Мы верим в любовь.....

Четвёртый день путешествия. Город Кострома. Несколько двухэтажных зелёных причалов по всему берегу. Запрятавшаяся за кронами деревьев на высоком берегу беседка Островского с её белыми колоннами и зелёным куполом. (Накануне. Вечер. г. Москва). Квартира Самохвалова. Полнейшая тишина. Все вокруг так темно. Было слышно лишь чьё-то шуршание на кухне. Это помещение освещалось маленькой настольной лампой. За столом сидел Юрий Григорьевич, напротив-его жена. Они нагнулись друг к другу и разговаривали исключительно шепотом. -Юр, ты уверен? Тебя же могут... -Меня же могут! Знаю! Но,-он продолжил ещё тише,- если я им не дам взятку, то накроют всю контору. -Уволься, найди другую работу. Зачем тебе влезать во все это? А вдруг это ловушка? -Дорогая... Они нашли то, что можно спрятать, с их разрешения, конечно, но если они не разрешат, тогда это чревато последствиями. Как я уже сказал, накроют всех. -Пусть накрывают, увольняйся! -Не могу! Ошибка уже числится. От неё не убежать. -Да пусть! Давай уедем! Сейчас! -Тихо! Не перебивай. Дай договорить... Так вот. Будут шерстить на каждого. На остальных мне плевать, но вот когда дойдут до меня... Нити пойдут по Москве, потом могут вывести на Швейцарию... там на одного человека... потом на другого... потом на всю сеть... а уж дальше я и сам не знаю. Может это грозит международным скандалом... Я ведь не в курсе, насколько высоко вошёл корень всего этого... -И во что ты ввязался... в этой Женеве. Он недоверчиво взглянул на неё. -Я даю взятку. Это безопасно. Они не сдадут, ибо на них у меня тоже есть... подушка безопасности, так сказать. -А Калугиной ты что скажешь? -Ничего!!! -Как? -А так... Как ты себе это представляешь? Самохвалов стал нервно изображать самого себя в самых диких красках, максимально жестикулируя. -Людмила Прокофьевна, у нас тут задницу обнаружили, ну ничего, я дал взятку. ТАК ЧТО ЛИ? -Можно без задницы... -Дорогая...-он спокойно улыбнулся,-без задницы... ну никак!-сказал он и встал из-за стола.-Всё, я пошёл спать. Завтра им позвоню, назначу встречу. (Вернёмся в четверг). Калугина с самого утра ужасно себя чувствовала. Только она вскочила с постели, сразу начала кружиться голова. Она подумала, что слишком устала, ведь на теплоходе жизнь очень интенсивна, но становилось только хуже. Людмила решила прилечь в ещё не застеленную кровать. «Ах, вот оно что... сегодня 15е число... Пошла четвёртая неделя...». Так она пролежала ещё сорок минут. Потом походила, даже вышла на палубу, но поняла, что это быстро не пройдёт. С этими мыслями она снова пошла в каюту. Само слово «утро»-понятие растяжимое. Обычно мы величаем промежуток времени, когда с невероятными усилиями распахнули глаза навстречу новому дню. Если быть детально точными, то на часах было около 12-ти дня. -Доброе утро, я позвонил.-вещал жене Самохвалов.-В общем, в шесть вечера в ресторане. Они позже позвонят на счёт адреса. -Ты уверен? -Другого выхода нет. И так, и так... исход один. Уж лучше ухватиться за последнюю возможность. (Кострома). Время так мучительно шло. И мучительно не от ожидания чего-то, а просто потому, что оно терзало её. Тяжело было. Калугина пропустила завтрак, на часах уже 15:17. Судя по всему, обед тоже полетит коту под хвост. Есть она не может. Людмила лежала в своей постели и решила потихоньку вставать, ибо уже полчаса организм перестал кошмарить её. С этого дня Калугина больше не вскакивала, а постепенно вставала, растягивая этот процесс на пятнадцать минут. Пока она плавно и бережно одевалась, часы показывали 16:10. Она вышла на берег. Решение пройтись по городу было вполне себе неплохое. (Москва). Самохвалов сидел в кресле. Рядом с креслом стояла табуретка, на которой находился чемодан. Юрий Григорьевич старательно отсчитывал деньги и складывал в стопки. Чуть позже. Костюм. Улыбка. Железные стрелки наручных часов показывали 17:47. На встречи такого уровня опаздывать нельзя. Его жена тихо волновалась. Она не подавала виду, но что-то предчувствовала. Ей надо бы его остановить, но... Было около шести вечера. Ресторанчик вполне себе приличный. Резные фужеры на белой скатерти, накрахмаленные салфетки, дубовые столы... В Костроме (впрочем, как и в Москве) вечерело. Людмила прошлась по городу. С легкой усталостью возвращалась к причалу. Калугина спускалась с небольшого холма, в низине которого и находилась Волга. Справа от дороги холм продолжал уходить в аллею, ведущую к беседке, а дорога рядом вела вниз. Ещё сверху она увидела Верочку и Олю (впрочем, как обычно). Секретарша стояла и смотрела на воду, а Рыжова за её спиной в метрах пяти сидела на довольно таки добротном табурете. -Людмила Прокофьевна,-крикнула Верочка,-а где теплоход-то?! Калугина замерла. Она воскресила в памяти тот факт, что он точно стоял тут. Прямо на этом месте. -А кто его знает...-тихо произнесла Оля. -Во сколько у нас было отплытие, кто-нибудь смотрел?-нервно произнесла Людмила. -Я не помню... -И я, как назло... Тьфу... и что делать? (Москва). Самохвалова уже ждали пять человек. На столе стояла бутылка шампанского, более ничего. Абсолютно. Пустой стол. -Добрый вечер... товарищ Самохвалов. -И вам того же... -Погода сегодня... -Да, отличная погода! Приступим к нашим баранам?-слегка нервно начал он. -Да... Так значит вы хотите...-мужчина говорил медленно, вдумчиво. Ему было около 50-ти. Лёгкая седина на висках, но по-прежнему сохранился сильный взор карих глаз. -Я хочу, чтобы вы отпустили мне грехи и дали волю светлым чувствам,-тараторил он. -Тут все свои... не стесняйтесь и выложите нам все... Самохвалов почувствовал неладное. Он так и не сел за стол и недоверчиво смотрел главному в глаза. -У меня неприятное известие...-говорил после секундной паузы,-нам нужно перенести встречу, мне бесконечно жаль. Только что сообщили, что, в общем... дела. Срочные. Нужно ехать. Тот со вздохом тяжело встал. -Очень жаль... Ну что ж. До скорого. Мужчины пожали руки и разошлись. (Дома у Самохвалова). -Ну? Что! Как? Получилось?-встретила волнующе его жена. -Нет.-закрыл дверь он. -Что... -Как-то все странно было... Что-то неладное... А может я накручиваю себя? Все ты! Со своими подозрениями! Я сам стал подозревать каждый куст... (В ресторане). -Что ж. Он все понял. Ну или начал подозревать. А это очень плохо... И на эту встречу у нас ничего нет. Я был уверен, что все пройдёт как надо. -Что будем делать? -А шут его знает... (Кострома). Закат пылал спелой вишней. Они сидели на берегу Волги. Коллективным женским умом вспомнили, что дальше по списку Мышкин. Нашли кого-то, кто едет туда завтра утром. И вот... все втроём они сидят. Верочка, слева от неё Калугина, справа-Рыжова. Оля и Люда положили головы на плечи секретарше. -Вы чего на меня улеглись? -А на ком нам спать?-возмутилась Людмила.-Выезд в 6 утра... Почему вы такие спокойные? -Я вся трясусь, не чувствуете? -А Оля? -А Оля сейчас придёт в себя и начнёт паниковать. Они смотрели на тихую гладь воды. Все как-то утомились и поэтому сидели молча, ни о чем не думая. Где-то вдалеке, на горизонте, где смыкаются гладь воды и пылающий горизонт, растворённый в чернеющем лесу на противоположном берегу, бредёт Новосельцев с детьми. -У меня крыша едет, или это Новосельцев?-совсем сонно, еле разборчиво сказала Калугина. -Это крыша...-зевнула Оля, не открывая глаз. -Или это НОВОСЕЛЬЦЕВ! НОВОСЕЕЕЛЬЦЕВ!-крикнула Верочка и побежала к нему. -Толя,-запыхавшись, вещала она.-Где теплоход? -Вон! Его ж переставили на соседний причал, говорили ведь... -ТЬФУ! Уже совсем стемнело. Калугина стояла на совершенно пустой палубе. Все засели в зале на концерте. Оттуда доносились веселые звуки голосистой певички. Людмила простояла до самого отплытия. Теплоход тихо отдал швартовы. Её платок на шее потерянно бился на сильном ветру. И как-то грустно было на душе. Впервые за все отплытия. Наверное из-за того, что тут она физически почувствовала изменения в себе. Лишний раз напомнили... «Скоро! Совсем скоро...». Было уже темно, и эта темнота будто поглощала город, маленькие огоньки уличных фонарей, домов, пока совсем Кострома не исчезла во мраке.