Отчуждённые

31 октября. 2017 год       Перед ней теперь чернел длинный, обитый неизвестным металлом коридор, и только неоновые змейки ползли вдоль высокого потолка.       Солдат рядом действительно не наблюдалось, поэтому Люси, набрав полную грудь прохладного воздуха, рванула вперёд. Это будет её последняя игра на выживание.       Перебирать ногами её вынуждало лишь сладкое осознание того, что за ней пока ещё нет погони, — Нацу, прибитый собственным же оружием, если и остаётся в сознании, то не имеет возможности выбраться из комнаты без ключ-карты. Слюна во рту наполнилась ярким привкусом свинца, и он же стягивал глотку, казалось, опухшую от бега. Тело не слушалось, и Люси несколько раз запиналась, ладонями почти касаясь гладкого холодного пола. Стоило ей замедлиться, как рёбра прострелила резь, грудную клетку сдавило, поэтому она вовсе остановилась и согнулась, оперевшись о стену бездонного тоннеля. Приходилось чередовать трусцу и нервный, петляющий шаг. Мышцы на ногах закаменели, мешая нормально двигаться, а тошнота подступала к онемевшему горлу. Не после такой голодовки кросс давать.       Женский рот кривился в беспомощности. Люси то и дело оборачивалась, выглядывая, нет ли военных позади, и каждый раз боялась наткнуться на автомат, насмешливо покачивающийся в руках очередного зверя в человеческом облике. Липкий страх подгонял и вкрадчиво шептал на ушко (тебя непременно найдут и накажут!), отчего она ненадолго ускорялась, но по итогу в бессилии снова замирала в очередном тёмном закутке. Выборочно девушка куда-то поворачивала, отдавая себя неизвестности. Колени, изрытые белыми шрамами, подгибались.       Вспотевшая от переживаний ладонь оставила блестящий след на стене. Люси безвольно сползла на пол в тени узкого коридора, соединяющего два других, более широких, и кое-как подобрала под себя ослабшие ноги. Внутри конечностей будто бы разливалась кислота, выжигающая мышцы и сосуды. Сердце рвало кости, и пленнице думалось, что вот-вот оно в последний раз дрогнет от неистового темпа и навсегда прекратит свою работу. Люси старалась дышать в мокрые ладони, лишь бы не рушить стеклянную тишину вокруг, но получалось у неё плохо. Горло горело, а волосы раздражающе прилипали ко лбу, покрытому испариной.       Неподалёку раздались строевые шаги.       И тогда Люси захотела сдаться.       Да разве станут её убивать без суда и следствия? Тот ублюдок должен был приложить все усилия для безопасности своего самого дорогого трофея, и военные, как она надеялась, просто обязаны знать блондинку в лицо. Она выйдет из укрытия, смиренно поднимет ладони и… Наврёт что-нибудь. Наврёт и потребует встречи с тем брюнетом. Попросит еды. Зачем всё усложнять, если тебя холят и лелеют, пока другие заключённые корчатся в муках? Тебе даже предлагают относительно неплохие условия — на, держи мягкий матрац и тяжёлое тёплое одеяло, ты достаточно натерпелась в том клоповнике! Держи одиночество и не бойся: рядом с тобой не будет больше соседки-психопатки. Будут только мерзавцы-врачи и тот загадочный брюнет. Люси знала, что её не тронут — ну, разве только Нацу, если на ноги встанет, — так почему бы не принять свою судьбу? Зачем было, руководствуясь мимолётными, безумными порывами, предаваться бегам? Прошлое ей уже не вернуть.       Давай, Люси, встань, выйди на свет и начни унижаться.       Но девушка лишь посильнее зажала рот ладонями и затаила дыхание. Хартфилия решила, что если её не найдут эти солдаты, то она добровольно покажется следующим. Обещание, конечно же, было обречено на провал (равносильно тому садиться на диету с каждого нового понедельника), и Люси понимала это, но перебороть свой испуг за те короткие тридцать секунд, пока её слух терзали мужские шаги, так и не сумела. Военные прошли мимо, тихо о чём-то переговариваясь. О побеге, видимо, Нацу ещё не сообщил, иначе этим ублюдкам было бы не до прогулок. Он сам жив хоть? «Не думай о нём сейчас», — отрезвляла себя Люси. Не хватало ещё, чтобы он добрался до неё раньше других собачек того брюнета, — с ними-то личных счётов у девушки не имелось. А Драгнила она хорошенько огрела пистолетом по голове.       В одном из двух коридоров, между которыми была зажата Люси, приглушённым толчком распахнулись сенсорные двери. Пучком, привлекая внимание, вспыхнул голубоватый свет. Ладонь всё ещё крепко сжимала электронный ключ, позаимствованный у Нацу. Раздались голоса, мужские и женские.       — Драгнил готовится к чему-то серьёзному. Скоро приступим к настоящей работе, — утверждал один.       — Да, но я слышала, что…       Люси вытаращилась, воображая за поворотом источник шума, и без единого шороха встала, прямо-таки всем телом прилипая к обжигающе ледяной стене. Для безопасности следовало перейти на другую сторону коридора — так она наверняка спрячется в тени, куда бы не шагнули неизвестные, — но боялась выбрать неудачный момент. Вдруг заметят шевеление? Люси не стала рисковать (а вообще ты хотела сдаться!), поэтому замерла в ожидании. На силуэтах струились хлипкие белые халаты. Медики какое-то время потоптались у двери и внезапно удалились.       Опять пронесло. «А Драгнил ваш, скорее всего, уже мёртв», — думалось Люси, которая и не подозревала, что их, в общем-то, на базе два.       Пальцы мяли карту. Сидеть в этом переходе, ожидая воя сигнализации и щелчка затворов, — вариант плохой, но… не выходить же? Люси откровенно не понимала, как ей хватило смелости преодолеть столько открытых коридоров. Нытьё пронизывало ноги вплоть до пальцев при одной мысли о том, что придётся покинуть своё укрытие. В таких широких и оснащённых неоном коридорах она была донельзя лёгкой мишенью. Люси металась между двумя тоннелями, и любопытство тянуло её в тот, где совсем недавно стихли взбудораженные голоса врачей. Какова вероятность, что в помещении, откуда они втроём вышли, остались люди? Маленькая. Не помешало бы найти что-то для самообороны (если повезёт, она отыщет огнестрельное, которым в этот раз не побрезгует воспользоваться по назначению). А может, там будет вода? Или еда? Да хоть бы горькой травы для перекуса! Или схему коридоров, этажей и блоков… А вдруг там валяются полезные научные разработки впридачу с именами преступников? Нужно было рискнуть дважды: сначала проверить карту, а потом, если с первым пунктом всё сложится, помолиться в надежде застать пустую комнату.       Не мучая себя долгими размышлениями, она сделала рывок вперёд.       — Джувия?       Ни еда, ни оружие не были так ценны. Девушка перепугалась сначала, думая, что система распознает исключительно человеческие отпечатки, но быстро вспомнила, что так было и в её комнате, однако ей всё равно удалось выбраться. Следом пришло страшное осознание — Драгнила в таком случае запирать было бесполезно. Люси инстинктивно подвыла. Ломота пронзила ноги; напряжённое тело готовилось к бегу, быстрому, безостановочному, но… Карта сработала, и электронный детектор пискнул. Люси бы встала у порога, не веря родным глазам, но почти осязаемый страх быть увиденной солдатами подтолкнул её вперёд.       — Лю? Ты… как?       Напрасно она мечтала перекусить и вооружиться — в процедурной было пусто. Несколько металлических столов беспорядочно покоились в углу; на сером стальном подносе лежали какие-то пыльные медицинские инструменты и старые, желтеющие листы, обсыпанные крошкой из-под грязно-мятной керамической плитки на стене. Джувия слабо задрыгалась при виде старой знакомой. Как она оказалась здесь? Почему с ней нет никого из персонала? Да что вообще приключилось? Девичьи запястья сковывали кожаные коричневые ремни, в неестественно худой сгиб локтя проникала игла. По мягкой трубке из капельницы стекала розоватого оттенка жидкость. Надо было торопиться и уходить, с Локсар… или же без неё.       И как ей поступить?       — Ты… сбежала? — наконец выдавила Джувия своим тоненьким, почти детским голоском. Голые ноги отчаянно заскреблись.       Нет, Люси, ты не можешь бросить её здесь. Ты не сумела помочь Кане и другим людям, загнанным под купол подобно скоту. Ты валялась возле мужских лакированных ботинок и просто вопила! Ты ела за троих в той вонючей комнате и смотрела, как твои сокамерники дохнут от голода. Тебе, наконец, вылечили пулевое, щёку и колени — о, боги, последнее лечение и вовсе включало в себя индивидуальную терапию поцелуями — пока другие хлебали собственную кровь. Ты единственная пережила теракт четырнадцатого. Помнишь, как побежала наверх, но встретилась не с Лаки и их несносным рыжеволосым другом, а с обугленными телами, и вместо привычных стен увидела металлический каркас, объятый языками страшного пламени? Да, ты точно помнишь крики коллег и треск огня.       И этого человека ты не предашь.       Люси бросилась к столам и перевернула подносы в поисках чего-нибудь острого, продолжая крепко-накрепко сжимать в ладони карту. Нож бы отлично подошёл — можно и ремни перерезать, и… чью-то глотку. Девушка недолго любовалась на ржавые щипцы, примеряясь, но всё-таки выкинула их за ненадобностью (зубами проще кожу грызть, причём, не только ту, что стягивала руки пленнице). Ничего подходящего не обнаружилось. Люси бегло посмотрела на бывшую соседку. Ремни, должно быть, крепятся под операционным столом, чтобы пальцы заключённого не дотянулись и не распустили их. Стоило попробовать. Светловолосая рвано выдохнула и подбежала к Джувии. Та забрыкалась. За дверьми, им мерещилось, роились бесчисленные голоса и шаги.       — Не надо… Меня убьют. Не трогай, Люси! Уходи, пожалуйста…       — Закрой рот, — гневно бросила в попытке ослабить тугие ремни. — Мы и так обречены.       — Тебе ничего не будет… — залепетала Джувия, отрывая плечи от гладкой поверхности стола, — но меня…       — Послушай! — устало рявкнула Люси. Лицо исказилось в тихой, пока ещё бесслёзной истерике. — Я устала быть особенной. Я устала от смертей вокруг. И я хочу помочь кому-то кроме себя. Тебе серьёзно есть дело до того, как сдохнуть? Боишься, что пристрелят, а не просто усыпят, как псину? Этого ты боишься?!       Джувия стушевалась и прекратила перечить.       — Я подведу, — тихо призналась она. Люси намяла пальцы из-за возни с ремнями, но один ей всё-таки удалось ослабить.       Локсар с трудом вытащила затёкшую руку. Охваченный страхом взгляд метался с дверей, грозящих распахнуться в любой момент, на нервное лицо светловолосой, и наоборот. И Люси прекрасно понимала её беспокойство: у неё самой щекотливо раздирало нутро. В смятении она со злостью натягивала на себя второй ремень, никак не поддававшийся ноющим пальцам. Знакомое ощущение безысходности. Наконец Хартфилия справилась с последним креплением, и Джувия, свесив ноги, принялась заторможенно потирать запястья.       — Просто иди за мной и смотри по сторонам, хорошо? — дрожащим голосом попросила Люси, заботливо положив ладони на чужие плечи. — Доверься мне, пожалуйста.       Время поджимало.       Эхом в паутине подземных тоннелей раздавались ритмичные шаги, и Люси испуганно замирала, опасаясь начала смертельной погони. Возможно, им стоит на свой страх и риск пуститься в безрассудные бега, наплевав притом на сновавших туда-сюда военных? Следом возникал другой вопрос: а куда вообще бежать? Рассекать коридоры одними и теми же кругами, едва ли не наступая на собственные пятки, — глупая затея. Где-то точно должен быть лифт. Или лестница? Люси по-матерински крепко сжала худую руку Джувии, повыше истерзанного ремнями запястья; та, боясь столкнуться с реальностью происходящего, зажмурилась и почти прикипела к напряжённой женской спине впереди себя.       Локсар усердно молилась, чему её научили ещё в приюте, когда она была совсем малышкой. И делала это, как оказалось, не зря.       Мерцающий грязноватый свет, разнившийся с неоновым, привлёк внимание беглянок. Сбоку был проход, который они видели не иначе, как первый раз, — более обветшалые, чем в остальных коридорах, стены песочного оттенка и потолочные лампы вместо светодиодных змеек. Отсюда, как прикинула Люси, простиралась старая часть базы.       — Пошли, — шепнула Хартфилия, — там не должно быть военных.       — Почему ты так думаешь? — Джувия несмело выглянула из-за чужой спины, оценивая обстановку. Подозрительно тихо.       — Эти тоннели, я думаю, заброшены. Помнишь подвал, в котором нас держали? Это где-то рядом. Старая лаборатория находится ближе к поверхности.       — Ты уверена?       — Я просто надеюсь.       Такой же пыльный бетонный пол, вдоль старого коридора — всё те же сетчатые двери с обломанными снаружи замками и щеколдами. С потолка кое-где гроздьями висели оборванные провода. Страх вперемешку с нетерпением поскорее очутиться на воле гнездился в груди, патокой разливаясь дальше по телу. Однако Джувия, несмотря на бьющуюся внутри тревогу, мягко высвободила руку и продолжила идти сама, робко, но с интересом оглядываясь по сторонам. В свете ламп ей уже мерещилось дневное солнце, поэтому она, заворожённая болезненными видениями, нашла в себе силы оторваться от мокрой спины подруги. Локсар верила: они почти на свободе.       Неоновое мерцание за одним из поворотов. Не может быть… они, получается, вернулись на основной уровень? Люси не припоминала, чтобы по заброшенным пыльным коридорам они ходили кругами, потому нахмурилась и выставила руку, останавливая Джувию. Вдруг за углом охраняемая лаборатория? Глубоко в горле что-то скручивалось в тугой въедливый узел, который не давал ей покоя, — хотелось горько взвыть, чтобы этот комок рассыпался фейерверком по телу. Не осталось и следа от былого адреналина, и только сейчас Хартфилия в полной мере ощутила всю слабость измождённого опытами и голодовками тела; только сейчас девушка осознала всю абсурдность ситуации. Неужели она действительно попыталась убить Драгнила, совершила побег и в придачу подписала ни в чём неповинной девчушке смертный приговор?       — Люси, — промямлила Джувия, с какой-то детской надеждой вцепившись Хартфилие в отвисшую на согнутом локте ткань рубашки, — что теперь?       — Идём туда, — без всяких колебаний.       — А если там солдаты? — глухо простонала Локсар.       «Тогда я добровольно пойду на ковёр к тому человеку и буду молить о пощаде», — но озвучивать свои мысли вслух Люси, конечно же, не стала. В мозгу удивительно быстро генерировались различные идеи для отступления, и уже не казалось таким унизительным поднять в случае чего руки вверх и потребовать от того человека (его, кажется, зовут Зереф?) снисхождения, милости, пощады. Совсем некстати на ум пришли его угрозы в адрес старшей Хартфилии… Совесть Люси мирно дремала, в то время как порочная мысль «на войне все средства хороши» всё прочнее усаживалась на задворках её сознания. «Ужом виться буду, но не позволю ему тронуть мою маму… сама расплачусь за свою глупость», — поклялась Люси.       — Люси? — слабо вторила Джувия. — А если там солдаты?       — Значит, сейчас наши мучения прекратятся.       Умрёт, однако же, лишь одна из вас двоих, а ты-то (презрительный голос внутри не утихал) найдёшь способ спастись. Ты почти продала принципы и гордость в обмен на свою жалкую, никчёмную жизнь предательницы и душегубицы. Ты особенная для братьев Драгнил, и тебе это нравится. Никто не докажет тебе, что, к примеру, было бы лучше валяться там, под куполом, не возле лакированных ботинок того человека, а среди тёплых, бьющихся в конвульсиях тел. Но об этом ты подумаешь чуть позже — сейчас у тебя появился шанс.       Их молитвы были услышаны.       Девушки замерли перед подсвечиваемыми дверьми, за которыми находилась обитая белой плиткой комната; стеклянные перегородки по обе стороны от входа открывали на помещение хороший обзор. В стены упирались рабочие столы на металлических каркасах, заваленные разносортным мусором, а кое-где под толстыми слоями пыли и тенёт покоилась старая, очевидно, уже не работающая техника. Подвесные светильники с почерневшими от времени плафонами работали через один и били в глаза своим угрожающим мерцанием даже сквозь толстые стёкла. Напоминало операторскую; она тонула в сером полумраке. Плитка, чем-то схожая на ту, которой обкладывают процедурные в больницах, навела Люси на мысль.       — Джу, присмотрись, ты тоже это видишь? — Хартфилия почти вплотную приложилась к стеклу, уперевшись в него потными от волнения ладонями.       — Ты про что?       — Под другим углом взгляни. Там дверь.       Джувия последовала примеру напарницы и разгорячённой щекой обтёрла холодную перегородку. Дверь. Старая, металлическая, с проеденными ржавчиной петлями.       — Мы должны попробовать, — заключила Люси.       — Ты… думаешь?       — Идти назад глупо. Я просто так чувствую… Эта часть лаборатории заброшена. Посмотри, компьютеры затянуло паутиной. И дверь та как от сарая… А вдруг там выход?       — Делай как знаешь, — Джувия рукой дотронулась до чужого плеча и тут же себя отдёрнула: не время для чувств и слезливых подбадриваний.       В сомнениях Люси терзала ладонь картой, позаимствованной у Драгнила. А что, если она не подойдёт к этому сенсорному замку? Что, если система выдаст ошибку, неон загорится красным, сработает сигнализация и сюда за минуту сбежится целый отряд нелюдей с автоматами наперевес? А если необходим пин-код? Но у Люси не было даже идей, какой пароль мог бы подойти, поскольку о своих мучителях она не знала, как оказалось, ровным счётом ничего. Вот выберется она, и что? Ей даже портрет того брюнета не составить — от радости всю память отшибёт. А идти назад глупо, Люси, ты ведь сама так сказала. Ни разу за последние несколько месяцев ты не была так близка к свободе. Девушка переминалась с ноги на ногу, пытаясь унять растущее волнение. За ними однозначно началась погоня. Картина будущей расправы кроваво-красным маком расцветала в помутнённом сознании: первая пуля полетит им под ноги — чтобы далеко не убежали. Фантомная боль, возникшая от спонтанных мерзких мыслей, заставила Люси подскочить и жалостливо пропищать:       — Нет!!!       Она приложила карту к детектору и зажмурилась. Тишина в ответ.       — Не сработало? — Джувия, казалось, забыла, как дышать-то надо.       — Видимо… — последовал разочарованный хриплый выдох, как тут же детектор загорелся зелёным. Что-то резво щёлкнуло, и двери распахнулись. В лицо девушкам полетели клубы пыли, забившиеся в щель между двумя створками. Сколько лет сюда не приходили? Неудивительно, что система долго «думала» и не сразу среагировала на сигнал.       — Можно идти? — Джувия заглушила рвущийся наружу рефлексный кашель в сгибе локтя — и без того хорошо нашумели.       — Попробуем.       Двери запахнулись за пленницами, и они, с опаской оглядываясь (страх увидеть за стеклом направленные на них огнестрельные не давал им покоя), почти навалились на скрипучую ржавую дверь. Под весом девушек она несколько приоткрылась, и звякнула, натянувшись, толстая цепь, на которой висел увесистый замок. На волосы девушкам сверху посыпалось что-то наподобие песка с примесью ржавчины. Они принялись брезгливо отряхиваться. Пальцами перебирать волосы не выходило — мусор прилипал к коже — а от энергичных движений голову прошибал нещадный стук.       — Нужно найти ключ от этого замка, — предложила Джувия, теребя сухие серые волосы. — Может, валяется здесь где-то… Или проволокой получится? Ну, как в фильмах, там ничего сложного, вроде…       — Нет, — с благостной улыбкой оборвала Люси. — Не надо.       — Чего ты улыбаешься так?       — Так замок открыт. Здесь всё просто закаменело. Сейчас всего лишь снимем цепь.       Время ускользало — а движения уставших, обессилевших девушек только тяжелели. Пленницы обшарили комнату в поисках тряпок, через которые можно было бы ухватиться за громоздкую цепь — не хотелось ранить плетением колец ладони. Да к тому же запах железа обещал напрочь впитаться в тонкую кожу. После непродолжительной возни замок поддался, и его удалось скинуть. Затем на плитку полетели и тряпки с крошкой от чёрной краски. Девушки встряхнули ноющие руки и навалились на дверь — должно быть, в последний раз, — но она не поддалась. Между ней и стеной оставался небольшой просвет.       — Там, с другой стороны, что-то мешает… — догадалась Джувия и плечом снова оперлась о дверь. Голые ступни заскользили по плитке, и она чуть не упала, силясь сдвинуть металл с мёртвой точки.       — Чёрт! — зло прошипела Люси и пятками стала тарабанить по проходу. И ведь понимала, что подобные психозы — последнее, что могло бы подействовать в данной ситуации.       Послышались чьи-то грубые, нервные голоса. И вышколенные, ритмичные шаги.       Паника захлестнула беглянок: прятаться было негде. Пришлось вновь поднажать на дверь. Девушки в каком-то безумии стучались об неё костлявыми плечами, шипели от пульсирующей боли и упорно продолжали биться. Джувия-таки сползла на скользкий пол и, поджимая колени, попыталась задействовать всю спину. Перекатилась на бок и, в немой истерике перебирая ногами по плитке, сидя делала то же самое, что до того — стоя. Дверь немного приоткрылась.       — Нужно ещё, — прохныкала Локсар. — Надо, чтобы голова пролезла.       — Это м-много, — голос у Люси беспомощно дрожал. — Здесь нужна мужская сила.       — Военные нам точно не помогут.       — И правда, — Люси улыбнулась этой колкости. «А в тебе, возможно, есть характер».       Строевой топот застрял в ушах, чередуясь с бешеным сердцебиением. Призрачная надежда на спасение скручивала внутренние органы, зажимала их в тисках, и девушкам ничего не оставалось, кроме как, сцепив челюсти почти до хруста зубов, наваливаться на эту чёртову дверь. Совсем немного… Лишь капля усилий. Как мотылёк в безумии бьётся о старую, скрежещущую лампу, так бились и они, больше не беспокоясь о грохоте, который грозил привлечь внимание солдат. Беглянки старались не цеплять взглядом стеклянную панель — за ней их ждал приговор не меньше, чем автоматная очередь.       И вот дверь приоткрылась достаточно для того, чтобы с трудом в неё пролезть.       Проход был завален какими-то булыжниками и ржавыми обломками арматуры — они-то и мешали девушкам. Люси пробиралась вторая и, второпях протискивая бёдра, заметила чьи-то тени за стеклом. Их обнаружили. Оно, конечно, неудивительно — грохот от «взлома» двери на том свете, наверное, слышно было, — но становилось ясно одно: времени у них теперь точно в обрез. У кого-нибудь из военных, конечно же, найдётся карта, и уж с дверью возиться они долго не станут. Люси захлопнула дверь и в спешке придавила её булыжником. Он чуть не выскользнул из трясущихся потных ладоней, но Джувия, молча насупившись от боли в прорезанной каким-то мусором стопе, поддержала камень снизу. В спешке беглянки завалили проход ещё парочкой булыжников (а стоило ли потраченное время того?) и бросились бежать, нелепо перепрыгивая в полутьме острые прутья. Голые ступни то и дело на что-то напарывались, но Люси закусила язык, воздерживаясь от злостных комментариев к ситуации, и даже шипеть не стала — Джувии сейчас явно больнее, а она терпит.       Девушки взбирались по старой металлической лестнице, опираясь на ледяные перила, — в темноте сетчатые ступени были едва различимы, а перспектива сломать лодыжку им не прельщала. На пятом пролёте стало светлеть. Люси слегка отставала от Джувии — та прытко преодолевала ступени, видимо, по молодости, — а вот Хартфилия постоянно останавливалась перевести дыхание. Пот, стекавший со лба, щипал глаза, а грудную клетку раздирало от боли, да так, что каждый вздох становился пыткой. Как после хорошего кросса в далёкие студенческие годы…       — Чёрт бы меня побрал… с… ах… этой голодовкой… — вслух корила себя Люси, языком перебирая вязкую слюну во рту. Металлический привкус стоял даже глубоко в глотке — впервые в жизни она так яро ощущала это. А вдруг сплюнет кровью? Странные и пугающие мысли заставили её кашлянуть, продирая горло, чтобы убедить саму себя, что умирать ещё не время. Воды… отдышаться бы как следует на свежем воздухе и запить этот забег литром чистой, холодной водички.       — Люси, торопись! — эхом откуда-то издалека раздался тонкий голос напарницы. Да как она умчалась так быстро?       Люси была бы рада помедлить, вот только раздражённые мужские голоса снизу не позволили. Девушка округлила глаза и, издав не то стон, не то слёзный всхлип, побрела дальше. В голове пульсировала лишь одна мысль: «Не смей останавливаться». Хартфилия брала себя уговорами и даже угрозами вплоть до того, что спрыгнет с этой лестницы, если её догонят солдаты того ублюдка. Да, шансов на выживание у неё однозначно не осталось бы — булыжники и арматура снизу обещали ей жёсткое приземление. Гибель была бы зрелищной: лежит она на этих булыжниках, поломанная, разбитая, с застывшими в предсмертном ужасе потухшими глазами и кровяной струйкой изо рта… И серая больничная рубашка в цвет мёртвой кожи. Но ты, Люси, всё ещё хочешь жить, так что стисни зубы и перебирай ногами, чего бы тебе это не стоило. И так романтично, как тебе хотелось бы, ты не умрёшь — просто станешь уродливым куском мяса.       Естественного света становилось всё больше. Выход на поверхность? Люси думала об этом, но побаивалась, что дверь окажется заперта, причём по-настоящему, а не как та, в лаборатории. А не ловушка ли это случаем, раз сам выход, собственно, ничем не загромождён? Наверху что-то скрипнуло. Люси остановилась на мгновение, прислушиваясь и пытаясь отличить чеканку берцев от иных звуков. Джувия, должно быть, уже выбралась… И выстрелов между тем не последовало. Локсар умчалась без опаски грудью напороться на автоматное дуло, и это чем-то разозлило Люси.       «Меня что, бросили тут одну?!»       Однако обратно в лабораторию уже не спустишься. И на жалость этим выродкам не надавишь. И того брюнета ничем не проймёшь, хоть начни ему лак с туфель лизать! И Нацу, если в живых остался, не побоится поставить её на место вопреки всем приказам свыше… Слишком много «и». Ускорения Люси придала пуля, отскочившая от металлической решётки. Промахнулись или просто предупреждают? «Суки, по ногам стрелять начали!»       Черту, разделявшую эти два мира, она пересекла, как спортсмен — финишную на Олимпиаде в стремлении взять золото; вот только у неё ставки были малость повыше — она только что выиграла свою жизнь. Для неё более не имело значения, догонят ли её военные: она знала, что умрёт самым счастливым человеком на свете, ведь она победила. Победила этих мразей в халатах, дала отпор этому сукину сыну и его любимчику, Нацу, его самому верному, преданному псу. Она, в конце концов, обманула смерть! И, быть может, костлявая настигнет её в считанные секунды, ну да что? Запах долгожданной свободы стоит того… а бежать ей всё равно некуда. Ничего ведь не будет как прежде, верно? Настоящая Люси Хартфилия трагически погибла в пекле четырнадцатого, а это… это лишь последний вздох. Триумф, победа над смертью! И пускай старуха забирает своё. Игра завершилась.       — Можно просто Нацу. Смотри, — прорычал парень и натянул светлые волосы на кулак, отчего редактор взвизгнула.       Прохладный сильный ветер ударил в женскую, глубоко вздымающуюся грудь, и она покачнулась, чуть не упав назад, в объятия темноты. Чуть не упав в мир, где правят боль, страдания и тот брюнет. Настало удивительное, блаженное спокойствие, отступила и резь, пронзавшая лёгкие. В сиреневой, залитой закатными переливами выси разнёсся хищный крик ястреба. Люси вскинула голову и приложила худое запястье ко лбу, имитируя спасительный козырёк. Однако же глаза быстро адаптировались — опускалась ночь, и потому красный диск солнца, полыхающий на степном горизонте, пощадил её отвыкшее зрение.       — Можно просто Люси, — она вымученно улыбнулась, наблюдая за изящным и свободным ястребиным полётом, — смотри, Нацу. Я выжила.       Ну где же вы, цепные собачки? Чего замешкались там, на лестнице? Поднимитесь и возьмите своё! Но солдаты снизу не торопились. Правую ногу пронзила судорога, и девушка в беспамятстве шагнула вперёд. Колючая сухая трава с шуршанием приминалась под ступнями, а между бледными, загрубевшими пальцами застревала земляная крошка с примесью песка. Почва источала холод, навевая воспоминания о бетонном, вечно промёрзлом полу в лаборатории. «Уже осень. Глубокая осень, подумать только…»       Далеко впереди маячил расплывчатый силуэт Локсар. Мягкая дымка застилала степь, обволакивая пеленой редкие серые кустарники с множеством затвердевших, безжизненных, готовых опасть листков. Стрекотали насекомые, и противная мошкара облепила мокрое беспомощное тело девушки; впрочем, даже всяким мелким тварям, копошащимся на сырой рубашке, она была рада. Так выглядит свобода. Порывистый ветер свистел в раскидистых ветвях редких деревьев, напоминающих акации, и больно хлестал по липкой коже. Дрожь змейкой обвила позвоночник. «Так, в сыром, и заболеть можно…»       Ноги стали как будто чужими, и Люси беспомощно упала на колени, затянувшиеся сеткой шрамов. Так и не залечила раны до конца… Небольшой шрам стараниями почившей Каны остался и на щеке. Пленница подставила белое как полотно лицо ветру, наслаждаясь приятным покалыванием. Шею, покрытую испариной, приятно обдувало, а мокрые волосы, утратившие здоровый золотой отблеск, благодатно трепыхались. Утром четырнадцатого офис её телеканала начал плавиться задолго до первых взрывов; да, тогда стояла невыносимая, адская жара. Утихло беспорядочное жужжание мелких насекомых (их, видимо, всё-таки отпугнула вонь медицинских препаратов, въевшаяся в душманскую ткань рубахи), и осталась лишь она. Раздался последний ястребиный возглас, и гордая птица в угрюмом молчании воссела на одном из деревьев.       Вдыхай свободу, Люси, ты вдоволь настрадалась.       Пальба позади вспугнула вечернюю степь, и несколько мелких оранжево-коричневых птиц вспорхнули с насиженных мест. За выстрелами последовали гортанные мужские возгласы. Люси дёрнулась и с трудом перекатилась на сухой траве, поворачиваясь в сторону прохода, чуть выступавшего из земли. В разгар лета он наверняка обрастал густой растительностью, и заметить его было почти невозможно. В отличие… в отличие от купола. Да как она сразу не обратила на него внимание? Огромный монолитный купол возвышался над степью, будто гадкое инородное тело, впившиеся в естественный природный ландшафт. Не под этим ли куполом была расстреляна Кана и остальные?       Из оцепенения девушку вывели новые выстрелы. Кто там так истошно кричит? Стреляют вхолостую или… друг в друга? Ты сходишь с ума, Люси, ты не просто выдаёшь желаемое за действительное, ты уже наяву слышишь вопли этих нелюдей! В опустившихся сумерках были различимы чьи-то судорожные шаги. «Их двое или трое», — смекнула девушка, уличив различия в темпе — один рваный, а другой более спокойный и размеренный. Природа замерла вместе с её сердцем. Потрескавшиеся губы зашлись в неизвестной молитве; опираясь на локти, Люси стала медленно отползать подальше от источника страшных звуков. Она не ведала, что произошло там, внизу, и не понимала, были ли эти крики на самом деле. «Пусть всё закончится быстро…»       Последний выстрел прогремел на этот раз совсем близко; из прохода бездыханно вывалился солдат, тут же потонувший в густой луже собственной крови — пуля угодила в шею. На нём почти не было защиты, об экипировке и речи не шло — в ужасе Люси, глупо хапая ртом, как рыба на берегу, пялилась на светлый, окроплённый багряными каплями затылок. Но кто посмел? Что сделает это чудовище с ней, если оно посмело тронуть военных? Чьи-то мужские ботинки вальяжно переступили тело, и Хартфилия приглушённо заскулила, предвещая скорую расправу над собой — эту обувь она уже видела полчаса тому назад.       Это был Нацу. И только что он прикончил своих людей.       — Ты немного попутал, Драгнил. Ты по ошибке стрелял в своих, а надо было бить моих, — шёпотом выплюнула Люси, упираясь в его берцы. К горлу подступала тошнота при виде брызг крови на его одежде, и ей пришлось прикусить щёку, чтобы избежать позора. В таком амплуа ты видела его лишь четырнадцатого июля… Да, дурочка, ты почти забыла, что он убийца. Пятна проступили даже на его чёрных джинсах. — Это может стоить тебе жизни.       — Вставай, — осипшим злым голосом приказал Нацу. — Вставай, говорю! — повысил голос преступник.       — На моём месте ты поступил бы также, — тихо произнесла Люси, неуклюже усаживаясь на ягодицы. — Ты только что своих людей предал. Нарушил свой любимый устав! Мне бы и подавно шею скрутил… если бы на кону стояла твоя свобода.       — Не надо равнять всех под себя — я бы не посмел предать любимого человека! — взревел Нацу, пальцами свободной руки рефлекторно хватаясь за мокрый висок — волосы после бега слиплись от пота. Наружу уже проступила небольшая гематома, грозившая перерасти в нечто большее. Тупая боль толчками пульсировала на месте удара и отдавала в затылок.              А ведь Локи предупреждал тебя, Драгнил. Говорил, что она всех на дно за собой потянет. Змейкой в сознании Нацу вилось страшное сожаление о том, что он не позволил Кане, тщательно обработанной рыжеволосым рецидивистом, избить свою соседку до смерти. В результате оба мертвы, и он мог стать следующим. С него три шкуры бы содрали, а быть может, вообще обвинили бы в саботаже и содействии побегу. Или в организации этого самого побега… Но теперь поздно задумываться об этом. Теперь и он преступил черту дозволенного. Теперь либо иди куда глаза глядят, либо умри. Зереф, опираясь на собственное, уникальное понятие «морали», несомненно наречёт его предателем и приговорит к незавидной участи. Да как вообще можно быть предателем, если ты никогда и не был поистине верен человеку? Но доказывать это старшему братцу у парня не было никакого желания. Надо бежать.       — Сколько жизней на твоём счету? — прошипела Люси, презрительно морщась: только сейчас она взглянула на своего мучителя. Попытки пристыдить Драгнила выглядели, на самом деле, забавно, как и её злость перед неминуемым (как она считала) возвращением на базу. Из обороны она тут же перешла в атаку, не став утруждать себя поиском причин, из-за которых Нацу перебил своих же наёмников. — Ладно, я вернусь… И первым делом я расскажу тому психопату про нас! Выставлю тебя насильником и… уж поверь, придумаю достоверную историю! Вместе на дно пойдём!       А вот подобного Нацу совсем не ожидал. Понятно дело, что сопротивляться стала бы, но шантажом его брать, да таким подлым!       — Не посмеешь, — процедил Драгнил.       — Давай проверим, — надежда пронять его низкопробными угрозами не угасала.       — Вот так ты решила, да? Нет, милая, всё будет по-другому. Сейчас я пристрелю тебя, а вину повешу на кого-нибудь из своих людей.       — Не сомневаюсь… ты способен на это, — запнулась Люси. Блефует или… всерьёз рассуждает? Голова нещадно кружилась: слишком много всего произошло за жалкие тридцать-сорок минут.       — Но ты же хотела убить меня.       — А я и не говорила тебе, что люблю. Я… я просто…       — Видела во мне последний шанс? Верила, что ты для меня, блять, особенная? — незаметно для самого себя завёлся Драгнил. Дальше слова бесконтрольно лились как по маслу: и ложь, и правда. — Я предан своему делу, и моя любовь — а я даже не знаю, любовь это, или простое увлечение, или жалость — так вот, моя любовь ни-че-го не изменит! — он сглотнул и не сразу понял иронию сказанного. Выпалил, не подумав. — Чёрт… Всё уже изменилось. Дура, неужели ты правда не понимаешь, почему я убил их?! Да я из-за тебя только что в ряды суицидников записался!       Пора бы заканчивать. Нацу искренне не понимал, что ему делать с этой несносной дурой; не бросать ведь на произвол судьбы! Точнее, на растерзание брату. Однажды он уступил Зерефу жизнь по-настоящему близкого человека — Лисанна в муках скончалась, и теперь у него появился шанс искупить вину. Столько душ погубил, спаси хотя бы эту! Однако, он сам наконец выбрался на свободу, оставив за спиной кровавое месиво из тел в качестве послания брату, и такая упрямая беспомощная обуза ему ни к чему… Да и долго ли ему гулять на воле? С ним она погибнет, но без него… без него это может случиться значительно раньше. Решение, казалось, было принято, вот только имелась маленькая заминка: добровольно Люси с ним никуда не пойдёт — характер не тот, да и сил явно не осталось, раз не удрала со своей подружкой, а лишь проползла метров десять максимум.       Нацу сел на корточки перед ней, приблизился к её лицу, подумал о чём-то пару секунд и твёрдой рукой приставил пистолет к девичьему виску, а другой крепко вцепился в худое плечо. Сосредоточенный, хмурый взгляд Драгнила всколыхнул всё её нутро. Неужели, его серые глаза будут тем самым последним воспоминанием, которое она бережно заберёт с собой в могилу? Это тот самый конец, который она жаждала? А что последует за этой чертой? «Так, наверное, будет лучше для меня», — подумала Люси, однако же пошевелила плечом на всякий случай, как бы упрашивая преступника убрать от неё руки. Мужская хватка не ослабла. Значит, и вправду всё…       — Нацу, — слова застревали в горле, сжавшемся в ожидании чего-то ужасного. — Я хочу, чтобы ты знал, что я никогда не использовала тебя. Ты стал для меня дорогим человеком.       — Я тебя услышал, — хмыкнул Нацу, довольно растянув губы. — Ты меня прости, Люси.       — За что? — она неподдельно удивилась.       — За это.       И огрел её пистолетом по виску также, как это провернула она с ним полчаса тому назад. Девушка закричала от резкой боли, молнией пронзившей череп, и лицом свалилась на сухую осеннюю траву.