Склеп для живых

Пятый Всадник

«Когда признаешься братишке, Что ты не мертв, как он считает? Агате извратил мыслишки… Роскошна месть, прям поражает. Ты знаешь, это иронично, Что Смерть боится здесь бывать». «Еще бы, он ведь самолично Подбил Агату убивать». «Но ты не злишься, это видно. Ты благодарен, признавайся. Ох, парень, это ж очевидно, Что ты скучаешь, не смущайся». Я не ответил, отвернулся, Чтоб рассмотреть надгробный камень. Чума слегка мне улыбнулся: «Твоя, твоя могила, парень». Скорбящий ангел молча плакал. Тот самый, с нашей второй встречи. Как иронично, это правда, И все же тяжело на плечи. «Так кто же я?» — спросил устало. Чума, задумавшись, сказал: «Никто иной, как Пятый Всадник — Тревожности владыка и печаль. Идешь в конце, но не последний. Со Смертью рядом, словно пара. Скакун твой медленный и серый, Как дым от дорогой сигары. Изящен конь в своей печале И грива прячет боль в глазах. Твой атрибут является в бокале, Где вино сменили на коньяк. Твои рабы танцуют без устали, Пока за окнами бушует кризис. В них на глазах упали идеалы. Теперь апатия у них в девизе. Ты страсть поэтов, и погибель. В тебе теряют-ищут рифму. А через годы всяк учитель Утаит смерти их причину. Ответь-ка, парень, как же долго Скрываться будешь от него? Смерть, может, и сглупил немного, Но не зашёл уж далеко». «Я с детства ненавидел смерти. С тех пор, как мастер мой исчез. Семья моя, как те же черти — Сгубили ангела с небес. Одна, суккуб, его пленила, Когда уже была чужой. А следом от него родила И ночь та стала роковой. Отец имел паршивый бизнес — Он смерть за деньги продавал. И потому он за убийства Ни капли в жизни не страдал. А я был мальчиком всего-то. С любовью глупой и смешной. Настолько сильной, что сегодня По-прежнему мне не дает покой. Моя семья пример ужасный. В ней каждый с головы до пят В грехах томится безобразных, Совсем забыв про Рай, про Ад. И я не так уж и невинен — Во мне же есть их крови часть. Как брат с Агатой я бесчинен, Но осознал только сейчас. Смерть принимает облик милый В чем не могу его винить. Кто ж виноват, что мой любимый… Не даст Он мне его забыть!» «Я скажу так, послушай, Дарнелл. Мой братец знает твой секрет. Пройдут года, увидишь, парень, Любовь забудешь людских лет Но а сейчас… Чего боишься?» — Он обернулся чуть назад. Там Смерть стоял, в картине усомнившись. Блуждал по мне пытливый взгляд.