Предание о Тропе Великанов

Я вос­стаю ны­не си­лою Не­бес, све­том Сол­нца, си­яни­ем Лу­ны. Сла­вой Ог­ня, быс­тро­той Мол­нии, по­рывом Вет­ра, глу­биной Мо­ря. Хрис­тос за мною, Хрис­тос во мне. Лорика свя­того Пат­рика

○●○● ◯ ●○●○

По ту сто­рону ту­манов сид Гой­бниу ко­вал копья мол­ний, и гро­хот раз­но­сил­ся на нес­коль­ко ми­ров: люд­ских и волшебных. Гро­зы шли че­рез день, май ис­те­кал мо­росью об­ла­ков — сто­ило Шот­ландии выс­ко­чить за по­рог, сра­зу уго­дил бо­сыми сто­пами в грязь. По дво­ру внут­ри защит­но­го ва­ла но­сились охот­ничьи псы, взби­вая ме­сиво и пу­гая глу­пых кур, а ключ у по­рога рас­тёкся в ши­рокий ручей. Заж­му­рив­шись, Шот­ландия ткнул­ся ще­кою к сте­не, ковырнул скрепляющую прутья гли­ну. Ком­ки на­бились под но­гти, и паль­цы за­ныли. У са­мого вис­ка за­ходи­лось сер­дце Ир­ландии, час­то-час­то, уго­див­шая в сил­ки пи­чуж­ка. Ир­ландия всхлип­ну­ла зло: — Не ста­нем слу­шать! Но в до­ме всё так­же кри­чали, и Шот­ландия креп­че прижался к глад­ким пруть­ям. Там под кры­шею бра­нились Мать с От­цом, короли ве­ли на бит­ву свои ту­аты да голосила Бри­та­ния, тёт­ка и крёс­тная. Ир­ландия не уни­малась: — Мы не ста­нем слу­шать, Скотт! Ссо­рят­ся, и пусть их! И лад­но! Нам что за де­ло! Она по­тяну­ла, но Шот­ландия за­уп­ря­мил­ся: — Не пой­ду! И ах­нул, ког­да Ир­ландия скло­нилась, по-со­бачьи зарычала. Так но­чами про­делы­вала, что­бы в тем­но­те напугать его, а са­мой смеять­ся. Опух­шие с пла­ча гу­бы её и те­перь дро­жали ус­мешкою, об­на­жая ды­ру на мес­те молочно­го клы­ка. Она по­тяну­ла в рот налип­шую к ще­ке прядь и, по­кусы­вая, стол­кну­лась с ним кон­чи­ком но­са. — Зак­ли­наю те­бя ид­ти со мной! Я сес­тра те­бе, слу­шай­ся ме­ня, Дон­на­хад! — За мок­ры­ми рес­ни­цами её вспых­ну­ла ма­гия. Шот­ландия за­дышал ча­ще. — Да. — Кив­нул он и при­нял ла­донь, гля­дя как пля­шут огни в ярких гла­зах. Ир­ландия ро­дилась дев­чонкою — женщи­ной! — а ког­да жен­щи­на зак­ли­нала, бе­зопас­нее было сог­ла­сить­ся. В ль­ня­ной ру­бахе бы­ло зяб­ко, но воз­вра­щать­ся за одеж­дой не стали. У во­рот зем­ля­ного ва­ла, коль­цом омы­кав­ше­го дом, си­дела Уэльс. Ма­лень­кая дочь Бри­тании, ти­хий и скуч­ный ре­бёнок. Ирландия зна­ком по­каза­ла Шот­ландии: мол­чи! Они под­кра­лись. У­эльс на­пева­ла под нос, что-то ба­юкая в склад­ках ало­го пле­да: котён­ка ли пта­ху, со спи­ны не ра­зоб­рать. Ир­ландия опять состроила ро­жицу, а по­том ух­ва­тила У­эльс за пушистую туч­ку волос и рез­ко дёр­ну­ла. Та за­пища­ла по-птичьи, па­дая с брев­на. Из пле­да на её ко­ленях выпорхнула кро­хот­ная кры­латая жен­щи­на-сид и взволнован­но зак­ру­жила под­ле. — Бе­жим! — крик­ну­ла Ир­ландия, креп­че пе­рех­ва­тывая Шотландию за ла­донь и ки­да­ясь прочь. Тан­це­вав­ший за во­рота­ми май за­щеко­тал им под ру­баха­ми, распушил пла­мен­ные во­лосы, а они всё хо­хота­ли над продел­кою — быс­трые как ду­нове­ние, лёг­кие, как ше­лест тра­вы под ма­лень­ки­ми но­гами. Серебряные ни­ти ши­ли на за­паде не­бо с вол­шебны­ми холма­ми, и они по­вер­ну­ли от дож­дя ту­да, где мо­ре раз­ре­зало два ос­тро­ва, и где дом их вмес­те ко­ролевс­твом Дал Ри­ада перекидывал­ся на британский бе­рег. И ма­ло кто су­мел бы дог­нать их, как нем­но­гие из­ло­вят ве­тер. По­тому что си­ды и есть суть об­ретший плоть ве­тер. А Ирландия с Шот­ланди­ей хо­тя при­над­ле­жали к лю­дям по От­цу, на­роду Ми­ля — Ма­терью на­зыва­ли пле­мя Да­ну: племя си­дов, в чь­ей кро­ви из­вечно по­ёт май и пле­щет­ся ве­рес­ко­вый мёд. Племя вол­шебс­тва, населявшее хол­мы по ту сто­рону ту­мана и проз­ванное пик­та­ми.

○●○● ◯ ●○●○

Кам­ни оцарапали бо­сые но­ги, ве­тер ткнул­ся в спи­ны, а Шот­ландия с Ир­ланди­ей за­мер­ли на вер­ши­не приб­режной гря­ды, за­дыха­ясь от бе­га и собс­твен­ной сме­лос­ти. Вы­сота бы­ла та­кой, что мель­те­шащие вни­зу пти­цы ка­зались чёр­ны­ми ка­муш­ка­ми. Мать с От­цом го­вори­ли ос­те­регать­ся — и утё­сов, и гор Ка­ледо­нии — вот они и упражнялись ос­те­регать­ся, взби­ра­ясь по­выше, ведь глу­по бы­ло бы учить­ся это­му вни­зу. В об­ла­ках прог­ля­нуло сол­нце, под­све­чивая раз­ноцвет­ные ска­лы. Го­лос Ир­ландии пес­нею взвил­ся с об­ры­ва: Нет по­ры прек­рас­ней май­ских дней: Дрозд по­ёт, а лес объ­ят зе­лёным, И ку­куш­ка кли­чет на вет­вях, Ле­ту зной­но­му до­рогу от­мы­ка­ет. Юно­ша день ото дня му­жа­ет, Де­ва юная под сол­нцем рас­цве­та­ет. Она об­хва­тила Шот­ландию за пле­чи, ку­тая по­лою расшитого пла­ща: — Как хо­ро­шо, Скотт! — Хо­рошо, — эхом вы­дох­нул он, при­жима­ясь к теп­лу. Ве­тер дёр­гал за одеж­ду, ли­зал под ко­леня­ми, а в ушах зве­нело от сестри­ной пес­ни да птиц, не от бра­ни ро­дите­лей. Не от­ни­мая пла­ща, Ир­ландия ув­лекла его по скло­ну вниз, к мо­рю. — Поп­ро­бу­ем раз­жить­ся едой. — И жёл­тые цве­ты утёс­ни­ка за­кива­ли их ша­гам. Кри­ки кра­чек сде­лались гром­че. С бе­рега в во­ду ухо­дила мостовая — плотно вбитые ка­мен­ные стол­бы, хо­чешь, ша­гай как по зем­ле. Жаль, да­леко не уй­дёшь: из­ло­ман­ная, тро­па обрывалась ед­ва на­чав­шись. Ир­ландия с Шот­ланди­ей дви­нулись к но­су са­мого длин­но­го об­ломка, пе­реп­ры­гивая по не­ров­ным, серова­то-ро­зовым на сол­нце кам­ням. В од­ном из вре­мён и ми­ров Финн Мак­ Кумал, пред­во­дитель слав­ных фен­ни­ев, стро­ил здесь мост че­рез море — но мост трес­нул под пятой сбежав­ше­го от Фин­на ве­лика­на, вон, да­же баш­мак ос­тался… Шот­ландия по­тянул­ся ог­ла­дить ше­рохо­ватый ка­мен­ный бок, и башмак ока­зал­ся тёп­лый, слов­но ед­ва сбро­шен­ный. Дру­гой раз Финн сло­мал мост лич­но. «Ты ма­лень­кий сов­сем был, Дон­на­хад, — сме­ялась Ир­ландия. — Мы влез­ли за ту­ман умык­нуть бы­ка из Ку­аль­нге. Сто­рожив­ший бы­ка Финн прос­нулся. Ты со стра­ху раз­дулся до не­бес, а Финн ре­шил, буд­то ты но­вый ве­ликан, и сло­мал за тобой тро­пу». Шот­ландия не пом­нил сам, но по ту сто­рону ту­манов ме­нять­ся в рос­те бы­ло нет­рудно, и он ве­рил сес­тре. Вол­ны шуршали о кам­ни, и мир был си­ним ку­да ни взгля­ни. Шот­ландия с Ир­ланди­ей ос­та­нови­лись на краю тро­пы и, взяв­шись за ру­ки, пос­мотре­ли за мо­ре. Смер­тно­му не раз­гля­деть, но там про­дол­жа­лись зем­ли их Ма­тери, а в тай­ном гро­те чер­не­ла пе­щера Фин­на. По­надо­бил­ся бы ко­рабль доб­рать­ся, и хо­рошо, что был иной спо­соб. — Ты ви­дишь? Ты го­тов? Шот­ландия зяб­ко под­жал паль­цы: кам­ни под сто­пой бы­ли влаж­ны. — Да. Тог­да Ир­ландия пос­мотре­ла за мо­ре Дру­гими Гла­зами и за­пела Дру­гим Го­лосом. Ру­ки её взмет­ну­лись к не­бес­но­му сво­ду, а ког­да опус­ти­лись, Шот­ландия при­нял­ся счи­тать. Из дальней пещеры че­рез всё мо­ре хлы­нул ту­ман. Млеч­ная пе­лена за­волок­ла ла­зурь, и не ста­ло сол­нца, крачки умол­кли, но из дым­ки вы­пор­хну­ли кро­хот­ные птич­ки, скованные за лап­ки це­поч­ка­ми, и где-то за­пела ар­фа. Кам­ни, на ко­торых Ирландия с Шотландией сто­яли, выс­ту­пали те­перь сре­ди об­ла­ков. На­конец, со­щурив­шись, де­ти раз­гля­дели, что ис­ка­ли. — Прек­расно. Же­на как раз пе­чёт Фин­ну ле­пёш­ки. Шот­ландия раз­ве­селил­ся: — Ду­ма­ет, что ему, а окажется: нам. Гла­за Ир­ландии так и по­лыха­ли про­каз­ли­выми волшебными огнями, ког­да она пе­рех­ва­тила его за ло­коть. — Те­перь спеши, а то ос­та­нешь­ся как фо­мор, по­лови­на здесь, по­лови­на там. Он пред­ста­вил се­бя од­но­руким-од­но­ногим чу­дищем и прыс­нул: — Поспешу, нетруд­но! — И шаг­нул ле­вою но­гою в ту­ман, чувс­твуя как сес­тра удер­жи­ва­ет его в ми­ре смер­тных. Но­га кос­ну­лась тра­вы по Дру­гую сто­рону, и вре­мени не ста­ло. В ли­цо пах­ну­ло мё­дом. Он опус­тился сре­ди цве­тов, и прек­расные лю­ди зак­ру­жили ря­дом под мед­вя­ные пес­ни, а скреп­лённые золотыми цепочка­ми пти­цы за­щебе­тали гром­че. Пол­ной грудью Шот­ландия воб­рал всё и рас­сме­ял­ся, счас­тли­вый до кра­ёв. Чу, дро­жит зем­ля от ко­пыт! По до­роге к за­ез­же­му до­му мчат­ся три алых всад­ни­ка, и ве­тер под­хва­тыва­ет, вле­чёт Шот­ландию сле­дом: на­лево, вниз… но златовласый ре­бёнок, сра­зив­ший пса у куз­ни, удер­жал его за рукав. Тут из-под зем­ли вы­рос­ли мо­нахи, гроз­но заз­ве­нели колоколь­чи­ками. Но за­кар­ка­ло, за­шелес­те­ло в от­вет, и просыпались чёр­ные перья, а Шот­ландия вскри­чал от вос­торга: жен­щи­на-во­рона выр­ва­ла его у мо­нахов и маль­чиш­ки, про­нес­ла в стае птичь­их во­инов, об­ро­нила у хол­ма Ал­му. По же­ланию Шотландии па­ла ночь чер­нее Са­май­на, и так он прок­рался внутрь. В хол­ме бы­ло теп­ло от уголь­ёв оча­га, на ле­жан­ке спа­ли Финн с женою, а на сто­ле тем­не­ла гор­ка ле­пёшек. Шот­ландия как раз наб­рал в узе­лок еды, стя­нул крын­ку мо­лока и плед со спя­щих… Ког­да Ир­ландия вы­тащи­ла его с Дру­гой сто­роны. И вре­мя вернулось, а всё наг­раблен­ное ед­ва не по­вали­лось из ру­ки. — «Не труд­но пос­пе­шить!», — очень по­хоже пе­ред­разни­ла Ирландия, подхватывая поклажу. — Доб­ро, что я ос­та­лась смот­реть. Один ты, по­жалуй, так и бро­дил бы там до Хрис­то­ва при­шес­твия. Взма­хами ла­доней она зат­во­рила ту­маны, и дым­ка раз­ве­ялась белыми лох­моть­ями. Вер­ну­лись зву­ки и те­ни, и тёп­лый ве­тер за­иг­рал во­лоса­ми, а у бе­рега вы­ныр­ну­ла рыбац­кая лод­ка. Тогда, выб­рав на тро­пе мес­то по­суше, Шот­ландия с Ирланди­ей обер­ну­лись пле­дом Фин­на да и б­ро­сились на лепёшки. До­мой к ро­дите­лям не хо­телось. — Рас­ска­жи мне что-то, Эрин. Она от­ста­вила опус­тевшую крын­ку и про­пус­ти­ла меж паль­цев рыжие ло­коны. — Что же? — Хоть что-то. — Вот ещё. Сам себя раз­вле­кай. Но Шот­ландия за­ныл при­выч­но: — Рас­ска­жи, рас­ска­жи! И она — не то­го ли жда­ла? — ско­ро сда­лась: — Бу­дет уже, умол­кни! О чём те­бе, про Ко­лум­бу? — Про Свя­того Ко­лум­бу! — под­хва­тил Шот­ландия, ютясь го­ловой на её ко­ленях. И она на­чала: — Ты пом­нишь его? Шот­ландия прик­рыл ве­ки, и па­мять вы­лепи­ла из воображения да мор­ско­го шёпота юно­шу с ангельским ли­ком. — Да. Го­лос Ир­ландии лил­ся на­певом: — С трижды четырьмя уче­ника­ми пе­реп­лыл он мор­скую пус­ты­ню. Синие курганы и пенные кони, копья молний и лязг штормов — всё это было для Колумбы, Голубя Церкви! Горько было сердцу его без зелёных лугов родного Коннахта — где ныне знакомые лица, где остались весёлые песни и милость королей? Где былое? Ру­ки Ир­ландии при­лас­ка­ли, взлох­ма­тили ему вих­ры. За сом­кну­тыми ве­ками Шот­ландия видел, как две­над­цать мужей и один го­нят по волнам ут­лую, ко­жей об­тя­нутую лод­чонку. — Так покинул он дом и стал мучеником, — шепнула сестра у виска. Двенадцать и один простёрли к Шотландии длани. — Мучеником? Почему? И давно известный ему ответ пришёл с приливном: — Ибо нет ничего страшнее участи изгнанника и горше, чем остаться без дома и племени. Это чернее смерти. Тогда Шотландия выдохнул привычно, вбирая касания к волосам: — Но он поплыл. Через море, к нашей Матери. Ко мне. — Да, — качнулась Ирландия, и он знал не глядя, как улыбка осветила её веснушчатое лицо. — Пересёк пустыню вод, толь­ко бы дос­ту­чать­ся до сер­дца на­шей Ма­тери. Воз­вестить си­дам от Гос­по­да жизнь веч­ную и окрестить тебя. «И приручил для меня Ниишак», — в мыслях добавил Шотландия о своей Несси, хищной черногривой келпи с реки Несс. Но сказал только: — Думаешь, кончилась война? Плед скользнул, открывая дымчато-дождевое небо и пёстрые мохнатые скалы: Ирландия обернулась туда, где они оставили в сражении родителей и крёстную. К дому. — Того не ведаю. — Улыбка угасла в её голосе. — Проверим? — Да. Крачки важно перебирали по камням оранжевыми лапками, дрожали на ветру и взмывали куда-то прочь. Они, верно, тоже жили на два дома, потому что никогда не оставались на зиму. Ещё Шотландия подумал об Отце и о Матери, и о влажной лазури, разрезающией пополам их дома, и о мученичестве святого Колумбы. Он прижался к Ирландии крепче. — Меж мной и тобою войны не будет. Никогда. И она уткнулась губами ему в макушку. — Никогда, Скотт. Никогда!