***
Питер стоит перед городской больницей, смотрит на хмурое грязно-желтое здание. Здание смотрит на него в ответ. Пустые окна-глаза, открывающийся и закрывающийся рот-дверь. Больница — словно монстр поедает людей, держит их слабые оболочки в своем чреве. Кому-то удается вырваться, а кому-то, как Мэй Паркер, суждено остаться здесь. Потеряться среди одинаковых медицинских карт, быть просто именем на планшете с кратким описанием болезни и последних назначений. Когда Мэй только положили в больницу, после многих недель самолечения дома, Питер приходил сюда каждый день. Покупал цветы, хотя Мэй просила его не тратить деньги. Он рассказывал ей, как прошел день, просто говорил и говорил, чтобы звук собственного голоса заглушал звуки аппаратов, к которым была на тот момент подключена женщина. Наблюдать, как прогрессирует болезнь было больно, но Питер держался, потому что «шанс есть», как говорили врачи. Они же всегда так говорят, да? Пациенту нужно во что-то верить, тогда у него появляются силы бороться. Но Мэй угасала с каждым днем. Шанса у нее не было без денег на лекарства. Они оба понимали это. Питер прятал глаза, когда женщина смотрела на него, словно это он во всем виноват. Он понимал, что нет, его вины тут точно нет, но все равно чувствовал себя так, словно подвел единственного родного человека. А потом Мэй стала испытывать такую боль, что обычные лекарства ей не помогали. Ее ввели в искусственную кому, оставили в подвешенном состоянии. Питер стал приходить меньше, испытывая угрызения совести, словно Мэй могла знать или как-то ощущать рядом он или нет. Вот и сейчас он стоит перед зданием больницы, не решаясь войти. В его руке стаканчик с кофе, о который он греет руки. Так отчаянно хочется тепла. Несмотря на все свои убеждения, Питеру хочется, чтобы кто-то сильный и взрослый пришел и сказал: «Я разберусь со всеми этим. Тебе больше не надо быть сильным. Ты можешь быть обычным студентом». Это то, чего Питер не умеет. Он всегда был чересчур ответственным, с недетскими мыслями, слишком понимающим, как это мир устроен. Что же, сейчас это ему на руку. Иначе он не смог бы со всем этим справиться. Словно он справляется со всем этим. Чувствуя себя маленьким и ничтожным, Питер заходит в больницу, вдыхая привычный запах лекарств, болезни, чистящих средств, отчаянья и надежды. Питер может не появляться здесь неделю, но запах никак не получается забыть. Он словно оседает на коже, путается в волосах, ты пропитываешься им насквозь. Паркер привычно здоровается с пухленькой медсестрой за стойкой регистрации, берет из специального контейнера бахилы, поднимается по обшарпанной лестнице, игнорируя лифт. На самом последнем этаже всегда тихо. Тут лежат тяжелобольные пациенты. Питер видел, как меняются люди, лежащие в палатах, и старается не думать, куда они деваются. И только Мэй продолжает лежать в своей палате, благо страховка позволяет хотя бы это. Когда Питер появляется в коридоре, в глаза сразу бросается большое количество персонала на этаже. Удивленный, он не сразу замечает, что открытая дверь палаты — это дверь палаты Мэй. Питер видит, как медсестра вносит новую стопку свежего постельного белья, уборщица выкатывает тележку с чистящими средствами. — Питер? Да, они все его знают. Питер прислоняется боком к стене, потому что он не доверяет своим ногам. Звуки чужого голоса доходят до него каким-то неясным шумом. Перед глазами темнеет, он чувствует, как начинает медленно сползать по стене вниз. Он не успел. Мэй не дождалась помощи.***
Тони решает сделать все сам. Звонит главному врачу в Первую городскую больницу и достаточно только его имени, чтобы все шестеренки начали крутиться в нужном направлении, работая на результат. Мэй Паркер тут же переводят в новую больницу, в платное отделение, где ей выделяют большую светлую палату, подключают к новейшим аппаратам, а самые лучшие врачи собирают консилиум, чтобы разработать дальнейший план лечения. Адвокат разбирается со страховкой Мэй Паркер и прочими документами о переводе, который удалось выполнить за одно утро. Ведь за дело взялся сам Тони Старк. Тони удовлетворенно вздыхает, когда ему отчитались о проделанной работе. Время уже было около четырех часов дня. В Нью-Йорк опять вернулась хмурая погода. Соседние высотки утопали в серо-грязных облаках. Только красный предупредительный огонек на шпиле Эмпайр-стейт-билдинг пробивается сквозь эту пелену. С того места, где стоит Тони, видна только часть последней буквы «К» большой надписи «STARK». Она светится приятным голубым светом, и Тони эта надпись нравится. Несмотря на то, что многие жители города называли ее «вызывающе уродской», а Пеппер постоянно просила отказаться от этой «вывески», которая пожирала огромную кучу электроэнергии, а, следственно, и денег. Но Тони не был бы Тони Старком, если бы пошел на поводу мнения большинства. Тони не покидает ощущение, что он что-то забыл. Он не сделал нечто важное. Баюкая в руках стакан из толстого стекла с янтарной жидкостью на дне и пары кубиков льда, Тони пытался вспомнить, что же ему еще предстоит сделать. Его телефон, поддаваясь вибрации, заскользил по столу. Нахмурившись, Тони взял гаджет в руку. — Да? Он услышал женский голос, который говорил быстро и сбивчиво. Тони пытается выудить из этого потока хоть какую-то информацию. И вообще понять, кто ему звонит. И только потом, когда прозвучало имя Питер Паркер, Тони сразу вспомнил о чем он забыл. Блять! Он забыл предупредить пацана о том, что его тетя переезжает. И тот, придя в больницу, обнаружил пустую палату, грохнулся в обморок, подумав, что его дорогая тетя умерла. Почему все, что касается этого парня, не может идти гладко? Это же было так просто: позвонить ему, сказать, что машина по спасению его тети уже запущена, команда врачей начала работать. И что в ближайшие выходные они вместе поедут ее навестить. Но Тони был так доволен собой, что забыл сделать чуть ли не главное. Молодец, ничего не скажешь. По словам медсестры, которой, — О! Спасибо Всевышний, — он догадался оставить свой номер для связи, если возникнут форс-мажорные обстоятельства, Питер сидит в приемном отделении и ждет его. Тони бросил короткое «сейчас буду» и сбросил звонок. Он залпом допивает свой напиток и направляется к выходу. Покидать дом сегодня не хотелось, но стоило только представить бедного ребенка, который испытал такой шок, как ноги сами по себе ускоряют шаг. Тони Старк, впервые на своей памяти, готовится извиняться.***
Питер обнаруживается на скамейке возле лавки с сувенирами и цветами. Он сидит, сжавшись в маленький комочек, цепляется обеими руками за бумажный стаканчик и смотрит потерянным взглядом в пустоту. Он выглядит таким потерянным и несчастным, что у Тони сжимается сердце. На задний план уходит понимание того, что это он сам виноват в таком состояния парня. Однако внутри все кипит от желания обнять Питера, спрятать его в своих руках от всего мира, оградить от любых переживаний, вернуть улыбку на это милое лицо. — Питер. Тот поднимает на него пустые глаза, словно он не узнает Тони. Наверное, первые секунды так и было. Старк уже тянет к парню руки, как выражение лица Питера меняется. Взгляд за секунду становится злым, а глаза загораются праведным гневом. Это преображение такое внезапное, что Тони теряется и пропускает яростные удары кулаков в грудь. Мальчишка бьет внезапно очень сильно, словно хочет проломить Старку грудную клетку. Тони ойкает и перехватывает руки, хватая их за тонкие запястья. — Как ты мог? Как ты мог мне не сказать? Я чуть с ума не сошел, когда увидел пустую палату! Питер захлебывается гневом и словами, пытается вырваться. — Успокойся! На нас уже смотрят! — тихим спокойным голосом просит Тони. Питера приходится немного встряхнуть, чтобы тот пришел в себя. И когда он замирает, Тони еще некоторое время держит его за руки, не рискуя отпускать. Грудь противно ноет при каждом вдохе, худенький парень оказывается на удивление сильным. Питер, приходя в себя, с удивлением, даже с ужасом смотрит на Тони, кажется, только сейчас понимая, что он сделал. — Ох, простите меня, мистер Старк, — смущенно пролепетал он, не решаясь посмотреть ему в глаза. — Я-я так испугался. А потом они сказали, что вы приедете, потому точно не могут сказать, куда отвезли Мэй. И я все не мог поверить, что вы действительно выполнили обещание, и они просто врут мне, опасаясь говорить правду. — Тише, тише, — Тони отпускает руки Питера, поправляет на себе пальто. — Это моя вина, я забыл предупредить тебя. Мы же не обменялись телефонами. Мне и в голову не пришло, что ты так скоро вернешься сюда. Мозг Тони на ходу моделирует оправдания, которые звучат жалко и небрежно для человека, который за короткий срок провернул то, что провернул Тони. Но Питер после вспышки агрессии как-то весь сдувается, его плечи опускаются, а на лицо возвращается растерянность. — Поехали, — говорит Тони, подталкивая Питера к выходу. Уже в машине, пристегнувшись, Питер опять начинает просить прощение, но Тони жестом останавливает его. — Ты не должен извиняться. Это я виноват, — говорит он, подумав: «слышала бы меня сейчас Пеппер». — Я не уверен, что сейчас нас пустят в ее палату, они проводят осмотр, мы будем только мешать. Но мы просто посмотрим, куда ее положили и закажем тебе пропуск. — Хорошо. Они молчат всю дорогу. Когда окончательно стемнело, пошел мокрый снег. Он большими кляксами падает на лобовое стекло, пришлось включить дворники, и в салоне был слышен их тихий скрип. Питер сосредоточенно смотрит перед собой, теребя в руках край кофты. Тони хотелось начать разговор, все равно о чем, но ни одной подходящей темы в голову не приходило. Странное чувство неловкости рядом с Питером немного удивляет. Тони бы задуматься над этим, но зачем? Первая городская больница утопала в огнях. Невероятный контраст по сравнению с тем грязно-желтым зданием, где лежала Мэй раньше. Все здание было подсвечено яркими направленными прожекторами. На крыше вертолетная площадка по кругу окружена красными огнями. Здание не походило на древнего монстра, питающегося человеческими телами. Оно выглядит так, как должна выглядеть больница, в которой людей лечат и, что самое главное, выписывают. Тони ободряюще обнимает Питера за плечи, и они вместе заходят в здание. Стоило только Тони представиться, как к ним выходит врач, улыбающийся во весь рот. Он вежливо здоровается и просит следовать за ним. Питер заметно нервничает и не может понять из-за чего больше: из-за Мэй в новой обстановке, или из-за руки Тони на плечах. Питер осознает, что мужчина хочет всего лишь выказать свою поддержку, но у него не получается. Палата Мэй оказывается очень большой, как и ее постель, которая оснащена различными режимами. Женщина подключена к множеству аппаратов, к гораздо большему количеству, чем была в старой больнице. И Мэй выглядела…. Так же, как привык ее видеть Питер. Вряд ли ей важно, в какой палате она теперь лежит, находясь по-прежнему без сознания. Конечно, Питер не рассчитывал, что на новом месте она тут же придет в себя, но очень надеялся на это. Рука Тони сжимает его плечо чуть сильнее, Питер едва сдерживает себя, чтобы не отодвинуться от этого прикосновения. Это невежливо. Тем временем доктор сыплет различными медицинскими терминами, на которые Тони важно и с пониманием кивает головой. Питер же отмечает, что Мэй помыли и причесали волосы, заплели в толстую косу, чтобы те больше не спутались. Это было так мило, такая забота так много значит для Питера, что на глазах начинают наворачиваться слезы. Впервые кто-то принимает их ситуацию с такой теплотой. Пусть это только из-за денег, которые заплатил мистер Старк, но Паркер едва ли думает об этом. Он просто смотрит на Мэй с чистыми волосами и пытается сдержать слезы. Какой-то нервный день выдался. Потом они делают для Питера пропуск. В палате есть дополнительная кровать и ванная комната, Питер может оставаться рядом с тетей столько, сколько пожелает. Это не то, что Питеру надо на самом деле. Вид женщины в коме и писк аппаратов действуют удручающе. Так было раньше, потому что он знал: улучшения не будет, если только случится чудо. Но сейчас, по словам врача (и это единственное, что он понял из его речи) они собираются вывести ее из комы, как только разработают план лечения. Питер не знает, что с ним будет, когда Мэй откроет глаза. Он не позволяет себе думать об этом. Тони убирает свою руку, только когда они выходят из здания, и Питер вздыхает с облегчением. Непонятно, замечает это мужчина или нет. Но Питер совершенно морально вымотан и не способен контролировать свои эмоции. — Спасибо, — говорит он, когда они оказываются в машине. На этот раз Питер пристегивается без проблем, даже сам удивлен, насколько он уже привык к этой машине. Тони без разговоров везет его домой. Старк бросает на него короткий взгляд, но ничего не говорит. Чтобы разбавить тишину в машине, он включает магнитолу, и салон наполняет приятная незнакомая мелодия. Питер невольно вслушивается, прикрыв глаза. Он так устал. Кажется, у него получается уснуть в дороге, потому что, открыв глаза, он обнаруживает, что машина стоит у его дома, а Тони задумчиво его разглядывает. Мужчину ничуть не смущает, что Питер открыл глаза, он продолжает смотреть на него. Питер чувствует себя неуютно. — Мы приехали? — задает он самый глупый вопрос. — Да. Питеру интересно, сколько они тут стоят? Он выпрямляется на сиденье и готовится выйти из машины. Под взглядом Тони он чувствует себя странно. Ему не нравится это чувство, как и пристальный взгляд темных глаз. Тони первым выходит из машины, обходит ее и останавливается на тротуаре, дожидаясь Питера. — Да, что происходит? - бурчит себе под нос Паркер. Он ничего не спрашивает у Старка, просто выходит из машины, Тони ставит ее на сигнализацию, они оба идут в подъезд. Преодолевая ступеньку за ступенькой, Тони никак не может понять, какого черта он творит. План же был предельно прост. Отвезти Питера в больницу, потом домой. И в планы совершенно не входило подниматься с ним в квартиру. Но отчего-то очень захотелось выпить чашечку невкусного кофе. Питер ему ничего не говорит, он сегодня поразительно молчалив. Это и есть, наверное, настоящий Питер. Не тот дерзкий паренек, каким он был в кафе во вторую их встречу. Надо признать, что настоящий Паркер — это молчаливый, усталый, пребывающий в депрессии молодой человек. Совсем не то, что хотелось бы Тони. Хотя с какой стати Тони чего-то хотеть? Со стороны кажется, что Питеру всё равно, что Тони заходит за ним в квартиру, закрывает самостоятельно дверь. Питер снимает с себя мокрые грязные ботинки, скидывает куртку и прямо в носках скрывается в сторону кухни. Тони на какое-то время задерживается в сумраке чужого коридора, ожидая, когда хозяин квартиры вспомнит о напросившимся госте. Но Питер не возвращается за ним. Тони вздохнув и, не веря, что делает это, стягивает с ног дорогие кожаные ботинки, оставаясь в обычных черных носках. Когда он появляется на кухне, на столе его уже ждет чашка, предположительно та же самая, из которой он пил ранее. Рядом стоит чашка Питера, сахарница, пакет обычного молока. Старк и вспомнить не мог, когда пил обычное молоко, предпочитая миндальное или из каких других орехов, на крайней случай — соевое. Питер же держит в руках упаковку шоколада, ломая его в руках, даже не вскрыв упаковку. Тони садится на «свой» стул, замечая, что с подоконника стопка с журналов перевернута так, чтобы ту статью про яхту было не видно. Из света только настенный бра, который дарит свой свет только столешнице, остальная кухня утопает в темноте. И Старку даже нравится так: некий уют простых американских обывателей, которого не было в его жизни. С глухим щелчком выключается чайник, Питер кладет шоколадку на середину стола, раскрыв упаковку. Тони едва успевает насыпать себе кофе, как об дно его чашки ударяется кипяток, немного попадая на пальцы. Черную жижу Старк разбавляет молоком. Это какой сюр, на самом деле. Миллиардер, один из самых влиятельных граждан Америки, сидит на маленькой темной кухне в Квинс. Без ботинок, без тапок даже, поджимая зябко пальцы. Пьет противный кофе с жирным молоком, за которое желудок определенно скажет «спасибо». Берет криво поломанные квадратики десятибаксовой шоколадки. И, несмотря на все это, вечер ощущается как самый лучший за последние дни. Тони нравится, где он сейчас и с кем. Да, ему определенно нравится Питер. И это «нравится» не «валить и трахать». Симпатия ощущается, как: «обнять и заботиться».