Бессознательно и неизбежно

- Ох ничегошеньки, чьи это скакуны, милсдарь конюх? - как всегда не сдержал любопытства Лютик, желающий знать все и обо всем. Верховые, которых увидели ведьмак и поэт, когда пришли распрячь своих лошадей в стойло, и впрямь были приметные - гарцевали, косили дикими глазами, звенели дорогой сбруей, огрызались на мужичка, подкладывавшего в кормушки овес. Роскошные, могучие кони, но такие норовистые, что подальше держись. Конюший, однако, посмотрел на путников едва ли не испуганно, вздрогнув от звонкого голоса Лютика. Быстро оглянулся вокруг себя, проверяя, не слышит ли их еще кто. - Местный граф со своими прихвостнями остановился, - вполголоса сказал конюх. - Чтоб ему пусто было, садист и дебошир. Совсем людей задушил с тех пор, как получил эти земли после смерти батеньки. Ездить и думаить, что ему все можно, - он сплюнул под ноги, посмотрел на гарцующих скакунов почти с ненавистью, будто кони в чем виноваты, и пошел насыпать овса Плотве и Пегасу. - Н-да, - озадаченно протянул Лютик. - Что ж, постараемся не пересекаться с неприятной личностью нового графа. Геральт, умоляю, не начинай драк, если рядом будут сирых и убогих обижать. Неприятности с хозяином местных земель нам точно не нужны. Геральт только нахмурился, закидывая сумку за плечо. На дорогах ему приходилось встречать столько подонков разных мастей, что впору уж привыкнуть, но он все никак не мог временами терпеть зверств, которые учиняют над людьми люди. Впрочем, это был постоялый двор на распутье, сюда заезжали снять комнату, подкрепиться и выпить, поэтому стоило надеяться, что ничего экстраординарного не произойдет. Никому тут обычно нет ни до кого дела - только бы отдохнуть после долгой дороги. Они заняли стол в самом углу, за колоннами и стойкой трактирщика, которые укрывали от остального зала. Геральт в принципе предпочитал всегда занять самое неприметное место, чтоб не привлекать лишнего внимания, - если только не искал заказ. Лютик, не дозвавшись замотавшейся официантки, радостно помчался взять им пива, чтоб было веселее ждать, когда подадут горячее. Пока Геральт непроизвольно отслеживал фигуру друга, пробивающего себе локтями место у стойки, он приметил и графа со всей его буйной компанией - сложно было не заметить их. Вельможа в дорогих одеждах, с холодными бледными глазами, нервными жестами - все в нем выдавало, что граф давно и крепко сидит на фисштехе: подрагивание рук, частое шмыганье носом, болезненно-бегающий взгляд. Граф пил в компании таких же богато разодетых, шумно и нагло себя ведущих представителей знати и вооруженных разбойничьего вида головорезов, которые, наверняка, являли собой охрану графа. Вся шайка заливалась громогласным хохотом, скабрезно шутила в адрес официанток, хватая их за талии и пытаясь усадить себе на колени, матерились, много пили и чокались кружками, проливая пиво на стол. Геральт отвел взгляд. Ничего нового. Типичное поведение жирующих, обнаглевших, бесящихся от вседозволенности представителей знатных родов, живущих в глубинке, далеко от навязываемой изысканности и хотя бы какого-то подобия галантного поведения больших городов. Эти делали что вздумается, зная, что королям в столицах в большей степени не до них, и никому нет дела, что за зверства они творят на отведенных им во владения клочках земли, в деревнях и селах. Лютик вернулся, сгрузил на стол две кружки пива, присел и присосался к своей, спивая пышную пенную шапку. - Да, пиво тут ничего, - довольно крякнул поэт. - Компания, правда, дрянная, но предпочитаю их игнорировать. Хорошо, что меня никто не узнал - не хотелось бы петь такой публике, - Лютик брезгливо поморщился, выражая свое отношение к представителям здешней аристократии, похабно ржущим на весь трактир. Вскоре им принесли огромный жареный на вертеле свиной окорок, сочащийся жиром, похлебку и ароматное овощное рагу, отчего ведьмак и поэт мигом позабыли о неприятном шумном соседстве и умиротворенно набросились на еду. Лютик жевал, болтал и прихлебывал пиво, Геральт временами отвечал на его болтовню, при этом умудряясь как-то еду и разговор все же чередовать. В зале становилось все более шумно и пьяно. За одним столом нестройно хором затянули песню, с которой жнецы уходят в поля - Лютик только поморщился, но не стал жаловаться на муки, которые сейчас претерпевает его музыкальный слух. В компании графа кто-то из прихвостней громогласно рассказывал о том, как гнал девку за селом и, нагнавши, отволок в ближайший стог и там отымел - и что это было ничуть не менее весело, чем загонять в лесу лань. Собутыльники поддерживали рассказ одобрительными криками. Когда по третьей кружке пива закончилось, и Лютику - опять и снова - показалось слишком долгим ждать официанток, снующих в переполненном зале - поэт в очередной раз выскользнул из-за стола и направился раздобыть выпивку сам. Геральт только головой покачал. Ему не нравилось, что Лютик носится тут с беспечностью резвящегося жеребенка, сверкая своим ярким дублетом - не хватало, чтоб его и вправду узнали и попросили спеть - чуть захмелевший Лютик наверняка или с апломбом откажется, или вообще выскажет - а то и пропоет - все, что думает о здешней "изысканной публике". Геральт хмуро наблюдал за другом, чувствуя, что успокоится, только когда тот примостит свою неуемную пятую точку обратно на стул. Лютик бодро шагал с кружками обратно, лавируя в хороводе начавших плясать посреди зала людей. Не желая расплескать пиво, он ввинтился между танцующими поближе к центральным столам, намереваясь пройти вдоль них. Итак, Лютик шел мимо графского стола, мимо самого графа, и Геральт мысленно просил поэта ничего не отчебучить, спокойно миновать сомнительную компанию - и Лютик вправду совершенно их игнорировал, даже не оборачивался в их сторону, благоразумно не желая связываться. Ничто не предвещало, что граф, вдруг пристально на него посмотрев своими прозрачно-жестокими глазами, паскудно ухмыльнется, выхватит Лютика под локоть из толпы и усадит себе на колени, точно так, как делали его дружки с каждой мимо проходящей хорошенькой официанткой. Если бы ситуация не была настолько внезапной, отвратительной и непредсказуемой, Геральт бы даже поржал над выражением абсолютного шока, возникшим у Лютика на лице. То есть Геральта в первую очередь затопила тихая холодная ярость, он принялся приподниматься со своего места, сжимая кулаки - но при этом на уровне подсознания отметил: Лютик настолько потрясен, что его потрясение выглядит даже комичным. - Эй, красавчик, не желаешь поделиться пивом и своей компанией? - вкрадчиво вопросил граф, отнимая у Лютика из рук кружки, аккуратно ставя их на стол. Брови Лютика изумленно поползли вверх. Кажется, он осознавал происходящее со скрипом, не понимая, чего от него хотят. Впрочем, по мере понимания, на скулах поэта заполыхал яркий злой румянец, Лютик задохнулся возмущенно, и Геральт, выйдя из-за стола, принялся пробиваться к другу, предполагая, что дела могут принять скверный оборот - ну и просто от души желая в кровь разбить графу его пропитую бледную морду, вне зависимости от того, какой оборот примут дела. Все решилось как-то внезапно, без эксцессов и посторонних вмешательств. Лютик рявкнул: "Да вы, сударь, никак, последние мозги пропили?!", ловко соскочил с графских колен, оставив пиво на милость захватчика, и рванул, прежде, чем его успели задержать, - никто, впрочем, не пытался. Свита графа разразилась хохотом, свистом и улюлюканьем, а Лютик ввинтился в толпу и, мчась к их удаленному столику, врезался прямо в Геральта. Хватая его за плечо и пытаясь направить к нужному столу, где жир застывал на недоеденном свином окороке, Геральт чувствовал, как поэта потряхивает от сдерживаемой ярости. Плюхнувшись на стул, Лютик несколько минут - мыслимое ли дело - не мог подобрать слов. - Нет, ты видал, видал?! - выпалил он, все еще краснея - ярко, пятнами. - Охуели вкрай! Обдолбанные придурки! Мудачье! Что они себе позволяют?! За кого они меня... - Да, Лютик, я видел, и направлялся тебя вытаскивать из этой скверной компании, - успокаивающе проговорил Геральт. Лютик уткнулся в кружку, пряча бегающий испуганный взгляд, но вспомнил, что она пуста. - Мне надо выпить, - невнятно пожаловался он. - Но я туда больше не пойду. Дождемся официантку. *** Стремясь залить стресс алкоголем, Лютик предсказуемо нажрался. Впрочем, через пару кружек ситуация перестала казаться ему такой шокирующей, а потом поэт и вовсе забыл инцидент, порывался пойти поплясать с веселыми барышнями, танцевавшими неподалеку у колонн, но Геральт его удержал, не желая, чтоб тот снова мелькал в своей яркой одежде в толпе, привлекая внимание дебоширов. Затем Лютик ушел отлить, пьяно и едва ли не по стеночке, а Геральт, также испытывая легкое опьянение, хмуро задумался о том, почему его так взбесила вся эта история. Геральту с холодной и чистой яростью - куда более страшной, чем ярость горячая, необдуманная - захотелось подойти и убить графа, прямо там, едва он увидел, как тот свойски обнимает Лютика за талию, усаживая себе на колени, как отнимает из рук кружки и оглядывает его всего - взглядом хозяина, голодно и заинтересованно. Никто из мужчин не смел смотреть на Лютика так - с желанием обладать, как смотрел иногда сам Геральт. Но это было не так, конечно же не так, Геральт испытывал обычную дружескую глупую ревность, эгоистично желая, чтоб лучший друг принадлежал только ему. Женщины были не в счет - Лютик не принадлежал женщинам, Лютик принадлежал только музыке и дороге. И совершенно непостижимым и противоречивым было то, что, несмотря на желание убить графа, Геральт испытывал грызущую досаду, вспоминая, как взбеленился Лютик, когда другой мужчина посмел усадить его к себе на колени, как Лютик потом краснел, бледнел, матерился, напился и тут же принялся расточать комплименты танцующей рядом группке хохочущих девиц. Реакция поэта была вполне справедливой, и Геральт взъярился ничуть не меньше него, граф не смел даже помыслить коснуться своими погаными лапами Лютика - Геральт поднял тяжелый взгляд, желая прожечь им графа - но графа за своим столом не было, только пьяно горланили его попутчики. Лютик тоже все не возвращался. Долго не возвращался. Как давно ушел граф? Геральт испытывал смутную растущую тревогу. Тяжело отодвинув стул, он бесшумно двинулся, просачиваясь сквозь людей, на задний двор - там где стоял нужник, скамейки, навес с сеном для лошадей, еще какие-то хозяйственные постройки. Геральт вышел в прохладную ночь, настороженно принюхиваясь и прислушиваясь. Нестройные звуки голосов и музыки из освещенных окон таверны отвлекали. Геральт сделал несколько шагов в сторону отхожего места, куда Лютик теоретически должен был отправиться отлить, чутко повел головой, весь обратившись во внимание: буквально через пару ведьмачье-замедленных ударов сердца его слух уловил крик Лютика - тут же задушенный, ушедший в беспомощное поскуливание. Геральт понесся на крик, удивляясь автоматизму своих действий - он будто перестал управлять собой, будто включились звериные инстинкты, та самая холодная ярость, которую он был не в силах контролировать - потому что уже предполагал, что увидит, и надеялся, что не слишком поздно спешит на помощь. В тени, подальше от тропинки, граф вжимал Лютика лицом в кирпичную стену сарая, грубо сминая рукой в кожаной перчатке рот, не позволяя кричать. Модные штаны поэта были спущены и болтались на коленях, второй рукой, без перчатки, граф боролся с застежкой своих штанов, Лютик трепыхался и хрипел, порывался лягнуть обидчика ногой, дрожал всем телом, упирался в стену, пытаясь скинуть навалившуюся на него тушу. Расстегнув свои штаны, бормоча что-то Лютику в затылок, прижимаясь к его плечам грудью, стремясь задушить сопротивление, граф скользнул ладонью освободившейся руки между ягодиц поэта, энергично задвигав кистью. Лютик взвыл. Геральт подлетел неслышной тенью и, не задумываясь, сильно и страшно саданул шипастой перчаткой графа в висок. Тот рухнул кулем под ноги, не издав даже крика. Лютик отлепился от стены, моргая, пытаясь твердо встать на ноги - по щекам его катились слезы, губы были разбиты, поэта трясло. - Я... Я... Он... Мразь. Тварь. Подкараулил тут на тропинке, полез целоваться, - Лютика затрясло еще неудержимее, он привалился плечом к стене бессильно. - Я его укусил, вырвался, а он дал мне в морду. Я почти отключился. Он меня к стене поволок. Боги, я чувствовал его язык у себя во рту, какая мерзость... Он... Только что... Палец засунул мне... Лютик отклонился, с трудом увернувшись, чтоб не на сапоги Геральта, - и его бурно вырвало, прямо рядом с телом графа.