Падшие ангелы, спасительная благодать

Горнило Вулкана, 10 августа, 2152 года. Одна нога перед другой, и снова, и снова, и снова, всё дальше и дальше по вершине песчаной дюны. Здесь, в пустыне, не было ни слушаний, ни увольнений, ни осуждающих взглядов. Не было ничего, кроме очищающего жара и свистящего ветра. Это место было созерцательным, и не было ничего удивительного в том, что столь многие из его народа стремились в Горнило, чтобы помедитировать, когда жизненные обстоятельства начинали давить слишком уж нестерпимо. Здесь, на пути, по которому шёл сам Сурак в поисках просветления, он тоже пойдёт и, возможно, найдёт ответ. Нет ничего отвратительного в том, как мы живём. Тогда он начал именно с этой фразы; он прокрутил её в уме и решил, что она вполне логична. В конце концов, он не мог изменить то, кем он являлся. Он не мог пожелать избавиться от этой способности, или силой мысли уничтожить её, или медитацией загнать её в забвение. Он был привязан к ней, и вместо того, чтобы иметь возможность проявить себя, когда он меньше всего ожидал этого, он научился от других, как обуздать её, приручить, использовать её не для насилия, а для установления связи на более глубоком уровне с теми, кто знал истину. В том, как он проживал свою жизнь, не было ничего отвратительного. Сам он не был отвратителен. И всё же он не мог избавиться от чувства вины за своё увольнение. Сколько бы раз он ни пытался убедить себя, что он не отвратителен, другие голоса нашёптывали ему на ухо, что он ничтожество, мутант, урод, чудовище. Нелогично поддаваться чувству неуверенности в себе. И всё же это утверждение не могло рассеять неуверенность внутри него. Стром был добр и позаботился о том, чтобы у него было всё необходимое, но, что ему было действительно необходимо, так это немного душевного спокойствия. Пылающее солнце опускалось всё ниже к далёкому горизонту, и хотя вечер наступит лишь где-то через час, в воздухе уже висела лёгкая дымка. Небо всегда было прекрасным по вечерам, когда садилось солнце, в течение нескольких минут превращаясь из пыльно-коричневого в блёкло-пурпурный, светло-розовый и тускло-красный калейдоскоп цветов. И в любой другой день любование закатом солнца оказывало расслабляющий эффект на его разум, и каким бы нелогичным ни было это чувство, оно всегда давало ему надежду на то, что впереди ещё один день, ещё один день, чтобы жить, дышать, учиться и расти. Он вздохнул и продолжил свой путь вдоль песчаной дюны, заметив вдалеке систему пещер. Он направился прямиком к ним, так как ему нужно было найти убежище на ночь, чтобы не стать пищей для дикого сехлата. Его жизнь была разрушена, но заканчивать её у него не было никакого желания. Возможно, в этом мире, в этой вселенной, он всё ещё мог выполнить какую-то задачу. Странно, как будто его позвала сюда какая-то неведомая сила, высшая сила, что-то древнее и могущественное. Впервые с тех пор, как он отстоял свою позицию перед Верховным Командованием и был уволен, он почувствовал, что в его жизни появилась цель. Цель. Поднялся ветер, и он принюхался к воздуху, прислушиваясь к предательским звукам надвигающейся песчаной бури. Вокруг было тихо всё, кроме ветра, который свистел и вздыхал ему в ухо. Это было спокойное место, когда не было слишком жарко, идеальное для самоанализа. Он снова принюхался и слегка нахмурился. В воздухе пахло сыростью, плесенью, почти гнилью, и он инстинктивно сморщил нос. Он предположил, что поблизости умерло какое-то существо, и его гниющий труп источал неприятный запах, но он не мог позволить себе дышать через рот, рискуя заработать обезвоживание. Ему придётся терпеть этот запах. Этот запах, вероятно, привлечёт внимание местных обитателей, так что лучше всего будет найти убежище на ночь и немного поесть, а затем поспать и продолжить свой путь утром, когда кости существа будут уже обглоданы и не останется ничего, чем можно было бы поживиться. Краем глаза он заметил какое-то движение, посмотрел на дно песчаной дюны и принялся рыскать по низине в поисках признаков жизни. Может быть, просто попутчик? Или смертоносный зверь? Существо снова пошевелилось, рухнуло на землю, и он понял, что это был гуманоид. Он действовал быстро, отбросив в сторону свой рюкзак и скользя вниз по берегу так тихо, как только мог, остановился, как только достиг человека. Он опустился на колени рядом с ней и перевернул её на спину, прислушиваясь к её дыханию и шагам голодных хищников. Он посмотрел вверх, осматривая окрестности, а затем снова на человека. Он нахмурился. Её лицо было покрыто грязью и копотью, а волосы же были слегка тусклыми, определённо спутанными, жирными и грязными. На самом деле, вся она казалась грязной – одежда, волосы, кожа. Откуда взялось это бедное дитя? Как ей удалось попасть в Горнило? Кроме того, как ей удалось прожить так долго, не потеряв сознание от теплового удара, истощения, обезвоживания или смеси всех этих трёх факторов? Как ей удавалось так долго избегать дикой природы? Он принюхался и понял, что влажный, гнилой запах больше не висит в воздухе. В ноздри ему снова ударил запах пустыни, сухой и свежий, слегка заряженный электричеством. Ещё раз взглянув на девушку, он в замешательстве осмотрел её одежду. Она была облачена в длинную рваную юбку, испещрённую дырами и плохо пришитыми заплатками, а её рубашка была слишком велика для неё, как и пальто. Кто носит пальто в Горниле? Наивная молодая девушка, которая с какой-то целью прибыла на Вулкан и сбежала из столицы? Неважно, как она сюда попала, важно то, что произошло потом. Он просунул под неё руки, поднял и поспешил обратно на песчаную дюну, прежде чем сехлаты могли бы почуять лёгкую добычу, и как только он оказался наверху, он опустил её, снова закинул на плечо свой рюкзак и, подняв свою дополнительную ношу, ускорил шаг, направляясь к пещерам вдалеке. *** Одна нога впереди другой, и снова, и снова, и снова, всё дальше и дальше по дну ямы. Здесь, в пустыне, в этой адской дыре, не было ни воды, ни прохладного воздуха, ни влажного ветра с привкусом дождя. Здесь был только кипящий жар и зубчатые камни, которые отражали этот жар обратно в ущелье. Конечно, это ад, подумала она про себя. Песок поднимался вместе с ветром и запорашивал её, царапая кожу, словно крошечные, зазубренные осколки стекла. Ей казалось, что она шла уже несколько дней, но проснулась она всего несколько часов назад от адского солнца и криков дикого зверя. Она тут же вскочила и побежала, думая, что всё это какой-то кошмар, пока не споткнулась и не упала лицом вниз. Раскалённый песок обжёг её кожу, и она закричала, голос её жутким эхом отразился от стен каньона. Реальность давила на каждое её чувство, на каждый нерв в её теле, и в то же время реальность ускользала от неё с каждой минутой. Она подняла дрожащую руку и ощупала свои щёки, они были горячими и сухими. Она уже не потела настолько сильно, что могла бы наполнить водой реку Сену, а во рту присутствовало такое ощущение, словно он был полон песка, хрустевшего у неё под ногами. Идти по песку босиком было сущей пыткой, и ей пришлось пожертвовать тонкой хлопчатобумажной шалью матери, разорвав её пополам о ближайший выступ скалы и обернув вокруг обожжённых ног. Это сделало ходьбу по раскалённой пустыне терпимой… на время. Песок был таким горячим, что спустя четверть часа жар пронзил тонкий хлопок, и она снова шла в адском огне, утопая в жаре. Солнце начало клониться к горизонту, и она задумалась, что принесёт с собой ночь. Казалось, бесконечная полоса земли перед ней мерцала от жары, а ориентиры колебались. Она почувствовала головокружение, чувство лёгкого ускользания сознания и, спотыкаясь, выскочила из оврага на бескрайнее пространство песчаных дюн. Там она заметила тень, но её чувства, её импульсы ускользали прочь, растворяясь во тьме. Она услышала громкое жужжание в ухе и едва могла дышать. Каждый вдох только ещё больше иссушал её рот, покрывая его песком и грязью. Кожа её была красной как кровь, покрытая волдырями от изнуряющей жары, и она, наконец, рухнула у подножия песчаной дюны, готовая к концу. Забери меня сейчас, Господи. Её отец и мать были кем угодно, но только не религиозными, они лишь выставляли мораль напоказ ради выгоды среди своих сверстников. Но сейчас, в смертельной жаре, которая быстро истощала те немногие силы, что у неё оставались, она мысленно воззвала к Господу, отчаянно желая чего-нибудь, чего угодно, лишь бы только облегчить свои страдания. Забери меня сейчас и покончи с этим адом. Она полностью упала на землю, больше не заботясь о том, что песок обжигает её и без того обгоревшую кожу. Это уже не имело никакого значения. Она хотела умереть, и умереть быстро, и если песок сожжёт её плоть, будет жечь её до тех пор, пока не останутся одни кости, что ж, так тому и быть. Всё, что угодно, лишь бы положить конец этому мучению. Темнота поползла по краям её зрения, а веки опустились в изнеможении. Ей показалось, что она слышит журчание воды, тихое, как воды Сены, и она закрыла глаза, молясь, чтобы Господь услышал её мольбу и забрал отсюда. Или, возможно, это действительно был ад, и звук воды был только искушением, уловкой, чтобы мучить её дальше. А может, это был просто ветер… Звук прекратился, и она услышала, как что-то мягко ударилось о землю. Внезапно её охватил страх, она вспомнила крики диких зверей, от которых проснулась несколько часов назад. Если это было какое-то дикое существо, пришедшее сюда, чтобы поглотить её плоть, она лишь надеялась, что оно убьёт её быстро, перегрызёт горло и положит конец её страданиям. Нежные руки перевернули её на спину, и через несколько секунд она почувствовала, что её поднимают сильные мужские руки. Она вздохнула и позволила тьме полностью поглотить её зрение, отдаваясь изнеможению, что лишало её жизни. То, что произошло сейчас, не имело большого значения. С того самого дня, как её семья приехала в Париж, её жизнь превратилась в одно сплошное мучение. Странно, большую часть своего существования она мёрзла от холода, но жизнь её закончится в изнуряющей жаре… Какая ирония… Она отключилась, окончательно потеряв сознание, умерев для всего мира, и мучения закончились блаженным освобождением.