Quietus Riotous

Геральт не был готов к тому приливу радости, который он испытал, когда бард произнёс эти два простых слова. Оно сработало. К Лютику вернулся его голос. Что приводило к вопросу: почему он плачет? Словно прочитав мысли ведьмака, Лютик фыркнул, вытирая слёзы со щёк, несмотря на то, что они продолжали литься. — Это всё проклятое зелье, — объяснил он. — Йен сказала, что так и должно быть, но, богиня небесная, если я не остановлюсь в ближайшее время, то заработаю обезвоживание, что, позвольте вам сказать, очень вредно для моего голоса, и я не могу просто… Лютик резко замолчал, поднеся руку к горлу и осторожно коснувшись его. — Знаешь, я… я вообще-то ещё не пробовал петь, — тихо сказал он. Геральт понимающе кивнул. Бард зарабатывал на жизнь красивыми балладами и заводными песнями о распутных дочерях рыбака. Беспокойство о том, что его голос может уже не быть прежним, было вполне понятно. — Попробуй сейчас, — предложил Геральт. Лютик удивлённо вскинул брови. — У меня сложилось впечатление, что моё пение сводит тебя с ума. Я отчётливо помню, как в прошлый раз, когда я пел «Ведьмаку заплатите чеканной монетой», ты велел мне заткнуться, иначе задушишь меня струнами моей лютни, — напомнил ему Лютик. Ах. Что ж, бард был прав. Но несмотря на все свои жалобы, Геральт не мог отрицать, что голос Лютика был просто прекрасен. Он раздражал его время от времени, но только когда барду нужно было сидеть тихо ради его же безопасности. Он солгал бы, сказав, что не скучал по его пению последние несколько дней. — Без него было слишком тихо. Я… не откажусь немного послушать, — сказал Геральт. Он многозначительно уставился на колено Лютика, не желая видеть самодовольное выражение его лица. Мгновение спустя мягкие мелодичные слова поплыли по воздуху. Ведьмаку заплатите Чеканной монетой, чеканной монетой О-о-о-у Ведьмаку заплатите, Зачтётся всё это вам! Лютик закончил фразу, с облегчением отметив, что его голос казался нормальным, заклинание не оставило необратимых последствий. Геральт слегка улыбнулся, но улыбка быстро угасла, когда он вспомнил, что хотя проклятие Лютика было снято, его собственное всё ещё действует. Если бард пожелает, он может спросить Геральта о чём угодно… и он обязан будет ответить честно. Он заметил в кулаке Лютика маленькую стеклянную бутылочку, закрытую пробкой. — Что это? — спросил он. Бард посмотрел вниз и подпрыгнул от удивления, как будто забыл, что держит её. Он повертел флакон в пальцах с задумчивым выражением лица. — Это… э-э… мне его Йен дала… это лекарство от твоего… твоего проклятия, — сказал он, закусив губу и ожидая реакции Геральта. Первым порывом ведьмака было вырвать зелье из рук Лютика и быстро его выпить, пока тот не начал задавать вопросы, на которые он не был готов ответить. Когда сильный запах страха, волнами исходящий от барда, достиг его носа, настойчивое желание разрушить собственное проклятие сменилось желанием узнать, что случилось, почему Лютик выглядел так, словно хотел выбежать из комнаты с зельем в руке. — Ты боишься, — медленно произнес Геральт. Лютик дёрнулся. — Нет, я н… — Я чувствую запах страха. Геральт, стараясь не показаться осуждающим, поднялся на ноги, чтобы немного отстраниться, и принялся расхаживать по комнате. Он никогда не видел, чтобы Лютик был напуган, находясь рядом с ним. А если и был, то только потому, что за ним гналось чудовище, а не потому, что он боялся самого Геральта. Ему было больно думать о том, что бард так или иначе его боится. — Не тебя, — тихо сказал Лютик, подойдя к Геральту сзади и осторожно положив руку между лопаток Ведьмака. — Тебя — никогда. Боже, никто из тех, кто видел тебя с пивной пеной на носу, не смог бы тебя испугаться. Геральт отчётливо помнил случай с пеной на носу. Лютик расхохотался так сильно, что свалился с табурета, на котором сидел, щёки Геральта покраснели, и он вытер нос тыльной стороной ладони. Он ответил Лютику раздражённым ворчанием. — Вот, вот оно! — внезапно произнес Лютик с таким напором, что Геральт в замешательстве обернулся к нему. — Вот этого я и боюсь! Геральт нахмурился. — Я не… — Вот это проклятое ворчание! Я… я боюсь, что, как только ты выпьешь это зелье, всё вернется на круги своя, — признался Лютик, дрожа от страха, ярости и печали, слишком сильной, по мнению Геральта. — Лютик… Я не… — Я знаю! Я знаю, что обычно ты не умеешь выражать свои чувства. И я даже не могу винить тебя за это, потому что тебя всю жизнь учили, что эмоции — это слабость. Хотел бы я поговорить с тем тупоголовым ведьмаком, который сказал тебе это. Не говоря уже о том, что каждый встречный спрашивает тебя, правда ли, что у ведьмаков нет чувств, — продолжал Лютик, теперь уже на ходу. Геральта так и подмывало остановить его и сказать, чтобы он не волновался, но он уже несколько дней не слышал, чтобы Лютик так разглагольствовал, и, честно говоря, ему этого не хватало. — Я путешествовал с тобой достаточно долго, чтобы понимать, что ты на самом деле пытаешься сказать каждый раз, когда отвечаешь ворчанием или ругательствами, но слышать, как ты честен со мной, изъясняясь нормальной речью, было… это значило для меня больше, чем я могу выразить словами. Больше, чем я могу спеть в миллионах баллад. Но… но я влюбился в тебя ещё тогда, когда ты не говорил так много, и я не перестану любить тебя только потому, что… — Ты влюблён в меня? — спросил Геральт. Щёки Лютика порозовели, когда он пристально посмотрел на Геральта. — Ты и так это знал. Не притворяйся, что нет. Геральт на самом деле этого не знал. Он подозревал, что это могло быть нечто большее, когда Лютик предлагал ему вымыть голову или залатать раны. Между ними были моменты, подобные тем, что случались с тех пор, как они приехали к Йен, но их было немного, и они были очень редкими. Лютик никогда не настаивал на большем, Геральт тоже. Пока всё не встало на свои места, когда они катались по кровати и целовались до беспамятства, когда он понял, что чувства Лютика отражают его собственные. Боль в груди Геральта стала в десяток раз сильнее, и он не смог удержаться и потянулся к барду. Лютик отступил на шаг, стараясь удерживать расстояние, с которого Геральт до него не достанет. — Я могу спросить тебя о чём угодно. Прямо сейчас я могу спросить тебя о чём угодно, и тебе придётся ответить. Если… если ты не выпьешь зелье, я смогу задать вопрос в любой момент, когда меня будут терзать сомнения, и тебе придётся сказать мне чистую правду, — сказал Лютик, держа бутылку в дрожащих руках. — Но это было бы несправедливо. Я никогда не смогу так с тобой поступить. Мне ли не знать, что значат для тебя твои собственные мысли. И последнее, чего бы я хотел, это потерять твоё доверие или заставить тебя думать, что я тебе не доверяю. Не говоря уже о том, что кто-то другой может воспользоваться этим, чтобы тебе навредить. Чёрт. Я могу навредить тебе, даже не думая об этом. Прости! Мне так жаль, я только тяну время. Т-ты, должно быть, хочешь… то есть, конечно, ты… вот, — Лютик сунул ему зелье, его губы дрожали, пока он ждал, когда ведьмак возьмет его. Геральт взял флакон, повертел его в пальцах. Всё, что ему нужно сделать, это выпить его, и он вернётся к нормальной жизни. Он взглянул на Лютика, бард, казалось, попытался ободряюще улыбнуться. Если бы кто-то другой хоть на мгновение помешал ему взять лекарство от проклятия, Геральт был бы вне себя от злости. Но видя Лютика с его трясущимися руками и глазами, полными доверия, ведьмак знал, что должен сделать. Он поставил зелье на стол. — Геральт, что… Ведьмак подошёл поближе к своему барду, нежно положил руку ему за шею и провёл большим пальцем под ухом. Он знал, что Лютику это нравилось. Знал, что это поможет ему успокоиться. — Спрашивай, — сказал Геральт. Глаза Лютика были размером с блюдца. Он яростно замотал головой. — Нет. Нет, Геральт, не надо. Я тебе доверяю. Я… — Я знаю, — сказал Геральт, обхватив его лицо обеими руками. — Тогда зачем? — спросил Лютик, сжимая пальцами запястья Геральта, просто держась за них. — Потому что я тоже тебе доверяю. Геральт знал, что Лютик поймёт всю значимость этих слов, предназначавшихся для него. В мире было так мало людей, на которых Геральт готов был полностью положиться. Йеннифэр он по большей части доверял, но бесконечное стремление к власти всё ещё делало её опасной. Трисс была милой, но едва ли они были закадычными друзьями. Кроме Плотвы, единственным, кому Геральт доверял безоговорочно, был Лютик. — Спрашивай, — повторил Геральт. Лютик кивнул. Его сердце билось так быстро, что Геральт испугался, как бы бард не упал в обморок, не успев задать вопрос. — Ты меня любишь? Голос Лютика был мягким, неуверенным, как будто он боялся этого вопроса. Его пальцы нервно сжались на запястьях Геральта. Слова сорвались с губ ведьмака, явно стремясь утешить беспокойного барда. — Да, — сказал Геральт, прижимаясь лбом к Лютику. — Больше всего на свете. Бард вздрогнул, прижавшись к нему, приподнявшись на цыпочки, его губы были едва ли в дюйме от губ Геральта. — Кроме, может, Плотвы, но, справедливости ради, с ней мы знакомы намного дольше. Они моргнули, оба удивлённые этими словами. Уже не в первый раз Геральт проклинал заклинание истины за то, что оно испортило момент, но Лютик так хохотал, что ему пришлось ухватиться за ведьмака, чтобы не упасть, и он решил, что всё не так уж плохо. — Полагаю, за это я тебя винить не могу. Она поистине величественный зверь, — сказал Лютик, хихикая в шею Геральта. — Как и ты, — поддразнил он. Геральт игриво зарычал, сжимая пальцами воротник куртки Лютика и притягивая его к себе для поцелуя, который начинался медленно и глубоко, но быстро становился неистовым. Лютик застонал, когда язык Геральта напирал на его собственный, пальцы уже скользили вниз к штанам Геральта. — Буду вам благодарна, если вы воздержитесь от исследования более плотской стороны ваших отношений посреди моей комнаты заклинаний, — сказала Йеннифэр, и звук её голоса заставил мужчин отстраниться друг от друга. У Лютика, по крайней мере, хватило совести выглядеть смущённым, но Геральт был раздражён тем, что его прервали. Чем скорее они уберутся отсюда, тем лучше. Не то чтобы он не был благодарен Йен за её гостеприимство и помощь в снятии чар, но он хотел бы иметь возможность целовать Лютика, когда захочет, и не волноваться о том, что войдёт его бывшая. — Прости, Йен, но сама посмотри, — Лютик указал на Геральта. — Разве можно меня за это винить? Йеннифэр ухмыльнулась. — Полагаю, что нет. Ты когда-нибудь пробовал отбрасывать монетки от его задницы, потому что… — Йен, — предупредил Геральт. Ведьма закатила глаза, но не стала продолжать фразу, к которой собиралась перейти. Она посмотрела на бутылку с зельем, которая всё ещё стояла на столе. — Может, стоит проверить, сработает ли оно? Если нет, вернёмся к книгам, — сказала она, одновременно раздражённая и заинтригованная перспективой дальнейших исследований. Лютик взял зелье и протянул его Геральту, на этот раз его руки были совершенно спокойны. — Ну, до дна, — сказал бард, ожидая, когда Геральт возьмет флакон. Ведьмак взял бутылку, откупорив большим пальцем пробку. Он колебался лишь мгновение, но, увидев ободряющую улыбку Лютика, опустошил её одним глотком, поморщившись от вкуса. — Что за хрень ты туда положила? — спросил он у Йеннифэр, с отвращением вытирая рот. — Тебе лучше не знать, — сказала Трисс, появившись рядом с Йеннифэр из ниоткуда. Затаив дыхание, они ждали, пока зелье попадёт в организм ведьмака. На лбу у него блестели капельки пота, а сердце билось необычайно быстро, но Геральт стиснул зубы и ждал, зная, что это пройдёт. Его желудок сжался, и он упал на колени, но, к счастью, его не вырвало. Лютик мгновенно оказался рядом с ним, поглаживая ему спину и прижимаясь губами к виску Геральта, пытаясь поддержать. Ведьмак впился пальцами в колено Лютика, закрыв глаза и собравшись с силами, ожидая, пока тошнота пройдёт. Только спустя несколько минут Геральт почувствовал, что может встать на ноги. Комната больше не вращалась, и это был хороший знак. — А как мы узнаем, сработало ли оно? — Спросил Лютик у ведьм, которые с тревогой и удивлением наблюдали за тем, как бард отказывается отпустить ведьмака. — Задай ему вопрос, — предложила Трисс. — Да, точно, я должен был об этом подумать, — сказал Лютик. — Э-э, Геральт, сколько тебе было лет, когда ты потерял девственность? Геральт поморщился. — Серьёзно? Ты это решил спросить? Лютик усмехнулся. — Ну, ты не ответил, так что это, я думаю, означает, что ты вернулся к своей обычной мрачной натуре. Словно в подтверждение слов барда, Геральт хмыкнул. Он заметил, что, несмотря на облегчение на лице Лютика, тот всё ещё выглядел немного встревоженным. Быстро, как молния, Геральт взвалил мужчину на плечо, не обращая внимания на его вопли, и направился к двери. — Куда это ты собрался? — спросила Йеннифэр, безумно хихикая и пытаясь удержаться на ногах, когда Трисс упала на неё, смеясь так сильно, что казалось, она вот-вот потеряет сознание. — Не то чтобы это тебя касалось, но у меня было в планах растерзать одного барда, — крикнул Геральт, не обращая внимания на предостерегающий крик Йен, что если они сломают что-нибудь без возможности восстановления, то заплатят ей за это монетами. Что ж, справедливо. Геральт не останавливался, пока не вернулся в комнату, которую делил с Лютиком. Он опустил Лютика на кровать, возможно, слишком грубо, судя по тихому «ух», которое издал бард, и с ухмылкой забрался на него сверху. — Ну и скотина же ты! Нельзя просто взять и… Геральт прервал бессвязную болтовню Лютика, хоть она ему и нравилась, и крепко поцеловал его. Теперь, когда Лютик снова обрёл дар речи, ему не терпелось наложить на него руки. Он уже давно гадал, как будет звучать голос барда, когда Геральт заставит его дрожать от удовольствия. Проводя горячими поцелуями по шее Лютика, он почувствовал, как тот резко дёрнул его за волосы. Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, что мужчина хочет его внимания, а не тянет Геральта за волосы из эротических соображений. — Да? — спросил Геральт, расстроенный тем, что не смог оставить на шее барда довольно приличный засос. — Ты уверен, что именно этого хочешь, так? — спросил Лютик. Геральт нахмурился. Он думал, что они уже всё обсудили. Неужели бард уже забыл его признание в любви? — Ко мне вернулся голос, Геральт. Я не буду молчать. Обещай, что не устанешь от моего голоса. Геральт ткнул Лютика в нос своим, поцеловал его раз, другой, третий, прежде чем нашёлся, что ответить. — Мне нравится твой голос, — просто сказал он. Лютик посмотрел на него с недоверием на лице. — Мы с тобой оба знаем, что ты от моего голоса на стенку лезешь, так что… — Я лезу на стенку, когда ты не можешь заткнуться, когда под вопросом твоя безопасность. Это никак не связано с твоим голосом, — серьёзно сказал ему Геральт, целуя барда в лоб. — Лютик… Я… Я никуда не денусь. Лютик кивнул, застенчиво улыбаясь. — Тогда, наверное, тебе лучше заняться делом. Эти брюки становятся немного тесноваты, — сказал он, для верности покачивая бёдрами. Геральт устроился на бёдрах Лютика, стягивая через голову собственную рубашку. Лютик сделал то же самое. Его рука застряла в одном из рукавов сорочки, но с небольшой помощью он освободился от раздражающего одеяния. Прежде чем он успел взяться за штаны, Геральт снова набросился на него, кусая за грудь. Лютик выгнулся от прикосновения, когда язык Геральта обвёл один из его сосков, а ловкие пальцы ущипнули другой и продолжили свой путь вниз. — Боже, это… Ах! — выдохнул Лютик, упираясь бёдрами в руку Геральта, когда ладонь коснулась его через штаны. Геральт вздрагивал при каждом стоне барда. Насколько же лучше было сейчас, когда Лютик мог говорить свободно, сколько пожелает, мягкие звуки удовольствия скользили по его губам, становясь все громче по мере того, как Геральт продолжал свои ласки. — О-о боже… сними, с-сними их, ради всего святого, — задыхаясь, проговорил Лютик, хватаясь за Геральта, пока ведьмак не прекратил посягательство на грудь барда, чтобы бесцеремонно сорвать с него штаны. — Что за… Геральт! Мне нравились эти штаны! — сказал Лютик. — Я куплю тебе новые, — прорычал Геральт, поймав ногу, которой размахивал бард, и поцеловав его в щиколотку. Лютик, казалось, совсем забыл о порванных штанах, в то время как Геральт оставлял укусы на внутренней стороне его бёдер, красные и фиолетовые синяки проявлялись, когда он продвигался дальше. Геральт не мог удержаться и упёрся бёдрами в кровать, страстно желая хоть какой-то разгрузки, каждый звук из уст Лютика делал его ещё твёрже. — Можно? — спросил Геральт, находясь к члену Лютика так близко, что бард вздрогнул, почувствовав дыхание ведьмака. — Да, — выдохнул Лютик. — Всё, что пожелаешь. Эти слова, они оба знали, были опасны. Всё тело Лютика содрогнулось, когда Геральт наконец накрыл его своим ртом, обхватил губами головку члена барда и слегка пососал. Ведьмак хотел было поддразнить его, но когда Лютик обхватил бёдрами шею Геральта и начал неглубоко погружаться в жар его рта, он обнаружил, что едва сдерживается. — Богиня небесная, это так… как же хорошо… где ты научился… — казалось, Лютику было трудно связать воедино целую фразу. Геральт мурлыкал вокруг него, качая головой быстрее, не оставив без внимания то, как бёдра Лютика начали дрожать, а рука сильнее вцепилась в волосы Геральта. — Так хорошо, о, Геральт, пожалуйста, — заскулил Лютик, когда Геральт опустил палец ниже, дразня его вход. — Трахни меня, — простонал Лютик. Геральт отстранился с влажным хлопком, поймав большой палец Лютика в рот, когда бард провёл им по его нижней губе, игриво прикусив его. Через секунду ему в голову буквально прилетела маленькая бутылочка с маслом. Геральт нахмурился, глядя на барда, приподняв бровь. — Ты знаешь, что это такое и почему я тебе это дал, — тихо сказал Лютик, глядя на Геральта с таким благоговением, что штаны ведьмака показались ещё туже. — Ты уверен? — спросил Геральт, проводя руками по всё ещё дрожащим бёдрам барда. Лютик нетерпеливо кивнул. — Да. Я уверен. Боже, я провел месяцы, годы, думая о том, каково это — чувствовать тебя внутри, — признался Лютик. Ни один из них не был готов к тому глубокому стону, который издал Геральт от этой мысли. Ухмылка на лице Лютика была более чем развратной. — О, интересно, — поддразнил Лютик, зажав подбородок Геральта между большим и указательным пальцами. — По-моему, я нашёл тот самый случай, когда ты совсем не против моей болтовни. Вместо ответа Геральт откупорил масло и вылил приличное его количество себе на пальцы, потянувшись к Лютику, чтобы еще раз подразнить его. Бард зашипел, когда первый палец скользнул внутрь, и нетерпеливо дернул бедрами, когда Геральт начал двигать пальцем туда и обратно слишком медленно, на его взгляд. — Бога ради, Геральт, я же не хруста-альный! Голос Лютика перескочил на несколько октав, когда Геральт снова взял его в рот и одновременно добавил второй палец. Ведьмак очень осторожно раскрывал барда, медленно раздвигая пальцы, вбирая Лютика настолько глубоко в рот, насколько мог, не провоцируя рвотный рефлекс, чтобы отвлечь его от боли, которая приходила с растягиванием. — Е-если ты не остановишься, я кончу раньше, чем ты успеешь меня трахнуть, — предупредил Лютик. — Отвлекись, — буркнул Геральт, слизывая каплю предсемени, скопившуюся на кончике члена барда. Где-то глубоко внутри, та более животная сторона, которая была у всех ведьмаков, мурлыкала от удовольствия при горьковато-сладком вкусе Лютика на его языке. То, что происходило между ними сейчас, было необузданным, подпитываемым вожделением и любовью, и Геральт обнаружил, что хочет быть внутри барда, чтобы они стали одним целым. — Что ты предлагаешь мне… о боже… сделать, чтобы отвлечься? Спеть? — спросил Лютик с задумчивым выражением лица. — А собственно… — Не смей, — предупредил Геральт, но Лютик уже нахально ухмылялся. — Когда скромняга бард, скрасил путь верхом Геральту из Ривии… звучит неоднозначно в данной… ситуации! — ахнул Лютик, распахнув рот, когда к пальцам Геральта присоединился язык. Это был чистый, первобытный инстинкт, прикоснуться ртом к каждой части Лютика, которую он видел; жажда оставить свой след везде и всюду, где он мог. Если судить по тому, как Лютик цеплялся за простыни, ему это было более чем по душе, совсем скоро он уже со стоном упирался в плечи Геральта. — Пожалуйста, ради бога, Геральт, я готов. Я хочу… нуждаюсь в тебе. Пожалуйста, — взмолился он, и действительно, кто Геральт такой, чтобы отказываться. Ведьмак долгим поцелуем прижался к бедру Лютика, оттолкнувшись от кровати, чтобы наконец избавиться от штанов. Когда он снова посмотрел на барда, его взгляд был прикован к члену Геральта. Не то чтобы он не видел его раньше. Чёрт возьми, он держал его в руке ещё вчера вечером. Но теперь его взгляд был… голодным. — У тебя слюни текут, — невозмутимо произнес Геральт. Лютик стряхнул с себя оцепенение, густо покраснел и вытер рот, свирепо глядя на Геральта, когда никаких слюней там на самом деле не оказалось. — Я же говорил, что хочу тебя в себе уже много лет. Неужели ты думал, что мои фантазии ограничиваются одним отверстием? — спросил Лютик, снова глядя на член Геральта и зажав язык между зубами. Геральту пришлось взять себя в руки, сжимая основание члена в попытке успокоиться, потому что мысль о том, что Лютик возьмет его в рот, была слишком сильной для него в нынешнем состоянии почти агрессивного возбуждения. — Позже, — сказал Геральт, снова переползая через барда. Лютик кивнул. — Да. Позже, — согласился он, устраиваясь на подушках, положив руки на бёдра Геральта, когда ведьмак устроился между его ног. Геральт вылил ещё немного масла себе на ладонь, размазывая его, прежде чем прижаться к барду. Лютик ободряюще сжал его бёдра, и у него перехватило дыхание, когда Геральт толкнулся вперёд, и головка его члена оказалась внутри. — Продолжай, — выдохнул Лютик. — Тебе нужна минута, чтобы…  — Пожалуйста. Геральт успокоил барда, взяв его ногу, и, закинув её на плечо, поцеловал в изгиб колена. Несмотря на мольбы Лютика продолжать, он подождал, дав и себе, и барду время привыкнуть, прежде чем медленно двинуться дальше. Пальцы Лютика впивались в его бёдра так сильно, что Геральт знал, что от его ногтей останутся следы в форме полумесяца, напоминание об их связи, которое он будет носить с гордостью. — Ох, долго это не продлится, — сказал Лютик, и хриплый смешок вырвался из его горла. Геральт хмыкнул в знак согласия, его смущение от того, что он был так близко к краю, исчезало теперь, когда он знал, что Лютик был в том же состоянии, что и он. — Т-теперь ты можешь двигаться, — сказал ему Лютик. Геральт кивнул, и нога барда соскользнула с его плеча. Лютик на мгновение растерялся, но тут Геральт обхватил его руками за спиной и рывком поднял вверх, усадив на себя. — Геральт, что ты… — Сам хотел верхом прокатиться, — поддразнил его Геральт, качнув бёдрами, толкнувшись в обомлевшего мужчину над ним. Лютик застонал, обхватил руками шею Геральта, приподнялся и снова упал. Геральт легко подстраивался под его ритм, встречая его толчок за толчком. — Не то я имел в виду, когда писал эт-эту строчку, — фыркнул Лютик. Геральт ухмыльнулся. — Разве? — спросил он проницательно. Лютик покраснел, но не стал доставлять Геральту самодовольного удовлетворения своей правотой. Геральт издал глухой стон, когда ловкие пальцы запутались в его волосах, сильно потянув, резко контрастируя с губами барда, мягко скользящими вверх по шее, чтобы прикусить ухо. — Лютик, — простонал Геральт, ускоряя темп своих толчков, его ногти впились в спину другого мужчины. Он был уже близок. Так чертовски близок, и вздохи и стоны Лютика уже начинали звучать пронзительно и прерывисто там, где он губами прижимался к уху Геральта. — Я… я знаю, — сказал Лютик, понимая Геральта без слов, как и всегда. — Я тоже. Я… я тоже близко. Эта мысль подстегнула Геральта, его рука скользнула между ними и обвилась вокруг члена Лютика, поглаживая в такт движениям бёдер барда. Лютик кончил первым, запрокинув голову и беззастенчиво застонав, прекрасный, прерывистый звук заставил Геральта последовать за бардом секундой позже, впившись зубами в его шею. Они медленно опустились вниз, глубоко и трепетно дыша. — Эм, Геральт? Не то чтобы это не было охуенно фантастически, но не мог бы ты убрать зубы с моей шеи? — спросил Лютик. Геральт был так поглощён своим удовольствием, что даже не заметил, что его зубы всё ещё впивались в шею Лютика. Он осторожно отстранился, виновато целуя покрасневший укус. Эта отметина останется там на день или два, и, несмотря на угрызения совести, Геральт знал, что не составит труда увидеть её на бледной коже барда. Когда они оба привели себя в порядок, Лютик решил, что Геральт должен пойти и найти им что-нибудь поесть, так как у него болела задница и он не собирался двигаться до утра. — Извини за укус, — пробормотал Геральт, передавая Лютику большой кусок хлеба с сыром. Лютик помотал головой. — Не стоит. Мне понравилось. На самом деле довольно сильно, — сказал Лютик задумчиво, пальцами скользнув по укусу. — Чувствую себя твоим. Губы Геральта скривились в мягкой улыбке, которую он попытался скрыть, сунув в рот горсть винограда. — А я и есть, знаешь… ну, в смысле, твой. Сейчас это, вероятно, уже очевидно, но мне кажется, что нужно иногда говорить это вслух, — сказал Лютик, возбуждённо хватаясь за свой блокнот. — Вообще-то это довольно неплохо. Об этом определённо можно сочинить балладу и… ой! Он выронил блокнот, когда Геральт схватил его в объятия, уткнувшись носом в волосы. Геральт всегда лучше справлялся с действиями, чем со словами, но он понял, что время от времени ему придётся находить в себе силы быть честным с самим собой, со своими чувствами. Если кто и заслуживал знать его мысли, так это Лютик. — Мой, — тихо сказал он, целуя Лютика в лоб. Лютик улыбнулся, сунул в рот виноградину и снова устроился на груди Геральта. — Твой, — согласился он. Они сидели в уютном молчании, и Геральт почувствовал себя полностью удовлетворённым впервые за… — В смысле, кто ещё будет терпеть твою сварливую задницу? Геральт глубоко вздохнул и медленно выдохнул через нос. — Считаю до трёх, — сказал он. Лютик нахмурился. — И что потом? Геральт убрал еду в сторону, устраиваясь так, как будто собрался напасть. — Один. — Ты выглядишь так, будто собираешься меня съесть… ты же не собираешься? Не ешь меня, я слишком солёный. Ха! Солёный! Потому что я бард и играю музыку, и в музыке нота соль… понял? — нервно спросил Лютик, отодвигаясь настолько далеко, насколько позволяла кровать. Геральт ухмыльнулся, пожав плечами. — Два. Лютик вскочил с кровати и, спотыкаясь в спешке, побежал от ведьмака, глаза которого игриво блестели, что, как знал бард, означало беду. — О боже, о боже, о боже… Геральт! — Три!