцию чуть ли не на все прилавки города… И на кого же из присутствующих эти милые зверюшки покосили глаза? Может, на крупного носорога, который легко может раздавить кролика, или на волка, который запросто может перекусить их шею? Не-а. На лиса, который всего лишь стоял в стороне. — Отлично, что вы приехали! — произнёс Когтяузер, подходя к прибывшим. — Мэм, вы торопитесь с вопросами! Мне всего лишь поручено проводить вас до комнаты, в которой будет проводиться допрос. Доведя до назначенного места Хоппсов, Когтяузер облегчённо вздохнул. А я с разрешения капитана устроился в огромном кресле по другую сторону экрана, разделяющего мою комнату и допросную. — Вы знаете, где она и что с ней? — всхлипывала пожилая полная крольчиха. Иногда мать прикладывала к щекам носовой платок. Рядом с ней сидел муж, отец Джуди, и держал лапу на её плече. Всё как в дешёвом детективном сериале. Напротив них располагался безэмоциональная скала под названием Буйволсон. Я его отлично понимал: полицейскому, постоянно имеющему дело с чужим горем, приходится стать циником. Сложно представить, как бы жилось следователям, если бы они пропускали все негативные эмоции «клиентов» через себя. — Чтобы это выяснить, мы вас и пригласили, — ответил буйвол спокойным голосом. — Для начала представьтесь, пожалуйста. — Бонни Хоппс, — ответила крольчиха, — это Стью Хоппс, — указывает она на мужа. Дальше шло длинное разъяснение всех прав и обязанностей допрашиваемого. Я автоматически выключил на этом моменте мозг и очнулся только на следующем вопросе по существу. — Когда вы последний раз видели свою дочь? — спросил Буйволсон, кивая волку, который вёл запись показаний. — Лично — три месяца назад, — ответила Бонни, — но мы с ней почти каждый день общаемся по видеосвязи. Как раз вечером мы созванивались. Только какая-то она грустная была. Мало чего говорила. Мне даже показалось на одно мгновение, что у неё глаза блестели от слёз. Хорошо же в полиции делают отчёты. Детализацию звонков, которыми, наверное, пользуюсь только я — сделали, а про видеосвязь — ни слова. А ведь там может быть самое интересное. — У вас есть предположения, из-за чего она могла быть не в духе? — нахмурившись, спросил Буйволсон, сделав знак пальцем волку, очевидно, чтобы он выделил этот момент как особо важный. — Никаких. Это могло быть что угодно. — Хорошо, — кивнул волку Булволсон, — есть ли у вас предположения, куда она могла пойти? Есть ли у неё подруги?.. — По-моему, все её подруги остались в Малых Норках, — пожала плечами Хоппс, снова взяв платок, — а о новых она нам ничего не рассказывала. — …или, возможно, братья, сёстры или родственники в Зверополисе? — Нет, что вы, — впервые заговорил Стью Хоппс. — Мы живём скромненько и степенненько и не рвёмся в высоту. И детей учим тому же. Из двухсот сорока трёх детишек только одна Джуди у нас захотела вырваться из родного гнёздышка… Буйволсон задал ещё немного стандартных вопросов, но все они не дали ничего, что могло помочь следствию. В конце концов, решив не тянуть время дальше, Буйволсон отпустил свидетелей, попросив их подписать несколько листов. На словах «мы сделаем всё возможное, чтобы найти вашу дочь» Бонни Хоппс расплакалась, пришлось дать ей воды. После допроса все как-то очень быстро покинули помещение: быкан, скорее всего, пошёл покурить, а парочка полицейских проводила кроличью чету на улицу. Я решил проследить за кроличьей парой до машины, переводя взгляд с одной камеры на другую. Камера была на удивление чёткой, и я ясно увидел, как, сев в машину, Бонни резко изменилась в лице. Она убрала платок в карман и вмиг стала серьёзной. На этом моменте мне стало не по себе. Зачем нужно было устраивать этот дешёвый цирк с показным плачем? Видимо, чтобы отвести от себя подозрения и не дать повода усомниться в её материнской любви. Вряд ли она что-то знает о том, что с её дочерью, скорее тут причина в другом… Меня осенила внезапная догадка. Двести сорок три ребенка — это гигантская цифра даже по кроличьим меркам, ведь обычно самые большие кроличьи семьи насчитывают пятнадцать-двадцать, совсем редко — тридцать. Даже если принять во внимание, что кролики часто живут семьями и считают родных племянников за детей, то так много голов всё равно не наберётся. Отсюда очевидно, что львиная часть из этих детей — приёмные. Ведь это же гениально — иметь целую армию бесплатных работников, возделывающих гигантские поля с морковкой, и всю жизнь внушать им мысль, что нужно жить «скромненько и степенненько и не рваться в высоту». Отсюда следует, что Джуди — единственная, кто рушит эту схему, ведь её младшие братья и сёстры, вдохновившись её примером, могут тоже пойти работать в полицию, добиться немалых высот и покинуть родительский дом, что крайне невыгодно для родителей по нескольким причинам. Ну и ещё не исключено, что Джуди — как раз приёмная. Но всё это, скорее всего, было бредом сивой кобылы, рождённым моим воспалённым мозгом. Версия требовала подтверждения. Я решил вернуться к ней позже. — Хэй, Ник, тебя тоже надо допросить как свидетеля, — выдернул меня из мыслей Когтяузер, за что я ему был благодарен. — Надо так надо, — решительно ответил я, направляясь в коридор, а оттуда — в допросную. Я в отличие от пары кроликов был абсолютно откровенен и рассказал Буйволсону всё как есть, упустив в своём рассказе только цель поездки с Финником. Также я спросил, почему у меня есть алиби. Буйволсон ответил, что его ребята успели посмотреть записи с камер около моего дома (не знал, что они там работают). Меня допрашивали чуть дольше, чем прошлых свидетелей, ведь я был последним, кто видел Хоппс. Буйволсон на протяжении всего моего красивого монолога менялся в выражении лица, и чем дальше я рассказывал, тем грубее оно становилось. Рискованно было признаваться в том, что ты сильно обидел потерпевшую, но врать здесь было гораздо опаснее и вреднее, ведь ложь с учётом имеющихся данных легко раскрыть. — Ну, примерно этого я от лиса и ожидал, — тяжело выдохнул Буйволсон. Он мог прямо сейчас засадить меня за решётку — причин хватало с лихвой. Однако он протянул мне лист бумаги, чтобы я расписался. В этом деле не всё зависело от его воли. Я в очередной раз убедился, что у меня нашлась неплохая крыша или как минимум прекрасная удача. — Спасибо, — холодно ответил я быку, направляясь к выходу. Говорить что-то ещё было опасно: всё-таки отношения с ним портить нельзя.***
Я вновь ехал в поезде метро, размышляя, что делать дальше. Решив оглядеться по сторонам и посмотреть на тех, кто едет со мной, я зацепился взглядом за молодого барса, который, судя по виду, был ещё подростком. Он был в чёрном худи и с рюкзаком за спиной — обычный стеснительный паренёк. Вокруг него кипела жизнь, но всё его внимание было сосредоточено на смартфоне. Скорее всего, он с кем-то переписывался: он быстро перебирал пальцами по экрану и временами улыбался. Тут уже я решил додумать: скорее всего, он никогда не видел вживую того, с кем сейчас общался. У меня в четырнадцать-пятнадцать лет не было друзей, но если бы я родился в эпоху интернета, то, наверное, я бы завёл себе виртуальных. Это удобно, если так подумать. С реальными зверьми ты не взаимодействуешь, но жажда общения немного утоляется… Тут у меня наступило состояние «пограничных мыслей», когда прошлая мысль ещё жива, но на замену ей внезапно пришла другая. Слившись, они заставили мои глаза расшириться. Ну конечно! Джуди Хоппс наверняка была зарегистрирована в соцсетях и общалась там! Эта мысль полностью захватила мою голову, а через минуту я твёрдо решил, что надо искать Джуди в соцсетях. Именно там она могла изливать душу и говорить то, чего не знает полиция. Я сошёл на своей станции. Время было обеденное, но станция была переполнена зверьми. Мне приходилось проявлять чудеса лисьей гибкости, чтобы огибать некоторых спешащих пассажиров. И вдруг я увидел в толпе её. Крольчиху в сиреневой кофте. Той самой, в которой Джуди Хоппс приехала к одинокому мосту, покрытому мхом, чтобы повидать обиженного лиса и попросить у него прощения. Той самой, которая прижималась вплотную к его гавайской рубашке, когда лис и кролик обнимались в знак примирения. После этого мы заказали друг другу несколько кофе и поехали спасать город. Уже тогда я знал, что через несколько дней моя крольчиха станет знаменита не менее, чем Газелле. Светлые краски, которыми рисовалась мне эта картина, постепенно растаяли, и я снова очутился на станции метро. Зрение сфокусировалось и стало более чётким. Теперь я отчётливо видел кроличью мордашку. Милую, довольно красивую. Но чужую. Мозг быстро осознал свою ошибку, однако пульс заметно повысился, издавая противный стук в ушах.