Падшие ангелы, спасительная благодать

Горнило было усеяно пещерами и наполовину скрытыми ущельями, поскольку ландшафт менялся от бесконечных песчаных дюн к более каменистой местности. Он отыскал пещеру, обращённую в другую сторону от солнечного света, и вошёл в неё только после того, как визуально изучил её на предмет наличия возможных обитателей, и прислушался к дыханию и царапанью когтей по каменному полу. Пол пещеры не был особенно удобным, но он достал свой спальный мешок и расстелил его на посыпанном песком полу, а затем положил свою подопечную на тонкий коврик. Всего этого было недостаточно, но он вынужден был сделать так, пока не доставит её к себе домой или в больницу. У него в рюкзаке была вода, и он вытащил её, отвинтил прочный пластиковый колпачок и немного обтёр ей лоб, чтобы охладить его. Ему было нужно, чтобы она пришла в сознание, чтобы напоить её, иначе она могла захлебнуться. Дожидаясь, пока она очнётся, он намочил ей губы и погладил по волосам, убирая их с шеи. Её длинные волосы были спутаны и перепачканы грязью, и он представить себе не мог, где на Земле она могла так перепачкаться. Ведь Земля заявляла, что все её граждане имеют уровень жизни за пределами бедности, тем не менее, он без проблем мог разглядеть её выпирающие рёбра. Она была истощена, покрыта грязью и копотью, а волосы её выглядели так, словно их не мыли месяцами. Неужели дома ею пренебрегали? Пыталась ли она убежать от чего-то или сбежала из дома, чтобы избежать жестокого обращения? И в самом деле, он обнаружил ссадины и синяки по всему её телу, когда снял с неё жакет и расстегнул рубашку, чтобы дать коже дышать, и её состояние далеко не улучшилось после путешествия через Горнило. Вся её кожа покраснела от солнца, покрылась волдырями от жары, и она больше не потела, хотя должна была бы. Температура внутри её тела была слишком высокой, и теперь ей угрожал высокий риск умереть. Она бы наверняка умерла, если бы он не появился. Она слегка пошевелилась, и он почувствовал, как её учащённый пульс постепенно возвращается к норме. Дыхание её выровнялось, но кожа всё ещё была горячей и сухой. Ей нужно было вспотеть, нужно было выпустить тепло внутри себя, а ещё ей необходимо было восполнить потерянную жидкость. Ему было нужно, чтобы она очнулась. Его желание исполнилось как раз в тот момент, когда он собирался разбудить её сам, и он заметил, как она медленно открыла глаза. Они были расфокусированы и полны страха, но он мягко говорил с ней и гладил по голове, пытаясь через свои прикосновения передать ей спокойствие и уверенность. - Пей медленно, - прошептал он, поднося бутылку к её губам. Он приподнял ей голову одной рукой и наклонил бутылку, позволяя драгоценной воде течь в рот, и она сделала несколько жадных глотков, пока он не заставил её остановиться и лечь обратно. - Я дам тебе ещё через минуту, - сказал он мягко и безмятежно. Ему нужно было сохранять спокойствие, несмотря на опасность, в которой она находилась. Его учили сохранять спокойствие, излучать мягкую доброжелательность, и он полагал, что это в самой его природе – быть добрым к другим. Он всегда находил удовлетворение и покой в помощи другим, а сейчас он ощутил прилив той самой цели, которой жаждал уже месяц. Она хмуро и в замешательстве смотрела на него, её глаза беспорядочно блуждали по его лицу, наконец, остановившись на ушах. Глаза её расширились от ужаса, и она съёжилась, напрягшись, когда он протянул руку, чтобы коснуться её плеча, и прошептал, что не причинит ей вреда. Она пробормотала что-то на неизвестном ему языке, и он нахмурился, удивляясь, почему она не говорит по-английски. Он мог вести разговор на официальном языке Земли достаточно хорошо, чтобы объяснить потенциальному пациенту, что он здесь для того, чтобы помочь, объяснить, что он делает, чтобы помочь, и спросить и понять, что с ним не так, но она бормотала не по-английски. Это был не тот язык, который он понимал, и он предположил на мгновение, что её речь просто была бессвязна и вернётся в нормальное состояние, когда её голова прояснится. Тепловой удар. Он знал, что её состояние было крайне опасным для всех людей (и неосторожных вулканцев), живущих на планете, и, похоже, что она подверглась именно ему. А учитывая её истощённое состояние, недостаток подготовки (у неё не было ни еды, ни воды, а лишь жалкая одежда на ней самой), а так же сильную жару в Горниле, он не был удивлён тому, что она так быстро сдала. Тем не менее, он был поражён тем, что она сумела протянуть так долго, и тот факт, что она всё ещё была жива (хотя, возможно, галлюцинировала и бредила), давал ему надежду. Она снова потеряла сознание, беспокойно заснув под его пристальным взглядом, и пока она пребывала в лихорадочном сне, он обдумывал свой следующий шаг. Ему нужно было как можно скорее попасть домой или в больницу, ему нужны были физиологический раствор и сахар, чтобы ввести их ей внутривенно для восполнения нехватки жидкости. Она потеряла слишком много жидкости из-за своего путешествия и, вероятно, была неспособна выполнить хоть самую малую физическую активность из-за своего истощённого состояния. На счету у него хватало денег, чтобы продержаться полгода, прежде чем он отчаянно не начнёт нуждаться в работе, чтобы обеспечить себя. В доме у него было достаточно места, чтобы приютить её. Его жена быстро подала на развод, когда узнала о его «девиантном статусе», да и связь их никогда не была крепкой. Он пытался укрепить её, но она никогда не проявляла к нему особого интереса. Самым грубым из того, что она ему сказала, было то, что она всегда подозревала, что он от неё скрывает что-то, и не желает иметь ничего общего с таким мутантом, как он. Она вышла замуж за врача из их провинции, и он надеялся, что теперь она довольна. Из-за своей незаинтересованности она никогда не хотела делить с ним постель. У неё была своя комната, где она медитировала и читала, а когда её там не было, она работала, проводя статистические исследования для медицинских статей, журналов и симпозиумов, разъезжая по всей планете. Так что у него будет место, куда поселить эту девушку. У него даже осталась старая одежда его жены, и её можно будет одеть в неё, так как рваную одежду, в которой она была сейчас, вероятно, придётся сжечь. Ему показалось, что в складках её юбки копошится пара насекомых, но это не вызвало в нём отвращения. Это опечалило его, ужаснуло. Кто мог позволить своей дочери носить кишащую насекомыми одежду? Он порылся в рюкзаке и нашёл запасной комплект одежды: простую, дышащую рубашку и несколько брюк. Они были слишком большими и длинными для неё, но у него ещё были припасены ночные штаны. Они были с поясом и их можно было затянуть достаточно, чтобы они прилегали к её бёдрам (которые, по его мнению, были слишком малы), и он немедленно принялся снимать с неё одежду. К несчастью, она выбрала именно этот момент, чтобы проснуться и, увидев, как он стягивает её юбку вниз по ногам, она тут же напряглась, вскочила, вцепилась в него, начала брыкаться и кричать. Он поднял руки в жесте непротивления и подобрал штаны, но она всё ещё продолжала смотреть на него так, будто он мог навредить ей. Возможно, он был нечутким, пока переодевал её, но всё же её страх опечалил его. Он повернулся к ней спиной, дав возможность поправить одежду, и не оборачивался, а просто слушал, как она ложится обратно (она, вероятно, не могла долго стоять на ногах, она была слишком слаба), и принялся разводить огонь и готовить ей что-нибудь поесть, так как быстро наступала ночь. Он разогрел дорожный пакет бульона пломик, стоя к ней спиной и не смея взглянуть на неё, пока не услышал, как её дыхание смягчилось. Она снова заснула, и он повернулся и посмотрел на неё. Её глаза были плотно закрыты, а из уголков текли слёзы, и он протянул руку, осторожно вытерев их. Когда его пальцы коснулись её кожи (он даже и не подумал поставить ментальный барьер), он мельком увидел её сон. Мужчина впечатывает её в стену, впиваясь в неё чёрными бусинками глаз, кряхтя и тяжело дыша, проводит своим отвратительным языком по её шее… Он быстро убрал руку и вернулся к своей работе, помешивая пломик, чтобы он полностью разварился. Он решал, как будет переодевать её, потому что на ней почему-то не было нижнего белья. Он почувствовал, как кончики его ушей потеплели от этой мысли, он схватил ночные штаны и быстро натянул их на её тонкие ножки, а затем быстро и эффективно снял потрёпанную юбку. Отбросив её в сторону, он стянул с неё рубашку (он увидел несколько капель пота, это хороший знак) и, отведя взор от её румяных грудей, стал быстро натягивать ей через голову чистую рубаху. Она снова проснулась как раз в тот момент, когда он подтягивал подол к её впалому животу, и уже собралась протестовать физически, но он отступил от неё и повернулся к маленькому котелку на огне. Он налил немного бульона в миску, достал из рюкзака ложку и сел рядом с ней. Он поставил горячий бульон на пол пещеры, чтобы он немного остыл, а затем осторожно положил её голову к себе на колени. Он погладил её по волосам, чтобы успокоить, всё ещё не зная как с ней общаться, поскольку она продолжала задавать ему вопросы на том же языке. Он взял бульон, зачерпнул ложкой, подул на него и поднёс к её губам. Она смущённо посмотрела на него, но рот открыла, и не сводила с него глаз, а он накормил её бульоном, пока миска не опустела. Он налил ещё и опять скормил ей, но всё ещё видел недоверие, мерцающее в её глазах. Она продолжала бояться его. Закончив её кормить, он заметил, что её взгляд задержался на его ушах. Возможно, именно поэтому она его и боялась. Выглядела она очень юной, и вполне вероятно, что ей не доводилось ещё встречать вулканцев. До того как её состояние немного улучшилось, но она продолжала страдать от теплового удара, скорее всего, она считала, что он был галлюцинацией, что его уши были лишь частью какого-то тревожного образа. Но, увы, это было не так. Она продолжала смотреть на него, пока он налил себе остатки бульона и ел, а потом протёр котелок слегка смоченной тряпкой. Он убрал вещи и развёл огонь, а затем сел напротив и стал наблюдать за ней. У неё были тёмные волосы, но, возможно, именно грязь и копоть делали их тёмными. Её волосы, казалось, были какого-то коричневатого оттенка, а в данный момент они были все спутаны и взъерошены, однако, ему показалось, что он заметил парочку кудряшек среди всего этого грязно-спутанного месива. Глаза её были медово-карими, тёмно-янтарными, и они показались ему завораживающими. Её скулы и подбородок были острыми и выпирающими от недоедания, но лицо по-прежнему поражало своей неотразимостью. Она смотрела на него с затравленным выражением лица, и он вдруг осознал, что даже не знает её имени. Он медленно подошёл к ней и опустился рядом на колени. Она отпрянула от него. - Юрис, - тихо сказал он, указывая на себя, а потом указал на неё. Она нахмурилась. «Юрис?» Он снова указал на себя, - Юрис. - И снова указал на неё. - Эпонин. Юрис едва заметно улыбнулся ей и подумал, что никогда раньше не слышал такого красивого имени. *** Она проснулась оттого, что кто-то стянул с её ног юбку, и завизжала, пиная и крича на существо над ней. Он выглядел как человек, но его уши по форме сужались к заострённому кончику, а брови были скошены вразлёт, предвещая недоброе. Значит, я в аду, подумала она. Этот демон мог быть послан, чтобы мучить её лично. Он мог изнасиловать её, или пытать, или сделать что-то гораздо худшее, чего она сейчас не могла себе и представить. Но потом он поднял руки и попятился от неё с выражением раскаяния на лице, и она смутилась. Почему демон отступает? Почему у него такой вид, будто ему стыдно? Демоны не чувствовали стыда, они овладевали и мучили. Они выполняли работу Дьявола и приводили души в вечные муки, швыряли несчастные души в огонь и ухаживали за адскими печами. Так почему же этот демон отворачивается от неё? Неужели он приготовил для неё какое-то орудие пыток? И почему она оказалась в пещере? Неужели в аду вообще есть пещеры? Она представляла себе ад как огромную равнину огня, пепла и дыма, но, возможно, демоны проводили пытки непосредственно в пещерах. Что бы он ни делал, у неё не было сил сопротивляться тьме, которая вновь поглотила её. Она потеряла сознание и больше ничего не осознавала. *** Она снова проснулась в тот момент, как он только-только натянул чистую рубашку ей на живот, и как только он это сделал, он тут же отвернулся и стал помешивать что-то в маленьком чёрном горшочке. Пещера пахла довольно приятно и, прежде чем новая волна страха завладела ей, она почувствовала укол стыда за своё желание пнуть его. Что было в горшочке? Умрёт ли она с голоду? Совсем не так она представляла себе ад. Он повернулся с миской того, что готовил в горшочке, и поставил её на пол пещеры, а затем осторожно положил её голову себе на колени. Он взял миску, зачерпнул ложку, подул на неё, чтобы остудить, и поднёс к её губам. Если бы он был демоном, он не стал бы охлаждать жидкость для неё. Если бы он был демоном, то насильно накормил бы её кипящей горячей смолой или каким-нибудь презренным веществом. Если бы он был демоном, то не смотрел бы на неё с нежностью и печалью в глазах. Она открыла рот, не сводя глаз с его светло-зелёных радужек. Он осторожно накормил её чем-то вроде бульона и погладил по голове. Она чувствовала себя спокойнее, но теперь, когда она могла думать более ясно, теперь, когда она проснулась, она всё ещё чувствовала страх. Может быть, всё это было уловкой. Она уже ни в чём не была уверена. Он принёс ей ещё, и бульон поистине был божественным на вкус (если честно, она была так голодна, что любая тряпка сейчас была бы божественной на вкус). Он осторожно уложил её обратно на матрас, и она прищурилась, глядя на его уши. Возможно, она была не в сатанинском пекле. Возможно, её похитили какие-то чужаки и оставили умирать здесь, в какой-то чужой, непонятной стране, где у жителей были острые уши. Она слышала, как моряки рассказывали друг другу истории о демонах и диких народах в далёких странах, и ей казалось, что она оказалась именно там. И хотя она всё ещё боялась, мысль о том, что её похитили пираты и оставили на берегу какой-то чужой страны, казалась довольно причудливой и романтичной. Внезапно всё это показалось каким-то грандиозным приключением, достойным сердечного рассказа или песни у ревущего огня в каком-нибудь трактире у себя дома. Она ощутила укол тоски по дому, но не по уродливой, холодной парижской квартире, а по славным денёчкам в Монфермейле, когда еды у них было в достатке, когда мама была милой, когда у них были красивые ленты и платья, и уютные кроватки для сна, вместо рваной соломенной тахты, которую они с Азельмой делили в парижской квартире. По Азельме она тоже скучала и всем сердцем желала, чтобы сестра была здесь и разделила с ней это приключение. Новый опыт становится не таким страшным, когда ты не один. Человек-демон сел по другую сторону костра и смотрел на неё печальным взглядом, и она тут же решила: он не демон. Он был иностранцем, странным человеком, но не демоном. Так что логично было предположить, что она не в аду. Он медленно приблизился к ней, и всё же она съёжилась, страх снова охватил её. Так, Эпонин, пора это прекращать. Хватит вести себя как ребёнок. - Юрис, - сказал он, указывая на себя. Это было его имя? Или так назывался его народ? Он указал на неё, и она нахмурилась. - Юрис? – повторила она, пробуя слово на вкус. Юрис. Звучит как Мариус, и она ощутила знакомые уколы тоски и боли в сердце по нему. Он снова указал на неё, и она поняла, чего он хочет. - Эпонин. Выражение его лица смягчилось, но она больше не могла сидеть. Она снова легла, глаза её наполнились слезами, и она отвернулась от незнакомца, назвавшегося Юрисом, плача, пока не заснула, пока изнеможение вновь не поглотило её.