В песка крупице узри весь мир В синем небе разгляди завязь
А на выступе наверху горы, на краю бездны стоит, устремив вечный взгляд на восходящее Кровавое солнце, он, Предвестник. Каждый дневной цикл он приходит сюда и ждёт чего-то величайшего. Ему нет дела до рождения и гибели галактик, он только пытается предвидеть чёрный ветер пророчества. Чтобы этот ветер не долетел до настоящего, Харбрингер пожирал и отправлял в забвение целые миры. Своим безграничным разумом он, словно косой, забирал жизни миллиардами, лишь бы то, что предрекал его забытый народ, не сбылось.Ты в руке бледной бесконечность сожми Ощути вечность в каждом часе
Но пятьсот двадцать пять лет назад то, что Харбрингер оттягивал до последнего, всё-таки нагрянуло. Оказалось, всё это время океаны крови он всего лишь выливал в бездну. И тогда его совесть отдалась эхом в безграничной вселенной его сознания, отдалась эхом всех загубленных им сердец. Он хотел оборвать нить жизни, хотел утратить рассудок, чтобы не слышать эти сердца. Он пожалел о том, что существует таким кристально совершенным и безупречным. Он возвращался в свою обитель, Цитадель, которая была в несколько раз выше, вомного изысканнее и бесконечно древнее любого сооружения на Сентинеле. Вы уже успели познакомиться с Хайспайром, так что вы могли бы подумать, что в Цитадели в два, а то и в три раза больше слуг. Ведь кто-то же должен латать каркас, убирать все эти огромные залы… Но Цитадель выглядит очень пустой, будто бы всё это делалось само собой, по волшебству. Первый ярус Цитадели — это холлы. Холлы Ужаса, с высокими потолками, гладкими стенами и многочисленными обсидиановыми статуями грифонов, горгулий, драконов, виверн, змеев, пауков. Наверно, эти статуи внимают в себя весь страх, который испытывают узники этого мира. Второй ярус занимают множество жилых комнат, в которых никто не живёт. Там изящное, но невероятно мрачное убранство (хотя вид из окна не очень вдохновляющий). Третий — роскошные гостевые номера: да, Предвестник иногда принимал гостей, правда, несколько особенных… Ну а самый верхний ярус обустроен под покои хозяина, также здесь находится тюрьма, в которой провинившиеся перед Предвестником проводят остаток своей жизни. Они с высоты Цитадели взирают на простор и величие Внемирья, постепенно терзаются бренностью жизни и осознанием того, как незначительно их существование. Над крышей возвышаются магические кристаллы Внемирья. Они все разного размера, какие-то величиной с дерево, какие-то совсем крохотные, но каждый из них хранит в себе так много энергии недр этого мира, что при разрушении такого кристалла высвобождается ее разрушительный поток. Этот выброс ощутим даже в других мирах. Однако Цитадель — не единственный монумент этого мира. На безграничной Пустоши иногда попадаются города-призраки, наследие канувшей в прошлое великой цивилизации. Постепенно время съедает даже обсидиан, и за тысячи лет монументальные города оседают жалкими руинами. Ценителю искусства было бы горестно видеть такое величие разбитым и покинутым. Даже меланхолику, наверное, пришлось бы не по себе, окажись он в этом пустом городе, в котором уже не живут ни души, ни воспоминания. Предвестник сегодня ждал гостя — своего самого давнего и верного друга. Он уже подготовил стол с напитками и закусками, но это была не встреча ради встречи: есть очень важные проблемы, которые нужно обсудить серьёзно и безотлагательно. Шаги архимага отдавались звонкими стуками каблуков о терракоту пола цвета мрамора и обсидиана. Вскоре в коридоре показался сам волшебник в длинном чёрном плаще. Эпоха Гастера только начиналась, и некоторые маги всё ещё носили неудобные, но экзотические и изысканные одежды. — Думал, ты придёшь позже, — высокий и крепкий голос Предвестника даже сейчас, когда он доброжелательно принимал друга, отдавался строгостью и властностью. — Я тоже, — кивнул, шагнув за порог, Инвокер. — Но ты пригласил меня не ради чаепития. — Ты, как обычно, прав, — Харбрингер всё смотрел с балкона в пустошь, не отводя взгляд от восходящего красного солнца. — Тебе уже известно? — О чём конкретно? — Каель сел на один из стульев, взял чашку с налитым в неё чаем, от которого еще поднимался дымок, и посмотрел на высокий зловещий камин в другом конце комнаты: в нём яро полыхал серебристо-зелёный огонь. — Как ты живёшь среди этих холодных тонов? — Меня согревает Кровавое солнце, — ответил демон. — Я был на твоей планете. — Вновь стёр что-нибудь с лица земли? — попивая безвкусный чай, с иронией предположил Каель. — Найди себе другое развлечение. — Посмотрю, как ты заговоришь, когда узнаешь, что туда упали Древние. Этот сухой, скудный на эмоции диалог между двумя сущностями, даже не смотревшими друг на друга, и отдалённо не был похож на дружескую беседу. — Что значит, «Древние»? — Сбылось пророчество. — Не может быть… — кудесник выронил чашку из рук — с громким звоном она разбилась о терракоту. — Это то, чего я боялся. — Это странно, что ты чего-то боялся… — Не время для шуток, — первый раз за разговор Харбрингер всё-таки обернулся. — Это катастрофа. Это немыслимо. Это крах. Он говорил безмятежно, без толики волнения, но эти слова внушили Каелю, что в этот раз всё действительно обстояло серьёзнее, чем жизнь звёзд и вселенных. Сколько он помнит Предвестника, его друг всегда был у себя на уме и сам разбирался с любой проблемой мироздания, даже не поведя бровью. С любой, будь то катастрофическая чёрная дыра, очередной обезумевший Ткач или такой же очередной просчёт Творцов, которые, подобно безответственным до безобразия родителям, появлялись лишь для того, чтобы раз в триллиард лет натворить что-нибудь по своей капризной прихоти. Для предвестника было рутиной исправлять глупые ошибки Творцов, которые могли бы привести к гибели вселенных. А теперь он говорит, что случился крах… — Что говорилось об этом в твоём пророчестве? — В нём говорится, что грянули ужасные превратности. — Может, оно неполное, — быстро и на удивление уверенно предположил чародей. — Хотелось бы верить. Оба собеседника в раздумьях замолчали. — Это непременный кризис материи. По вопросам материи мы должны идти к Ткачам. Тишина продолжалась. — Ты, как обычно, верен, мой друг, — Харбрингер всегда говорил бесчувственно. При двоякости его фраз трудно было уловить истинное значение. Сентиментальность была вечно чуждой Предвестнику, но только сейчас, в этот самый миг, Инвокер чутким слухом уловил в голосе своего друга еле различимую дрожь. Это взволновало волшебника. Он надеялся, что всё обойдётся, как и обычно. Его пугало лишь то, что он первый раз видит жнеца в подобном отчаянии. Так, чтобы разгадать загадку неполного пророчества, они вдвоём отправились на родину Ткачей. Это была уже давно пустующая планета скал, роков и бесконечных пещер и ущелий. Когда Творцы только создавали расу, которая должна была поддерживать материю, они не случайно поселили жуков здесь: пространственные каналы чем-то сходны с подземными тоннелями. Ткачи оставляли свои записи и пометки прямо на стенах пещер, где жили. Каждая сеть туннелей была своеобразным логовом, в котором всё подчинялось иерархии. Каель знал кое-что о Ткачах: их общество было чем-то вроде кастовой системы, и среди прочих, были и жуки-учёные, которые должны были оставлять разного рода заметки и записи. Их-то и отправились искать Каель и Харбрингер. Сфера Экзорта освещала путь им двоим: на камнях ещё оставались следы от когтей и различные письмена на языке Ткачей, кое-где — забытые предметы быта, которые сделаны из хитина или камня. В сердце логова туннель переходил в большое куполообразное помещение, в котором, что редко для этой планеты, росли травы и даже несколько деревьев. На стенах и на потолке в небольшом количестве росли люминесцентные грибы, которые источали тусклое свечение. В некоторых местах были вертикально поставлены камни, выполняющие роль обелисков. — Это место освещали светлячки, которые состояли в симбиозе с растениями, — смолвив во тьму, пояснил Каель. — Но из-за отсутствия движения насекомые прячутся в терньях. Вот, смотри, — он провёл рукой по траве, и из-под неё выпорхнули несколько маленьких огоньков. — Странно. Они ткали нити из звёздного света, а сами не могли поставить у себя хотя бы факел? — У нас нет времени задаваться такими вопросами. Идём, нам нужно расчитать каждый из письменных камней. Всякая такая «табличка» была, на первый взгляд, схожа с коллекцией рисунков в пещерах диких троллей, однако, всматриваясь, можно различить здесь уникальный язык Ткачей. — Ты что-нибудь можешь прочесть? — не ведая в этих рукописях смысла, спросил Каель. — Я не знаю языка Ткачей, но думаю, что смогу его расшифровать, — ответил Предвестник и зажёг в руке небольшой язык серебристо-зелёного пламени, чтобы отчётливее различить символы. — Сложный язык. Сложный в своей… примитивности. Не могу понять это наречие. Кажется… «Гравитация, магнетизм, сильное ядерное действо и слабое ядерное действо будут не едины». — Здесь идёт речь о четырёх Фундаменталах, которые разделятся вместе с расколом Древних. Но это нам уже известно, читай дальше. — … да сердцем той галактики будет квазар. — Занятно, но не то. — Я царапаю камень и чувствую боли. Это и будет моей третьей прихотью. — Нет… — Пусть пылинки, из которых сложен мир, будут образовывать живое и неживое. — Нет, дальше. — Я хочу, чтобы меньшее стремилось к большему… — Это всё нам не нужно. Это записи одного из Ткачей, который изучал законы мироздания. — Я тебя понял. Тогда переходим к другой. Так… — Предвестник вспорхнул на крыльях к следующей табличке. — Что здесь? «Каждому действительному счёту будет своё противоположное». — Это законы чисел. Ткач, который писал это, изучал природу чисел. Обходя многочисленные таблички, Харбрингер читал послания на каждой: — После метаморфозы должны остаться вода, воздушное вещество или упасть вниз неподвластное воде. — Этот Ткач изучал науку о веществах, из которых состоит материя. Нам это не нужно. — В спиралях, мне думается, будет проще хранить информацию. — Информационные молекулы. Этот Ткач изучал живую материю. Дальше. — Сохранения материи ради новые тела будут рождаться из пыли разрушенных. — Плането- и звёздообразование. Ищи обелиск, который… как-то выделяется среди остальных. — О чём ты говоришь? — Ищем Ткача-философа. Ты не понял? — Философа? Я думал, нам нужен тот, кто изучал мироустройство. — Если Древние разделились надвое, то нам нужен тот, кто рассуждал о добре и зле. Две сущности. — Мы обошли почти всё. Вот последняя: «Чтобы низшие не восстали против высших, низшие не должны понимать друг друга». — Здесь нет нужного… — разочарованно вздохнул Инвокер. — Это ещё не всё. Потомки Ткачей — нерубиане. Можно посмотреть их пророчества. — Нам придётся обойти тысячи миров, и нет гарантии, что мы всё-таки найдём то, что нам нужно. — Можно начать с твоей родины. Там до сих пор живёт один из Ткачей. Я могу отправиться туда, а ты… — Нет, я сам пойду к нерубианцам, — возразил Инвокер. — Сиди лучше пока что в своей башне. Борьба между культом Никс и Домом Аверно была уже в самом разгаре. Потомки Ткачей, нерубианские жуки, жили в пещерах восточных Кальвинских гор. Они, ввиду отсутствия речевых органов, общались только телепатией, и Каелю, воззвав к Векс Онейрос, не составило труда уловить колебания ментальной энергии. Он нашёл убежище скарабеев в горах к югу от Аверно и, проникнув в узкую пещеру, попытался заговорить с первым попавшимся жуком: — Здравствуй, нерубианец. Я пришёл с мирными намерениями. Отведи меня к своим жрецам. Скарабей в ответ лишь безмолвно ударил в волшебника телепатической атакой. Приняв её, Инвокер пошатнулся и простонал от боли. — Ах! Векс Онейрос! Вернись ко мне… Рядом с ним засияла фиолетовая Сфера — это была Векс Онейрос, явившаяся в план смертных лично на зов своего хозяина. — Заставь жука повиноваться мне. Сфера озарила стены пещеры сиянием, протянув к скарабею свою длань. Нерубианец попятился и задрожал, испытывая на себе телепатическое воздействие Сферы, а затем смиренно склонил голову перед Архимагом. Инвокер услышал в своей голове его голос: «-- Следуй за мной, чужак.» Они пробирались через пещеру в фиолетовом свете Сферы. Каель вслух обратился к Векс: — Онейрос… — … — Онейрос. --… — Онейрос! — А? — раздался отклик, исходящий из Сферы. — Хватит летать в облаках. — Я трансцендентное существо. Я не летаю в облаках. — Мне плевать. Просто будь рядом на случай, если жуки… — Если тебе плевать, можно, я пойду? Если что, позови брата или Фригорис. — Вообще-то я твой хозяин. — Постой… Ты же Каель? — Хватит придуриваться, Онейрос. — Я не придуриваюсь. Мало ли кто в смертном плане меня призовёт. — Только я могу призвать тебя в свой план. Хватит нести чушь и просто будь рядом со мной, пока я не отпущу тебя. — Можно анекдот? Создали однажды Титаны… — Заткнись и следи за обстановкой. Неруб вёл Инвокера через витиеватые пещеры, то петляющие и расходящиеся в развилки, то переходящие в гроты. Спустя полчаса блужданий они вдвоём уже спустились глубоко под землю. Проходя через подземные гроты, они встречали других скарабеев, которые не обращали на них сколько-нибудь особого внимания. Вскоре Каель вновь услышал в голове голос жука: «-- Мы почти пришли. Дальше ты иди вперёд.» Скарабей пропустил его в пещеру, которая вывела их в просторный круглый грот, освещённый светящимися подземными растениями. Они покрывали стенки пещеры и тускло светились синим и фиолетовым светом. В полумраке рыскали другие жуки. Внезапно Каель почувствовал, что всё вокруг него застыло, а перед ним появилось очертание Векс Онейрос. — Я остановила время, — сказала Векс. — Сейчас в тебя полетит двадцать восемь телепатических атак. — Спасибо, что предупредила, Онейрос, — кивнул головой Инвокер. — Заблокируй их. — Само собой. Но при одном условии. — Каком условии? Очертание Онейрос сомкнуло кончики указательных пальцев. — Послушай анекдот. — Нет. — Ну пожа-а-алуйста! Очень трудно держать время остановленным! — Ну так поторопись и заблокируй атаку. — Сначала послушай анекдот! — Позже послушаю. — Ты как обычно забудешь! — Ладно, — развёл руками Каель. — Один-единственный раз. — Здорово! В общем… однажды Титаны решили сделать своё время. Ну, типа, то время, которое дала им Класзурем, им надоело, и они решили сделать вместо него что-то своё. Сидели, пыхтели там у себя, где там они сидят, и в итоге сделали какую-то херню с крылышками. — Почему с крылышками? — Я не знаю, просто сделали какую-то хрень. Принесли её в бытие и оставили, а обычное время забрали пока что с собой. А у этого нового времени секунда идёт за две обычные секунды. То есть оно в два раза быстрее идёт. В итоге древние разделились, грохнулись на Сентинель, весь мир разделился на свет и тьму, все воюют… И тут приходят Каель и Харбрингер, и Каель говорит: «Херня твоё пророчество, вот сейчас на Сентинель должны упасть Древние». Онейрос рассмеялась, а Инвокер посмотрел на неё с хмурым лицом. — Что, не смешно? — Нет. Сейчас не лучшее время, чтобы шутить про Конфликт Древних, описанный в Пророчестве. — Но ты из-за этого пророчества уже света белого не видишь. Вот я и решила тебя как-нибудь подбодрить. — Спасибо, Онейрос. Это очень мило с твоей стороны. А теперь давай вернёмся к делу. — Эх… А у меня есть ещё про Эзалора и про то, как Армагеддон подкову потерял. — В следующий раз. — Ладно… Время возобновило свой ход, и в Архимага тут же полетели две дюжины телепатических атак. Онейрос защитила его телепатическим коконом, и ни один из ударов его не достал. — Нам незачем сражаться, я пришёл с мирной целью! — огласил волшебник и развёл руками. — Мне нужно поговорить с вашей богиней. — Эй, Каель, — окликнула его Онейрос. — Смотри по сторонам, если не хочешь нож в спину. — Что? — обернулся он. — Куас Фригорис!.. Рыскающий в тенях скарабей-убийца выпрыгнул из тьмы, чтобы вонзить в спину чародею две свои бритвенно острые клешни. Но Инвокер не почувствовал боли от этих увечий: он призвал Сферу Куас, которая моментально забрала боль и залечила его раны. На каменистый пол упало лишь несколько капель крови. — Фригорис, помоги мне, — велел Каель, и Сфера, приобретя синее очертание девушки в платье, безмолвно положила его руку себе на плечо и позволила опереться на себя. — А ты вовремя, подруга! — воскликнула Векс, и её очертание хлопнуло в ладоши. — Если бы не ты, нашего старика бы уже пришили. — А ты всё этого и ждёшь, — бросил в ответ Инвокер. — Вероломная сукина дочь. — Ха-ха! Папа… Скарабеи тем временем прекратили свои попытки добраться до заклинателя. Присутствие Фригорис делало весь воздух вокруг холодным, словно космическая пустота. Каель услышал в голове новый голос. " — Значит, ты — Инвокер, бессмертный заклинатель, владыка стихий. Что привело тебя к…» — голос в голове волшебника прервался. — Чёрт тебя, Векс! — выругался Каель. — Что? Ты же сам сказал защищать тебя, — ответила Онейрос. — У жуков нет рта, они говорят телепатией! — А… Да? — Не мешай нам разговаривать. Он вышел вперёд, чтобы поговорить с глазу на глаз, и взмахом руки развеял присутствие Куас. — Мне нужно поговорить с Никс. Это касается пророчества Предвестника, раскола Древних и всемирного коллапса. «-- Мы всего лишь скромные жрецы богини, — ответил голос в его голове. — Нам нет дела до катастроф вселенских масштабов.» — Тогда я попрошу по-другому, — Инвокер взмахом руки изгнал Куас и Векс обратно в их планы. — Экзорт Трислар. Вокруг него появились три жёлтые Сферы, приобретя очертания трёх воинов в длинных одеждах: один из них был с щитом — это Экзорт Радиант, другой с мечом — это Экзорт Соларис, и третий безоружен, держащий в руках фолиант — это Экзорт Гелиос. Подобное солнечному свечение, испускаемое очертаниями Трислара, превратило сумрак пещеры в ясный день, ослепив всех нерубианцев. Они ползали, ослеплённые, как на ладони. Тем временем вся троица стояла в безмолвии, пока, наконец, Соларис не нарушил тишину: — Чего мы ждём, давайте порубим жуков, и я вернусь к Онейрос. — Молчи, невежа, — ответил ему Радиант. — Ты и пальцем не дрогнешь, пока владыка не прикажет. — Да? Хочешь проверить? — Замолчите оба, — велел им Каель, а затем обратился к нерубианцам. — Помогите мне поговорить с вашей богиней, тогда я уйду и не причиню вам вреда. Считайте, что это ультиматум. Голос в его голове ответил: «Сначала убери этот мерзкий свет!» Призыватель взмахнул рукой и изгнал Экзорт Трислар из этого плана, призвав взамен сферу Векс. — Начните ритуал телепатического призыва, Векс Онейрос вам в этом поможет. — Нет! — вмешалась Векс. — Онейрос говорит, чтобы они шли куда подальше! Сами пусть… — Заткнись, пожалуйста, и помоги скарабеям призвать Никс. — Они первые на нас напали! Мы им даже ничего не сделали! — Векс! Будь так любезна, помоги нашим друзьям призвать их богиню… — сквозь зубы процедил Инвокер. — Ладно, помогу. Но это потому что ты просишь. Нерубианцы-жрецы стали сползаться в кучу и начали ритуал телепатической связи. Они застыли в одной позе, возведя свои трёхпалые лапы вверх, и простояли так четверть часа, и всё это время их телепатию усиливала Векс. Никс появилась внезапно: она просто вынырнула из пространства, как это делают все Ткачи. Да, богиня нерубианских скарабеев была Ткачом, как и Ануб’Серан. Она была размером с человека, и у неё был бледно-фиолетовый хитин. — Ого, охренеть, да это же Ткач! — воскликнула Векс. — Хы-хы-хы!.. Настоящий Ткач, вообще охренеть! — Вижу, Вы рады видеть меня, госпожа Векс, — ответила Никс. — Да! Я — госпожа! Слышал, Каель? — Заткнись, — ответил ей Инвокер. — Никс, я позвал тебя, чтобы поговорить насчёт раскола Древних. — Твой друг много раз пытался узнать у других Ткачей о своём пророчестве. Я отвечу тебе то же, что другие отвечали ему. Мы всего лишь ткачи, мы кроем материю и сшиваем её повреждённые фракталы. О том, как и когда произойдёт конец света, нам неведомо. На это лишь воля Творцов. — Моя дорогая Никс, — вздохнул призыватель. — Да будет тебе известно: когда произойдёт Конфликт Древних, никто не останется в стороне. Каждый подчинится одному из двух осколков и станет его приспешником. Само бытие разделится на две половины, которые уничтожат друг друга в результате вечной Войны Древних. Ткачи тоже будут уничтожены. Они уже никогда не будут кроить и шить материю. — Жуть какая, — сказала Векс. — А я тоже исчезну? — Всё исчезнет, Онейрос. — Извини, Инвокер, — ответила ему Никс. — У Ткачей нет того, что тебе поможет. Мы не временщики. — Ладно, — разочарованно вздохнул Каель. — Мы с Харбрингером будем искать дальше. Векс, отправь меня обратно в Аркейнвальд. — … — Векс… Векс! — А? Чего пугаешь? — Отправь меня домой, в Аркейнвальд. — Ещё чего захотел! Сам дойдёшь. — Тогда проваливай. Ты меня утомила. — Инвокер взмахнул рукой, изгнав Сферу. — А! Стой! Сто-о-о-о-о… Дом Аверно — это большое поместье на три тысячи душ, находящееся на севере, в тайге. Им правит зажиточная и влиятельная помещичья семья со своим гербом — скрещённые пика и алебарда на фоне туманного фонтана — и очень богатой и древней родословной. Каель намеревался встретиться с Гернсом, нынешним Отцом Дома и, по совместительству, главой семьи. Его прихоть в поместье стояла выше даже приказов королевской крови, ведь в его руках Фонтан Аверно, источник мистической силы, туманом исходящей из недр земли. Крепостной люд, в основном, составляли крестьяне-воины, которых за хорошую службу и исправное поведение рука крепкой власти рода награждала абсолютной безопасностью и освобождением от повинностей перед Сентинелем. Дорога вдоль лощины осыпана свежевыпавшим мягким снегом. Он скрипел под сапогами Каеля, снежинки плавно падали на его лицо и тёплые руки, таяли о ласковый согревающий Экзорт. Слева и справа от дороги стояли всегда зелёные ели, за ними — высокие и стройные сосны. Вот лощина кончается, и деревья расступаются, раскрывая представшее поместье. Деревня на три тысячи домов, от которых вверх из труб поднимался печной дым, расположилась посреди леса. На улицах и переулках заметна рутинная крестьянская возня: бегали дети, рубили дрова или несли вяз мужчины, с коромыслом на плечах шли женщины. На окраине кто-то брёл в сторону леса охотиться или рыбачить, кто-то запрягал лошадей или ковал железные инструменты. Сам роскошный и громадный Дом Аверно, фасад которого был выполнен из дорогого чёрного дерева, стоял на восточном крае поместья. С благими намерениями, туда Каель и направился. Он назвал себя и попросил придворных о встрече с главой Дома, Гернсом Третьим Аверно. Слуги проводили его внутрь. Через несколько минут хозяин поместья уже гулял с Инвокером по своему экзотическому зимнему саду. Вся культура, которой высажен этот участок, цветёт только зимой, и она заслуженно является экзотической редкостью в этих холодных краях. Видимо, Фонтан, предположил чародей, каким-то образом согревает воздух, чтобы зимний сад не сгинул. Каель узнавал розовые и чёрные цветы морозной розы, жёлто-оранжевые оттенки гамамелиса, зелёные листья каменного дуба. Он думал, а не попробовать бы ему поселить их в своём саду? — Вам следовало бы предупредить о приходе, — легко и непринуждённо общался с высшим эльфом хозяин поместья. У него были чёрные, зачёсанные назад волосы и ухоженная борода на смуглом лице, которые делали его похожим на сентинельского аристократа. На его плечах висела догастерская роскошная чёрная накидка, по-видимому, ручной работы, сотканная из шёлка. — Дело очень срочное. Я сам, признаться, не предполагал, что оно принудит меня сюда, к Вам. Но благодарен ему, что гуляю по этому изысканному саду. — Ваша правда, сад действитель хорош, — привычно принял комплимент хозяин. — Но я, как и Вы, человек дела, и если уж ко мне пришли с ним, я не намерен болтать о садах. — Мне льстит Ваша прямолинейность, — чародей чуть улыбнулся. — Как ваши дела обстоят с Культом Никс? — Остро. Мои сыновья ненавидят их пуще Люцифера. — Вы, верно, слышали о корнях скарабеев. — Какие корни могут быть у этих бесславных насекомых? — Ткачи — очень славная раса жукоподобных существ. Одна из высших рас, которая латает материю. — Я не совсем понимаю, но… Допустим. А что Вам нужно от них? — Пророчества. — Пророчества? — Гернс заливисто засмеялся. — Какие пророчества могут написать невежи с клинками вместо рук? — Вы судите опрометчиво. — Это шутка. В самом деле, мы несколько раз захватывали логова скарабеев. Моя дочь знает их язык. Она переводила письмена, и мои сыновья их переписывали. — Хорошо. Мне нужны философские пророчества. О добре и зле. — Философские? — остановившись рядом с сакурой, Гернс очень удивился. — Всё, что мы находили — это либо формулы точных наук, либо законы космоса или природы. Никакой гуманитарщины, а уж тем более, философии. — Жаль, — Каель разочарованно вздохнул. — Я надеялся, у Вас что-то найдётся. — Не печальтесь, — помещик подбадривая похлопал мага по плечу. — Не найдёте нужное Вы — найдут ваши потомки. — Потомки… — задумчиво повторил Инвокер. — Отлично. Вы всё равно очень мне помогли. Проводите меня до ворот. Уже у решётчатых врат они попрощались снова. Помещик последний раз настоял, чтобы маг задержался, но тот решительно отказывался. Он пожелал семье Аверно благополучия и, благодарно кивнув, зашагал прочь. Каель возвращался, как и шёл, обходным путём. Он так нетерпимо относился к обычным, непросвещённым людям, что брезговал идти с ними одной дорогой. Даже скудные деревья ему казались изысканнее и красивее. Ему было жалко помещичью семью: они вынуждены жить здесь, вдали от цивилизации, красивых городов и центра мира. С деревенским захолустьем под носом. Инвокера бросило в дрожь. Он ненадолго остановился, оглянулся в сторону домов, сморщился и зашагал дальше. — Векс Магналектрос. Рядом с ним засияла сфера Векс и затем воплотилась в очертание человека в длинных одеждах, держащего фолиант в руках. — Чем я могу быть Вам полезен, владыка? — Скажи, что ты думаешь на этот счёт? — Ткачи Вам не помощники, владыка. Вы задаётесь вопросами, ответы на которые лежат за пределами нашего бытия. — За пределами бытия… Намекаешь, что мне опять придётся отправиться в Класзурем? — Я ни на что не намекал. Но возможно, в Бездну Вам всё-таки придётся наведаться. — Ненавижу это… — вздохнул Каель. — Ну а ты? — Я всегда приду к Вам, если только прикажете. — Тогда возьму с собой ещё Гелиоса и Фригорис. — А кто тогда будет присматривать за нашей парочкой? — Радиант пусть присмотрит за ними. — Радиант с ними двумя скорее с ума сойдёт. — Горикса не хватает… Он не появлялся? — Нет, владыка. Если желаете, я попробую его найти. — Нет, без тебя я как без рук. Тем более нам уже хватает Хаоса, который гонится за Светом. Через декаду Жнец и высший эльф встретились снова, в том же месте в Цитадели. По разным причинам им приходилось откладывать эту маленькую ассамблею, но теперь время настало. Каель добавил в чай корицы и помешал: приправа оказалась совсем невыразительной. Чай, хоть и казался немного иным, всё же на вкус был скудным. Таким же, как и всё вокруг в этой обители было скудно на тепло и краски. — Ткачи ничего нам не дали, — напомнил итоги поисков Харбрингер, краем глаза следивший за магом. — Нужно изменить объект искания. — Повремени. Есть ещё один жук, который… Не такой, как другие Ткачи. — Не такой, как другие? — Мания власти, расхожие с Ткачами взгляды, эгоизм, филантропия. — Это скверно. Он может доставить нам проблемы. — Он может указать нам верное направление, — Каель отвёл взгляд от мистического камина и искоса посмотрел на Владыку. — А откуда ему располагать о том, что нам нужно? Мы выяснили, что среди Ткачей не было философов. — Он изгой. Один против системы. Ему должно быть известно больше. — И как зовут твоего отчаянного жука? — Ануб’Серан. Но сейчас он взял себе имя Скитскур. — Как найти этого Ануб’Серана? — Я уже договорился с ним. Он будет ждать нас в месте под названием Фиолетовое плато. Фиолетовое плато — это место в южном средиземье Сентинеля, оно находится к западу от поселений смышлёного народца. С равнины на севере видно высокие и широкие, тянущиеся через весь горизонт старые Кальвинские горы. С юга на многие десятки лиг простирались сентинельские леса. Плато названо Фиолетовым за обильно цветущие на нём крокусы, которые придают хвойному пейзажу некой экзотики: словно посреди леса распустили огромное лиловое покрывало. Сейчас же, в полудень, в широком поле этих крокусов стояли облачённый в белые одеяния маг и полугрифон-получеловек — Предвестник. Этот демон глаз выколи выделялся своей жуткой, чуждой природой иного мира. Его чёрствое, безупречно прочное холодное обсидиановое тело, изнизанное «венами» энергии Внемирья, — оно своим видом останавливало текущую по жилам кровь — было полной противоположностью мягкому и прекрасному пейзажу природы средиземного королевства. Его лапы грубо и небрежно сминали цветы, и те, лишь коснувшись питающего демона потустороннего аркана, вяли, безнадёжно и обречённо. — Ануб’Серан скоро прибудет. Но тебе нужно называть его Скитскур, — Каель напомнил о двоякости имени их будущего визави. — Выбрал новое имя, но не смог избавиться от старого. Глупец. — В руках этого «глупца» неподвластное нам могущество. Помни: он — Ткач. — Будь Ткач, будь Бог, будь Творец. Одно верно — глупец. Скитскур прибыл ко второму часу. Своим неожиданным появлением — жук буквально выплыл из пространства — он нарушил повисшую здесь природную тишину. Полы плаща Каеля и его светлые волосы развевались по ветру, крепко дующему со стороны гор. На могущественные хребты завороженно, но с неподвижностью и хладномыслием статуи взирал Харбрингер. Инвокер наслаждался видом хвойного леса, изредка опуская взгляд вниз, на ноги, утопающие в ярко цветущих фиолетовых крокусах. Ткач явился беззвучно, и только шелест травы о его хитин выдал запоздалого участника встречи. — Ты так и будете смотреть на мои творения, или ты, ты и я приступим к делу? — со странными наречиями застрекотал голос Ануб’Серана. Вот уж кто был по-настоящему самолюбив. Этот Ткач был настолько тщеславен ко всему живому и разумному, что даже никогда не говорил слово «вы». Это задело гордость Предвестника. — Ты прав, — демон обернулся на него. — Нам нужно пророчество о двух осколках Древних. Как… — От этого уже не избавиться. Ты вообще в курсе дел? Они лежат тут, на этой земле, — распалзывая туда-сюда, Ткач перебил Предвестника. — Всё свершилось, поздно что-то предупреждать. — Но нам нужно победить последствия, — вмешался терпеливый чародей. — Как избежать всеобщего хаоса или конца света? — Никак, — грубо и нетерпеливо отрезал Скитскур, отмахнув рукой. — Вернее, я не знаю, как. Поэтому никак. — Среди твоей расы наверняка должно быть какое-то пророчество, — предположил Харбрингер. — Вы же ведаете материей. — Хочешь совет? — жук сделал показательный высокомерный вздох. — Ты ищешь ерунду. Но если надеешься что-то найти, Ткачи тебе не сопутствие. Лучше убивай их — это и забавно, и полезно. И вообще, — раздражённо разведя руками, возмутился Скитскур. — У меня времени мало. Времени, слышите? Вре-ме-ни. Я же не повелитель времени. Моя раса не владеет временем. Другая, какая-то, владеет, но не моя. Глупые жуки. Всё, время вышло. У меня мало времени, у вас мало времени. До встречи! Ануб’Серан «нырнул» в неосязаемый пространственный канал, по которому Ткачи обыкновенно ползают через материю, и покинул эту вселенную. Друзья ещё час в раздумьях смотрели на красоту и величие земной природы, вдохновляющие пейзажи и нежные, ласковые крокусы. — Да, он раздражает. Но отнюдь не глупец. — тихо вымолвил Каель. Класзурем. То, что сверх течения времени — здесь оно иное и совсем не похоже на то, что мы с вами, обычные люди, привычно называем временем. Это бездна, где свои, непонятные и чуждые нам законы, которые иногда откладываются перпендикулярно нашим. Класзурем — не космическая вселенная, она выглядит, как бесконечная плоскость, в которой грунт, и небо, и города, и любая материя имеет тёмно-фиолетовый оттенок. Непостижимый и потусторонний Класзурем настолько сложен, его структура так изменчива, столь витиеваты его постулаты и догматы мироздания, что дети этого мира обладают способностями, которые в обыкновенном космосе считаются… несуществующими. Класзурем, иначе именуемый Бездной, или Пустотой, не имеет рода. Бездна безлика, но всевидяща, и разум ее шире, чем наше с вами бытие. Нужно ли говорить, что нет никакого смысла понять Класзурем обычным, нашим с вами мышлением. Здесь право может оказаться не справа, а слева. А может, право и лево здесь в принципе не существует. Или здесь есть ещё какая-то третья сторона, кроме право и лево. А может, даже и не одна. Пустота даровала сущностям своих первых детей только сознание. Поэтому, размножаясь и развиваясь, существа этого мира видоизменялись так, как заблагорассудится им самим. Как не найти двух одинаковых снежинок, так не сыскать двух идентичных тел в Класзуреме. Из-за этого здесь очень специфичная идея эстетики. Для потомков Бездна создала утопию, своим всемогуществом угождала любой прихоти каждого, но поставила только одно правило: не покидать пределы мира. Бездна воплотила в жизнь сама себя. Творцы в ней бессильны. Творцы создали космос, но, как появилась Бездна, знает только она сама. Её единственное условие трепетно исполняет каждый, кроме исключения. И имя ему — Дарктеррор. Безликое Дитя Пустоты, которое само пожелало у Бездны непреложную и абсолютную свободу, и Бездна повиновалась. Сила Дáрка в Класзуреме была тождественна власти самой Пустоты, а за пределами этого мира Безликий утеривал бóльшую часть своего могущества. Но есть то, что безотлагательно подчиняется Дарктеррору везде, где ступит его нога. Это время — и не важно, родное оно или чужое. Безликий сам нашёл Предвестника и призывателя после того, как первый попомнил Класзурем. Дарктеррор прямо и лаконично выдал отрезок времени, события которого сыграют решающую роль в смуте добра и зла. Он дал время, но не указал ни на место, ни на существо. У него не было ни одной причины помогать демону и тауматургу, хотя его подсказка всё равно была очень смутной и ненадёжной. Ещё отрок Бездны поведал Инвокеру одно из немногого, что тот не знал. Изначально Каель не придал этому значение, но затем, год за годом, он ощущал нарастающий, как шторм в море, кризис внутри себя. Чародей часто и много медитировал, надолго забывался в себе. Он не мог объяснить, что творится с его мыслями, но постепенно признавал, что его сердце переживает смятение. Когда ещё был жив Кель-Таас Гастер, с ним, седым стариком, и общался на тему своих невзгод древнейший волшебник с лицом молодого юноши. Наверно, чтобы добиться от Гастера искренности, Каель прибегнул к сокрытию сущности и представился молодым парнем. «Юнец» рассказал старцу суть своих волнений: — Я подавлен, владыка. С одной стороны то, что мне дорого, а с другой — нечто объективное и важное, благополучие чего зависит от моего решения. Возлагая на себя заботу об одном, я рискую потерпеть крах в ином. — Двояко… — тихо, по-старчески начал рассуждения Кель-Таас. — Выбор сложен. И есть только два пути: либо смирись с личным и прими то, что от тебя зависит, либо пусть дорогое тебе и станет объективным и самым важным. — Первое невоз… затруднительно. — Тогда воплоти второе. — Если бы я знал, как… — Ты сможешь… — Гастер проницательно посмотрел Каелю в глаза. — Не стыдись, Инвокер, что такому великому, как тебе, пришлось просить помощи у обычного волшебника. — Я не считаю Вас… — Думаешь, я не узнаю твои повадки по осанке, походке? Не уловлю твой трепетно сокрытый потенциал? Каель недооценил собеседника так, как не преуменьшал своих врагов. Волшебник не помнил себя в детстве, но сейчас он снова испытал то чувство, что посещает шаловливого мальчишку, обман которого раскрыт. Инвокеру, величайшему из великих, древность которого старше звёзд, разум которого шире космоса, стало вдруг стыдно. Он не помнил стыда, и это чуждое чувство смутило его. Ещё он задумался над тем, как глупее и моложе его человек так искусно увидел его насквозь, как нашёл ему ценное наставление. Шагая, Каель ушёл в себя. На минуту забыл, что они гуляют по сентинельскому парку в Сан-Маркете, что солнце своими лучами вдоволь озаряет листья деревьев, и мощёную дорогу, и всё вокруг. Инвокеру было непонятно. Не узнала его и маленькая внучка Кель-Тааса, с которой тот тогда гулял. Она подбежала к седому Гастеру и спросила: — А этот юноша — тоже волшебник, как и ты, дедушка? — Очень задумчивый волшебник, — старец своими морщинистыми руками приобнял внучку. — Беги, милая, мы с Каелем ещё не закончили. — Вы видите меня насквозь. — наконец, кудесник отвлёкся от раздумий. — Скажите мне. — Ты был высокомерен, как солнце, Каель. Был убеждён, что твоя роль в мире важнее других. Может быть, ты прав. Но посмотри на меня… — вновь зашагав вперёд, Гастер развёл ладонями. — Я стар и немощен. Моё время уже тоже уходит. Мы с тобой разные: твоё время уйдёт ещё нескоро. Ты сделал для мира много, много повидал и много испытал, но не постигнул того замечательного, что есть у меня. Вот тебе совет, — Кель-Таас остановился и взял Каеля за плечо. — Отвергни своё высокомерие и прими то, что считал недостойным себя. Тогда ты поступишь правильно и будешь счастлив. — Но если я проигнорирую то «объективно важное»? — в смятении спросил Инвокер. — Признаемся честно: и Творец ошибается. Если даже такой эльф, как ты, не ведает, как правильно, то верным станет то, во что верить. — Во что верить?.. — Да, верить. И каждому воздастся по вере его. Разум эльфа способен на многое — не мне тебе это напоминать. От наших помыслов, побуждений порой зависит судьба вселенной. — Я, кажется, кое-что уяснил. Если только… — пробыв какое-то время в раздумьях, сказал архимаг. — Если… хотя нет, это не важно. — Хо-хо… мне приятно, что я под конец своей жизни смог навести Вас на рассуждения, господин, — смеясь ответил Гастер. — Полагаю, на этом нам и суждено разойтись. — Похоже, что так. — Тогда позвольте напоследок, — Гастер ненадолго остановился и переглянулся через плечо. — Попытайся сделать мир лучше. Для моих потомков и… и для своих. Так прошло шесть веков в новой, гастерской эпохе, но в пятьсот третьем году коварная случайность огорчила чародея: Морти, которой было всего два года, и новорождённая Ланая остались без родителей. Ах, что за несчастная судьба, что за злой рок преследовал этот род вот уже как второе поколение. Мистер Кроу места себе не находил, так винил себя: оно и ясно, он очень привязался к роду Хайспайров, потомков Каеля от Летаргии. Он очень жалел, что девочкам придётся унаследовать судьбу их родителей. Каель держал их на руках: двух милых белокожих девочек, которые тянули к нему свои крохотные ладошки. В них была его кровь. В тот момент Инвокер забылся всецело, на миг даже забыл свою скорбь: его полностью поглотило совершенно новое чувство любви, оно будто растопило обсидиан, освободило сердце и помыслы Каеля от вековой плети высокомерия. Каель был снежным скитальцем, который десять миллениумов своей жизни плутал в бесконечной буре. И сейчас он словно взобрался на вершину сияющего гласьера и встал поверх бурана.Счастлива я Зови меня Радостью светлой
А вслед за этим чувством возникло другое, тоже чуждое, но вовсе не такое приятное. Это было ощущение совершённой ошибки, но откуда ему, архимагу, который никогда не ошибается, знать каково это? Прежде он желал лишь того, чтобы весь мир был под его стопой, в его тени, а ныне же он впервые желает кому-то другому счастья. Каель безумно боялся, что если он заберёт девочек с собой, то Потаённые через него смогут добраться и до них тоже. Меньше всего он желал, чтобы Морти и Ланая попали в их цепкие руки. Этот орден — самое вероломное, что за последнее время видел Сентинель. Инвокер знал, что сила этого ордена не кончается на одних только двенадцати Потаённых, за ними стоит кто-то ещё более могущественный. Время играет одновременно и за, и против архимага: ведь теперь, когда у него есть кого защищать, каждая минута — это минута, использованная его вероломным врагом. Когда Каель отдавал девочек в руки главы одной из воровских гильдий, его сердце содрогалось. Маг боялся, что, если о его потомках узнают, их убьют, поэтому Инвокер таким образом отстранил их от себя. А ещё он винил себя в своём же высокомерии. Он не хотел, чтобы оно оставило на юных сердцах пятна времени. Для Каеля хотя бы было утешением то, что о них позаботится мистер Кроу, который верой и правдой служил семье Хайспайр и помогал им в трудные времена с того самого момента, как архимаг призвал его исполнить свой долг перед ним. А ему самому, в свою очередь, предстояли не только томительные ожидания: было необходимо распутать весь клубок тайн, связанных с родом Хайспайр и тем, как к этому причастен древний магический орден. Ведь родители Ланаи и Морти были простыми волшебниками в Коллегии, жили по совести и не желали никому зла. Они выросли в Веуморе и знать не знали ни о Потаённых, ни о Культе… Возможно, ему и самому предстоит вернуться на свою давнюю родину.