***
В день коронации за окнами Харренхолла протяжно завывала метель. Чувство, пульсирующее у меня внутри, где-то в районе груди, поднимающееся к горлу, сложно было назвать радостью. Я словно находилась во сне. Служанки спешно подшивали полы светло-серого платья, украшенного вышивкой в виде алых листьев Чардрева, Оливия расправляла складки на длинной горностаевой мантии, распластанной по комнате мягким шлейфом, словно снежным покровом. Я видела, как с трудом скрывает волнение Петир, тревожно поправляющий манжеты, стоя у противоположного зеркала. Во взгляде серо-зелёных глаз, выглядящих обжигающе холодными в зимнем свете, извивалось, словно тонкая ядовитая змея, сомнение. То был момент, к которому мы шли так долго. Должно быть, всю жизнь. Но теперь всё казалось миражом, странным сновидением, принесённым снежной пургой из-за Стены. Быть может, на самом деле всего этого не существует? Должно быть, мы проиграли ту битву и теперь лежим, погребённые в ледяном склепе, засыпанные трупами солдат, укрытые снегами, и видим холодные зачарованные сны. Делая глубокий вдох, я возвела глаза к небу и упёрлась взглядом в блёклую полустёртую фреску, которой был украшен потолок покоев. Словно на вылинявшем изорванном полотне, там были изображены знаки Дома Хоар, правившего этими землями тысячелетия назад — чёрный орел на голубом фоне, золотой корабль на чёрном, зелёная сосна на белом фоне и красная виноградная лоза на золотом. Когда-то Хоары тоже носили короны. Их называли «чёрной кровью», оттого что они были черны волосом, черны глазом и черны сердцем. Пусть власть живет дольше, чем любовь или счастье — призрачные чувства, что ускользают, едва ты почувствуешь их вкус, но всё же она не вечна. Как и всё в этом мире, она умирает, оставляя после себя лишь руины, полузабытые сказки и фрески, старательно стираемые временем, штрих за штрихом. И как бы ярко я ни правила, как бы долго ни жила, пройдут века, и люди забудут. Моё королевство исчезнет, словно его никогда и не было вовсе, но что печальнее, те, что придут через тысячу лет, посмотрев на рисунки, что я после себя оставлю, не увидят меня, из плоти и крови, мёрзнущую от волнения в холодных покоях на пороге своей коронации. Они не увидят, как я осторожно, чтобы не заметили слуги, потянулась кончиками пальцев к пальцам любимого мужа и сжала их в тщетной попытке обрести смелость. И ободряющую улыбку, что поймала в зеркальном отражении, не увидят тоже. А ведь именно этот момент, а вовсе не тот, когда корона опустилась на мою голову, и люди закричали в опьяняющем восторге «Да здравствует, королева!» я сохраню в своём сердце.***
Покои принцессы Ашлинг были под стать той, кого прозвали «Красотой королевства». Большие комнаты, третьи по величине в замке после покоев короля и королевы, были обставлены с размахом и тонким вкусом: резная мебель из чёрного дерева, серебряная и мраморная утварь, бронзовые зеркала, сундуки, где покоилось обширное приданое — одежда и белье, искусно расшитые самой принцессой и фрейлинами. Принцесса Ашлинг слыла коллекционером драгоценных камней, и потому купцы и торговцы приносили лучшие товары ей первой. Тем не менее её сложно было обвинить в растрате, так как большую часть вещей оплачивали многочисленные поклонники, стремящиеся заполучить внимание самой желанной невесты в шести королевствах. Принцесса Ашлинг Бейлиш слыла образцом того, какой должна была быть прекрасная дама: о её красоте слагались песни, а вкус и манеры ставились в пример. Она обладала благородной королевской внешностью: высоким ростом и статной фигурой, безупречно белой кожей, с которой контрастировали очень длинные густые волосы тёмно-каштанового цвета, отливающего на солнце медью; её серые глаза с едва-заметным вкраплением синевы сравнивали с речными жемчужинами, а длинную шею называли лебединой. Принцесса обладала мягким, чарующе глубоким голосом, идущим откуда-то из недр мраморной груди. В нём собеседник утопал, словно муха в густом янтарном меду. В отличие от старшей сестры, предпочитающей элегантную, но простую тёмную одежду из бархата, Ашлинг одевалась изысканно: в платья изумрудного и жемчужного цвета из парчи и шёлка, отделанные драгоценностями и золотом. Эти наряды всегда отличались чувственными декольте, открывающими ключицы и выемку между грудей. Волосы принцессы чаще всего оставались распущенными, богато украшенные серебряными и золотыми нитями. Больше всего Ашлинг заботилась о том, какое впечатление она производила, так как люди, были инструментом, с помощью которого она получала желаемое. Это не значит, что принцесса была поверхностным человеком, но её истинные мотивы и стремления всегда были старательно скрыты не только от посторонних глаз, но даже от близких. Она была словно зимняя река, бурлящая под покровом льда. Глубоко вздохнув, принцесса Ашлинг отложила пяльца и поднялась с подоконника, уставленного мягкими подушками. Из окон открывался живописный вид на голубую поверхность озера, в котором, словно пенка в стакане молока, отражались облака. Вместо того, чтобы вышивать, её младшая сестра Алейна, побросав пяльца, играла с пушистым белым кроликом, нелепо прыгающим по ковру. — Ведь я просила, — спокойно начала Ашлинг, — не приносить его ко мне. В прошлый раз он нагадил прямо на медвежью шкуру. Из её ворса потом всё очень долго вычищать. — Дорогая сестра, — беспечно отозвалась Алейна, — ты не справедлива! Беляночка просто испугалась новой обстановки, вот и всё! Чем чаще я буду приносить её, тем меньше она будет бояться. На, подержи её! Чтобы она и к тебе привыкала! — с этими словами младшая принцесса протянула ей кролика. Ашлинг смерила животное и сестру ледяным взором. — Дейдра, — обратилась она к фрейлине Алейны, — прошу, отнеси животное на место и впредь напоминай принцессе о моей просьбе. А вы, ваше высочество, — сказала она сестре, — берите в руки пяльца и принимайтесь за работу. Прошло много дней, а вы всё ещё не закончили рисунок, хотя он и прост, а качество того, что вышито, оставляет желать лучшего. — О, ну куда мне сравниться с тобой, — бросила Алейна, вздёргивая подбородок и оборачивая взгляд к окну. — Этого и не требуется, — возразила Ашлинг, — сравнись хотя бы с Дейдрой. Как так вышло, что даже у неё выходит лучше, чем у тебя? — Не знаю, — дёрнула плечом Алейна. — Дейдра, не хочешь ли ты занять моё место? — И выйти замуж за дорнийского принца? — отозвалась фрейлина, унаследовавшая чувство юмора от матери — леди Оливии. — С превеликим удовольствием, но боюсь, он будет несколько разочарован, получив в невесты бастарда, а не прекрасную принцессу. — Люди говорят, он не очень-то хорош собой, — протянула Алейна, задумчиво проводя кончиком указательного пальца по серебряной шкатулке с нитками, стоящей на столе. — Для мужчины внешность не имеет никакого значения, — сказала Ашлинг. — Для тебя, может быть, и нет, дорогая сестра, но для меня это очень даже важно. Как полюбить своего мужа, если он жирный, словно боров, или волосатый, как лесной вепрь, а ведь может быть ещё кривым, косым, хромым… — Достаточно, — прервала Ашлинг, поднимая руку, — любовь тебе не понадобится. А то, что он принц — достаточное основание для брака. Это очень ценный союз для нашей семьи. — Что значит, любовь не понадобится? — взвилась младшая принцесса. — Ведь это мне, а не кому-то другому с ним ложиться и рожать от него детей! Все женятся по любви, а я должна выходить замуж за того, кто мне противен? — Кто же это женится по любви? — уточнила Ашлинг, вскидывая бровь. — Хотя бы мать и отец. Красота королевства снисходительно усмехнулась. — Отец был вдвое старше матери, и она вышла за него в обмен на армию. Как много любви по-твоему там было? — Все знают, — возразила Алейна, — что они очень любили друг друга! — Да, — согласилась Ашлинг, — но ещё они были очень удобны друг другу. Брак — это союз разумов, а не сердец, сестра. — Но в песнях... — Это всё, чем ты хотела бы быть, принцесса Алейна из Дома Бейлиш? Прекрасной девой из песни, которой менестрели развлекают пьяную публику на балу? — Я хотела бы быть собой! — возразила сестра, смотря смело и прямо. Порой Алейна умела выводить её из себя. — Что же, — произнесла Ашлинг как можно более спокойно, — а придется тебе быть кем-то другим, потому что у тебя есть обязательства перед этим Домом и королевством. — Никто и ничто не сможет меня заставить, — упрямо заявила Алейна, — я буду только с тем, с кем хочу, и если мне не понравится дорнийский принц, то пусть катится в самое пекло! Одна из служанок нервно засмеялась, а Дейдра выпустила кролика из рук. Красота королевства закинула голову вверх и устало прикрыла глаза. — Выйдите все, — тихо, но властно приказала она. Едва они с сестрой остались одни, как она обратила всё внимание на Алейну. Задумчиво осмотрев нежное платье светло-голубого цвета, так идущее к ярким глазам сестры, и длинные вьющиеся рыжие волосы, чуть спутанные на концах, она подошла ближе и залепила Алейне такую крепкую пощёчину, что сестра упала, как подкошенная. Схватившись за щеку, она обратила на Красоту королевства глаза полные слёз: — За что? — За что? — переспросила Ашлинг, сцепляя руки в замок. — Знаешь ли ты, как много усилий потратил отец на то, чтобы организовать этот брак? Твоё происхождение ниже, чем у твоего будущего супруга, так что это он, а не ты проявляет милость и великодушие. Как смеешь ты оспаривать выбор твоего отца — короля? Противиться его воле, особенно при слугах? Разве не знаешь, как много в замке ушей и ртов, что могут разболтать о твоей выходке? Ты уничтожишь не только своё будущее, но так же и будущее этой семьи! Глядя на раскрасневшееся лицо младшей сестры, принцесса сморщилась и протянула той белый платок. Оттолкнув её руку, Алейна поднялась и яростно зашипела, обдавая принцессу диким волчьим взглядом: — Люди называют тебя Красотой королевства, сестра, но внутри ты не слаще уксуса — меркантильная и жестокая! Тебя только и волнует, что золото и власть, и сколько подарков тебе ни дарят, всё мало! Но сколько прекрасных вещей на себя ни надень, Ашлинг, однажды твой будущий муж поймёт, что ты самая уродливая женщина в мире! С этими словам младшая принцесса выбежала вон. Ашлинг опустилась в кресло и глубоко вздохнула, возвращая взгляд к холодной поверхности реки. Для неё не было новостью то, что сестра думает о ней, и всё же внутри что-то неприятно кольнуло. За спиной раздался голос леди Розы Сванн — её фрейлины и самой близкой подруги: — Что опять такое с принцессой Алейной? Она едва не сбила меня с ног, выбегая из покоев. — Ничего нового. — Неужели ты ударила её? У неё одна щека была белее снега, а вторая горела, словно мак. — Всего лишь пощёчина, — пояснила Ашлинг, беря в руки пяльца. — Не слишком ли ты жестока по отношению к ней? — аккуратно спросила Роузи. — Алейна уже в возрасте невесты, — возразила принцесса, оборачиваясь, — но всё ещё легкомысленна и беспечна, словно цветок, сам собой растущий в поле. Пусть лучше я буду жестока, чем другие. Отец слишком избаловал её. — Должно быть, — предположила леди Роза, — она напоминает ему покойную королеву. — Моя мать, — резко сказала Ашлинг, — никогда не была наивной дурочкой. Я ума не приложу, откуда в Алейне этот глупый романтизм. — Она просто ещё ребёнок, — примирительно заключила леди Роза, — выйдет замуж, родит и сразу повзрослеет. — Видят боги, — вздохнула принцесса, — я очень этого жду.***
Судя по шуму, доносящемуся до Терри из-за стен, утро вошло в полную силу. Из открытого окна вместе со свежим воздухом в покои пытались проникнуть звуки — ржание коней и голоса челяди. Плотные бархатные гардины приглушали не только солнечный свет, но и этот гомон. Голова ещё пару часов назад раскалённая вином, похотью и злостью, теперь будто тлела изнутри, прожигая виски тошнотой и болью. Мастер над тенями, пошевелил затёкшей рукой, высвобождая ту из-под тела шлюхи, имени которой он не то чтобы не помнил, но скорее всего никогда не знал. Перевернувшись на другой бок, он упёрся взглядом в обнажённую спину второй девушки. Ему хотелось пить, но голова кружилась даже от мысли о том, что придется вставать и тянуться к графину с водой. Он уже открыл рот, чтобы позвать слугу, когда прозвучал голос, который он сейчас меньше всего хотел услышать. — Доброе утро. Приподнявшись в постели, он отбросил прядь волос с лица и посмотрел на незваную гостью в упор. Эйлин сидела на кресле, перекинув ноги через подлокотник, и взирала на него спокойно и ясно. Она выглядела такой сияющей и свежей, что ему стало тошно. — Чему я обязан таким визитом? — спросил он, прочистив горло. Принцесса улыбнулась уголком рта. — Хотела поговорить с тобой о Роберте, — мягко произнесла она. О, он уже и забыл, как сильно выводили из себя звуки её голоса, всегда спокойного и ровного, даже тёплого, словно вода в озере, нагретая солнечными лучами. — Я не говорю о Роберте до полудня и первого кубка вина, — усмехнулся он. — Уже полдень, — возразила принцесса, — а вина с тебя, кажется, достаточно. — Это я решу, — отрезал он. Всё так же сохраняя легкую полуулыбку, что способна была и камень привести в бешенство, не то, что Мастера над тенями после бурной ночи, Эйлин прошлась нечитаемым взглядом по его лицу. Затем она вздохнула и демонстративно медленно, так, словно его условия были не более, чем капризом, поднялась со стула. Пройдя к столу, принцесса наполнила кубок вином, а когда это было сделано, задержалась у окна, чтобы с наслаждением вдохнуть свежий воздух. Жмурясь на солнце, она потянулась было к гардине, намереваясь, видимо, раскрыть её, но Терри рявкнул: — Не смей. Отдёрнув руку, принцесса замешкалась лишь на мгновение, но затем отошла от окна и, подойдя к кровати, забралась на неё с ногами. Терри машинально отпрянул, вжимаясь обнажённой спиной в прохладную деревянную поверхность высокого изголовья, но принцесса как ни в чем не бывало придвинулась ближе и подала ему кубок. Не сводя с Эйлин глаз, он сделал глоток вина, с наслаждением ощущая, как прохладный напиток стекает по нёбу. Принцесса же улеглась на бок между ним и обнажённой девушкой, всего в паре десятков сантиметров от его бедра. Ему не следовало чувствовать себя неловко, и всё же он чувствовал. Эйлин же, кажется, ощущала себя вполне естественно. Задумчиво проведя указательным пальцем по нижней губе, она спросила: — Зачем ты сказал всё это Роберту. С трудом оторвав взгляд от её губ, Терри посмотрел на гобелен, висящий на стене. Он сделал ещё глоток, смачивая мгновенно пересохшую глотку, и пожал плечами. — А почему бы и нет? — Потому что это вредит мне, а значит, и нашей семье. Терри шумно выдохнул и, закинув голову вверх, провёл рукой по шее, отзывающейся ноющей болью. — Давай подержу, — предложила Эйлин, и, не дожидаясь ответа, вынула из его ладони кубок. Её тонкие пальцы были мягкими и прохладными, так и хотелось приложить их к пульсирующей венке под виском. — Роберт — идиот, и я не понимаю, почему тебя вообще удивляет то, что он создаёт проблемы, — произнёс Терри, всё так же не смотря на сестру. — Меня удивляет то, что проблемы создаёшь ты. — Не моя вина в том, что люди считают его марионеткой. Вздохнув, Эйлин приподнялась и, потянувшись через спящую девушку, поставила кубок на небольшой мраморный столик. Затем она, словно прочитав его мысли, приложила прохладную руку к его виску и слегка нажала. Он выдохнул, прикрывая глаза от удовольствия. Когда Эйлин молчала и делала то, что он хочет, сестру вполне можно было терпеть. Придвинувшись вплотную, принцесса зарылась носом в его волосы и прошептала на ухо: — Почему ты делаешь всё, чтобы поссориться со мной, Терри? Эти слова запустили импульс, что промчался вниз по позвоночнику, от мозга к пояснице. Он ощутил, как замерло и взвыло его сердце, словно олень, угодивший ногой в капкан. Тем капканом были ясные серо-зелёные глаза, смотрящие на него так ласково, как никто никогда не смотрел. Глаза, которые он ненавидел. Повернувшись к сестре, Терри оказался в упор к её лицу — тонкому носу, губам, которые она не так давно кусала, и с которых ещё не исчез след от зубов, глазам, блестящим так близко, что он отчётливо видел чернеющую под веком тонкую ресничку. — Не всё, что я делаю, имеет какое-либо отношение к тебе, сестренка, — язвительно выдавил из себя он, — пора бы тебе это уже уяснить, как и то, что тебе не место в моей постели. Эйлин чуть дёрнула бровью, дыша ему почти в рот чем-то прохладным и сладким и отстранилась. Наклонив голову, принцесса прошлась по его лицу изучающим взглядом и попросила: — Не бросай мне вызов. Её голос звучал мягко, словно мех. — А то что? — рассмеялся Терри, отгибая одеяло и приподнимаясь. Эйлин спешно отвела глаза. Потянувшись к одежде, он чуть покачнулся, ощущая головокружение, но быстро взял себя в руки и, натянув штаны, повернулся к принцессе, которая вперив взгляд в гобелен, висящий напротив кровати, задумчиво покусывала нижнюю губу. — Что ты сделаешь? — повторил свой вопрос Терри, зашнуровывая штаны. — Проклятье на меня наложишь, быть может, или отравишь? Не отвечая на его вопрос, даже не удостаивая взглядом, Эйлин поднялась и, погружённая в какие-то свои мысли, вышла вон. Пеклова сука.***
Простор.
То был облачный день, тихий и зловещий. Они едва миновали Горький мост, где леди Анита, несмотря на усталось, не пожелала остановиться, ссылаясь на давнюю размолвку с леди Касвелл, как было решено устроить небольшой привал. Бастиен не понимал этой странной девушки, в действиях которой было столько свободы и эгоизма, которые он никогда бы не смог бы себе позволить. Леди Анита была бастардом, рождённым от шлюхи, но казалось, нисколько не чувствовала себя ущемлённой из-за низкого происхождения. Её отчимом был очень богатый браавосийский купец — Аурелиус Коррадо, который выплатил за любимой падчерицей такое большое приданое, что она смогла выйти замуж за дворянина — лорда Графтона, мягко говоря, годящегося ей в отцы, приятеля короля ещё со времён работы того в таможне в Чаячьем городе, а ныне — Мастера над монетой. Удивительным было и то, что как понял Бастиен, у леди Аниты были и собственные средства. Ей принадлежало несколько лавок и харчевен в Чаячьем городе и Мейденпуле, а также корабль, на котором она возила из Браавоса различные товары. О своём муже девушка отзывалась положительно, хотя Бастиену казалось странным, что такая красавица, как она, может быть влюблена в старика. Тем не менее, от Мастера над монетой у леди Графтон было двое детей — девочка и мальчик. Едва служанка разложила на траве покрывало, как леди Анита с удовольствием опустилась на него, небрежно раскладывая платье, слишком вычурное для того, чтобы быть дорожным, но девушку это нисколько не смущало. Несмотря на дни, проведённые вместе с леди Графтон, Бастиен всё не мог побороть смущения, он ощущал себя самозванцем на званом пиру или вором, забравшимся в чужие владения. Ему казалось порочным находиться к леди Аните так близко, что аромат резких духов, казалось, пропитавал и его одежду. Она вся оказывала на него странное, опасное влияние, словно маковое молоко, от которого мысли плыли и путали, наполняясь болезненно яркими образами. В очередной раз столкнувшись с девушкой взглядом, он сглотнул и, опустив глаза вниз, на зелёную траву, аккуратно присел на край покрывала. — Не зря тебя прозвали Молчун, да? — весело спросила леди Графтон, громко откусывая яблоко. — Мы столько времени в пути, а ты толком не рассказал о себе. — Моя жизнь не такая насыщенная, как у вас, миледи, — ответил Бастиен, смотря на Аниту из-под ресниц, — ведь я живу в Цитадели, а не при дворе. — И всё же, — не унималась девушка, — что на счёт Браавоса? У тебя остались там родные? — Да, — кивнул Бастиен, — моя сестра Аллегра. — А почему она осталась? — Моей семье принадлежат розовые сады, и кто-то должен был остаться управлять ими. К тому же она… — он осёкся, не смея обозначить своё происхождение в слух. — Не дочь короля? — догадалась Анита. — Да. — Аллегра… — задумчиво произнесла леди Графтон. — Красивое имя, что оно значит? — Весёлая, — ответил Бастиен. Леди Графтон рассмеялась, чуть не поперхнувшись яблоком. — Серьёзно? Её фамилия тоже Джиойя? — Да. — Значит, Весёлая и Счастливая*. Видимо, твоя мать была человеком очень лёгкого нрава. — Да, — согласился Бастиен, — мама часто говорила, что она — самая счастливая женщина в мире. Она считала, что у неё есть всё, что нужно: мы — дети, и её сады. — А что насчёт мужчин? — игриво дёрнула бровью леди Анита. — Она так и не вышла замуж, отец Аллегры уже был женат, а Его Милость я увидел только после её смерти. — Король никогда не проведывал тебя? — удивилась леди Графтон. — Он не знал о моём существовании, — признался Бастиен, переводя взгляд в сторону, туда, где по длинному зелёному стеблю полз крупный пушистый шмель. — Но почему? — Мама считала, что мне это не нужно. Леди Анита отложила недоеденное яблоко и задумалась. — Думаешь, она была права? — спросила девушка после недолгого молчания. Бастиен несмело улыбнулся, проглатывая ком, подобно горькому плоду, созревающий в горле. — Я не знаю, — соврал он. Ночью на них напали. Шёл дождь, за плотной стеной которого разбойники скрывались, как за ширмой, то нападая, то пропадая во тьме, словно играя. Солдаты оцепили экипаж в кольцо, искусно отражая эти атаки, но всё же эффект неожиданности изматывал и пугал. Бастиен стоял, прижавшись спиной к двери экипажа, с мечом наперевес и напряжённо вглядывался во тьму, в попытках предугадать, откуда будет нанесен следующий удар. Он промок до нитки и потому дрожал от холода, стуча зубами, силясь покрепче сжимать меч, по лезвию которого ручьём текла дождевая вода. Никогда прежде ему не приходилось сталкиваться с такой опасностью, это волновало и будоражило кровь. Уроки фехтования давались ему нелегко, но Бастиен надеялся, что не вполне безнадёжен, и сможет, по крайней мере, задержать убийц. Не мог же он, словно женщина или ребёнок, отсиживаться в безопасности. Внезапно послышался свист, и несколько тугих стрел вонзились в солдат, стоящих перед ним. Те с криком упали, хватаясь за раны. С другой стороны экипажа послышались похожие звуки. «Самое время начать молиться», — подумал Бастиен и крепче сжал меч. Тот выскальзывал из мокрых озябших рук. Откуда-то из тьмы послышались свист и хохот. «Боги, не дайте нам умереть. Не дайте нам умереть. Не дайте нам умереть. Или, если я прошу слишком многого, не дайте умереть леди Аните. Не сегодня. Молю. Пусть с ней не случится ничего плохого». Когда из леса показались люди, Бастиен шмыгнул носом, чувствуя, как дрожат губы. Капли дождя лились по его лицу и падали на тёмную землю. «Боги, пусть с ней не случится ничего плохо. Пусть с ней не случится ничего плохого. Молю!» Начался бой, в котором они терпели поражение уже потому, что были в меньшинстве, кроме того разбойники оказались хорошо вооружены, а некоторые и вовсе были одеты в латы. Бастиен с трудом отражал удары, скользя на промокшей земле и едва не падая, увязая в грязи. Его спасало лишь то, что между ним и разбойниками всё ещё стояли солдаты, прорывались через заслон лишь единицы, да и тех убивали точным ударом в спину. В разгар боя из окна кареты показалось бледное, но решительное лицо леди Аниты, которая прокричала: — Хватит! Словно и правда думала, что разбойники послушаются её приказа. — Мы отдадим вам все деньги и драгоценности! — заявила она с вызовом. Разбойники рассмеялись, и вновь послышался оглушающий зловещий свист. — О да, красавица, — прокричал в ответ один из нападавших — широкоплечий бородатый мужчина с язвами на лице, видимо, главарь разбойников, — вы всё нам отдадите: деньги, драгоценности, оружие, лошадей и… жаркую любовь. Леди Анита поджала губы и хотела было возразить, но Бастиен буквально толкнул её обратно. — Простите, миледи, — смущённо прокричал он, выставляя вперёд меч и едва не падая от встретившего его удара. «Боги! Пусть мы победим! Пусть мы победим! Молю! Пусть с ней не случится ничего плохого!» Должно быть, боги были к нему благосклонны, потому что едва Бастиен мысленно к ним обратился, как что-то изменилось. Вначале ему показалось, что разбойники падают, оглашая дорогу диким криком, сами собой, но затем, когда один упал прямо ему под ноги, он увидел странные железные крюки, вонзившиеся тому в ногу. Разбойник дико кричал, истекая кровью, и Бастиен, в котором годами воспитывали милосердие, едва не потянулся, чтобы ему помочь. Как вдруг — и юноша не мог поверить своим глазам — нечто невидимое и беспощадное рывком утянуло раненого в лес. Не прошло и минуты, как то же самое произошло с остальными нападавшими. Даже широкоплечий главарь, яростно кричащий и размахивающий мечом, словно пытающийся что-то перерубить, взвыл и исчез, оставив на земле, лишь кровавый след. Бастиен сглотнул, и попытался стереть с лица дождевую воду, но руки были такими мокрыми, что ладонь лишь скользнула по влажным холодным щекам. Прищурившись, юноша увидел, как от тьмы, клубившейся в лесу, отделились тени. Его сердце упало куда-то в желудок, когда он понял, что они направляются прямиком к ним. Кто бы это ни был, они были куда хуже разбойников. Обернувшись к окну, Бастиен вложил в голос всю твердость, что только смог в себе найти, и произнёс: — Миледи, что бы ни случилось, не выходите и не выглядывайте. Вопреки его словам, лицо Леди Графтон в ту же секунду показалось в окне. — Что происходит? — спросила она взволнованно, наклоняясь прямо к его промокшему лицу. Бастиен сглотнул, ощущая как дождевые капли водопадом стекают по коже, и произнёс: — Всё будет хорошо, только сидите тихо. Леди Анита строго посмотрела на него, а затем наклонилась, и почти касаясь его холодных губ своими, манящими и горячими, проговорила: — Ты очень плохо врёшь. Бастиен прикрыл глаза, чуть поддавшись вперёд, думая о том, что если он сегодня умрёт, никто и не узнает, что он нарушил обет, а с богами он как-нибудь договорится. — Я… — начал было он, чувствуя, как аромат её духов смешивается с запахом дождя, и утопая в этом ощущении, но осёкся, видя, что внимание леди Аниты обращено к кому-то стоящему прямо за его спиной. Он резко обернулся, выставив перед собой меч, и увидел человека скрытого тёмным плащом. Ещё десять или пятнадцать точно таких же стояли по периметру. — Вот это реакция, — прозвучал насмешливый глубокий голос из-под капюшона, — с таким защитником леди Аните конечно же ничего не грозит. — Ваш сарказм неуместен, сир Перси, — послышался из экипажа рассерженный голос леди Графтон. — На нас напали, и больше половины моих людей были перебиты. Сир Джиойя проявил храбрость, защищая меня! Человек отогнул капюшон и внимательно посмотрел на Бастиена. Сир Перси оказался молодым мужчиной с уверенным взглядом. У него были русые волосы, серые глаза и грубые, но привлекательные черты лица. Рассечённая правая бровь лишь украшала это лицо, притягивая взор. — Сир? — уточнил мужчина, усмехаясь. — Когда это бастарда короля произвели в рыцари? Я полагал, что он учится на мейстера. — Так и есть, — согласился Бастиен, всё ещё не вполне понимая, что именно происходит, — А вы… спасли нас, сир? Вы убили напавших разбойников? — Да, — небрежно мотнул головой сир Перси, — только то были вовсе не разбойники. — Но кто уже? — удивилась леди Анита. Не ответив на её вопрос, рыцарь перевёл взгляд в сторону и произнёс: — Садитесь в экипаж, Джиойя, — мы сопроводим вас в Харренхол. — Благодарю вас, сир, — произнёс Бастиен, кланяясь. — Не стоит, — ответил сир Перси, хлопая его по плечу, — не можем же мы позволить бастарду самого короля-регента и прекрасной леди Аните скитаться в ночи, привлекая на своём пути все опасности, что только можно собрать. Оказавшись внутри экипажа, Бастиен первым делом стянул с себя промокший плащ и сапоги. Он даже не стал отказываться от тёплого покрывала, заботливо предложенного леди Анитой, так сильно юноша продрог. — Вы были довольно резки с нашим спасителем, почему? — спросил он, едва они снова тронулись в путь. — Перси Сванн — один из тех, кто командует ими...тенями, людьми что убивают без суда по приказу короля-регента. А ещё он младший брат и правая рука Мастера над тенями. — Терри? — уточнил Бастиен, всё ещё не понимая, в чём именно проблема. Леди Анита обернулась от окна и странно посмотрела на него. — Да, Терри. Тебе стоит держаться от него как можно дальше. — Но… почему? — удивился Бастиен. Они неплохо ладили с Терри в детстве. — Потому что Мастер над тенями — очень опасный человек. Он жестокий и непредсказуемый, словно бешеный пёс. Бастиен удивленно заморгал, так как этот образ не совпадал с тем, что он помнил из своего детства. — Но ведь он воспитанник… — Да, королю удобно иметь такого, как он, рядом с собой, но как по мне, это всё равно, что хранить в погребе дикий огонь. Он может защитить тебя, а может и разорвать на куски. С такими, как лорд Талли, нужно быть очень осторожными. Он хитёр и коварен и во всём преследует свои собственные цели. — Как и все… в моей семье, — печально произнёс Бастиен, кутаясь в покрывало. Кажется, впервые за всё время их знакомства леди Анита не нашла, что ответить.