Осмотрев утром рану, Люси вынесла вердикт: нужно остаться в штабе. Процесс заживления шёл хуже обычного, и мало ли, какие особенности пули вскроются при изучении, так что лучше не рисковать и остаться там, где могут оперативно помочь. Домой-то всё равно не тянуло, а вот на человеческой работе пришлось брать отгул и отменять тренировки. Хорошо хоть сегодня их было немного. Получится ли отправиться в патруль ночью – вопрос хороший, ответ на который будет зависеть от вердикта врача после вечернего осмотра.
Сдав отчёт, Эдгар решил дойти до ближайшей к медицинскому сектору кухни. Есть не требовалось, зато утренний кофе успел стать обязательным ритуалом по причине, что начиналась на «л» и заканчивалась на «ну что же ты не спишь нормально». Учитывая время, был шанс кого-нибудь на кухне встретить. Вопреки возможному впечатлению, Эдгар не избегал общения с сослуживцами. Не стремился со всеми подряд отношения выстраивать – это да, но всегда в стороне не держался.
Догадка оказалась верной: в выдержанном в тёмных тонах из заботы о вампирском зрении помещении за одним из столов сидели Нардин и Яльмер. Первая явно решила сделать перерыв, уже закончив со вскрытиями, но пока не составив акты судебно-медицинского исследования. Второй… Тоже из тех, кто если и пойдёт под венец, то с работой. Наверняка всю ночь искал информацию о погибших, а закончил только потому, что и у него есть человеческая работа, на которую надо будет уйти.
– Ага, и вам, – ответил Эдгар на приветствие, проходя к шкафу с посудой. – Нардин, как тот неполный?
– Не знаю, как тебе, а мне очень понравился, – откликнулась охотно, на что Эдгар с сомнением скривил губы: нет, ему точно не понравилось. – Очень интересная скотинка попалась: там органы, чтоб ты понимал, похожи не только на упыриные, но и на ликанские. Именно ликанские. Мне доводилось вскрывать отъехавших до упырей вампиров, которые уже овладели превращением в животных – там другое внутри. Отдала материал в лабораторию, жду, что сообщат. Но опыты у них там в «Анхе», конечно, интересные. Мы тут, значит, пытаемся с существующими тварями совладать, а они новых выводят. На стол мне положите того, кому пришла в голову эта гениальная идея, – мрачно закончила она и потянулась к кружке, где кофе явно был пополам с кровью.
– А что с установлением личности? – Эдгар забрал свежеприготовленный кофе и сел за тот же стол.
Яльмер вздохнул, удручённое выражение лица само по себе годилось в качестве ответа.
– Черты очень сильно искажены. Я сверялся с базой пропавших, но даже отобрать кандидатов было сложно. Не знаю, возможно, в итоге придётся к Аламее обращаться.
Аламею – медиума из Лёйхена и просто странную чёрно-белую женщину – в ночной службе знали хорошо. Благодаря способности общаться с душами умерших, она могла легко узнать личность погибшего, однако потому, что полноценно работать на ночную службу Аламея отказывалась, а заставить поменять решение не смог бы даже Таэму, обращались к ней только в тупиковых случаях. Зато из-за условного бессмертия она очень щедро делилась кровью и, по необходимости, любыми органами. Уже не один пациент донашивал за ней сердце, а каждый вампир в Фогенриве, пивший человеческую кровь из пакета, попробовал её.
– Сюда вызовешь или сам в Лёйхен съездишь? – поинтересовалась Нардин.
– Мне иногда кажется, она и по телефону всё узнать может, – он усмехнулся. – Нет, сам точно не поеду: недавно оттуда вернулся.
– Ирен навещал?
Яльмер поджал губы и кивнул, да так и не поднял головы, позволяя чёлке скрыть глаза. Внешне он навечно застрял в теле, которому и двадцати пяти лет не дать, а на деле успел похоронить жену и обзавестись внуками. Вот только общаться не мог даже с собственными детьми: семья не знала о вампиризме и похоронила его после неудачной операции. Когда обзаводишься очень близкими отношениями, инсценированная смерть – самый простой и надёжный способ уйти до того, как начнут подозревать из-за неподвластной годам внешности.
На лице Нардин отразилось сочувствие. Ей повезло куда больше: муж – оборотень, а родившаяся человеком дочь с ранних лет знала о другой стороне мира. Так что хоть и приходилось менять место жительства и личность по документам, надобности покидать семью не было. Далеко не все вытягивали такой счастливый билет.
Эдгар, дуя на кофе, подумал, что он бы сейчас мог уже и старое имя вернуть, а не только фамилию. Спустя семьдесят лет становишься не подозрительно неизменным, а удивительным совпадением. Даже встреться он сейчас с племянницей, – последним живым родственником, заставшим Ремберта – та не признает. В лучшем случае назовёт похожим на дядю, в худшем – не узнает. Мало виделись, да и в годы её подводят уже и память, и зрение. Рисков нет. Другое дело, что к старому имени возвращаться не хотелось. От него либо всплывали неприятные воспоминания, либо придавливало ностальгией.
«Так, а у меня со стороны брата уже должны быть… Правнуки? Там же никто не успел ещё одно “пра-” родить? Надо у Морриган уточнять: она лучше следит». – Сам Эдгар давно посматривал в сторону родственников только из интереса. Межличностные отношения значили для него больше, чем кровная связь.
– Жаль, что у тебя так выходит, – прервала Нардин затянувшееся молчание, где каждый успел провалиться в свои мысли.
– Есть такое. С другой стороны, – Яльмер тряхнул головой и попытался улыбнуться, – я рад, что они могут спокойно жить, не зная о другой стороне мира. Слишком часто это знание тянет за собой проблемы, даже если специально их не ищешь.
– И ещё хуже, когда их начинают искать, – тихо добавил Эдгар.
– Хорошо, что у дочи получается жить мирно. Или дело всё-таки в том, что дорогой пообещал головы пооткусать всем, кто к ней сунется?
– Чем дальше, тем больше думаю, что это самый верный способ.
– О как. – Нардин цокнула языком и прищурилась. – У тебя появился кто-то, к кому проблемы липнут как мухи?
– Кто у кого появился – ещё вопрос.
– Это та девушка, из-за которой ты в морг сорвался?
Смотря на не унимающуюся Нардин и хмуро соглашающегося Эдгара, Яльмер, сопоставив в голове известные ему факты, кивнул с полным понимания и сочувствия «а-а-а».
– Лира? – уточнил с интонацией, больше похожей на утверждение.
– Лира.
– О, у дочи есть студентка с таким же именем.
– Да, Матлеена её научница.
– Мы точно в городе-миллионнике живём? – весело уточнила Нардин и потянулась к кружке.
– Мы точно добавили ещё одно подтверждение в пользу теории, что если есть одна связь со сверхъестественным, появятся и остальные, – с улыбкой уточнил Яльмер.
«И лучше бы обходилось без этого».
Долго разговор не продлился: всё-таки работа сама себя не выполнит. Последним кухню покинул Эдгар, предварительно протерев и вернув на место посуду. Нужно было чем-то занять внеплановое свободное время, при этом отбросив в сторону варианты, предполагавшие физические нагрузки или выход за территорию штаба.
Первым делом он решил почистить оружие. Будет ночью патруль или нет, сделать это всё равно нужно. Потом зашёл в справочный центр и прочёл свежие материалы для ознакомления, тех набралось немного, зато появились новые сведения в разделе про неполных, претерпели некоторые изменения списки пропавших и погибших, был обновлён анализ изменившегося поведения тварей. Причины последнего крылись где-то в самом устройстве мира и обнаружению всё ещё не поддавались, но зато – и от этого пользы больше – удалось определить ряд закономерностей, на которые можно опираться.
Следующим пунктом Эдгар зашёл в тир. Сам за оружие не брался, зато, понаблюдав за тренировкой Альфреда, дал пару советов. Конечно, гораздо чаще он инструктировал тех, кому, хотелось верить, убивать никогда не придётся, но и боевую подготовку проводить умел. Делая паузу в человеческой работе, Эдгар часто на время брал на себя подготовку молодых коллег.
– Хе-хе. Вот когда ты рядом, так оно всё легко идёт, а вот как уйдёшь, так снова ошибки полезут, – усмехнулся Альфред.
– Такова сила присутствия, – согласился Эдгар, в молодости он тоже говорил тренеру что-то похожее.
– Жаль, на задание присутствие с собой не взять, – картинно вздохнул он. – Как себя чувствуешь, кстати?
Хороший вопрос. Эдгар коснулся бока чуть выше перевязки. Болезненных ощущений, с учётом прошедшего времени, наблюдалось больше нормы. Хотя оставались в том пределе, когда лучше потерпеть, а не глушить насильно. Мечеными пулями Эдгара задевало всего пару раз и несильно, так что о последствиях он больше знал из рассказов. Будь это она, остановить кровь своими силами не удалось бы, болело бы так, словно поражённые внутренности разъедает кислотой, а если б чудом удалось дотянуть до прибытия помощи, сшивать бы пришлось гораздо больше. Поэтому здесь точно ранили чем-то другим.
– Хуже ожидаемого, но приемлемо.
– Хорошо, если так. Ты всё равно не перенапрягайся. Сегодня, если что, Тьерри выйти сможет.
– Против решения врача действовать не стану.
– А если скажет исходить из самочувствия?
– Если это значит, что в целом выполнять работу могу, то отправлюсь патрулировать.
Альфред вздохнул и опечаленно покачал головой. У него ещё не укладывалось, как можно настолько ставить работу выше себя. Эдгар раньше тоже не знал и искренне желал, чтобы молодой коллега никогда не дошёл до той точки, где приоритеты поменяются. У него это случилось ещё при жизни, и сейчас уже не удавалось вспомнить из-за каких именно событий. Такое положение вещей стало привычкой, от которой всё никак не появлялся смысл избавляться.
– Сам давай с занятиями не переусердствуй, – напомнил Эдгар и покинул тир.
Давно такого не было, но вдруг накатила усталость. Такая вот почти человеческая, что хотелось лечь и может даже поспать. К счастью, такая возможность была, и даже не в медицинском корпусе, где запах лекарств всё-таки ощутимо мешал отдохнуть. На этажах, где располагались комнаты для приехавших в командировку и пожелавших поселиться в штабе, также могли отдохнуть те, кто не доходил с работы до дому.
Эдгар зашёл в полутёмную комнату с задёрнутыми плотными шторами и запер дверь. Внутри это место напоминало строго оформленный номер в отеле. Достаточно сдержанно, чтобы помнить, где находишься, но вполне уютно, чтобы суметь расслабиться. Впрочем, Эдгара больше радовало наличие кровати достаточной длины: от одних воспоминаний о вынужденном сне на коротком диване начинали ныть спина и суставы. Плюсы роста, позволяющего менять лампочки без лестницы, быстро обнулялись, когда требовалось вместиться в сильно ограниченное пространство.
«Предпочту ещё пару лет не бывать в самолётах», – подумал Эдгар и, поставив заряжаться телефон, попытался найти положение, в котором меньше будут докучать раны.
Сон пришёл неожиданно быстро.
***
Из всех возможных воспоминаний память решила показать случай двадцатилетней давности. Две тысячи второй год. Ранняя весна. И город, в котором долго не доводилось бывать. Город, который он покинул ещё до того, как умер.
Несмотря на прошедшие годы, поездок в Келдкенстейн Эдгар избегал, но в тот раз туда занесло по работе. Точнее, он согласился выполнить просьбу передать документы, так как было по пути. Задержка на полдня в ожидании другого поезда не станет критичной.
Улицы города едва ли получалось назвать знакомыми. Узнаваемыми – да, только вот многое успело измениться под влиянием времени. Новые здания, отремонтированные фасады, изменившиеся вывески, развитая транспортная сеть, куча наружной рекламы… И незнакомых людей. В прошлом Келд был достаточно небольшим, каждую прогулку замечать знакомые лица – обычное дело, даже если ты не самый общительный человек. Теперь явно по-другому.
Закончив с делами в «Глэстьяне», Эдгар отправился в парк. Раз уж занесло сюда, и погода радовала редко выглядывающим из-за облаков солнцем, от которого успешно спасали очки, стоило воспользоваться возможностью прогуляться и, может, всё-таки найти то, что откликнется в памяти близким образом, а не его тенью.
Вот школа, где довелось учиться, да не узнать её теперь. Не только из-за ремонта: во время войны наполовину разрушена была. Вот детская библиотека – часто там бывать доводилось, внешне узнаваемой осталась. А вот дом, где раньше располагалась пекарня с самыми вкусными пирожками с повидлом, но теперь на её месте очередная парикмахерская с женским именем вместо названия.
Всё не то. Но хоть планировка парка осталась прежней, да сохранились, пускай и подросли изрядно, многие деревья. Послышалось восьмибитное пиликанье. Эдгар достал телефон с неудобными мелкими кнопками – как же сильно они изменятся всего за пару десятилетий! – и ответил на звонок Тьерри.
– Да, я всё передал. Заодно забрал папку, которую нужно в Лёйхен отвезти. – Эдгар бросил взгляд на то и дело постукивающий по ноге чёрный портфель. – Не за что, так всё равно проще и быстрее. Да, до связи.
В будущем, когда связь с интернетом получат даже чайники, всё равно останутся бумаги, которые нужно будет отправлять, перевозить, из рук в руки отдавать, но в недалёком прошлом объём физического оборота был совсем иным. Настолько, будто речь шла о другой реальности.
Телефон упал в карман плаща, а Эдгар хотел уже свернуть к ещё не работающему фонтану, но оклик заставил замереть в растерянности:
– Берт? Это же ты?
Это имя он не слышал уже десятки лет. Отказался, став вампиром, и старался не пересекаться с теми, кто мог по нему обратиться. Первые лет двадцать-тридцать приходилось задумываться о потенциальных встречах и чаще жить или на другом конце Фогенрива, или в других странах. Но постепенно почти не осталось тех, кто помнил Ремберта.
Эдгар медленно обернулся. На скамейке сидел, обратив к нему незрячие глаза, сухонький дедушка. Несмотря на морщины, сильно пережевавшие черты лица, быстро удалось узнать бывшего боевого товарища.
– Лиам? – уточнил Эдгар, подходя.
– Он самый, – подтвердил с хриплым смешком. – Да ты если не торопишься, то присядь. Поговорим хоть, пока живы ещё.
Живым Эдгар не был уже половину века, но поводов отказывать в просьбе не имел: раз уж Лиам ослеп, главную несостыковку не заметит. И даже заподозри что по косвенным признакам, убедиться не сможет. Если только ощупать не попытается.
– Не тороплюсь. – Эдгар сел рядом. – Ну, как поживаешь?
– Да потихоньку. Внучка, вот, погулять вывела, да знакомых встретила. Отпустил её – пусть походит, поговорит. А мне спешить некуда. И ходить долго всё равно не могу. Но это ничего! Чувствую я себя ещё очень даже бодрым!
Бодрым. Лиам всегда был очень живым, активным, общительным. Ни минуты без дела сидеть не мог. Оказавшись в новом месте, за считанные минуты знакомился с кем-нибудь и заводил приятельскую беседу. Сослуживцы часто шутили, что и волосы-то рыжие у него потому, что от чрезмерного энтузиазма загорелись, а не из-за какой-то там генетики. И всё же не могли отрицать, что яркость этого юнца, которому только-только восемнадцать стукнуло, когда на фронт попал, помогала не терять дух в самые тяжёлые моменты.
– Ещё вот читать по Брайлю научился, – продолжал рассказывать о жизни Лиам, – жаль только, сложновато книжки на нём искать. Вот хорошо бы, можно было не по магазинам детям бегать, не зная, а где ж нужное будет, а просто как-то взять, и чтобы само нашлось. И приехало тоже само.
– А ты поживи ещё, может, и застанешь что-то такое. Мир сейчас очень быстро развивается. С нашим временем и не сравнить.
– Поживу – куда денусь? Своими глазами уже не увижу, но хоть услышать хочу это новое время. – Лиам поднял белёсые глаза к прояснившемуся небу, и его отражение будто вернуло им цвет. – Да. Жизнь была совсем-совсем другой. Сейчас уже и не верится, что мы всё это пережили. Как мы это пережили.
– Кажется, что чудом, – признался Эдгар. – Вот думаю иногда, расскажи мне кто раньше, что именно случится, не поверил бы, что преодолеть сможем. А по второму разу и подавно. Мы тоже уже не те.
– Пожалуй. Хотя ты-то по голосу будто и не изменился вовсе.
Эдгар сжал руку в кулак, напрягшись. Он бы при всём желании не смог сымитировать голос старика.
– Тебе кажется.
– Может быть. Будто я так уж хорошо помню, кто как раньше звучал. Могу только сказать, что ты сейчас явно покрепче меня будешь.
Будет… Эдгар смотрел на Лиама и думал, что если бы не та ночь, сейчас выглядел бы примерно так же. С той оговоркой, что в его роду стареют медленнее, но в восемьдесят семь уже всё равно не будешь внешне где-то на верхней границе молодости. А Эдгар будет. Даже когда не останется ни одного ветерана-человека, ему всё так же дадут где-то тридцать. «Дяденька» для детей, «молодой человек» для стариков.
Эдгар смотрел на Лиама и был вынужден признаться себе, почему на самом деле избегал поездок в Келд. Потому что боялся. Боялся видеть, как время забирает всё, что дорого, пока сам он, застывший, стоит в стороне и ничего не может поделать. Только провожать. Молча и не приближаясь. Даже на похороны бы явиться не смог. Он смирился. Давно смирился с новой сущностью. Принял решение жить дальше, пускай и с остывшей кровью. Но не мог оставаться спокоен, когда сталкивался с остатками своей человеческой жизни. Не мог смотреть равнодушно, как последние её куски пропадают под комьями холодной земли.
Не мог до конца принять мысль, что однажды только он один и будет помнить о том, каким когда-то был человеком. Даже если на деле и не являлся им вовсе. Он останется жить. А имена близких останутся на могильных камнях.
– Крепче или нет, но я тоже не вечен, – нашёл в себе силы ответить Эдгар. – Меня жизнь тоже помотала. Семьёй, правда, так и не обзавёлся. Но чего теперь жалеть об этом?
– Значит, ты всё же… – Лиам осёкся. – Да, это на тебя похоже. Я бы и рад услышать другое, но вынужден признать: такой расклад больше по тебе.
Пауза насторожила, но Эдгар не стал придавать этому большого значения и продолжил разговор. Просидел с Лиамом до тех пор, пока к тому не вернулась внучка. Ей, отойдя в сторону и понизив голос, представился сыном друга, с которым Лиам перепутал, но не огорчать же дедушку? Девушка понимающе улыбнулась и поблагодарила за составленную компанию.
Через полмесяца Лиам умер.
***
К моменту пробуждения в свои права уже вовсю вступил вечер, так что пора бы вернуться в медпункт. Эдгар отключил от зарядки телефон и поморщился от яркого света экрана. Состояние после сна было странное. То ли из-за продолжающих ныть ран, то ли из-за воспоминаний, обрётших досадную чёткость.
В медпункте ожидаемо не оказалось Люси: людям отдых необходим, так что они гораздо лучше соблюдали график. Вместо неё за столом сидел Валентин – то ещё местное чудо-юдо. Хотя по видовой принадлежности он являлся знахарем, звали его чаще то лешим, то чертилой лесным. Из-за волос, цветом очень уж похожим на мох – отнюдь не из-за краски – и жёлтых – волчьих – глаз. Валентин встрепенулся, улыбнулся и кивнул в сторону кушетки.
– Меня уже просветили, так что садись-ка, раздевайся, сейчас допишу и осмотрю.
Эдгар отложил футболку в сторону и недовольно глянул на несколько кровавых пятен, проступивших на бинтах. Так быть не должно. Об этом же, разбавив словами «как интересно-то», сообщил Валентин. Придирчиво осмотрев всё то, что скрывала перевязка. Он вынес вердикт: сегодня никакой работы, после чего отошёл за чистыми бинтами. Эдгар нахмурился. И ещё раз, почувствовав что-то странное нижней губой.
– Чувствую я, не ты последний. Спасибо, конечно, что не меченая была, но и с такими пулями проблем они нам доставят. Пора думать, как это лучше лечить… – Валентин замер, а после перевёл взгляд с бинтов на лицо. Знахари отличались не только близостью к природе и предрасположенностью к целительству, но и чутьём, которое сейчас явно что-то подсказало. – Открой-ка рот. Ага… Ты сегодня нормально ел?
– Да. Всё по графику, – ответил напряжённо, поняв, что же именно почувствовал губой: клыки стали длиннее.
– А чувствуешь себя как? Крови выпить не тянет?
– Вроде в пределах нормы всё… Хотя как будто… – Эдгар замолчал, прислушался к себе. – Признаков голода точно нет, но, ты прав, немного тянет.
– Аппетит без голода, – задумчиво произнёс Валентин, выкидывая пустую упаковку. – Какая занятная побочка. Оставайся-ка на ночь здесь: понаблюдаем, как дальше будет. Это ж кто у них такой талантливый, что такое намутить смог?
Эдгар вздохнул и надел футболку. «Кто» его интересовал куда меньше, чем то, сколько проблем подкинет эта разработка и так погрязшей в работе ночной службе.
