Сердце Человека

“All you've got to give exists in a shared truth Love, a waterfall turns brittle bones to youth” ♫ The Spiritual Machines - The Wreckoning

От звезд и неровной с одного края луны на землю опускался мягкий, бархатный свет. В этих краях рано темнело, но ночи здесь были упоительно красивыми и тихими. Воздух пах костром, влажной травой и прудом, который находился так близко, что Вэй Ин видел его из окна, когда просыпался, а засыпал под возню маленьких темных уток в камышах. Над невысокими воротами покачивался на ветру колокольчик с увесистой красной бахромой. На его острых медных краях поблескивала вода от прошедшего днем дождя. Нити в плетеном украшении-кисти тоже намокли и потемнели, вытянулись от влаги. Стояла такая тишина, что можно было услышать, как бьются капли об каменную дорожку, слетая с молодого деревца у бамбуковой ограды. Вэй Ин сидел на деревянном крыльце, поставив одну ногу на ступеньку ниже и положив на колено вытянутую руку. С его плеча сползло покрывало, в которое он кутался, потому что постоянно мерз, но ему не хотелось шевелиться, чтобы поправить его. Достаточно было того, что от плотной, но простой ткани, которая не шла ни в какое сравнение с дорогими полотнами в Облачных Глубинах, чувствовался приятный, еле уловимый запах благовоний. Эти курительные палочки, что они зажигали в доме, служили даже скорее не для изысканных ароматов, а для отпугивания москитов, да и пахли они чем-то горьковатым, но свежим. Вэй Ину нравилось. Он плохо помнил, как именно они выбрали это место. Сам он практически и не участвовал в этом выборе, так как лихорадка, которая началась в Иньли, не отступала очень долго. К моменту, когда они с Лань Чжанем добрались до городка, который теперь располагался в пяти ли от них, если идти короткой дорогой через лес, Вэй Ин был настолько слаб, что следующие несколько дней провел в постели в полузабытьи. Судьба оказалась благосклонна — сны ему не снились. Только иногда, когда Лань Чжань будил его, чтобы напоить отваром или дать поесть, Вэй Ину чудилось, что он в Юньмэне. Возможно, он даже звал Цзян Яньли. Сам он не помнил точно, а Лань Чжань был тактичен настолько, что ни слова не сказал о его разговорах в бреду. Может, Вэй Ин и не произносил ничего вслух. Как бы то ни было, болезнь осталась в прошлом, и Вэй Ин о ней не жалел. Она сильно ослабила его тело, но разум был чист, а внутри было спокойно. Так спокойно, что иногда становилось жутко. Они жили, как обычные люди, которые не очень-то любили чужое общество. Вэй Ин, разумеется, наведывался в город, чтобы купить еды или пообщаться с местными жителями, но это было совсем не то же, что раньше. Сейчас они с Лань Чжанем держались подальше от любых проявлений темных сил. В них и не видели совершенствующихся — просто путников, манеры которых были лучше, чем у большинства. Значит, родители хорошо воспитали. Вэй Ин медленно вдохнул прохладный ночной воздух и поднес к губам пиалу с уже изрядно остывшим чаем. Он мог вот так задуматься и просидеть весь вечер, наблюдая за переливами света в листве деревьев, пока он менялся с закатных красок на синие сумеречные оттенки. Это было спокойное место. Лань Чжань, когда жар Вэй Ина отступил, рассказал ему, что раньше сюда приходили совершенствующиеся для медитации, но теперь редко кто заглядывал — эта земля уже была не столь богата духовными силами, как когда-то. Но здесь был дом, в котором можно было жить, и мирная, спокойная тишина, простая и ничего в себе не скрывавшая. Однако не всегда все было так меланхолично. Вэй Ин бы и не смог по-другому. На прошлой неделе они с Лань Чжанем выпили местного вина из маленьких слив и ягод годжи. Лань Чжаню, разумеется, хватило пары глотков, чтобы уснуть, а потом проснуться с жаждой приключений. Вэй Ин до хрипоты смеялся, когда супругу в голову пришла мысль забраться на дерево. Сам он бегал вокруг него внизу, как белка, увидевшая на ветке орех, и уговаривал достопочтенного Ханьгуан-цзюня одуматься и не делать глупостей. «Лань Чжань! Лань Чжань, только не вздумай прыгать! Я тебя, конечно, поймаю, но не удержу!» — кричал он. Вэй Ин тихо рассмеялся, вспомнив тот вечер. И ночь, что за ним последовала. Лань Чжань был ласков с ним после болезни, но Вэй Ину очень хотелось той самой страсти, которая появилась между ними с первой же близости и с годами только крепла. Алкоголь помог убрать эту осторожность. Как будто без духовных сил они не могли быть такими же дикими в постели, как всегда. И пусть Вэй Ин на следующее утро вставал с кровати, держась за стенку, это было чудесно. Может, такой должна быть жизнь, о которой он когда-то мечтал? Вэй Ин очень хорошо помнил собственные мысли, с какими он ложился под руки Вэнь Цин, чтобы отдать свое золотое ядро Цзян Чэну. У брата и сестры Вэнь были покрасневшие от слез глаза, но сам он не разделял их горя над своей участью. Вэнь Нин, пытаясь отвлечь его от боли, гладил его руку, сжимал пальцы, а еще просил, чтобы Вэй Ин рассказал ему что-нибудь хорошее. И Вэй Ин даже рассказывал. С паузами, чтобы переждать желание закричать, глотая слезы, но он говорил. О жизни, которой сможет жить, даже не имея духовных сил. Самой простой, какой она и была бы, не найди его Цзян Фэнмянь на улицах Илина среди грязи и объедков. С человеком, который захочет быть с ним рядом. С обычными заботами, вроде приготовления пищи, уборки и работы в поле. Никаких битв и сражений. Никаких попыток прыгнуть не только выше других голов, но и выше собственной. Никаких мечей и бамбуковых флейт. Разве что ради музыки. Вэй Ин перевел взгляд на приоткрытую раздвижную дверь, ведущую в дом. Где-то там, закутанная сдерживающими талисманами, лежала Чэньцин, которую он так давно не брал в руки. Они с Лань Чжанем словно поставили все, что у них было, на паузу и жили в сплошной череде дней, похожих друг на друга, как капли дождя. О такой жизни он мечтал? Покрывало начало сползать еще ниже по плечу, а потом Вэй Ин вдруг оказался завернут в него, как в кокон. Задумавшись, он и не заметил, как к нему тихо подошел Лань Чжань. — Ты уже вернулся? — улыбнулся Вэй Ин, привычно давая поцеловать себя в лоб. Лань Чжань всегда так целовал его, когда приходил, стоило им разойтись больше, чем на час. — Мгм. Ты замерзнешь. Вэй Ин покачал головой. — Вовсе нет. Тут так хорошо, Лань Чжань, давай немного посидим здесь. Лань Чжань молча посмотрел на него, но потом все же сдался. Отодвинул пиалу, из которой Вэй Ин пил чай, и опустился рядом на деревянный настил на одну ступеньку ниже. С пруда, который не было видно за домом, донеслось негромкое кряканье уток. Пели несвязным фоновым гулом цикады. Вэй Ин придвинулся ближе, продолжая упираться лопатками в гладкую колонну без узоров и резьбы, подпиравшую крышу, и накинул край покрывала на чужую спину. Волосы Лань Чжаня были забраны в аккуратный пучок и повязаны широкой серой лентой, которая в таком свете немного отливала серебром. Выпущенные пряди мягко обрамляли изящное лицо. Его налобную ленту Вэй Ин с тех пор, как они ушли из Иньли, носил на своем запястье. Клановые одеяния Гусу Лань лежали, аккуратно свернутые, в сундуке в доме. На Лань Чжане была простая белая одежда, не такая плотная и не такая дорогая. Узкую, точеную талию обхватывал гладкий серый пояс. Молча полюбовавшись какое-то время его профилем в свете луны, Вэй Ин слегка улыбнулся и дотронулся до его плеча. Лань Чжань чуть развернулся к нему, поднял взгляд. Невольно вспомнилась их первая встреча в Облачных Глубинах. Тогда в этих глазах Вэй Ин видел золотое пламя, способное испепелить его на месте, а заодно и сосуд вина, который он пытался пронести к ученическим покоям. Сейчас же в них был мягкий греющий свет, все такой же пронзительный и глубокий, как солнечные переливы, играющие в капле древесной смолы. Вэй Ин улыбнулся и, дотянувшись, взял его руку в свою, погладил тыльную сторону ладони. Кожа Лань Чжаня была прохладной и слегка огрубевшей. Раньше такими были только кончики его пальцев из-за игры на гуцине. Теперь, когда их жизнь стала такой, вода, влажность, солнце оставляли свои отпечатки куда быстрее, чем музицирование. В течение нескольких лет на Погребальных Холмах Вэй Ин практически не обращал внимания на то, как выглядит. Задумался он об этом, лишь встретив в Илине Лань Чжаня. А-Юань цеплялся за его ногу, голосил «папа» на всю округу, а Вэй Ин, отсмеявшись, побоялся сразу подходить. Мысль о том, захочет ли вообще Лань Чжань стоять с ним рядом, не давала пошевелиться. Благодаря легкому от природы нраву, он быстро отмел эти опасения, но в памяти они остались. В свою юность Вэй Ин славился красотой, на него засматривались девушки, и он сам прекрасно осознавал собственную привлекательную внешность. Однако жизнь в грязи и смраде от истлевших трупов, в пещере, в которую не проникал солнечный свет, сделала свое дело. Никакая природная красота не могла скрыть изможденный вид, залатанную одежду и покрасневшие от бессонных ночей глаза. Лань Чжань с запечатанными духовными каналами, вынужденный заниматься работой по дому вместе с Вэй Ином, готовить, топить печь и проводить много времени на солнце, выглядел до боли в сердце красивым. Еще более близким, чем раньше. Таким же изящным, таким же чарующим. Вэй Ин уже собирался сказать ему об этом, когда перевернул его ладонь и вдруг задел пальцем шершавую линию на коже. Он нахмурился и опустил взгляд на чужую руку в своей. На ладони Лань Чжаня рядом с большим пальцем был свежий след от ожога. — Лань Чжань, — произнес Вэй Ин, приглядываясь, — откуда это у тебя? — Я был неаккуратен. Не волнуйся, все в порядке, — спокойно отозвался Лань Чжань и потянул руку на себя. Вэй Ин не отпустил. — Нужно обработать. У тебя еще остался порошок из трав? Лань Чжань только покачал головой. — Я схожу в город. — Вэй Ин. Запястье уже собиравшегося было встать Вэй Ина крепко обхватили длинные пальцы. По тону Лань Чжаня, которым тот произнес его имя, было понятно, что спорить с ним бесполезно. Соберись Вэй Ин сейчас в город, он пойдет с ним, и это после целого дня в круговерти дел. Оба хорошо уяснили за это время, как пишется слово «усталость», несмотря на выдержку, которую в них вбивали в детства. У адептов Гусу Лань она была, вместо позвоночника. Вынь кости, выдержка останется. Но не испытывать же ее каждый день, когда этого и не требовалось. — Лань Чжань, — покачал головой Вэй Ин со вздохом, снова аккуратно поддерживая его руку. Ожог темной неровной полосой шел по ладони, как рана. — Нужно залечить. У тебя останется шрам. — Пусть останется. Вэй Ин поджал губы и посмотрел на него. Кто-то включил упрямство, которое в Гусу тоже преподавали на отдельных занятиях. — Зачем? — спросил он. — В этом нет ничего плохого, — отозвался Лань Чжань. Вэй Ин отпустил его и сел ровнее, снова упираясь спиной в колонну. — Как будто тебе так шрамов мало, — выдохнул он тихо. Разумеется, Лань Чжань это услышал. Иначе и быть не могло. И это совсем не то, что имело смысл обсуждать этой ночью. Вэй Ин никогда и не считал, сколько следов от старых ран было на его собственном теле, его это не волновало. Но исполосованную спину Лань Чжаня он знал до последнего рубца — как визуально, так и на ощупь. И, сколько бы он ни целовал эти отметины, сколько бы ни кусал губы, глядя на них, сколько бы горьких слез ни пролил, уткнувшись лицом в спину супруга ночью, а было и такое, ему жизни не хватит, чтобы обратить эту боль вспять. Лань Чжань готов был терпеть все что угодно, и это «что угодно» всегда было связано с Вэй Ином. Клеймо на груди от раскаленного тавро, тридцать три рваных раны от дисциплинарного кнута, которые до конца не заживут никогда, стань они хоть сто раз подряд бессмертными, упреки от дяди, полные сожалений взгляды брата, холодность Вэй Ина, при помощи которой тот защищался от его пронизывающего взгляда в прошлой жизни… Все это и еще запечатанные духовные силы теперь, из-за чего Лань Чжань даже простой ожог, полученный на кухне, не мог залечить. Это жизнь, которой Лань Чжань заслуживает? Вэй Ину куда проще было смириться с бесславной тихой судьбой, похожей на стоячую воду в пруду, когда она касалась только его самого. Но утягивать за собой человека, который был достоин стать небожителем… Заныло сердце. Вэй Ин приподнялся, садясь ровнее за спиной Лань Чжаня, и крепко обнял его сзади, коснулся губами теплого затылка. От этих густых черных волос уже почти не пахло сандаловым деревом, так как здесь не было таких благовоний. Но Вэй Ина и без этого с ума сводил запах Лань Чжаня, который особенно хорошо ощущался у его шеи. — Давай попробуем завтра? — произнес он, закрывая глаза. Лань Чжань погладил его по правому запястью, вокруг которого была плотно повязана его налобная лента. — Ты уверен? — Да, — просто ответил Вэй Ин и улыбнулся. — По-моему, мы прождали достаточно. Тьма никак не проявляла себя все это время. Она не приходила к Вэй Ину в бреду, когда он страдал от лихорадки, не поднималась внутри беспокойным угольным туманом, когда он просыпался или засыпал. Все было так спокойно, что это даже пугало. Ни он, ни Лань Чжань не занимались никакими практиками, живя, как обычные люди, не знающие, что такое совершенствование и путь меча. И Вэй Ин с затаенной надеждой думал, что, может быть, теперь все получится. — Хорошо, — сказал Лань Чжань, наклоняя голову и целуя его руку, которой Вэй Ин крепко обнимал его со спины. * * * Сила земли. Таинство созидания. Энергия мира и гармонии. Сила человека. При медитации все это связывалось в единый неразрывный круг, циркулировало по энергетическим каналам светлой ци, полной жизни, словно сама юность. Вэй Ин сидел, выпрямив спину и сомкнув пальцы рук, даже с закрытыми глазами видя расположившегося напротив Лань Чжаня, который был, как его собственное отражение. Сначала он слышал пение птиц в верхушках деревьев, шелест ветра, ощущал запахи, чувствовал свое тело, но потом осталось только дыхание, ровное и глубокое. Вокруг больше не было леса, воздуха, солнечного света. Только он и Лань Чжань на расстоянии вытянутой руки. Установленная связь между ними могла бы дать понять о любом движении, любом изменении позы или сбившемся ритме сердца. Не нужно было видеть, чтобы уловить все это в партнере. Лань Чжань открыл энергетические каналы, но не использовал их. Его духовная сила просто наполняла его тело, как дожди — русла рек после длительной засухи. Вэй Ин чувствовал его светлую ци. Она была такой стремительной и яркой, хлесткой, как лоза. В эти моменты она была похожа на удивительной красоты животное, которое долгое время держали в неволе и, наконец, отпустили. Так расцветают деревья по весне — в одну ночь превращая пейзаж в пышущую цветом роспись на тонком шелке. Сила этого человека была прекрасна, как и он сам. И говорила куда больше, чем выражение его лица и те эмоции, проявление которых он допускал так редко. Вэй Ину хотелось дотянуться до него, дотронуться. Он скучал по ощущению его духовной силы рядом. Это нельзя было просто взять и выключить, хоть Лань Чжань именно это и сделал, потому что, хоть и воспитывался не в Юньмэн Цзян, умел делать невозможное. Но его светлая ци была его частью, плодом его огромных трудов, долгой и упрямой работы над телом и духом. Она очаровывала, завораживала, кружила голову. Если бы они могли в полной мере стать партнерами на пути совершенствования прямо сейчас, Вэй Ин потерял бы разум от этого упоительного чувства. Если бы он только мог прикоснуться к Лань Чжаню, используя ту силу, что когда-то была в нем самом. На равных, как в далекие пятнадцать, когда он просто… просто мог это сделать. Если бы. После первой медитации за столь длительное время болела голова. Вэй Ин чувствовал себя странно, а Лань Чжань, когда они возвращались домой, то и дело переводил на него обеспокоенный взгляд. И впервые с тех пор, как Вэй Ин вернулся с Погребальных Холмов, изменившись до неузнаваемости, его это злило. Он твердил себе самому и повторял Лань Чжаню, что с ним все в порядке, но что-то было не так. Пустота, с которой он думал, что свыкся, пока они жили в этом месте, отгородившись от всего и от всех, снова пожирала изнутри едким пламенем. Солнечный свет казался слишком ярким, воздух — душным, а из груди словно заново вырезали золотое ядро. Тьма молчала. Молчала так долго, чтобы напомнить о себе в тот момент, когда Вэй Ин меньше всего этого ожидал. Когда они вернулись в дом, его мысли крутились на одном месте, что очень изнуряло. Он чувствовал себя слабым, недостойным, а самое страшное — не мог найти в себе самом все то, что делало любую жизнь для него вполне терпимой. Вспомнились слова Лань Чжаня о том, что, потеряв золотое ядро, он не потерял свое сердце. Именно готовность сделать все ради других, удовлетворение от этого, безопасность близких делали его если не счастливым, то хотя бы спокойным. Теперь все это будто смело ураганным ветром. Вэй Ин искал в себе даже не духовные силы — себя. И не находил. Тьма смеялась над ним, как хищник, наблюдающий за своей жертвой. Нет, он не собирался сдаваться, и прежняя решимость сделать все ради того, чтобы вернуться на путь меча, никуда не исчезла. Но злость, раздражение, недовольство, которые были в принципе не свойственны Вэй Ину, окутывали голову тугим обручем, словно наваждение. Он заставлял себя молчать, чтобы случайно не сорваться на Лань Чжане, но для того его молчание было хуже любых жестоких слов. Порой то, как хорошо они знали друг друга, играло против них. Вэй Ин начал чаще уходить в город, потому что ему казалось, что среди других людей, которые ничего о нем никогда не слышали, ему было легче дышать. Скрывать что-то от Лань Чжаня было куда труднее, чем когда-то, а совесть из-за этого жгла и колола, как раскаленные угли. Они продолжали медитировать вместе, ходили к небольшому водопаду к северу от места, где поселились, чтобы постоять под холодными струями и очистить разум, но Вэй Ин ощущал лишь слабые толчки силы там, где в прошлой и бесконечно далекой жизни ее было так много. Сколько бы ветер ни вился над стоячей водой в пруду, посылая по ней рябь, она никогда не превратится в море. Однажды по пути домой Вэй Ин, на мгновение поддавшись чувству безнадежности, что отравляло его душу так, что не отличить, виной тому была тьма или его собственная слабость, произнес: — Ничего, Лань Чжань. Даже если не получится, я уже не вернусь на темный путь. Лань Чжань, шедший чуть впереди, остановился, но не обернулся. Вэй Ин резко выдохнул и легким тоном продолжил: — Такая жизнь для меня тоже не так плоха. Это лучше, чем превращаться в того, кем я не хочу становиться. Надеюсь, когда мы вернемся, учитель Лань потерпит меня… — добавил он, вовремя проглотив слова «еще какое-то время». Жизнь человека все же куда короче, чем жизнь совершенствующегося, даже если он не использует свои духовные силы. Лань Чжань ничего не ответил, лишь его плечи едва заметно дрогнули, прежде чем он снова продолжил идти. На следующий день Вэй Ин вернулся с прогулки в городе раньше, чем собирался, и застыл перед крыльцом дома, когда услышал доносящийся оттуда шум. Что-то звякало, ударялось об пол. Когда раздался оглушительный звон, будто что-то разлетелось вдребезги, он ворвался внутрь, забыв про все на свете. Лань Чжань стоял рядом с печью, глядя прямо перед собой. Вокруг был настоящий погром. Вэй Ин даже не знал, что у них было столько вещей, пока все они не оказались на полу. Под окном лежали осколки разбитого глиняного сосуда. Под ними медленно растекалась лужа воды. — Лань Чжань… — позвал Вэй Ин, в изумлении окидывая взглядом комнату. Глаза Лань Чжаня горели, как два янтаря, когда он посмотрел на него. Его руки были сжаты в кулаки, костяшки побелели. Дыхание было неровным, рваным, будто он долгое время бежал без остановки. — Что случилось? — спросил Вэй Ин, подходя ближе. — Лань Чжань? — Ничего. От его голоса даже воздух словно стал холоднее. Вэй Ин подошел к нему вплотную, положил ладони на напряженные плечи. Неужели, так погрузившись в собственные мысли и переживания, он не заметил, что что-то произошло с Лань Чжанем? Он никогда не был особо разговорчивым, так что Вэй Ин не волновался из-за того, что они мало общались последнее время. Это было куда лучше, чем если бы он высказал супругу все, как на духу. Хотя бы один из них должен был быть спокоен. И Вэй Ин привык, что этим одним чаще всего оказывался именно Лань Чжань. — Тогда почему ты разгромил кухню? — Вэй Ин крепче сжал пальцами чужие плечи. — Эй? — Извини. Лань Чжань опустил глаза и собирался обойти Вэй Ина, но тот не дал ему и шагу сделать. — Лань Чжань, поговори со мной. Что тебя так разозлило? — настаивал он. — Чашка выскользнула из рук. — Чашка? Лань Чжань, да здесь не одна чашка! — выпалил Вэй Ин, совершенно сбитый с толку. Лань Чжань все же высвободился из его хватки и вышел за дверь, не сказав больше ни слова. Не собираясь так просто сдаваться, Вэй Ин выбежал следом, едва не споткнувшись по пути об тарелку на полу. — Да что с тобой? — крикнул он в прямую удаляющуюся спину. Когда Вэй Ин почти догнал Лань Чжаня за ограждением из бамбука, где уже кончалась выложенная камнем дорожка, и схватил за локоть, воздух вдруг прорезала небесно-голубая вспышка. Лезвие призванного Бичэня, сияющее, как северная звезда, блеснуло перед глазами. Лань Чжань стоял, сжав в пальцах белую рукоять, а в следующее мгновение свободной рукой достал что-то из мешочка Цянькунь, что был закреплен на его поясе, и бросил Вэй Ину. Тот поймал, не глядя, и чуть не выронил собственный меч, когда узнал его. В солнечном свете ярко-алым горела украшавшая его кисточка. — Откуда он у тебя? — выдохнул Вэй Ин, подняв взгляд от Суйбяня на Лань Чжаня. Но ответа не получил. Лань Чжань сделал выпад, направив Бичэнь на него. Вэй Ин на чистых инстинктах обнажил свой меч и отбил атаку. Только в этот момент понял, что Лань Чжань вообще не использовал духовные силы, хотя удар был такой, что с легкостью срубил бы молодое дерево. — Лань Чжань! — воскликнул он, однако договорить не успел, потому что за первым выпадом последовал другой. И еще один. И еще. Лань Чжань совершенно не жалел его и не собирался сдерживаться. С духовными силами или без, он был мужчиной, без труда, при желании, способным погнуть голыми руками металл. Вэй Ину некогда было подумать о том, что Суйбянь был у Цзян Чэна, и, сколько бы тот ни предлагал, забирать его пока он не собирался, и даже о том, что произошло с Лань Чжанем. Он успевал только уворачиваться от ударов и отбивать их. Он очень давно не пользовался мечом, но оказалось, что разучиться делать это было невозможно. Тело быстро налилось привычным жаром, земля под ногами начала мягко пружинить. В голове словно звенели сотни маленьких колокольчиков, а воздух вокруг искрил, как когда-то мог лишь от потоков духовной силы. Хотя сейчас это был всего лишь бой на мечах, какой могли устроить обычные мужчины, владеющие оружием. Для этого не обязательно было быть совершенствующимися. Лицо Лань Чжаня оставалось каменным и не выражало ни единой эмоции. В глазах не было тепла, к которому Вэй Ин так привык за это время, зато мелькнуло то, что выдернуло землю из-под ног. Такая боль, что Вэй Ин почувствовал слабость в коленях. — Лань Чжань, — попытался он снова, но только получил еще один удар Бичэнем, который выбил Суйбянь из его руки. Сияющее на солнце лезвие, как осколок льда, прижалось к шее. Вэй Ин опустил руки и, тяжело дыша, снова посмотрел на Лань Чжаня. — Я не смогу, — вдруг произнес тот, не отводя взгляда. Его глаза потемнели; губы были бледными. — Что? — спросил Вэй Ин. — Я больше не смогу, — повторил Лань Чжань. Вэй Ин коротко взглянул на меч у своей шеи и проглотил вставший вдруг в горле ком. Пустоту внутри заменило волнение за человека, который стоял сейчас перед ним, сам на себя не похожий. Последний раз таким Лань Чжаня он видел, ругаясь с ним после одного из бесчисленных боев во время кампании Свержения Солнца. Бичэнь дрогнул, и Лань Чжань все же опустил его, выпрямив руку вдоль тела. Вэй Ин, судорожно вдохнув, сразу шагнул к нему и заключил в объятия. Услышал, как прошуршала трава, когда Лань Чжань бросил на нее меч и обхватил его обеими руками в ответ. — Тише, — прошептал Вэй Ин, чувствуя щекой, как дрожит горло Лань Чжаня от частого и тяжелого дыхания. — Успокойся, Лань Чжань. Прошу тебя. Лань Чжань сжал его так крепко, что сдавило ребра, но Вэй Ин согласен был вообще не дышать, если придется. — Вэй Ин. Я не вынесу, если еще раз тебя потеряю. Я не смогу больше, — отрывочно произнес Лань Чжань в его волосы. Вэй Ин зажмурился, прижимая его к себе. Они оба тяжело дышали, путались в растрепанных после сражения на мечах волосах и дрожали, словно от холода. Только в этот момент Вэй Ин вспомнил, что в сердцах сказал вчера, когда они возвращались с того места, где обычно медитировали. И возненавидел себя еще больше, что даже не подумал, каким ударом это было для Лань Чжаня. Как он мог быть таким беспечным, чтобы произнести такое? Снова! — Прости, — перейдя на еле слышный шепот, продолжил Лань Чжань. — Вэй Ин, только не снова. Умоляю, пожалуйста. Слышать от Лань Чжаня, который никогда — ни в первой, ни во второй жизни — его ни о чем не просил, такую отчаянную мольбу было выше его сил. В ушах прозвучали жестокие, хлесткие слова Лань Сичэня. За все это время Вэй Ин так и не осмелился в полной мере представить, что чувствовал Лань Чжань, только что переживший страшное наказание дисциплинарным кнутом, которое могло его убить, когда ему сообщили о его смерти. Мучительная физическая боль от открытых ран — на рубцы до сих пор смотреть было страшно — и сокрушительная боль в душе. На его месте, если бы что-то случилось с Лань Чжанем, Вэй Ин бы этого просто не пережил. Он обезумел бы от горя. Даже думать об этом было невыносимо. Вэй Ин сморгнул пелену слез, застилавших глаза. — Я рядом, — произнес он хрипло то, что Лань Чжань сам говорил ему бесчисленное множество раз. Они вернулись в дом, сложили на столе мечи, которые тут же спутались подвесками, как снег с красным пламенем. Вэй Ин не думал ни о медитации, ни о пустоте внутри. Он в этот момент ее и не чувствовал. В груди до боли, до перехваченного дыхания все сжималось от любви и желания защитить. Каким бы Лань Чжань ни был сильным и с виду спокойным, Вэй Ин знал, сколько на самом деле в нем ярких эмоций, какая бездна чувств скрывается в этом удивительном человеке, который был так неосторожен, полюбив именно его. Вэй Ин целовал его, прижимал к себе, касался губами кончиков пальцев, запястий, каждого шрама, будучи бессильным сделать так, чтобы они исчезли, как бы он этого ни хотел. Они редко менялись ролями, занимаясь любовью, но это был один из тех случаев, когда именно это и было нужно. Партнерство на пути совершенствования — это не только совместные медитации. Вэй Ин чувствовал энергию Лань Чжаня, которая была теплой, как зимний солнечный свет, и отдавал ему свою, пусть ее пока и было очень мало. — Я здесь. Я здесь, Лань Чжань, — бесконечно повторял Вэй Ин, задыхаясь от собственных чувств и жара их тел. Сколько бы раз он ни произносил эти слова, Лань Чжань хотел их слышать. Он закрывал глаза, стискивал талию Вэй Ина бедрами, и Вэй Ин млел от его сбитого дыхания у самого своего уха, а потом и от сдавленных низких стонов, которые уже не получалось сдерживать. Как бы тьма ни пыталась отвоевать то, что, как она считала, давно принадлежало ей, было в Вэй Ине и нечто, что не могло ей поддаться. Светлое чувство, которое зародилось в его сердце однажды ночью под полной луной в Гусу, когда он встретил самого красивого человека в этом мире. Да, тогда ему было лишь пятнадцать, и его тело было совсем другим. Другие глаза смотрели на Лань Чжаня, другие руки сжимали рукоять Суйбяня, другие губы растягивались в лукавой улыбке. Но это было лишь тело. Сердце — все же осталось прежним. И оно хранило этот образ всегда, даже те тринадцать лет, проведенные в объятиях смерти.