Торжество остывшей крови

– Ну почему же ты сразу ничего не сказала! – с порога запричитал Арни, стоило Лире открыть дверь. Эдгар в это время сидел в кабинете и не торопился мешать встрече друзей. Сегодня он чувствовал себя лучше, хотя не мог утверждать, что не понадобится ещё одна охота. С отторжением, как и с любой болезнью, раз на раз не приходилось. – Думала, обойдётся, – призналась честно. Разумных оправданий у Лиры не имелось, так нечего и рожать их на ходу. – Нет, я понимаю, когда ты говоришь так, идя на экзамен с половиной выученных билетов. В лучшем случае. – Арни вздохнул, вешая куртку. С интересом осмотрелся, попав в гостиную. – Но… Подраться с вампирами и решить, что как-то само пройдёт… – Очередной вздох заставил Лиру театрально закатить глаза. – Кто ж знал, что выбитый клык активирует внутренний навигатор с конечной точкой в виде меня! – Всплеснув руками, она плюхнулась на диван и привалилась к Арни плечом. – Я знаю: надо было сразу написать и тебе и, пожалуй, Эдгару. Да, иногда лучше перебдеть и подокучать тревогами. Нет, конечно, в идеале надо вообще в такие ситуации не попадать, но что уж. Уже попала. Время вспять не повернёшь. Бесполезно переживать об ошибках, которые не исправишь. – Бесполезно, – согласился тихо. Лира услышала, как Арни тяжело сглотнул и почувствовала слабое движение: голова коснулась головы. – Я тоже хорош. Не первый же день тебя знаю. И всё равно поверил, что ты будешь честно обращаться, не оглядываясь на то, какие у меня там загрузки вечерами. – Эй, я этого не говорила! – Потому как оправдываться другим человеком – почти прямым текстом перекладывать на него ответственность, а Лира очень не хотела, чтобы Арни винил себя. – Не первый день знаю, – повторил и кивнул. – Надо было просто каждый день тебя провожать, неважно, рано освободилась или поздно. – Изменило бы это что-то кардинально? Возможно, под прицелом оказалась бы не я одна. Вот и всё. – Они могли передумать делать тебя целью, – неуверенно предположил Арни. – И, кажется, в момент применения гипноза всё же можно почувствовать собрата. Может, есть у них какая-то вампирская солидарность… Они не услышали шагов, зато обратили внимание на пару ударов по дверному косяку. Приложившись к тому и скрестив на груди руки, в дверях стоял Эдгар. Арни тут же выпрямился, судя по всему, слишком серьёзно воспринимая роли наставника и подопечного. Лира хмыкнула. Когда она бессовестно сокращала имя до Эда и таскала футболки из шкафа, Арни продолжал «выкать». – Встряну в вашу беседу, раз у неё такая подходящая тема. «Анх» явно заинтересован в молодых вампирах. В их вербовке. Лире, конечно, безопаснее ходить с тобой, но и тебе расслабляться не стоит. – Насколько не стоит? Арни старался звучать спокойно, и всё же Лира уловила в голосе дрожащие нотки. Взяла за руку и слегка сжала. Сложно не тревожиться, узнав, что являешься потенциальной целью мутной организации. Об «Анхе» они знали в самых общих чертах, которых хватало, чтобы не желать связываться. – До паранойи доводить не нужно. По нашим данным, они предпочитают слова, а не силу. Но на мозги капают умело. Незнакомых вампиров лучше сторонись. И доверять не спеши. Назовутся сотрудниками ночной службы – требуй удостоверение. Я покажу, на какие части нужно обращать особое внимание. Если что-то подозреваешь, если чувствуешь опасность – связывайся со мной или Мортимером. Дам тебе ещё номер Яльмера – если нужно уточнить информацию, он поможет быстрее. – Яльмер? – Лира встрепенулась. – Это тот, который в «Пылесборничной» работает? – Он. Вижу, вы уже успели познакомиться. – Да, я часто туда захаживаю. А ещё… На этот раз ободряющее рукопожатие понадобилось Лире. Коротко улыбнувшись Арни, она глубоко вдохнула и поведала о случившемся в «Сеймахте». К концу рассказал лицо Эдгара приобрело очень знакомое красноречивое выражение: «Каким чудом ты ещё живая?» – Я там ничего необдуманного не делала! – поспешила оправдаться. – Не в этом дело. Просто удивляюсь твоему везению. На той вечеринке пропали люди. Предположительно похищены «Анхом». Нескольких нашли мёртвыми в лесу. О местонахождении остальных данных нет. Да, у Лиры были разного рода нехорошие подозрения, однако она никак не думала, что всё настолько серьёзно. Принцип «нечего сильно переживать о прошлом» решил ненадолго дать сбой. Почти месяц прошёл, но оттого не легче принять мысль: рядом похищали людей. И уж точно не для благих целей. А среди них могла оказаться она с подругами. – Сверхъестественная угроза всегда ближе, чем кажется, – добавил Эдгар. – Тем более ночью. И сейчас. Мы никогда не будем в силах предотвратить всё. Поэтому берегите себя, – последние слова прозвучали гораздо мягче, как искреннее пожелание, порождённое беспокойством. Эдгар ушёл, а Лира, желая отогнать тревогу, начала расспрашивать о практике в школе – уже как раз половина прошла, наверняка появилась пара-другая историй. Арни с радостью сменил тему, и хотя в целом дела шли очень спокойно, а основное успел сообщить в переписке, всё равно приятно поделиться впечатлениями вживую. Что изменилось в школе, как встретили уже знакомые учителя, дети – некоторые запомнили его с прошлой практики. Ещё так получилось, что пришлось провести пару уроков в старших классах. Оказывается, сложновато объяснять логарифмы, пока ученицы раздевают взглядом молодого преподавателя. Посмеиваясь, Лира посоветовала привыкать: с вампиризмом Арни обязан хорошо сохраниться, а значит, оставшись в школе, словит ещё не один недвусмысленный намёк. Да и без разбитых девичьих сердец не обойдётся. Проболтали до вечера. Лира бы с радостью поуговаривала Арни задержаться ещё, но он признался в необходимости закончить подготовку к понедельнику. Пришлось отпустить с миром и вспомнить, что так-то и самой нужно повторить партии к спецу. И посидеть за дипломом… Желательно не только посидеть, но и продвинуться в написании. Таки на носу декабрь, а там и предзащита. «Интересно, похищение является достаточно уважительной причиной, чтобы простили недобор часов в практике и сдвинули крайние сроки? – подумала, открывая ноутбук. – И что в таком случае нужно приносить в деканат? А могут исключить за прогулы, пока сидишь в плену? Особенно не завидую в такой ситуации платникам…»

***

Понедельник выдался тяжёлым, а сон в ночь на вторник оказался ему под стать. Вокзал Келдкенстейна, как и прочие, повидал множество слёз и прощаний, но никогда – так много за раз, как сегодня. Повисшая в воздухе всеобщая тревога липла к коже противным холодным желе и застревала комками в горле, каменными руками сдавливала плечи и грудь. Началась война. Оформленных молодых мужчин отправляли на фронт. Слёзы застилали глаза. Амалия постоянно пыталась вытереть их, не желая терять ни секунды из тех последних мгновений, когда ещё можно взглянуть на любимое лицо. Не получалось. Черты сливались в одно расплывчатое пятно отнюдь не из-за причуд сна. Берт крепко обнял её. Привычное тепло и непривычная плотная ткань военной формы. Амалия подняла руку – пальцы наткнулись на пилотку и не нащупали мягких вечно встрёпанных волос. Тихий всхлип. Горячие губы лихорадочно сцеловывали слёзы, шептали извинения, обещания выжить, вернуться. А руки едва ощутимо дрожали. Сделав над собой усилие, Амалия слегка отстранилась и посмотрела на Берта. На этот раз сон позволил увидеть лицо. Хорошо знакомое, помолодевшее, лишённое шрама и той особенно выразительной резкости, что обязательно оставят пережитые годы. Лицо человека, который любил улыбаться, мечтать и запечатлевать на фотоснимках красоту окружающего мира. Светлого ворона. – Обязательно. Обязательно возвращайся, – сдавленно попросила Амалия и потянулась к карману юбки. Она достала оттуда маленькую куклу с волосами из светлой шерсти, зелёными глазами-бусинками и в платье в горошек. Они сделали её вместе, попутно обсуждая, что однажды обязательно станут семьёй, так почему бы заранее не подумать, с чем будут играть дети. – Возвращайся, – повторила, вкладывая куклу в левый карман гимнастёрки. – Когда мы встретимся… Я снова смогу тебе спеть. У Амалии никак не получалось оправиться после болезни. Она любила петь, но больше не могла: не хватало дыхания, совершенно не попадала в ноты, а иногда голос и вовсе пропадал. Однако она постарается восстановиться. Военное положение этому ни черта не поможет. И всё же нужно. Это обещание: выжить и дождаться. – Обязательно. – Берт положил руку на сердце. – Ты обязательно споёшь. На нашей свадьбе. Только дождись. Ответить помешал сигнал: пора отправляться. Быстро поцеловав Амалию, Берт заскочил в поезд. Она сжала руки на груди и быстро моргала. Не плакать. Не сейчас. Нужно улыбнуться и ни за что не отводить взгляд. – Ремберт, я буду помнить о тебе! – воскликнула, стараясь перекричать толпу, пробиться среди таких же провожающих. – И ты! Вспоминай обо мне!

***

Лира проснулась со слезами на глазах, слишком медленно осознавая: здесь и сейчас другое время, другое место. Она не Амалия. И никого не провожает на смертный бой. Но чужие чувства слишком сильно переплелись с собственными, не желали отпускать. Со стороны послышался тихий деревянный стук. Лира повернула голову набок и увидела возле шкафа Эдгара. Похоже, недавно с ночной работы вернулся. – Берт, – окликнула в полусне. Эдгар застыл на мгновение, но почти сразу продолжил что-то искать на полке. Лира села, утирая слёзы и пристально смотря ему в спину. Всё ещё сложно верить в истинность снов, однако слишком много деталей сходилось: внешность, годы, а теперь ещё и реакция на имя. Слабая и всё же присутствующая. Без неё можно было подумать, что сон просто дорисовал детали, основываясь на образах из реальности. То есть сделал так, как и положено снам. Нормальным. – Ремберт Шедрей, – повторила увереннее. Вздох. Эдгар закрыл шкаф и обернулся. На лице отражались одновременно недоумение, сомнение и… Грусть? Лира не знала, какое лучше подобрать слово, но подумала, что как-то так смотрел отец, найдя фотографию давно умершей любимой собаки. Сглаженная временем тоска о невозвратном. – Что это должно значить? – спросил Эдгар. Как будто спокойно, но чуткий слух уловил отголосок хорошо скрытой интонации. Напряжённой, неуверенной. Захотелось пойти на попятную. Только кому она сделает лучше, оставив вопрос висеть в воздухе? Притворившись, будто окликнула ненамеренно? Начала говорить – говори. Сжав край одеяла, Лира уточнила: – Тебя так звали раньше? Ну, лет, скажем… Восемьдесят назад? – Однако. – Удивление взяло верх над остальными эмоциями. – Не знаю, откуда тебе это известно, но да. Человеком меня звали так. – Вау, даже не отрицаешь, – такого быстрого согласия она не ожидала. Разве не существует негласной традиции держать настоящее имя в строжайшем секрете и до последнего от него открещиваться? – Смысл? Это же правда. А ты и так знаешь, что я живу слишком долго для человека. И едва ли сможешь что-то сделать с этой информацией. «Логично. Да и не было в прошлой личности ничего такого, чтобы желать затереть все следы и связи». – Пожалуй, так и есть. – Лира спустила ноги на пол, потянулась к телефону. – Я услышала имя во сне. И увидела там человека, очень уж похожего на тебя. Вот и решила проверить. – Не знаю, почему так вышло, но в жизни всякое возможно. «Жаль, что не знаешь. Была бы рада поскорее понять причину снов. Ну, раз веришь, уже хорошо». – Там – в прошлом – ты знал кого-то по имени Амалия? Эдгар задумался ненадолго, в итоге пожал плечами. – Может быть. Так сразу в голову никто не приходит. – А если так? – Лира нашла в галерее фотографии альбома и показала нужную. При взгляде на фон брови приподнялись, выдавая узнавание, а вот рассматривая Амалию, Эдгар нахмурился. На бывшую возлюбленную так не смотрят. Странно. Если считать правдивыми и остальные составляющие сна, отношения этих двоих испортиться не успели – смерть разлучила раньше. – Думаю, мы были знакомы. Пересекались иногда. Куда в деревне без этого? – И всё? – удивилась Лира. Так трогательно во сне прощались, а тут – «пересекались иногда»! – И всё. Большего не помню. «Знакомая, значит… Немного грустно за неё, с другой стороны, не вечно ж чувства эти хранить. Если прошло достаточно много времени, их тоже можно забыть», – с печалью признала Лира. Её не должны волновать чужие отношения, стоило и вовсе порадоваться – призраки прошлой любви редко аукаются чем-то хорошим, когда продолжают занимать в сердце слишком много места. Однако на деле стало горько. «Наверное, лучше не ворошить прошлое и не напоминать лишнее. Не хочу по неосторожности вскрыть старую рану». – Мы можем немного поговорить? – поинтересовалась Лира. Раны ранами, а просто узнать немного больше о былом хотелось. – Я умоюсь и приду на кухню. – Рано ещё. Поспать не хочешь? – После увиденного – не хочу, – призналась честно. Вдруг сон продолжится? Эдгар кивнул, и Лира убежала в ванную, а когда привела себя в порядок и зашла на кухню, он уже варил кофе. По большей части для неё. Потому что после раннего подъёма Лира обязательно пила кофе, даже если собралась чуть позже прилечь – об этом неделю назад рассказала, как раз когда вскочила, чтобы встретить с работы. И сегодня бы выскочила, только будильник поставить забыла. – Спасибо. Ты такой заботливый, – добавила с улыбкой и достала из холодильника йогурт, села за стол. Эдгар разлил кофе по кружкам и занял место напротив. Беглый осмотр позволил заключить, что сегодняшняя ночь прошла относительно спокойно: хотя бы без серьёзных ранений. Недолгая жизнь вместе дала возможность убедиться в вампирской способности быстро восстанавливаться, но чужая боль – даже недолгая и приглушённая – печалила Лиру. – О чём поговорить хотела? Она поджала губы, кончиком ложки водя по крышке от йогурта. Любопытство гложило – это правда, но насколько корректно его удовлетворять? Копаться в чужом шкафу и жизни – наглость ощутимо разного масштаба. – Если несложно, не мог бы ты немного рассказать… О своём человеческом прошлом? Эдгар вздохнул, подпёр щёку рукой и заговорил отстранённо – будто и не о себе вовсе: – Ремберт Шедрей родился в Келдкенстейне девятнадцатого января тысяча девятьсот пятнадцатого года вторым ребёнком в семье. В том же городе жил и учился. С первого класса проводил лето в Хелёне у бабушки и дедушки. Увлекался фотографией. Отучился на инженерном факультете. Получил мастера спорта по пулевой стрельбе. В двадцать четыре ушёл на войну. После работал в органах. В тридцать семь умер при исполнении… Умер бы, если бы не оказался обращён. Внимательно слушая, Лира пристально смотрела на Эдгара. Всё-таки разные. Несмотря на одну внешность, да что уж там – одно тело, язык с трудом поворачивался назвать одним человеком. Потому что Ремберт – немного застенчивый улыбчивый мечтатель с мягким характером и тёплыми руками. А Эдгар… Остыл и застыл. Может, как вампир относительно живой, но как человек… От человека остался могильный камень с фотографией – замершим во времени образом. «В целом со знаниями Амалии сходится. Но как странно, что о ней самой совсем-совсем не вспомнил». – Во сне я видела, что перед отправкой на фронт кто-то дал тебе куклу. У неё ещё платье в горошек было, – это противоречило решению не ворошить, да. От одной попытки же не убудет? – Да. Кузина дала. Она у меня всё ещё есть. «Кузина? Да, точно, Элис иногда приезжала. Но в тот день её не было – не успела на проводы. И к кукле никакого отношения не имела». Лира сглотнула. Во сны таки прокралась ошибка? Ну конечно, не могли они с полной достоверностью передавать реальность. Так не бывает! Она бы наверняка безоговорочно поверила этой мысли, решив, что и Амалия – выдумка, некий собирательный образ, через который удалось взглянуть в прошлое. Да вот с фотографиями поспорить сложно. – Можно ли посмотреть на неё?.. Эдгар кивнул и ушёл, а вскоре принёс потёртую, потускневшую от времени и всё-таки узнаваемую куклу. Особенно бусины глаз. На самом деле они с ожерелья, которое Ремберт подарил Амалии, однако в один день нитка порвалась. Прежде чем починить украшение, Амалия отложила две бусины – специально для куклы. Лира осторожно провела пальцем по шерстяным волосам. Их сделал Ремберт – перед этим Амалия научила его прясть. Да, нужно уметь отпускать прошлое, но неужели правда из памяти стирается даже такое? – Вижу, ты хорошо хранил её, – сказала, отдавая куклу. – Как мог. Несколько раз приходилось чинить. – Эдгар посмотрел в зелёные глаза. – Вещей из прошлого остаётся всё меньше. А людей и вовсе почти не осталось. Кажется, Лира поняла. Точнее, у неё не было ни одной причины считать догадку верной, просто чутьё настойчиво продвигало одну мысль: услышав имя, Эдгар отреагировал так не столько потому, что Лире неоткуда его знать, а потому что к нему давно не обращались по имени. Некому обращаться. Об этом напомнил ему оклик. – Извини, я не хотела… – Всё в порядке. У меня был вариант не рассказывать, если бы посчитал это затруднительным. К тому же, – вздох, – чтобы жить дальше, нужно принять всё это. И нет ничего хорошего в том, чтобы застревать в своём времени, – повторил, словно себя убедить пытался. «Но похоже, на самом деле ты ещё не привык». Лира решила сменить тему и начала рассказывать о планах на день, поступившем заказе на аранжировку и о том, как безответственно на этот раз подошла к домашнему заданию ученица, о попавшейся на глаза колоде таро с воронами и рунах из чароита. О чём угодно, только бы больше не трогать волосы. Но даже проводив Эдгара за работу и сев за синтезатор, Лира продолжила возвращается мыслями ко сну, разговору и несостыковкам. Кто на самом деле ошибается? Легко принять, если она. Но если Эдгар? Его память исказило время или что-то иное? «И что он чувствовал к Амалии на момент смерти? Я в этом мало понимаю, и всё же… Разве с такими отношениями у них не должна была возникнуть связь? Хотя он мог остыть и при жизни…» – Логично. В сомнения всё равно закрадывались. На сложившуюся ситуацию точно влияла неизвестная составляющая. И Лира отчего-то хотела её найти.