Торжество остывшей крови

Люди привыкли считать себя венцом природы. Потому, что наделены разумом? Потому, что научились подчинять стихии, разгонять тьму? А что если им позволили так считать, намеренно скрыв нечто необъяснимое и очень опасное? И что если однажды привычное положение дел начнёт разрушаться, а из самых тёмных углов покажутся на самом деле знакомые, но несправедливо забытые, сброшенные со счетов соседи? Ещё неизвестно, кто окажется настоящим «венцом». Едва ли во всём городе, стране, а то и мире можно найти компанию страннее. На в меру современной и всё же откровенно мрачноватой кухне играли в карты на таро трое. Два носителя высших сущностей: Тень Смерти и Тень Хаоса, а также медиум. Первая – хозяйка квартиры – вполне оправдывала отведённую роль: словно ожившая иллюстрация из статьи про женщину-вамп: черноволосая, бледная, с идеально накрашенными кроваво-красной помадой губами. Роковая, манящая, как пропасть, но хищная. Несмотря на всю привлекательность, даже соблазнительность, резкие птичьи черты всё равно хорошо проглядывались, а серые глаза смотрели слишком цепко, если забыть их томно прикрыть. Второй же напротив выглядел крайне опрятно для того, кто запечатал в себе Хаос. В первую очередь на ум шёл какой-нибудь холодный северный бог: блёклые светлые волосы, ледяные голубые глаза и спокойное лицо с правильными чертами, которому воображение с лёгкостью приписывало несуществующую надменность. Последняя могла бы показаться самой нормальной, не являйся она одним из последствий конфронтации двух сил. Белая кожа, белые волосы, чёрные одежды и странные-странные глаза: один чёрный с нормальной белой склерой, второй белый, лишённый зрачка, и с чёрной склерой. Она могла видеть даже то, что недоступно Теням, только самим сущностям, но не спешила раскрывать все карты. Чего не скажешь об игральных. В лёгкой улыбке приподняв уголки чёрных губ, Аламея посмотрела на оппонентов. Никогда не играйте с медиумом – здесь не помогут ни умение держать лицо, ни логика, ни шулерство, если тот вдруг решит поиграть нечестно. Обычно она обходилась без трюков – азарт и лёгкое напряжение важнее победы. Однако здесь и сейчас арканы сошлись слишком удачно. – Очень сомневаюсь, что этой осенью будет время предаваться типичной хандре, – сказала она, забирая у каждого по карте. Как же символично они выпали! В Небелфлене могло запоздать или явиться слишком рано любое время года – только не осень. Первый день сентября словно нажимал переключатель, с лёгкой руки прерывая даже редкую здесь череду жарких дней и прикрывая солнце привычным серым одеялом облаков. То самое место, где сложно не предаваться унынию разной степени поэтичности. – Из чьих угодно уст сие прозвучало бы, как предвестие чего-то весёлого, но… – Морриган обменялась взглядами с Таэму, встретив понимание в его глазах. – Кажется мне, повеселишься здесь только ты. Аламея усмехнулась. Как бы древние ни пытались угнаться за временем, старые привычки то и дело напоминали о себе. – Ох, Морри, да разве ж я когда-нибудь… – Мне перечислить все случаи или ограничиться списком на страницу? – С радостью бы послушала, какое веселье слишком чёрное даже для Смерти! Пока женщины перебрасывались фразами, Таэму пристально смотрел на три карты в руках у Аламеи. Какими бы ни были две оставшиеся, он знал свою, и если она – часть предсказания, о покое точно можно забыть. – Тая, от такого взгляда даже я могу вспомнить, что такое неловкость. Но ладно, не буду больше томить. – Аламея сняла ещё две карты и выложила пятёрку в два ряда. Луна, смерть, башня. Солнце, дьявол. – Время резких и жёстких перемен уже маячит перед нашим носом. То, чего страшились, что откладывали, не находя смелости принять решение, больше не может находится в состоянии сжатой пружины. Откладывать или сглаживать углы поздно. Напряжение дошло до той точки, за которой только выстрел. Тайное станет явным, а со страхами придётся столкнуться лицом к лицу, невидимый мир подаст голос. – Она провела пальцем, соединяя незримыми линиями смерть, солнце и дьявола. – Мертвецы под знаком жизни. Их амбиции слишком разрослись и вот-вот перейдут в фазу буйства, порождая и новые смерти, и возрождения. Пока одни будут упиваться силой, другие падут жертвами инстинктов. Они и станут катализатором разрушения устоявшегося положения вещей. Но к чему именно приведут перемены… – На стол лёг шут. – Ещё не предрешено. Так что при должном старании итог может оказаться удачным для нас, а не для них. – Почему ты почти никогда не говоришь прямо? – поинтересовался Таэму, разглядывая карты. – Потому что вы и так поняли самое важное, а подробности реальной пользы не принесут. Зато сделают меня причастной к развитию событий. Морриган встала из-за стола и отошла к окну. Ночь в нынешнем веке слишком светла – можно обесточить комнату и всё равно неплохо ориентироваться. А ведь для тех, кто вынужден избегать солнца, подобное обилие фонарей – способ не погрузиться во тьму окончательно. – Вопрос сосуществования видов однажды должен был встать ребром. За двести лет мы сделали многое, но главную проблему так и не решили. – Придётся решать. Точнее, она в любом случае решится, вопрос только, на чьих условиях, – равнодушно заметила Аламея, перетасовывая карты. На вид Тени оставались спокойны, на деле же заметно помрачнели, погрузившись в раздумья. Ещё бы! Хотя на самом деле они не имели никакого отношения к этому миру, слишком глубоко погрязли в его делах, чтобы не волноваться о грядущих событиях, не начать строить основные и запасные планы, не успев столкнуться с предсказанным. – Эй, Морри, ты всё ещё любишь хорошие концы у любовных историй? – Не любила бы, ты бы тут не сидела. Морриган хмыкнула и через отражение в стекле кинула взгляд на Таэму. Да, он тоже. – Скорее всего. А за потомками следить продолжаешь? – Наблюдаю время от времени. – Тогда сохраняй внимательность. Не проворонь одного из них, чтобы не испортить конец. А ты, Тая, ещё помнишь, для чего забрёл в другой мир? – Куда денусь? Но уже давно кажется, что, засев тут, поставил крест на поисках. – Кто знает… Смотри в оба глаза, чтобы узнать правду. Та может оказаться под носом. – Попробую. Если в грядущей кутерьме у меня останется на это время. Отложив колоду, Аламея достала телефон и установила напоминание на девятое февраля – необходимо в обязательном порядке не забыть пригласить сестру, обучающуюся в другом городе, домой. Должна же у родителей остаться хоть одна нормальная дочь. Небелфлен спал. Пока ещё спокойно. Спал и грезил нормальной жизнью в лишённой паранормального реальности, где самые страшные существа – люди. Трое играли в карты, меняя мир на дурака и кровь вином не разбавляя. А где-то в глуши загрызли человека.

***

Получить плохую новость можно в абсолютно любой момент: с самого пробуждения предчувствуя неладное, в разгар веселья, заметив сообщение после дневной дрёмы, на середине пути до супермаркета… Или во время обсуждения диплома с научным руководителем. Лира нервно дёрнула рукой, услышав мелодичное пиликанье телефона, но сдержала порыв немедленно проверить уведомление и продолжила разговор с Матлееной. – Если возникнут трудности – обязательно пиши. Я понимаю, что ты у меня самостоятельная, но последний год и без того непростой. – Конечно. Но ведь немного осталось, думаю, тут уж без проблем обойдётся. Матлеена шутливо пригрозила пальцем: – Проблемы случаются даже перед сдачей, так что не расслабляйся. Ладно, не буду больше задерживать – ещё пообедать не успеешь. Лира попрощалась с руководителем, проводила взглядом и неосознанным движением внесла элемент небрежности в русое каре, другой рукой доставая телефон из кармана жакета. На прошлой неделе, отметив первое сентября, друзья отправились в поход – закрывать сезон. Лира от приглашения привычно отказалась – не настолько любила походы и пару лет как в них вообще не ходила. Сегодня седьмое. Среда. Пора бы появиться хоть каким-то вестям. Позвони, как будет время. Четыре слова от Адели заставили напрячься. Будь всё хорошо, так бы и написала, а уж при встрече поделилась подробностями. В голове начали прокручиваться адреса городских больниц. Кто пострадал? Куда бежать? От волнения пальцы никак не хотели попадать по нужным иконкам. – Что случилось?! – выпалила, стоило прекратиться гудкам. – Сначала сядь, – голос Адели звучал так спокойно, словно она собиралась зачитать договор. От этого внутри всё сжалось. – Да что же… – Сядь. Лира вздохнула, окинула взглядом пустой коридор и забралась на подоконник – ничего ближе не найдёт, а бродить по академии в поисках пуфов терпения не хватит. – Сижу я, сижу. – Арни пропал. Спасатели пока следов тоже не обнаружили. Пришлось вернуться без него. Телефон чуть не выпал. Расширившимися глазами Лира смотрела перед собой, отказываясь воспринимать услышанное. Как пропал? Там ведь… Насколько она знала, друзья выбрали самый простой и безопасный маршрут – чтобы легко и весело провести время, не ища острых ощущений. И Арни в этом деле далеко не новичок. Да он бы в здравом уме и твёрдой памяти ни за что!.. – В смысле пропал? Т-там же просто негде… – В прямом. Приходи после пар к общагам, тогда остальное обсудим. Адель отключилась. Лира заторможенно опустила руку. Отложила телефон на подоконник. Ни о каком обеде речи больше не шло – встать бы суметь. И силы, и мысли разом покинули её. Несмотря на спокойную, размеренную жизнь, лишённую трагедий и потрясений, Лира ужасно боялась потери близких. Не в той степени, что свойственная и естественна для многих людей. Нет. Это было близко к ужасу человека, проводившего, пережившего многих, но так и не сумевшего привыкнуть. Ужас человека, чья жизнь в одночасье из мирной превратилась в лес из крестов. Холодно, пусто и кажется, что можешь только медленно раскачиваться с отрешённым видом. Почему? Да как так вышло? Только вчера она представляла, как расскажет вернувшимся друзьям об октябрьском концерте с участием их хора. А сегодня… – Спокойно, Лира, спокойно, – пробормотала, растирая пальцами виски. – Пропасть не значит умереть. Его ещё могут найти. Адель же не сказала, как давно это случилось. Всё будет хорошо. Не хорони заживо. Не паникуй раньше времени. Сомнительное утешение. Хотелось то ли проснуться, то ли куда-то бежать и срочно что-то делать, то ли спрятаться от всего мира в самом глухом и тёмном углу. Однако нельзя проснуться, если не спишь, делать нечего – поиски поручены профессионалам, уходить с пар в начале семестра – так себе идея. Точно. Пары. До следующей осталось десять минут. Где там сегодня хоровой класс? Надо заставить себя встать и дойти до концертного зала. Не хватало ещё тратить нервы на объяснение опоздания. Сейчас бы вспомнить, как говорить, какое там пение… И улыбаться. Придёт хмурая – придётся отвечать на расспросы обеспокоенных одногруппников. До перерыва же всё хорошо было, а человеком, легко поддающимся хандре, Лира себя не зарекомендовала. И тихоней. Нужно обязательно обсудить партии, отпустить шутку, припомнить прошлые занятия с этим преподавателем. Только бы ничего не заметили. Ни о чём не спросили. Иначе она не выдержит. На занятии ожидаемо не удавалось сосредоточиться. Грегор Дреберсон умел прощать мелкие оплошности, но даже его терпение достигало предела: – Нохберт, соберитесь! Вы лажаете уже в восьмой раз – и снова в другом месте! Стыдно в магистратуре в этой партии ошибаться. – Прошу прощения… Партия может быть сколь угодно знакомой, а мысли всё время уходили в сторону, далёкую от нот и текста, голос подводил. Сосредоточение требовалось даже для поддержания осанки, хотя уж что-что, а это точно должно было намертво войти в привычку.

***

Стоило учебному дню закончиться, Лира, на ходу застёгивая елово-зелёную куртку, выбежала из академии, не заботясь о том, сколько вопросов впоследствии породит её поведение. Отмазки можно придумать потом. Сейчас – к общежитию, расположенном, к счастью, не на другом конце города, а через пару улиц. Возле нужного дома виднелась долговязая фигура, от которой веяло расслабленностью и желанием сесть на ступеньки с банкой сидра и завести разговор об алгоритмах и структурах данных. Уже не освежающий, а холодящий сентябрьский ветер трепал и без того всегда на отвали уложенные короткие, криво стриженные светлые волосы, то и дело открывая истыканные пирсингом уши. Адель грызла семечки и лениво помахала Лире, услышав шаги. – Ребята скоро спустятся. Не дружи они с детства, Лира бы возмутилась таким равнодушием. Однако точно знала: Адель прекрасно понимала ситуацию, определённо не относилось наплевательски к возможной потере друга, а от стресса наоборот становилась скупой на эмоции. Вместо ответа Лира кивнула, пристально смотря на хорошо знакомую дверь. До середины третьего курса тоже жила здесь, после решила снимать квартиру. У музыкантов тишины ждать не стоит, а чужая игра отвлекала от подработки, не давала сосредоточиться на учёбе. Без соседок стало немного одиноко, но подолгу дома засиживаться всё равно не приходится. Временами возможность отдохнуть от людей и вовсе самое то. Через пару минут показались Моника и Игнас. Первая – невысокая, обычно смешливая, с постоянно заплетёнными в множество мелких косичек с бусинами на концах волосами. Нервно теребила пояс плаща и поправляла шейный платок. Второй среднего роста, крепко сложенный – сразу видно, кто контрабас отлично таскает сам, волосы у него как всегда торчали и были высветлены на концах. Руки в карманы спрятал и в глаза избегал смотреть. Неловко поздоровавшись, они предложили отойти к скамейке в более тихом месте. – Как это произошло? – спросила Лира, стоило всем четверым сесть. Моника и Игнас обменялись неуверенными, встревоженными взглядами, Адель продолжала невозмутимо щёлкать семечки. Каждый успел позавидовать её пофигизму. Даже если тот – защитная реакция психики. – В субботу всё было нормально, – начал Игнас, – спокойно дошли до нашего места. Расположились. Никто ничего странного в поведении Арни не заметил. В воскресенье утром его не оказалось. Мы начали искать сами, вызвали спасателей. Ни его, ни тела. Нам пришлось вернуться. – В воскресенье, – повторила Лира, сцепляя пальцы в замок. – Воскресенье… Н-но ведь ещё есть шанс… – Сказали, если пройдёт неделя, можно перестать надеяться, – откликнулась Адель, сбрасывая шелуху в стоящую рядом мусорку. – А через две можно ставить крест. Протяжно проскулив, Лира обхватила голову руками. Она, Адель и Арни дружили с начальной школы и вместе решили поступать в Небелфлен, пускай и в разные места. Пускай Арни и задержался на год, так как младше. Собирались вместе, когда начинали чувствовать себя неуютно в новом городе. На каникулы в родной Клофхейн возвращались на одном поезде. А теперь… Не хотелось верить, что «три» превратится в «два». Рядом вздохнула Моника и погладила по спине. – Я должна была пойти с вами… – И что изменилось бы? – Может, я бы заметила… Смогла бы… – Нас было шестеро. Разница в вероятности не настолько большая. Но никто не заметил. И твоё присутствие ничего бы не изменило. Лира встрепенулась. Резко вскочила. Напряжение в позе выдавало желание срочно сделать хоть что-нибудь. Неважно, насколько безрассудное. Да хоть сорваться в лес на поиски! Лишь бы не томиться в ожидании, отмечая дни до точки невозврата. Нервически возбуждённые серо-зелёные глаза встретились со спокойными, немного усталыми светло-карими. – Где вы были? Если отправиться туда… Ведь чем больше человек ищет… Вдруг я смогу помочь? – Если отправиться туда, искать придётся ещё и тебя. Лира, спасатели лучше знают, что делают. Ты лучше них не сработаешь. А закапывать ещё и тебя я желанием не горю. – Из кармана красно-фиолетовой куртки Адель достала банку сидра, с тихим шипением открыла, сделала глоток. – Нам остаётся проявить терпение и ждать новостей. Всё. – Терпение, терпение, – бормотала под нос Лира, начав ходить кругами. – Да как тут терпеть?! Ждать?! Я поседею быстрее! – Поседеешь – закрасишь. Нравится, не нравится – жди, моя красавица. Иначе придётся не спускать с тебя глаз. А неплохая идея. Задней мыслью Лира понимала, что скоро успокоится и начнёт думать головой, а не шилом в известном месте, но от подстраховки в виде кого-то более благоразумного всё равно не отказалась бы. Друзья тоже понимали – надо проследить сейчас, потом никто дрова ломать не пойдёт. Потому и рассказали не по телефону, а лично. Потому и оставались рядом, пока её не перестало кидать из крайности в крайность, и разошлись, когда начался дождь.

***

Вернувшись домой, Лира на автопилоте выполнила всю рутину и повалилась на кровать. Учитывая состояние, сегодня наверняка вернутся те сны. Назойливые. Непонятные. Почти никогда не удавалось разглядеть лица. Пейзажи совсем не казались знакомыми, хоть в них и угадывался Фогенрив – сложно не узнать пейзажи этой части страны. Сюжеты повторялись. Это как смотреть фильм про жизнь, в который не стали включать только самые важные события, а запихнули все дни, между которыми порою почти нет разницы. И при просмотре лишь на середине осознаёшь, что перед тобой не повторение старого. Просто будни обычного человека во всём непривлекательном однообразии. Часто за одну ночь успевало смениться несколько картин: мирный, немного устаревший деревенский быт, прогулки – то на природе, то в городе, общение с близкими, война, затяжная болезнь, угнетающая тишина опустевшего дома без света и тепла… Неизменной оставалась героиня сна – её Лира тоже не видела, все зеркала отражали муть вместо человека, просто в голове крутился факт. Был ещё один человек-факт. Для Лиры – столь же безликий, как и все остальные, для героини сна – возлюбленный. Молодой, улыбчивый, немного мечтательный и очень заботливый – не то чтобы это удавалось увидеть, но не поддающиеся сомнениям знания вспыхивали, стоило ему появиться. От такого глубокого раскапывания чужого сердца становилось неуютно. Сегодня пара решила устроить пикник на лугу. Героиня отчего-то говорила с трудом, тихо. Возлюбленный лежал, устроив голову у неё на коленях. Смотрел то в лицо, то на небо. Пока ещё мирное. Ясное. Тихое. – Надеюсь, однажды я снова смогу услышать твоё пение, – прошептал он, ловя пальцем выбившуюся из причёски светлую прядь. – Конечно. Я обязательно спою тебе снова, – пообещала героиня и ободряюще улыбнулась. Но Лира знала – не споёт. Больше никогда. Ни ему, ни кому-либо ещё. И почему-то от этого хотелось плакать.