sanitarium

      — Да ты мне уже надоел! — крикнул семилетний Ларс и ударил кулачком своего друга по его очаровательному носику, из которого с небольшой задержкой потек тоненький алый ручеек, спускаясь по пухловатым губкам, а потом по подбородку, — так тебе и надо, мелкий, — буркнул нападавший и пристально следил за тем, как кровь Дэвида уже начинает капать на пол, а у него уже начинается паническая атака, — иди сюда, блин, — буркает он и притягивает мальчика к себе.       Язык Ульриха сначала проходится по уже таким родным губам, которые иногда он быстро целовал перед сном, затем Ларс скользит вниз, к подбородку, который иногда сжимал до такой степени, что маленький Дэвид просил отпустить и стонал от боли. Младший противится, ему неприятно, что его друг слишком много себе позволяет, но отпор он никогда не даст.       — Уйди, — голос Эллефсона предательски дрогнул, а слезы уже начали свой ежедневный, а то и часовой маршрут, — пожалуйста, уходи, я позову Бетси и она тебя н-напугает!       — Я не боюсь твою воображаемую подружку, — отстранившись, фыркает Ульрих, — дядя Браун сказал, что она всего лишь в твоей голове, — затем, порывшись в кармане своих штанов, Ларс выуживает небольшую картонную коробочку с пластырями, — смотри, это он мне подарил, — самодовольно произносит мальчик и достает упакованный пластырь, — а тебе никто ничего не подарит кроме меня, ты больше никому не нужен, — затем он заботливо клеит его на нос и совсем не на то место, куда пришелся удар, но ничего, так тоже красиво, — тебя никто не любит и не полюбит так же сильно, как я.       — Спасибо, — Эллефсон обнимает своего одновременно мучителя и одновременно спасителя, — ты мой самый-самый лучший друг.       — А ты мне нравишься, — хихикает Ларс и тоже обнимает своего друга, затем невесомо целует пластырь на его носу, — извини что я на тебя опять сорвался, иногда я просто не могу контролировать себя.       — Твое «иногда» уже превращается в «никогда», — угрюмо буркнул маленький Дэвид, но в замочной скважине послышался звон ключа и проворачивающегося замка, Эллефсон как ошпаренный отлетел на свою постель от Ларса, им было запрещено обниматься и целоваться, иначе доктор их снова накажет.       Санитары с натянутыми улыбками появились в дверном проеме, а одна из девушек даже приветливо помахала рукой.       «Что это с ними?» — оторопел младший: «Они никогда так себя не вели, всегда были грубы и жестоки.»       Объяснение этому поведению нашлось. Высокий парень лет двадцати пяти с огненно-рыжими волосами выделялся на фоне этих людей в белых халатах, только у него в глазах было искреннее счастье, его лицо озаряла до невозможности приятная улыбка. Ларса сразу же заинтересовал незнакомец, малыша поразила его безупречная шевелюра, он никогда не видел такой, отчасти потому что уже почти два года лечился и не выходил на улицу, а у санитаров не было таких превосходных волос, все они были невзрачны и однообразны, из окна же ничего и не видно. Дэвиду же он показался опасным и вовсе не добрым, каким хотел представиться. Эллефсону казалось, что в мире есть только две вещи, которые не могут ему навредить: Ларс и Бетси. Хоть и Ульрих довольно часто обижал, бил и приставал со всякими непристойностями, Дэвид все равно был привязан к нему, словно к старшему брату, позволяя при этом делать с собой все, что только угодно. Конечно в пятилетнем возрасте дети ничего не знают о половом созревании и о таких развратных вещах, но почти за два года нахождения в сумасшедшем доме и в одной палате с Ульрихом, младший уже понимал, что целоваться в губы и облизываться это неправильно, но ничего не мог сделать против этого. Бетси же была для мальчика самой лучшей подругой, но она стала все реже приходить после тех таблеток, которых насильно заставляла пить Мария. Из милой и чистосердечной девушки, которая стремилась помочь каждому, она превратилась в жесткую садистку и часто унижала Эллефсона, говоря о том, что он больной придурок. С халата исчезли сердечки, скорее всего они больше никогда не появятся. Правда был еще дядя, который изредка навещал его в детском доме и приносил всякие вкусности, которые с огромным удовольствием отнимали старшие, также дядя обещал забрать его из этого места, но все никак не мог осуществить свой план.       «Придурок! Ее не существует, ты настолько замкнутый, что даже не можешь пообщаться с другими детьми, а выдумал себе какую-то уродину твоего же уровня. У тебя никогда не будет любящего тебя человека, ты умрешь здесь, будешь гнить, разлагаться на этой постели, в этой комнате, тебя никто не похоронит, ты никому не нужен, » — еще раз мысленно пронеслись слова медсестры, когда Дэвид увидел ее улыбающуюся физиономию в дверном проеме.       Руки предательски затряслись, а все тело начинала сковывать цепь паники и необычайного ужаса.       — Ларс, солнышко, узнаешь этого дядю? — с теплой интонацией спросила Мария, а из ее рта повалил неприятный запах дешевого вина.       — Не-а, — Ульрих деловито подошел к рыжему парню и с интересом стал всматриваться в его лицо, — ты кто?       — Я твой отец, — с дрожащим от радости голосом ответил он.       — А мама говорила, что ты нас бросил, — мальчик слабо ударил в живот абонента, — но ты довольно симпатичный, так что я думаю, тебе незачем мне врать.       — Я правда не вру, — парень поднял на руки своего сына и крепко обнял, — Ларс, я по тебе очень скучал.       — А как тебя зовут? — Ульрих в ответ обнял отца.       — Дэйв, Дэйв Мастейн, — чтобы не вызвать уйму вопросов насчет своей фамилии, старший начал рассказывать, — твоя мама не хотела брать мою фамилию.       — Ларс Мастейн звучит по-дурацки, — хихикнул мальчик, а санитары наблюдали за всей этой идиллией, не обращая внимания на Эллефсона, который уже был на пределе срыва, лишь Ульрих обернулся, чтобы похвастаться своему другу, но как увидел его состояние, то моментально отстранился от своего отца и подбежал к чужой кровати, — черт, Дэвид, ты опять боишься? — мальчик принялся обнимать своего друга, склонившись над ним, но того все равно трясло, — тетя Мария, помогите мне!       Не раздумывая ни секунды, девушка быстро подошла к пациентам и, грубо отпихнув Ларса, принялась кормить Эллефсона успокоительными. Впиваясь в кожу длинными ногтями, она насильно пичкала таблетками бедного малыша, который пытался отстранится от медсестры и будто держал кого-то за руку, невидимого и неслышимого обычному человеку.       — Тебе придется успокоится, — девочка с белокурыми волосами держала Дэвида за руку, а в другой руке сжимала плюшевого зайчика с распоротым животом, и из этой раны вываливалась набивка, ушко было оторвано, а глаза пуговицы небрежно пришиты грубыми стишками, — я буду еще реже приходить.       — Останься, — еле слышно прошептал Эллефсон сквозь успокоительные, но его подруга начала исчезать, так и не договорив очевидно очень важные вещи.       — Давай, глотай, — мило улыбнулась Мария и еще сильнее надавила на чужие щеки, заставляя зажмурится от боли ребенка, но тот послушно выполнил указания, — умничка, — девушка растрепала русые волосы на голове мальчика и поцеловала того в макушку.       Дэйв лишь наблюдал за этой картиной с удивлением и шоком. Было невероятно жаль маленького тезку, и он был горд за своего сына, что тот ринулся к своему другу, но это чувство заглушалось отвращением к Марии, которая буквально вешалась ему на плечо, после того, как увидела, что Мастейн — холостяк, чуть ли не предлагала себя в качестве заботливой жены и безупречной хозяйки. У рыжего была мысль весело провести с ней ночь, но теперь она пропала, словно и не было, уступая место для неприязни и лютой ненависти. Решив помочь успокоиться Дэвиду, парень сократил расстояние между собой и его койкой, Мария же, кивнув санитарам, решила подождать новоиспеченного папашу за дверью.       — Мы будем ждать Вас в коридоре, — кивнула девушка и положила руку на плечо рыжему, проникновенно взглянув ему в глаза.       — Спасибо за милость, — ухмыльнулся Мастейн и скинул чужую ладонь под возмущенный и разочарованный выдох, наглая девица и слишком уж любопытные да беспечные санитары скрылась за приоткрытой дверью.       — Она довольно жестока с тобой, — констатировал очевидный факт рыжий и присел рядом с дезориентированным малышом, — тебя как зовут?       — Это Дэвид, — ответил за друга Ларс и забрался к отцу на колени, — она ушла, все в порядке, — обратился к Эллефсону, но тот продолжал плакать и судорожно глотать воздух, — Дэйви, — обеспокоено зовет Ульрих и младший поднимает голову, удрученно смотря на него своими медовыми глазками с красными от слез белками, — может ты будешь моим братиком? — искорка надежды зажглась в душе Эллефсона и он посмотрел на Мастейна, который ответил ему доброжелательным взглядом и кивком.       — Конечно может, — после небольшой паузы, Дэйв продолжил, — если он захочет.       — Я очень хочу, — несмело проронил Дэвид и вздрогнул, когда почувствовал прикосновение тяжелой руки с огрубевшими подушечками пальцев к своей маленькой, худощавой, с выпирающими от недоедания костяшками и практически невесомой ладошке.       — Ну вот и отлично, — рыжий лучезарно улыбнулся и встал с кровати, при этом держа на руках Ларса, — пойдемте к тете и оформим пару документов насчет вызволения вас из этой дыры.       Так как мальчики уже были обуты, то компания двинулась в коридор, искать Марию и других санитаров, но нашли их болтающими на стульях с каким-то парнем, примерно того же возраста, что и Дэйв, но тот значительно уступал ему в росте, волосы были такого же темного цвета, словно чернила, но они были кудрявые, словно приятная шерстка барашка.       — Дядя! — вскрикнул Эллефсон и кинулся с объятиями на темного.       — Дэвид, счастье мое! — радостно ликовал он и тоже обнял племянника, совсем не обращая внимания на оцепеневшего от шока Дэйва, — сегодня я тебя точно заберу, — прошептал парень и крепче обнял мальчика.       — Я извиняюсь что прерываю ваши нежности, — Мастейн кинул недовольный взгляд на темноволосого и тот презрительно посмотрел на рыжего, — представьтесь хотя бы.       — Что за наглость? — фыркнул парень и встал со стула, так же держа на руках Дэвида, — я его дядя, а Вы какое право так небрежно прерываете наш диалог? — Дэйв осекся, а Эллефсон еще ближе прижался к своему родственнику, ибо только так он чувствовал себя в безопастности, — а сейчас прошу прощения, мы уходим домой.       Ларс и Дэвид переглянулись, им было больно расставаться друг с другом. Они почти пять лет были вместе, а сейчас пришло время прощаться. По щекам обоих мальчишек скатывались одинокие слезинки, но маленький Ульрих не выдержал и вырвался из крепких полуобъятий и кинулся к уходящим.       — Стойте! — крикнул он и когда темноволосый остановился, Ларс буквально стянул Эллефсона с рук его дяди, — я люблю тебя, люблю больше всех на свете, — прошептал Ларс и как можно крепче прижал к себе Дэвида, тот тоже его обнял, — может мы будем общаться как-то? — с надеждой спросил мальчик.       Но Эллефсон ничего не мог произнести, он просто плакал в плечо своему другу, да и ответить ему было нечего.       — Ларс, пойдем, — подошедший Дэйв пытался успокоить сына, но тот ни в какую не хотел расставаться с Дэвидом, — извините, как можно к Вам обращаться? — Мастейн бросил безуспешные попытки разнять мальчиков.       — Кёрк, — бросил темноволосый и скрестил руки на груди, ему было неприятно общаться с ним.       — Очень приятно, — рыжий попытался сказать это как можно дружелюбнее, — может обменяемся адресами и домашними телефонами чтобы мальчики могли общаться дальше? — предложил парень и заметил, как две пары просящих глаз уставились на Кёрка.       — Почему бы и нет? – темноволосый просто не мог отказать единственному и любимому племяннику, поэтому без колебания согласился, — записывайте, я диктую.       Обменявшись адресами и номерами мальчишки повеселели и уже предвкушали будущие встречи, но сейчас еще не время, потом все обязательно будет.       — Пока, — Дэвид на прощание помахал рукой Ларсу.       — До встречи, — Ульрих же в ответ показал язык.       — Так, пойдем с документами немного повозимся, — буркнул Дэйв и повел за собой сына в противоположную сторону коридора, — ну рассказывай, что делать сегодня будем после этой тягомотины?       После этого послышались восторженные крики и хрипловатый смех, слов Эллефсону различить не удалось, так как он был далеко, а из-за коридора было жуткое эхо.       — Ну что, дружище, — Кёрк потрепал племянника по волосам, — давай-ка сначала домой заедем, а потом уже по торговому центру походим?       — Это было бы здорово! — неуверенность тут же пропала и Дэвид, радостно улыбаясь, торопливо пошагал за своим дядей, в последний раз рассматривая обшарпанные больничные стены.       Темноволосый словно ангел оберегал Эллефсона от санитаров, они казались демонами, недовольно поглядывая на малыша, который старался не отставать от Кёрка.       От света и свежего воздуха у Дэвида закружилась голова, а в глазах неприятно зарезало, заставляя зажмуриться.       — Ничего, пройдет, — хихикнул Кёрк, открывая машину, — залезай на переднее сидение, только пристегнутся не забудь.       — Хорошо, — мальчик кивнул в знак согласия, сел в машину, аккуратно закрывая дверь, чтобы не издать громкого хлопка и, не забыв дядино наставление, застегнул ремень безопасности.       Кёрк сделал тоже самое, но вот дверью он хлопнул, наверное случайно, от шума Эллефсона немного передернуло.       — Радио будем слушать? — заботливо спросил дядя и Дэвид опять кивнул, он обожал, когда санитары включали музыку, хоть и их с Ларсом палату часто закрывали, но приглушенная мелодия все-таки была слышна. Правда работники больницы делали это ночью, нарушая покой и сон.       — Угу, — согласился мальчик и из динамика полился чистый рок, что заставило дядю улыбнуться.       Заведенная машина тронулась, асфальт словно уходил под колеса, а деревья спешно перебегали назад. Внимание Дэвида привлекли психбольные, которые прогуливались под строгим контролем санитаров, а один мужчина с завистью посмотрел на Эллефсона.       «Прощай, биомусор,» — про себя подумал мальчик и ухмыльнулся, смотря на дорогу.       Лето — это прекрасно. Вокруг зелень, тепло, приятно. Яркие и приветливые лучи солнышка согревают абсолютно все, от самых тенистых уголков, до самого депрессивного настроения.       — Ой, а тут остановочка, — хихикнул Кёрк, заприметив высокого парня с длинными русыми волосами, который помахал ему рукой.       Машина съехала на парковочное место рядом с тротуаром, а парень открыл дверь и сел на заднее сидение, забросив обе руки за подголовниками.       — Клифф, какими судьбами? — с улыбкой спросил Кёрк, выруливая на проезжую часть, — ты же говорил, что будешь дома.       — Да я за пивом ходил, — ответил он, зачесывая волосы пятерней назад.       — Ну и где оно? — продолжил допрос темноволосый и еще шире улыбнулся.       — Во мне, — довольно сказал Клифф, потянувшись к карману за сигаретами, и уже, взяв в рот одну раковую палочку, был грубо одернут.       — Я тебе дам курить, — фыркул Кёрк, останавливаясь на очередном светофоре, — постеснялся бы при ребенке хоть, — Эллефсон, услышав о том, что упомянули, покраснел и стал разглядывать черный резиновый коврик.       — О, извини, чувак, — русый убрал обратно сигарету в пачку, — тебя как зовут хоть?       — Это Дэвид, — видя четкое смущение на лице племянника, темноволосый решил ответить за него, — я оформил над ним опеку и теперь мы будем жить вместе.       — Круто, — хмыкнул Клифф, а мальчику стало неловко за свое поведение.       Поездка была относительно недолгой, парни вели активную беседу и что-то бурно обсуждали, Эллефсон же не проронил ни слова, но когда они подъехали к дому, то Дэвид был приятно удивлен. Небольшой и неприметный кирпичный домик с белым заборчиком ничем не выделялся на фоне других однотипных строений, но для малыша он был прекрасен.       — Нравится? — положив руку на плечо, спросил Кёрк и лучезарно улыбнулся, а Дэвид кинулся с объятиями на него, от неожиданности темноволосый растерялся, но все же обнял племянника, хоть и не понял, как ремень так сильно растянулся.       — Уру-ру, — умилился Клифф, постаравшись как можно сильнее скартавить «р».