Сердце Человека

“'Cause all of the stars Are fading away Just try not to worry You'll see them some day Take what you need And be on your way And stop crying your heart out” ♫ Oasis - Stop Crying Your Heart Out

Заснуть Вэй Ин так и не смог. Лань Чжань задремал, когда он крепко обнял его со спины, притянув поближе к себе. Обычно все было наоборот — Лань Чжань обхватывал его за талию, и Вэй Ин проваливался в сон, чувствуя тепло его тела и слыша ровное дыхание у затылка. Но в эту ночь он сделал так сам. Лицо Лань Чжаня было спокойным, умиротворенным, несмотря на события этого дня, который, к счастью, подошел к концу. В доме было тихо, лишь снаружи доносились пение цикад и плеск воды в пруду. Вэй Ин иногда приподнимался на локте, чтобы взглянуть на Лань Чжаня и удостовериться, что ничто не разбудило его, не встревожило. Он очень хотел, чтобы он просто отдохнул, чтобы был счастлив — безоглядно, как в то время, когда они только открыли друг другу свои чувства. Точнее, он открыл. Лань Чжань их и не прятал, просто Вэй Ин был слишком слеп. Или не мог даже представить, что его кто-то настолько сильно полюбит. Вэй Ин неслышно вздохнул и лег пониже, прижавшись лбом к спине Лань Чжаня между лопаток. Тонкая ткань нижних одежд, которые были просто накинуты на его тело, не помешала почувствовать шрамы от дисциплинарного кнута. Вэй Ин знал, что Лань Чжань не жалел о том, что сделал. Его супруг всегда поступал так, как ему диктовала совесть — до тех пор, пока к ней не примешался голос чувств. И все равно его поступки казались правильными, сколько бы боли они ни приносили и ему, и тем, кому он был дорог. Вэй Ин помнил, как разговаривал об этом с Лань Сычжуем, когда тот вернулся в Облачные Глубины после путешествия с Вэнь Нином. Воспоминания о детстве на Погребальных Холмах, которые пришли к нему столь поздно, затмили все, но потом появились и другие — о тех ранних годах, что он провел в клане Гусу Лань после осады, в которой погиб Вэй Ин. — Я мало что помню из-за болезни, — признался тогда Лань Сычжуй, низко опустив голову. Они с Вэй Ином сидели поздно вечером в одной из беседок, в которых ученики пили чай в свободное от занятий время. Разговорившись, они пропустили традиционный отбой в девять, но Сычжуй ни слова об этом не сказал. — За мной ухаживал Цзэу-цзюнь, — продолжил он. — Но иногда, когда жар отступал, он на руках приносил меня к Ханьгуан-цзюню. Тогда я не знал, кто он, хотя мы ведь виделись раньше в Илине. Но у меня была лихорадка, я почти все время спал или находился в бреду, так что различал людей вокруг лишь по прикосновениям и запахам. От Цзэу-цзюня пахло целебными отварами, что он приносил, и жасминовым эфирным маслом. А от Ханьгуан-цзюня… Сычжуй запнулся, посмотрел в сторону, так и не подняв глаза на Вэй Ина. Тот не стал его торопить, только сел поближе, приобняв за плечи. — От него пахло кровью. Как когда-то и от вас, — тихо сказал Сычжуй. — И теперь я знаю, почему. Его раны постоянно открывались и очень плохо заживали. И я помню еще кое-что. Вэй Ин вздохнул вместе с ним. Он был не в силах как-то утешить юношу, потому что и сам прекрасно знал, что никакие слова в попытках успокоить не уймут боль от этих воспоминаний, которых у Сычжуя и так за всю жизнь было слишком мало. Потому что они бы ввергли в отчаяние и взрослого. Сычжуй быстро поднял руку и стер рукавом сорвавшуюся с ресниц слезу, прежде чем она успела скатиться по щеке. — Цзэу-цзюнь очень сдержанный человек. Он всегда улыбается, всегда приветлив и добр ко всем. Никто никогда не видел, как он злится, как выходит из себя, — произнес он. — Но тогда он рыдал у моей постели, думая, что я сплю. Он что-то шептал, я не все разобрал. Но понял, что кто-то мог умереть и что Цзэу-цзюнь не знал, как будет жить дальше, если это случится. Уже после я осознал, что эти слова были о Ханьгуан-цзюне. Он действительно мог… Вэй Ин не хотел, чтобы Сычжуй заканчивал эту фразу. Тот тоже так и не сумел произнести вслух, что Лань Чжань в какой-то момент мог умереть. И был близок к этому настолько, что Лань Сичэнь не находил себе места от отчаяния и разрыдался у постели маленького ребенка, которого скрывал ради брата. Больше в тот вечер они ни о чем не говорили, просто сидели рядом. Сычжуй, воспитанный в Гусу Лань, все же справился с эмоциями, но Вэй Ин все равно обнимал его. Он себе тогда в этом не признавался, но ему хотелось нагнать все то, что он пропустил за тринадцать лет. Быть рядом в те моменты, в которые так был нужен этим людям. Но он умер, думая, что не нужен никому. Однако в это время человек, ставший для него всем, умирал от ран и горя, а ребенок, которого он любил, как сына, мучился от болезни. И его не было с ними, чтобы защитить. Вэй Ин, переродившись, не раз мечтал вернуться в прошлое и дать самому себе затрещину за собственное высокомерие, за все то, чего он не видел тогда, считая, что весь мир шел против него. Но в тот момент ему хотелось придушить даже себя в небытие — за то, что не хотел возвращаться, не откликался на зов Лань Чжаня, оставив его одного во тьме и холоде. Не в силах больше думать обо всем этом, Вэй Ин осторожно встал с постели и взглянул на окно, за которым небо уже было подернуто светлыми красками. Он оделся, собрал волосы в хвост и снова подошел к спящему Лань Чжаню. Его распущенные пряди лежали на простынях, как штрихи чернильной росписи. Обнаженное плечо в таком свете казалось фарфорово-белым. Вэй Ин улыбнулся, глядя на него, и, склонившись, прикоснулся губами к его руке на покрывале. — Я скоро вернусь, Лань Чжань. Ему нужно было пройтись и подумать о том, что делать дальше. Легко сказать «я готов ради тебя на все», когда ты так сильно любишь человека, что действительно веришь в свои слова. Ты стерпишь боль, отдашь то, что тебе дорого, будешь сражаться до последней капли крови во имя него. Но как быть, если с тебя никто ничего и не просит? Когда нельзя пойти, вырвать из себя кусок и отдать в жертву, о которой потом не будешь сожалеть. Что ты можешь, если это больше не война? Если речь идет о тебе самом. Здесь мало простых усилий или решимости, мало быстро бегать, обладать какими-то навыками и уметь терпеть самую сокрушительную физическую боль. Прежде чем отправиться в город, Вэй Ин немного прибрался на кухне, чтобы не спотыкаться об вещи на полу, а потом навестил Яблочко на поляне рядом с прудом и покормил его фруктами. Лань Чжань вряд ли нарушит свой режим, чтобы подольше поспать, но хотя бы не проснется от этих лютых голодных воплей. Размышляя, Вэй Ин шел через лес, пока не добрался до поселения. Большинство жителей еще спали, только настоятели храма безмолвно подметали каменные дорожки, и женщины собирались на работу в поле, повязывая вокруг голов лоскуты ткани, чтобы защититься от солнца и пота. У него не было особой цели, так что он просто прогуливался, прислушиваясь к себе. После ночи, проведенной с Лань Чжанем в занятии любовью и совершенствованием одновременно, Вэй Ин все еще ощущал его духовные силы. Медитация укрепляла энергетические каналы, и, если его собственная энергия была еще слаба, сила Лань Чжаня была чистой, заполняющей и исцеляющей. Он очень глубоко погрузился в свои мысли, а потому вздрогнул всем телом, едва не отпрыгнув в сторону, когда на его запястье вдруг сомкнулись чьи-то пальцы. Вэй Ин резко обернулся и выдохнул — одновременно от облегчения и удивления. Перед ним, мягко улыбаясь, стоял Сун Лань, с которым они последний раз виделись в городе И при весьма печальных обстоятельствах. На нем были простые белые одеяния, которые заменили плотные черные, что он носил раньше. Вэй Ин едва его узнал, но перепутать ни с кем не смог бы. — Сун Цзычэнь? — медленно произнес он, все еще не веря своим глазам. Что Сун Ланю делать здесь, так далеко от их земель? Неужели в поисках чего-то он тоже забрался в эти края? Тот кивнул, продолжая улыбаться, и отпустил его руку. Вэй Ин заметил, что за его спиной по-прежнему были два меча: Фусюэ и Шуанхуа. Весь его образ источал спокойствие и гармонию; в темных глазах читалась искренняя радость от встречи. В глазах, которыми когда-то точно так же смотрел на этот мир Сяо Синчэнь. Вэй Ин тоже улыбнулся и вежливо поклонился. — Очень удивлен видеть здесь вас. Сун Лань дважды кивнул, давая понять, что он тоже удивлен не меньше. Он жестом указал в сторону, и Вэй Ин повернул голову, натыкаясь взглядом на таверну, которую только открывали. Хозяйка стояла у двери к ним спиной, поправляя колокольчик на длинной потрепанной тесьме. — Да, хорошая идея. Я еще не завтракал, — сказал Вэй Ин, вновь посмотрев на Сун Ланя. Они вдвоем зашли в еще пустую таверну и опустились на подушки у небольшого стола. Хозяйка, закрывая рот рукой, чтобы они не видели, как она зевает, еще не до конца проснувшись, спросила, что они хотят отведать. Вэй Ин не знал, ест ли Сун Лань вообще, поэтому замешкался. Вэнь Нин, например, с которым они были примерно похожи, не употреблял пищу. Наверное, именно поэтому с огромной радостью пребывал в Гусу — ему не нужно было пить тот отвратительный овощной суп. Сун Лань очень умело при помощи четких и изящных жестов попросил хозяйку принести им чай. Та сразу его поняла и быстро закивала, почтительно кланяясь. — Хорошо, молодой господин. Что-то еще? Сун Лань перевел взгляд на Вэй Ина. Тот, вспомнив, что собирался позавтракать, попросил еще пару мясных булочек. Ему очень хотелось расспросить старого знакомого о том, как он жил все эти годы, но он не представлял, как это сделать — Сун Лань не мог говорить. Словно прочитав его мысли, тот медленно протянул к нему руку и вопросительно поднял брови. Вэй Ин сначала нахмурился, не понимая, чего он хочет, но потом его внезапно осенило. Он кивнул и чуть подался вперед, позволяя Сун Ланю коснуться белыми, как иней, пальцами его лба. «Так нам будет куда проще. Очень рад вас видеть, молодой господин Вэй», — раздался в голове приятный, глубокий голос. Вэй Ин удивился, что Сун Лань мог применять такую технику. На его памяти, только Лань Чжань из тех, кого он знал, умел правильно ею пользоваться. Наверное, такими же навыками владел и Лань Сичэнь, но на практике Вэй Ин этого ни разу от него не видел. — Так что вы здесь делаете, Сун Цзычэнь? — спросил Вэй Ин, поблагодарив хозяйку, которая принесла им чай. Сун Лань, аккуратно придержав края широкого рукава, разлил чай по пиалам. В нем было столько гармонии, почти трепетного умиротворения, что Вэй Ин невольно залюбовался его спокойным лицом и плавными движениями. Совсем не таким он помнил Сун Ланя в тот день, когда их дороги разошлись в городе И. «Как я и обещал, молодой господин Вэй, я лишь иду по дороге жизни с Шуанхуа в руке», — отозвался Сун Лань. Его губы, которые не шевелились, хотя Вэй Ин слышал его голос, тронула легкая улыбка. — «А эта дорога порой заводит в самые отдаленные места». — Да, это так, — сказал Вэй Ин, опустив взгляд. Он отпил горячий чай и вздохнул. «Вижу, вас она завела так же далеко», — продолжил Сун Лань. — «Вы здесь вдвоем с Ханьгуан-цзюнем?» — Да. Мы поселились здесь… на какое-то время. Вэй Ин не хотел кому-либо рассказывать о причинах их с Лань Чжанем пребывания в этих краях. Однако Сун Лань был первым знакомым лицом, что он увидел за все эти месяцы, к тому же его аура очень располагала к доверию. Поколебавшись еще немного, он все же в общих чертах поделился с ним их непростой проблемой. — Пока я не решил, что предпринять, — сказал Вэй Ин, доливая чай — горло пересыхало, и он выпил уже две пиалы, пока говорил. — Но все будет хорошо, — улыбнувшись, добавил он. Сун Лань внимательно его слушал, ни разу не перебив. Вэй Ин даже начал беспокоиться, что техника перестала работать, утратив силу. Он мог не слышать голоса не потому, что у Сун Ланя не было вопросов, а потому, что тот просто не мог их задать. Но эти сомнения сразу исчезли, стоило ему закончить. «Я уверен, вы все сделаете правильно», — произнес Сун Лань. Его слова звучали, как шум воды бурного ручья, что впадал в спокойную реку, превращаясь из потока в плавное, величественное течение. — «Все мы когда-то впервые формировали золотое ядро. Мое тело по сути мертво, но моя духовная энергия сейчас сильнее, чем была». Вэй Ин нахмурился. О таком он еще не слышал. Вэнь Нин при жизни, хоть и был совершенствующимся, не обладал особой силой, а потому и не вспоминал о ней, став мертвецом. — Это… возможно? — спросил он неуверенно. «Нет», — ответил Сун Лань. Его лицо сохраняло очень дружелюбное, теплое выражение, а глаза поблескивали, как черная вода в омуте в солнечный день. — «Вам ли не знать, что все, что невозможно, бывает достижимым?» Вэй Ин усмехнулся. Действительно, ему ли не знать? Он собирался задать следующий вопрос, но только набрал в грудь воздуха и прикусил губу, не давая вырваться словам. Стоило ли напоминать об этом? «Вы хотели спросить меня о Сяо Синчэне?» — раздалось мелодичным переливом в ушах. Только ли голос Сун Ланя был в его голове, или тот научился еще и мысли читать? «Не волнуйтесь, молодой господин Вэй. Если вы станете задавать мне вопросы о нем, я буду только рад на них ответить. Это счастье для меня поговорить с тем, кто помнит Сяо Синчэня». Вэй Ин кивнул, вновь опуская взгляд. — Его душа… Сун Лань прижал обе руки к груди, положив их одну на другую. «Она всегда со мной. Спустя время, и он, и А-Цин ушли. Не знаю, как я понял, что пора, но мне так показалось. Я просто открыл тот мешочек и… надеялся лишь на то, что они смогут найти свой путь. Мне остается ждать Сяо Синчэня в цикле перерождений, стараясь быть достойным права сказать ему «прости», если судьба сведет нас вновь», — произнес его голос. У Вэй Ина дрогнуло сердце. Он посмотрел на собственную руку с налобной лентой Лань Чжаня на запястье и не удержался, чтобы не накрыть ее ладонью. Когда-то в юности он был так беспечен, дотрагиваясь до этой вещи, когда вздумается, ради забавы. Но знание о том, что она символизировала, быстро поставило его на место. Это был способ сказать «ты все для меня», и Вэй Ин даже жалел, что у него нет чего-то подобного, что он мог бы отдать Лань Чжаню, чтобы показать, что это взаимно. Оставалось лишь беречь то, что сохранили для них традиции. Сун Лань тоже взглянул на ленту на его правой руке. Его лицо смягчилось, когда Вэй Ин снова посмотрел ему в глаза. «Вы этого заслуживаете, молодой господин Вэй. Вы использовали темную ци, но мне, как никому другому, известно, что и это можно делать во благо. Отпустите сожаления и страхи. Это единственный способ стать достойными тех, кто отдал нам все». Создавалось впечатление, что они не разговаривали вовсе. Вэй Ин лишь произносил пару слов, а Сун Лань отвечал ему, даже не получив четкого вопроса и не размыкая губ. Вэй Ин поймал себя на мысли, что он стал похож на Сяо Синчэня. Такое же тепло и смирение, которые демонстрировали его внутреннюю силу. Мертвые не должны так лучиться добром и пониманием, не должны походить на мягкий зимний рассвет, но это было именно то, что Вэй Ин видел сейчас своими глазами. — Вы достойны, — произнес он тихо. — Я бы очень хотел, чтобы вы снова встретились. Когда это случится, Сяо Синчэнь будет также счастлив. «Я не сразу пришел к этой мысли», — прозвучало в голове. — «Но в один день понял, что любовь, сожаление, жажда встречи, желание сказать «прости» — такая же сила, как энергия стихии. И такой же способ совершенствования. Даже если мы никогда не увидимся, я не хочу, чтобы эти глаза плакали». Вэй Ин проследил взглядом за движением Сун Ланя, когда тот поднял руку и бережно коснулся собственных ресниц. Под ними блестели черные, ясные глаза, подобные зимней ночи, но в них не было слез. Позже они простились на улице города и разошлись, как когда-то. Вэй Ин долго смотрел вслед Сун Ланю, ступающему по дороге, которая вела его в неизвестность. Однако он шел по ней с мягкой улыбкой на губах, каждый день обещая себе быть лучше во имя человека, что когда-то стоял с ним плечом к плечу. До новой встречи. Ляо Шан превратил свою жизнь в вечный зимний холод и мерзлоту, не сумев обратиться к собственному сердцу и любви в нем, чтобы остаться собой. Разрушительная сила стихии, которая была такой же, как темная ци, быстро изменила его, как мороз иссушает кости, делая их хрупкими. Вэй Ин не хотел быть таким же. У него были воспоминания о тех, кого он любил и потерял. И было чувство, заставлявшее его сердце биться быстрее и приятно тяжелеть в груди, к тем, кто остался рядом. Лань Чжань был с ним. У него была возможность засыпать с ним рядом, улыбаться ему и смотреть в его глаза. Вэй Ин с самого начала неправильно подходил к медитациям и попыткам вернуть себе былое. Пора было смириться с тем, что не будет, как раньше. Потому что будет лучше. Совершенствование — огромный океан, в котором люди знали лишь несколько основных островков. Путь меча был одним из них. Но Сун Лань только что показал ему другой. Духовным силам нужен был источник, и человеческое тело его давало, но тело Вэй Ина уже было изменено тьмой и перерождением. Тело. Но не сердце. Лань Чжань стирал одежду, когда Вэй Ин вернулся и нашел его у ручья. Почему-то даже за таким простым занятием он выглядел изящно и красиво. Его волосы все спадали на одно плечо, как черная волна, и кончики касались воды, когда он наклонялся. В них не было ни заколки, ни ленты, только блеск от солнечных лучей, что проникали через листву. Вэй Ин быстрым шагом подошел к нему и опустился рядом на колени, в следующее мгновение крепко обнимая сбоку и прижимаясь к его плечу. Лань Чжань смял в пальцах тяжелую от воды белую ткань. — Вэй Ин. — М? — У меня мокрые руки. — Меня это не смущает. — Вэй Ин, — вздохнул Лань Чжань и, чуть повернув голову, поцеловал его в макушку. — Хватит дурачиться. — Не будь так строг ко мне, Лань Чжань, — протянул Вэй Ин. — Я соскучился. Лань Чжань молча распрямил пальцы, которые по-прежнему держал в воде. Брызги попали Вэй Ину на лицо, и он засмеялся, вытирая капли ладонью. — Ханьгуан-цзюнь тоже решил подурачиться? — воскликнул он, наклоняясь, чтобы зачерпнуть целую пригоршню. — Вздор! — отозвался Лань Чжань. В дом они вернулись мокрые до нитки. Яблочко, который пасся у пруда, лишь проводил их взглядом. Вэй Ину даже показалось, что с укором. * * * Медитации стали другими. Прошло еще полмесяца, прежде чем Вэй Ин смог взять под контроль духовные силы, которых вдруг стало так много. Техники тренировки тела, что использовали в Гусу Лань, тоже давали свои плоды. Его энергетические каналы, истерзанные темной ци, долгое время не могли заставить силу циркулировать, как нужно, но и тут ответ нашелся в партнерском совершенствовании. Во время одной из медитаций Лань Чжань, не сказав ни слова, сел за спиной Вэй Ина и приложил ладонь к его солнечному сплетению — на расстоянии, в которое едва вошла бы тонкая игла. Его духовная сила не вливалась сплошным потоком, как раньше, а просто мягко, еле касаясь, окутывала каналы. Вэй Ин глубоко и размеренно дышал, чувствуя, как теплеют сомкнутые напряженные пальцы, как все внутри выстраивается в уже давно забытый порядок — цикл, по которому при гармонии и должна была течь энергия под влиянием золотого ядра. Это было то, чего он не ощущал слишком давно. Целую жизнь. Одним вечером Вэй Ин медитировал один, пока Лань Чжань был в городе. Он сидел у ручья, слушая шорох прохладной воды. Уже стемнело, но ему не нужно было смотреть, чтобы видеть и ощущать все, что происходит вокруг. Вэй Ин позволил себе думать обо всем, что с ним случилось. Это не были осознанные мысли; разум просто подбрасывал картинки из прошлого, и Вэй Ин не вмешивался, чтобы пытаться это контролировать. Он вспоминал Цзян Яньли, ее добрую улыбку и ласковые руки, запах супа, что она готовила, жертву, что она принесла ради него. Сердце болезненно сжималось от мыслей о ней, но Вэй Ин говорил себе, что хочет быть сильнее ради нее. Что хочет дать ей понять — неважно, встретятся ли они снова, — что она не напрасно в него верила. Он думал о Цзян Чэне, который смог пережить все выпавшие на его долю потери и все равно сохранить в своем сердце способность прощать и любить. Цзинь Лин, выросший без матери и отца, был таким же. Кто еще мог вложить в него это, кроме его брата? Вэй Ин отдал ему золотое ядро и не жалел об этом, несмотря ни на что. Все лица, все трагедии в своей памяти Вэй Ин теперь встречал, в душе улыбаясь. Старики и ремесленники из клана Вэнь, спасшие жизнь детям другого поколения через много лет после собственной смерти. Вэнь Цин, которая поступила по соображениям своей совести, пытаясь спасти его от гибели и несправедливых нападок. Цзинь Цзысюань. Цзян Фэнмянь и Мадам Юй. Его родители. Да, они многих потеряли, но были живы — во имя. «Спасибо» и «прости» — слова. Но их можно не только произнести, не только сказать вовремя. Их можно прожить. Вэй Ин сцепил подрагивающие пальцы, переплел их и опустил руки, коснувшись ребрами ладоней низа живота. На вдохе медленно поднял, не разрешая себе отступать. Пустоты больше не было. И он не встретит ее сейчас, разрешая энергии бурным потоком, как ручей перед ним, циркулировать в теле. Сила земли. Сила человека. Сила сердца и его стремлений. Вэй Ин замер на мгновение, прежде чем поднять руки выше — через солнечное сплетение и грудь — к ключицам. Холодную воду в ручье озарили багряные всполохи. * * * Когда Лань Чжань вернулся в дом, Вэй Ин сидел на кровати, глядя на собственные руки так, словно впервые их видел. Тело пружинило, словно в каждой его клеточке пульсировало и билось: жизнью, силой, энергией. Внутри ощущалось особенное тепло. Когда-то он воспринимал это, как должное, но только не теперь. Он смотрел и не мог насмотреться на это отражение своего прошлого. С его ладоней поднимались вверх чистые энергетические потоки рубинового цвета, и Вэй Ин наблюдал, как они окрашивают темноту вокруг. Свечи он не зажигал. Только звук осторожных шагов заставил его замереть и обернуться. Лань Чжань стоял, глядя на него и опустив руки вдоль тела, словно они вдруг стали слишком тяжелыми. Его бледное красивое лицо не изменилось, но глаза ярко блестели. В них отражался тот же алый свет, что озарял комнату. Вэй Ин сцепил руки в замок, погружая все в сумеречную темноту. Через окно внутрь проникал лишь свет луны. Он улыбнулся. — Лань Чжань. Он так ждал его, так хотел прикоснуться к нему, так хотел рассказать, что… Лань Чжань сделал несколько шагов, которые показались Вэй Ину неловкими, неуверенными, словно он мог в любой момент упасть. Он приподнялся, протягивая к нему руки, и сомкнул пальцы на хрупких, холодных запястьях. Но не смог перестать улыбаться. — Лань Чжань. Эй… — Вэй Ин притянул его ближе к себе, заставляя опуститься рядом с ним на кровать, провел ладонью по его лбу, убирая тонкие волосы, что выбились из аккуратных прядей из-за ветра. — Я… Он не знал, что и как сказать. Лань Чжань и так все видел, чувствовал, им не нужны были слова, чтобы объяснить что-то друг другу. Вэй Ин прикусил губу и покачал головой. — Все же учителю Ланю придется терпеть меня куда дольше, — произнес он. Мелькнула мысль, как обрадуется Лань Сычжуй, который тоже так сильно переживал из-за этого. Как Цзян Чэн, наконец, сможет сбросить с себя это бремя, что Вэй Ин на него возложил, желая спасти. Как сам он коснется Лань Чжаня — так, как мог мечтать сделать лишь в далекой юности. Как… Лань Чжань опустил взгляд, чуть подавшись навстречу, и Вэй Ин привлек его ближе, упираясь лопатками в изголовье кровати. Лань Чжань, не поднимая головы, приложил ладонь к его груди, замер на мгновение и провел чуть ниже, словно не верил в то, что чувствовал. — А-Ин… Вэй Ин даже не дышал, наблюдая за его движениями, но, услышав таким свое имя — Лань Чжань ни разу так его не называл, — не выдержал и крепко обнял его, почти роняя на себя. До боли и жара колотилось сердце. Лань Чжань обхватил его одной рукой, смяв пальцами другой одежду на его животе так, что она тихо затрещала. Вэй Ин обнял его за голову, перебрал волосы, растеряв все слова, какие только хотел сказать, пока шел сюда из леса. Лань Чжань уткнулся лицом в его рубаху под ключицей. У него задрожали плечи, и Вэй Ин услышал то, что не слышал от него никогда — тихий, рваный всхлип. Он закрыл глаза, не зная, как вдохнуть. В груди стало так больно и одновременно тепло, что он боялся задохнуться от этого чувства. Лань Чжань плакал — обессиленно, почти беззвучно, обняв так крепко, будто Вэй Ина кто-то мог у него отнять. Плакал, наверное, впервые в жизни позволяя себе пролить больше одной слезы. Вэй Ин чувствовал эти слезы на своей коже, рассыпаясь от них на части. — Я знаю, — произнес он еле слышно, точнее — выдохнул вместе с воздухом, что начал сдавливать легкие. — Я знаю. Это было все, что он мог сказать Лань Чжаню в этот момент. Он не собирался говорить что-то, что могло заставить его плакать еще сильнее. Они уже произнесли все, что было нужно: признавались в любви, в страхе потерять, в нежелании жить в этом мире друг без друга. И теперь Вэй Ин хотел только одного — чтобы Лань Чжань, наконец, был счастлив. И свободен от гнета того горя, что пережил в одиночестве. Вэй Ин прижался губами к его волосам и зажмурился. В следующее мгновение ему пришлось запрокинуть голову, чтобы Лань Чжань не смог заметить или почувствовать слезы, которые все же потекли по его щекам. Они лежали так какое-то время, до боли сжимая друг друга в объятиях. Вэй Ин кусал губы от каждого всхлипа Лань Чжаня, вцепившись пальцами в его одежду, но не позволял себе ни слова, ни звука. Если он заплачет вот так навзрыд, Лань Чжаню будет больно. Пусть это и слезы облегчения, их все равно тяжело вынести тому, кто тебя любит. Поэтому он молчал, стараясь медленно дышать и ни на мгновение не ослабляя руки, которыми держал супруга у своей груди. Когда дыхание Лань Чжаня выровнялось, Вэй Ин заставил себя разжать пальцы, которыми стискивал ткань его одежд, и осторожно коснулся его виска, отвел пряди волос, безмолвно прося разрешения взглянуть на его лицо. Лань Чжань поднял голову, и Вэй Ин сразу положил ладонь на его щеку и приник губами к губам. От нежности заходилось бешеным ритмом сердце и кружилась голова. Вэй Ин долго целовал губы Лань Чжаня, влажные подрагивающие ресницы, щеки, скулы. Они пролежали так, обнимаясь и осыпая друг друга поцелуями, до самого рассвета, когда небо за окном налилось лиловыми оттенками. И по-прежнему чувство восторга вызывало то, как, когда они переплетали пальцы рук, сливались воедино их духовные силы. Живое пламя и чистый снег. Первые солнечные лучи ложились на кожу Лань Чжаня, делая ее похожей на белое золото. Вэй Ин водил по ней кончиками пальцев, касался губами. Заниматься любовью вот так было упоительно, хотя оба и подумать не могли, что может быть еще лучше, чем то, что случалось между ними раньше. Словно они отвоевали годы юности, словно не было войны, тринадцати лет и хрусткой морозной тишины в ответ на ищущий, зовущий плач струн с затаенной в нем мольбой. Совершенствование было именно таким. Сила земли. Сила человека. Сила сердца и его стремлений. Сила любви, которая могла победить тьму и обыграть время. * * * Яблочко вопил где-то в отдалении, жалуясь, что ему никто этим утром не принес фрукты. Вэй Ин радовался только, что не стал открывать окно, потому что иначе эти звуки были бы куда громче. Ему хотелось слушать только чужое дыхание и стук сердца в груди, к которой он прижимался ухом. — Лань Чжань, — позвал он, вспомнив неожиданно то, о чем хотел спросить все это время. Он так резко начал говорить, что Лань Чжань невольно крепче прижал его к себе, хотя до этого его рука расслабленно лежала на плече. — Что такое? Вэй Ин покачал головой и усмехнулся. — Все хорошо, я не хотел тебя пугать. Скажи, откуда у тебя Суйбянь? Лань Чжань вздохнул. — Цзян Ваньинь оставил в свой последний визит в Облачные Глубины. Вэй Ин нахмурился и приподнял голову с его груди. — Зачем? — Сказал, что, если ты не восстановишь золотое ядро… — Лань Чжань замолчал, потом перевел на него немного укоризненный взгляд. — Я не буду повторять эти слова. Оставалось только рассмеяться. Вполне легко было вообразить, какие именно слова Лань Чжань так не хотел повторять. Вэй Ин с Цзян Чэном общались будто на другом языке, по сравнению с воспитанниками Гусу Лань. — И ты взял его с собой? В мешочке Цянькунь? — Мгм. Вэй Ин улыбнулся и перелез через Лань Чжаня, чтобы дотянуться до его давно снятого пояса. Прохладная ладонь скользнула по бедру поверх ткани нижних одежд, и Вэй Ин чуть не свалился носом в пол, еле удержав равновесие. — Пощади меня, Ханьгуан-цзюнь, — шутливо надув губы, взмолился он, снова устраиваясь на постели. — Даже с духовными силами мне тяжело держать твой темп. Лицо Лань Чжаня было таким серьезным, что он снова не сдержал смеха. Все-таки подшучивать над ним всегда будет весело, сколько бы ни прошло лет. Он потряс мешочком Цянькунь, который отвязал от его пояса. — И что еще ты с собой взял? Специи, сушеные фрукты для Яблочка, мой меч, — перечислил Вэй Ин. — Ты А-Юаня не прихватил? — Он демонстративно потянул за тесемки и заглянул в мешочек. — Эй, А-Юань, ты тут? Лань Чжань приподнялся и забрал его из его рук. Вэй Ин просто пошутил, но, судя по виду супруга, в его шутке все же что-то было. — Сычжуй в Облачных Глубинах, — сказал Лань Чжань, аккуратно погружая руку в маленький тканевый мешочек. — Но кое-что от него действительно есть. Что-то блеснуло в солнечных лучах жемчужным белым. В пальцах Лань Чжаня переливалась крупная бусина с прикрепленной к ней алой кисточкой. Вэй Ин в неверии покачал головой и взял у него вещицу. Это была подвеска, так похожая на те, которыми он любил украшать свои артефакты и оружие, если бы не редкой красоты белоснежный камень. — Что это? — спросил Вэй Ин, разглядывая его. Тончайшим узором по бусине вились облака, подобные тем, какими расшивали клановые налобные ленты в Гусу Лань. — Это талисман, который сделал Сычжуй, — отозвался Лань Чжань. Вэй Ин чуть не выронил украшение из рук. — Что? Вместо ответа, Лань Чжань поднялся и на пару минут исчез, после возвращаясь с Чэньцин. Он передал ее Вэй Ину и сел рядом, глядя на флейту вместе с ним. Все это время она лежала в сундуке, спрятанная со всем, что они решили убрать с глаз, пока жили здесь. Вэй Ин тихо прочистил горло и снял сдерживающие талисманы. Чэньцин привычно легла в руки, пальцы будто сами потянулись к отверстиям на ее корпусе. Несмотря на то, что это был темный артефакт, он любил эту флейту. Неожиданная догадка заставила его замереть. — Что? — повторил он, вновь взяв украшение с белой бусиной. Нет, ему показалось. Этого не может быть. Он посмотрел на Лань Чжаня, и тот только кивнул, будто прочитав его мысли. Вэй Ин снял с Чэньцин подвеску, висевшую на ней, и заменил на ту, что Лань Чжань достал из мешочка Цянькунь. Поднес подрагивающие от нетерпения пальцы к корпусу флейты. Никакой тьмы. Только мягкие, обволакивающие потоки, какие ощущались от мечей и другого духовного оружия. — Как? — выдохнул он. — Сычжуй провел на Погребальных Холмах столько же времени, сколько и ты, — объяснил Лань Чжань. — И все же, пусть он был слишком мал, чему-то ты его невольно обучал, кроме… тех непристойностей. — Ой, не такие уж непристойности! — скривил губы Вэй Ин, но потом его мысли снова вернулись к подаренной подвеске. Это был сильнейший талисман, который удерживал темную ци, разрушая ее и оставляя лишь светлую энергию. Чэньцин с таким талисманом можно было использовать как духовное оружие, даже не тратя силы на то, чтобы как-то контролировать ее. Вэй Ин проглотил вставший в горле ком. — А-Юань сам сделал талисман? Я не видел таких ни разу за обе жизни! — произнес он. — Да. Сделал. Как и ты когда-то. Вэй Ин покачал головой, сжимая черную флейту обеими руками и разглядывая клановый облачный узор на бусине и ворох красных нитей в бахроме. Он представил, как Лань Сычжуй придумывал этот талисман, мастерил один, другой, третий, пока не получилось то, что он хотел. По крайней мере, так всегда поступал сам Вэй Ин, когда что-то изобретал. И теперь А-Юань… сделал это для него? Словно знал, зачем они уходят, знал, что у них все получится. Лань Чжань, почувствовав его настроение, сел чуть ближе. Вэй Ин положил голову ему на плечо. — Я хочу домой, Лань Чжань, — произнес он с улыбкой, закрывая глаза. — Давай вернемся домой. — В Гусу? — мягко прозвучало у уха. — Да. Давай вернемся в Гусу.