— Почему ты не сказал, что омега? — тяжело спросил Геральт, и Лютик вздрогнул. Взгляд его в панике заметался, а дыхание участилось, пока он не мог подобрать ни слова в голове, чтобы объясниться.
— Я не… Думал, что вообще… Остался омегой. — Бард помотал головой и от неудобства
или холода, непроизвольно зарылся руками в солому. Под взглядом Геральта было неудобно, хотелось спрятаться в нее с головой. — Я уже давно… Не омега.
Ведьмак безмолвно смотрел на Лютика. Напористо, едва поджимая нижние веки, разглядывая его с ног до головы. Этот взор был схож со взглядом художника, который прошибает тебя насквозь. Замечает сквозь одежду как складываются кости твоего скелета, как крепятся мышцы и как напряжены сухожилия. Как ты складываешься из разных деталей, приобретая свою полную форму. Но особое внимание было приковано к голубым глазам, что сейчас будто поблекли.
— Не знал… — повторил за ним Геральт, словно пробуя слова на вкус. — Что ты вообще знал, Лютик… — задав этот вопрос скорее себе, он отвернулся, не возвращая внимание на парня. Мужчина сжал челюсть, откидывая лицо к небу; костер остро очертил шею, кадык и высоко поднявшиеся в дыхании плечи. Только сейчас Лютик заметил, что Геральт снял доспехи и одет был в одну рубаху. Сейчас он выглядит усталым.
Потрескивание огня и стрекот сверчков развевали тишину ближайшие десять минут словно ветер, играющий дюнами в пустыне. Что-то тихое, переливающееся.
Лютик едва заметно дрожал от пробирающего холода и успел обнять себя; в целом, выглядел как клубок ниток. Жар костра его не настигал, а подбираться ближе к Геральту он не желал. Наверное, впервые за их знакомство. Но вместе они прошли столько всего… Слишком много, чтобы это сейчас разрушилось только из-за того, что Геральт узнал в бродячем барде омегу.
Лютик внезапно осознал, что их расставание разобьет ему сердце. Геральт, хоть и не хочет этого признавать, хороший
человек, если так вообще можно говорить о нем. Он отличный товарищ (в глубине души) и лучший друг парня. У Геральта есть нерушимые принципы которым он следует. Несмотря ни на что, его воля несгибаема, кто бы перед ним не стоял. Могучий ли маг, знатный дворянин или сама королева. А еще ведьмак до ужаса прямолинеен, порой грубоват. Эти его качества берут за душу и заставляют уважать еще больше. У Лютика не выдержит сердце, если с Геральтом что-то случится, ведь привязываться к ведьмаку — гиблое дело.
— Геральт, если тебе это так важно… Я могу рассказать… — Лютик попытался начать говорить. Главное рассказать ему… — Еще в самом начале моих странствий, я понял, что былого запаха омеги у меня нет. Как и не было… Блять, я не могу… — На этом моменте парень запустил ладонь в волосы и вымученно простонал. Да он и не такое говорил, ну же. — Течек, да. Это продолжается уже десять с лишним лет. И я не понимаю, почему ты узнал это лишь сейчас. Мы… Путешествуем уже год. — Рассказывать это было неловко, но скорее тяжело. Морально, он чувствовал себя как развороченный палкой муравейник. Что-то достали наружу, что-то пока еще хранится внутри земли, но главное — все насекомые-мысли в панике.
— И я вообще не понимаю, почему тебе стало так… Противно? Со мной. Как только ты узнал… Я думал, ты не из… Этих… Которые считают омег… Ходячим курятником для выведения яиц.
Говорить становилось тяжелее, мысли начинали путаться, забредать куда-то не туда, а Геральт, будто назло, молчал. Становилось все обиднее.
— Я то… Вообще не думал о тебе в таком русле. Ну, а впрочем, мы об омегах, что удивительно, с тобой не говорили. Удивительно…
— Лютик… — Геральт тяжело вздохнул. — Ты, блять, такую кашу заварил…
— Да-а, конечно, я всегда-за-всегда все варю. И еду… — Лютик с каждым словом становился все бесстрашнее, начиная ползти в сторону костра, потому что ног уже не чувствовал. Глаза у него светились злобой вперемешку с обидой. — И кашу. И мозги тебе, как ты выражаешься, ебу. И все я. И мне кажется, я знаю почему… Наверное, потому, что я омега? Надо было все-таки остаться дома… Не сбегать и поебаться с тем уродом, наплодив кучу детишек?.. Никто бы не ебал мозги… Не варил кашу…
Лютик был все ближе и ближе к костру, но тепла так и не чувствовал. Холодно…
— Завались. Потом будешь нудить. Теперь слушай. — Такой же злой взгляд стрельнул на Лютика, но мигом обратился обратно к огню. Парень сел на зад. Ему оставалась пара шагов до пламени, а до Геральта вдвое больше. Должно быть теплее, пламя совсем рядом, но омега не чувствует жара. Кажется, протяни руку и опалишься, но… Что за напасть…
— Вокруг нас лес. Мы вышли из чащи, но до ближайшего поселения пару дней пути. И я еще не принимаю во внимание тварей, что не убьют нас, но все же замедлят наш путь. Если сейчас ты залезешь на Плотву и поскачешь со всей ее прыти, я все равно тебя догоню. Найду, где бы ты не спрятался, и выебу. А погонят меня взбесившиеся инстинкты, которые полностью захватят контроль над телом. Потому что альфа во мне почуял ни разу не ебанную омегу, у которой первая течка наступит минут через двадцать. А если наружу вырвется альфа, то в клочья тебя, блять, порвет, потому что ебать будет не щадя ни себя, ни тебя. Как тебе перспектива? Ахуенно? — зло прошипел Геральт. Его тон был до предела серьёзным и пугающим. До усрачки.
Сейчас отлично было видно его лицо под светом костра. Ведьмак выглядел напряженным, подавленным и тускло озлобленным. Лютик заметил, как трепетали крылья его носа, как едва-едва тряслись ладони скрепленные в замок. Ему тоже холодно?
Ужас. Это гуляло в мыслях Лютика, на его лице и выражалось в сжавшейся позе тела. То, что Геральт сейчас сказал, это же не правда? Да?.. Но ведьмак смотрел в его слезящиеся глаза прямо, не отрываясь и, давая понять, что произнесенное — явь, а не страшный сон. Что он сейчас не проснется от того, что лошадь решила снова потянуть его за волосы, путая их с травой, а Геральт рядом насмешливо наблюдал бы.
Нет. Геральт здесь — хищник. Сейчас, как он сказал, его альфа представляет опасность. Лютик знал, конечно, что ведьмак далеко не бета, но предпочитал игнорировать этот факт, считая его абсолютно не существенным. Ведь так оно и было до настоящего момента.
— Мне холодно… — задушенно прошептал бард, ощущая как слезы ледяными каплями скатываются по щекам. — Холодно. — Всхлипнул.
Геральт не говоря и слова поднимается с места и протягивает Лютику руку.
— Зачем, Геральт? — Лютик смотрит на него. — Зачем это все? Ты мне нравишься. И я... Совсем бы не хотел, чтобы это вскрылось в таких обстоятельствах. — Но Геральт продолжает тянуть руку, не отвечая барду.
— Все будет в порядке. Я тебя спасу, — отвечает ведьмак, и Лютик сдаётся. Смотрит на ладонь пару секунд, но тут же хватается, понимая, что собственными руками набросил себе на шею петлю. И доверяет.
Лютик чувствует такой жар от ладони, что захотелось прижаться к Геральту как можно сильнее, крепче. Ведьмак так и делает, обнимая Лютика, проходясь руками по плечам, проскальзывая по ребрам и ныряя носом в перекат шеи под дублет. Парень наконец начинает согреваться, чувствует то тепло, которого не хватало. Странно, что объятья принимаются как долгожданные.
Лютик прижимается, и даже не смея дышать, ощущает что-то новое. Запах. У Геральта появился запах. Омега ведет носом, глубоко вдыхает запах Геральта, и понимает, что не ошибся. Раньше альфа ничем не пах. Луком и отвагой, это да, но в этом была немалая доля иронии. И сейчас, каково его удивление, когда аромат практически чувствуется кожей. И запах этот не был человеческим, Геральт же ведьмак. И пахнет он, значит, по-ведьмачьи? Лютику было плевать, что это, ведь альфа источал что-то запредельно приятное и терпкое, такое желанное что мысли все выбивались. Захотелось вползти в него, протечь по его венам и остаться навсегда рядом.
Геральт тянет его на эту злосчастную солому, не разрывая контакт. Идет широкими шагами вперед, в то время как Лютик семенит ногами в разные стороны и хватается ладонями за ведьмака, стараясь не упасть. Но он и не даст: одной рукой крепко держит за талию, вторую атласной лентой вплетает в недлинные волосы, перебирая мягкие пряди.
Лютик уже и не чувствует соль слез на губах и прежний хозяйничающий мороз по коже. Геральт зацеловал влажные щеки прежде чем дотронуться до губ, а жар от чужих прикосновений распространился по телу пожаром, согревая лучше всякого пламени. Горечь уходит, уступая место искрам желания, зарождающимся в паху. Лютик молит всех богов, чтобы Геральт не отрывался от него ни на секунду, иначе он сгорит.
Вопреки собственным повадкам альфы, Геральт не нависает над ним, а наоборот — садится и сам усаживает омегу на свои колени, перебираясь кончиком носа за ухо и пару раз широко лижет там, немного кусая. Хоть в коей-то мере следует инстинктам, вопящим о том, что омегу нужно пометить. Нужно-нужно-нужно.
Лютик уже не чаял ощутить это. Время, когда тело желает альфу, просит, отчаянно хочет члена в заднице, чтобы наполнил спермой и вставил узел глубже. Раньше все было исключительно в фантазиях, но сейчас он рядом. Не альфа, однако Геральт, ведь сейчас с ним так ласково и нежно обращается именно он, а не внутренняя сущность.
Омега не может надышаться ведьмаком, не может перестать гладить эти руки, спину, которые до этого частенько намывал, и растегивать пуговицы на рубашке, обнажая мощную грудь. У самого на плечах уже не осталось былого жакета, а вместо него по коже шатался воздух, щекоча едва заметными прикосновениями. Альфа укусами спускается ниже, отмечая линию подбородка, шею и ключицы, ладонями скользя по поджарому бардовскому животу, пока только игриво касаясь края штанов.
А внутри уже все жарко, Лютик чувствует, как понемногу выделяется смазка и стоит собственный член, но чужую выпуклость не заметить тоже не может. Из-за ерзанья Лютика на коленях, Геральт чувствовал, как быстро встал член, упираясь в зад барда.
Омеге уже самому невмоготу: тело душит желание, копящееся в штанах, а простых ласк становится недостаточно. Он смелеет и с вызовом кусает Геральта в плечо, с интересом поджидая реакции, заглядывая в приоткрытые глаза. Геральт тут же ловит его взор своим: ярким, пылающим, как костер неподалёку. Зрачки у него теперь схожи с человеческими, стали такими же широкими, едва не покрывая оранжевую радужку. На этот золотой взор омега ерзает уже специально, проезжаясь вперед и назад по внушительной выпуклости, ловя слухом утробный рык.
Смазки все больше. Она пачкает штаны, заставляя Лютика дышать все чаще, целовать глубже, переплетаясь языками все сильней. И больше наглеть, просовывая руку меж их телами и начиная ласкать свой член сквозь одежду. Геральту не нравится, Геральт неодобрительно порыкивает и уводит руки омеги в сторону, в то время как Лютик разочарованно выдыхает, а альфа через секунду пролезает ладонями через резинку штанов и сжимает упругие ягодицы и вцепляется клыками в шею. Лютик от неожиданности вскрикивает, но подставляет горло, доверяет Геральту. Все равно, что преподнести жизнь на блюдечке и принять покровительство — так говорят в народе. Ведьмак ценит жест, в груди у него становится еще теплее; следом он мягко зализывает укусы, едва не урчит, ластясь. Фалангами пальцев специально не трогает желающий вторжения вход истекающий смазкой и только сильнее сжимает пальцы на чужой заднице. Лютик охает, сладко стонет и снова трется о ведьмака, немного царапает плечи.
— Геральт… — Страстно шепчет он, выгибаясь в пояснице и прося еще. Прикосновений, поцелуев, не важно. Больше Геральта.
У него все тело в шрамах. И не выявишь, где отметин больше: на руках ли, на мощном торсе или сильных ногах, на которых сидит Лютик. Геральт не любит говорить об этом, а Лютик и не настаивает. Для него эти шрамы стали как родинки на теле - чем-то естественным и совсем не приметным.
И Лютик совершенно не понимает, как успел оказаться без штанов — в голове стоит марево, сравнимое с чаем и добавленным облепиховым вареньем. Кисло-сладкое ощущение, но очень теплое, как и объятия Геральта.
Его смазка немного липкая, густая, и впитывается в штаны ведьмака, который не спешит снять их. Лютик жмется к нему, снова обнюхивает шею и кусает губы; целуется с Геральтом, сцепливаясь языками, и ощущает, как стоящий член пачкает его живот и требует разрядки. Лютик снова не выдерживает; тянется дрожащими руками уже к ширинке Геральта; нитки пуговиц у паха натянулись от сдерживаемого напряжения. В это же время ладони осторожно скользят по мокрой коже бардовских бедер к влажному входу. Лютик не стонет, скулит, когда наконец чувствует пальцы внутри. От непривычки сжимается, но старается взять больше, даже больше, чем предлагает ведьмак. От этих ласк пальцами он едва вспоминает и о крупном члене, находящемся едва ли не под ладонью. Тут же он сжимает пальцы на стволе и чувствует вибрацию по телу, от пронзившего хриплого стона Геральта.
Омега наконец расстегивает чужие штаны и достает просто охуенный огромный член. У всех альф немаленький размер, а Геральт не только альфа, но и по совместительству один из сильнейших ведьмаков. В голову ничего путного не лезло, однако если бы Лютик сейчас мог внятней соображать, то вспомнил бы подслушанные разговоры проституток, увещевающих о том, что: «он точно не уместился бы во мне, хорошо, что это был лишь минет». Хуйня все их рассказы и хвастовство, потому что вот Это действительно не поместится в нем. Но сейчас Лютик не соображал, и единственным его желанием было ощутить этот член в себе. Он лишь застонал, обводя крупные венки и оттягивая крайнюю плоть, открывая вид на розовую головку, от которой уже сочился предэякулят. Геральт зарычал, непроизвольно подаваясь вперед на трогающие член руки, и заталкивал пальцы глубже, стараясь растянуть его побыстрее.
Бард размазывал прикосновения по члену, кольцом сжимал у основания и пытался ему дрочить, при этом едва заметно соскальзывая с коленей. Альфа одернул его на себя, не разрешая, а Лютик был готов выть. Который раз ему отказывают, неужели он заслужил такого наказания?
— Хочу отсосать тебе, — пробурчал он так, что едва различишь слова, а потом утонул в стоне, когда альфа погладил головку его члена, с оттяжкой проводя вниз и вновь подбираясь к жаждущему входу. Но ведьмак услышал и хотел хмыкнуть, да был занят тем, что с чужих ягодиц перешел на бедра, а затем и на пояс собственных штанов, снимая с себя ткань, пропитавшуюся омежьей смазкой. Придется отстирывать, такой аромат сильно привлекает ненужное внимание.
Лютик ерзал, хныкал, скулил и кусал за плечи — делал абсолютно все, чтобы Геральт уже трахнул, блять, его, плевав на все остальное. Вполне успешно с этим справлялся, кстати.
Дыхание ведьмака приходилось прямиком на покрасневшие щеки Лютика, и тот не упустил возможность полобызаться вновь, сначала целуя в губы, а после потираясь щекой о чужую и переходя на шею — под действием инстинктов
и собственного желания он оставляет на альфе запах.
Геральт гладит его спину, проводит кончиками пальцев по лопаткам и ложится на солому. Так будет лучше для Лютика, да и неудобства скоро отойдут. Омега растерянно смотрит на него, наконец видит полную картину разлегшегося под ним мужчины. Перекатывающиеся сильные мышцы рук немного блестят под светом огня и испарины на коже, мощные плечи и ярко выраженный пресс выглядели просто восхитительно. А что заставляло сильнее поджимать ноги и истекать смазкой, так это голодный взгляд хищника. Геральта. Совсем скоро внутренняя сущность альфы вырвется. Из-за этого ведьмак подгоняет барда, хватает его за зад и тянет ближе к паху, едва не насаживая на себя. Но лишь позволяет члену притираться между половинками ягодичных мышц и смотрит. Жадно, голодно, дожидаясь, как омега сам опустится на член. Лютик теряется, ощущая неистовый жар и вроде бы вспоминает о чувстве стыда.
Но нет, показалось, — в эту же секунду Лютик проводит по тазовым костям мужчины, по линиям мышц, переходящим в паховую область, лаская возбужденный член, от напряжения прижимающийся к животу.
Омега вздрагивает, едва наклоняет голову и чувствует острый запах альфы. Теперь пахнет каленым железом, а интуитивно ощущается опасность и сила. Захотелось лечь под Геральта, покориться ему, скулить под ним, а не сидеть верхом — инстинкты омеги будто решили свести его с ума, усиливаясь во столько раз, сколько Лютик провел без них. Почему, почему Геральт не хочет защитить его?
Ведьмак возвращает его в себя похлопыванием по бедру, и бард резко выпрямляет спину, судорожно вдыхая. Геральт столько раз его спасал, что за вздорные мысли лезут? И то, что Лютик сидит на альфе, а не находится под ним — огромная сила воли. Это все ради Лютика.
Бывший виконт проводит одной ладонью по груди ведьмака, задевает кончиками пальцев шрамы и другой рукой направляет горячий член в себя. Опираясь о чужой торс, он плавно принимает Геральта, с наслаждением чувствуя, как внутренние мышцы раздвигаются. Это было так приятно — ощущать комками нервов твёрдый член, разносящий долгожданное удовольствие волной по телу.
Из-за собственного протяжного стона Лютик не услышал, как вместе с ним хрипло простонал и Геральт. Ведьмак не смог подавить желание толкнуться глубже и, зажмурив глаза, схватил омегу за выступы тазовых костей, натягивая на себя сильнее.
— Геральт!.. — Протяжный крик растворился в лесной глуши, едва отразившись от деревьев и попав в царство листьев и теней, где был навсегда утерян.
Грудь тряслась в волнении от прерывистого дыхания, пальцы будто свело, а ног Лютик вообще не чувствовал. Кожей он ощущал Геральта слишком близко. Его стучащее сердце в груди, вдохи и выдохи, полыхающий пожар в глазах. В груди от чего-то заныло. Геральт. Его Геральт, его ведьмак вместе с ним. Сейчас они живут только ради того, чтобы упиваться друг другом. Жить не для себя — для пары.
— Будет ли так всегда, Геральт?..
Лютик с трудом поднимается на ноги, чтобы снова осесть на альфу — силы в организме уходят далеко не на поддержку ног в тонусе. Все идет на снабжение смазки, и ее должно быть много, действительно много. Но бард упрямый — пытается не смотреть на то, что ноги предательски дрожат, разъезжаются в стороны. Только скачет на Геральте, словно на каком скакуне, с каждым толчком контролируя себя все меньше. Однако Лютик видит — ведьмаку еще хуже. Он борется не только с инстинктом подмять под себя, покорить, укусить за загривок и порыкивать, но и боится причинить Лютику боль.
Омега, впервые переживает свою течку в таком возрасте, в котором не иметь детей удивительно. Так еще и не раскрылся Лютик до конца. Ведь омеги в течку как цветы — сначала едва распускаются, а потом уже расцветают словно бутон, привлекающий для «опыления». А когда семя посажено, то цветки снова закрываются, до того момента как дитя не родится.
И сейчас Лютик только-только распускался — глаза почти ясные, да только пьяные как с алкоголя. А когда наступит основная стадия, так это он вообще голову потеряет, помнить все будет как во сне. Будет просить не просто бездумного секса, а узла.
Но главное в этот момент — держать себя в здравом рассудке и надеяться на то, что задуманное ведьмаком, сработает. Ему остается лишь подкидывать бедра и нетерпеливо гладить, ласкать все, до чего только мог дотянуться. Будь то колено, рука или предплечье.
Лютик движется вперед и назад, находя новые траектории проникновения и отчаянно хочет ощутить губы Геральта на своих. Он тянется к нему и ощущает вес накрывшей его макушку руки, — ладонь придавливает к себе сильнее, вплетается в волосы, пока язык хозяйничает в чужом рту.
Кожа к коже, сбитые вздохи, спутавшиеся конечности, влажные шлепки в воздухе и потрескивание костра — далеко не все, что ощущалось в этом месте даже спустя двадцать минут.
Альфа чувствует, как твердеет собственный узел и смазка становится более жидкой — «первичная» стадия уже подходит к концу, как и собственная выдержка. Глубоко в нем, что-то очень древнее и яростное, уже скребется о его грудь, рычит — просится наружу, словно не понимает, что покорять уже некого. Это что-то — сущность альфы.
— Лютик… — Хрипло зовет Геральт, нащупывает его руку и сжимает. — С узлом. — Ему самому не по себе от этого. В первый раз и сразу с узлом, но иного выхода Геральт не видел.
— Да, да, с узлом, с узлом… — Вторит омега, соглашаясь, но слабо понимая, о чем говорит ведьмак. Ему все равно, ведь плохого
его альфа не сделает. Это же Геральт. — Ге-ральт… — Снова повторяет парень.
Ведьмак помогает ему с движениями, подкидывает таз выше, крепко держит за бардовские бедра, не давая соскальзывать, и закатывает глаза от удовольствия. Старается выкинуть тревожные мысли, ведь все пройдёт нормально. Ведь так?
На последних движениях омега скулит, подставляет шею и чувствует, как альфа проталкивает в него широкий узел и смыкает челюсти на коже. От избытка чувств, он вскрикивает и чувствует судорогу, прошедшую по телу. Несмотря на боль от острых зубов и распирающего чувства от узла, он ощущает наслаждение, прокатившееся по телу. Лютик будто умирал и рождался заново, собираясь из разорванных кусочков, поскуливая, цепляясь за мужчину как за спасительную веревку.
Прошло где-то пару минут, когда от прошившего удовольствия он смог внятно формулировать мысли
, хоть и сам понимал, не надолго . И заметить — что-то не так. В следующее мгновение его до боли схватили чужие руки и за секунду он оказался на соломе под ведьмаком, в тисках чужих рук. Альфа вырвался.
Геральт зарычал; глаза его вновь стали узкими, как острые иголки. Он подался назад, пытаясь выйти из тела барда.
— Нет-нет! — Тут же закричал омега под ним и прижался сильнее, забрасывая руки на плечи, ощущая железные мышцы. — Геральт, нет. — Разрыв узла очень болезненная вещь, особенно, для омеги.
Альфа нахмурился и чуть непонятливо рыкнул, прежде чем понять — сцепка. И тело мгновенно отозвалось приятной истомой от оргазма, и ощутилось то, как внутри омеги уже запечатано семя. Но запах…
Альфа обнюхал перекат плеча, переходя на шею — омега, вкусно пахнущая омега, но главное —
истинная пара. В груди против воли затеплился не рык, но что-то явно напоминающее мурчание. Нашелся, он нашелся спустя столько лет… Жался, испуганно пряча глаза под ресницами и дрожал. От холода ли?
Альфа оглянулся — лес и сплошная темень, но опасность не чувствовалась. Не отрываясь от омеги, он подхватил его и придвинулся ближе к стволу дерева. Защитить, пометить, вылизать, вылюбить, поставить метку — и снова зажал челюсти на недавнем месте укуса. Омега всхлипнул от боли, но переместился ближе, пока альфа вылизывал кровавый след. Теперь не денется, никуда не денется, будет рядом постоянно.
*
Сперма вперемешку со смазкой стекала по бедрам, пачкала все больше, но было все равно. План Геральта удался, и с Лютиком все в порядке. Альфа не разодрал его, хотя от неудовлетворения и мог. Геральт хотел бы знать, что произошло, пока вместо него был альфа. Но сильнее беспокоило то, как после этого изменятся их отношения?
Геральт не часто размышлял об этом, лишь когда желание трахнуть Лютика уменьшалось, а тот ласково притирался, мурлыкал словно кошка, наслаждаясь очередным узлом.
Еда и вода были на исходе, и в перерывах между волнами течек они потихоньку ехали к ближайшему поселению. Нет, на Плотве они не совокуплялись
а порой, действительно, хотелось, иначе Геральт бы не смог потом смотреть ей в глаза. Его и так смущало, что она порой наблюдала, навостряя уши в интересе.
Лютику было сложно ходить, все его тело было в синяках и засосах, но это, по-видимому, его не заботило, как и растраханный зад. Омега постоянно просил узла и тяжело всхлипывал, едва не ревел когда не получал его после очередного оргазма. Сегодня вечером течка должна закончиться и настоящий Лютик вернется. Такой же ласковый, но говорливый до жути. Это и пугало Геральта.
Они не смогут вернуться к старому статусу «друзей», но и к настоящим отношениям с Лютиком ведьмак не готов. За Геральтом по пятам следуют убийства, монстры, заговоры и смерть. И Лютик — что-то светлое среди всей его жизни. Да и с чародейкой стоит объясниться. Все таки, связывать судьбы с помощью джина — совершенно плохая идея.
— Геральт, не хочу… — Лютик жмурится, отворачивается от фляги воды, которую дает ему ведьмак.
— Пей, — упрямо говорит мужчина, и Лютик все же слушается, хоть и с явным недовольством. После бард прижимается к его боку, смотрит, ожидая одобрения, и как только его обнимают в ответ, широко улыбается.
Геральт альфа, он должен заботиться о нем, пока омега сам не может.
А вообще, период гона альфы и течку омеги он назвал бы игрой в салки. Сначала выходит сущность альфы, в то время как омега находится в сознании. Происходит так называемое «покорение», когда омега сознательно подчиняется альфе. А после, когда рассудок у альфы возвращается, наружу выходит сущность омеги. Альфа весь период спаривания заботится, чтобы все прошло хорошо. Под конец гона и течки, оба уже находятся в полном осознании себя.
И омега Лютика под вечер ведет себя уже вяло, скоро совсем заснет, но лезет постоянно под бок, греется и смотрит на него слишком ясно. Мужчина бы подумал, что бард вернулся, да не смотрит он так. С огромным интересом и обожанием. Лютик же смотрит с кротким ехидством и озорством. А ещё омега часто принюхивается, будто чует его запах. Ведьмаки не пахнут — говорят люди. Но на самом деле это неправда, ведь человек просто не может учуять его.
Ведьмаки попросту совершенно иные существа.
*
— Кто-нибудь видел здесь ведьмака? — спрашивает Лютик в кабаке, и ему становится тошно. Не мог же Геральт бросить его. — Геральта из Ривии? — Лютик не обращает внимание на хмельную толпу в заведении и взволнованно смотрит на хозяина, стоящего за стойкой.
— Тебя лишь привез, снял номер и ускакал на лошади, — отвечает мужчина, пожимая плечами. — Велел никому не входить.
Лютика тошнит от смрада, и он, пошатываясь, выходит на улицу.
«Хорошо, что от ведьмака нельзя залететь, — с горем думает Лютик, плюясь желудочным соком. — Нельзя же?..»
