***
На первый взгляд измерение 234 казалось очень многообещающим. Огромные каменные башни окружали площадь, на которой они стояли со всех сторон. Они были высокими и такими прямоугольными, что явно были сделаны людьми. Прямоугольными и равномерно расположенными были также окна, которых каждая башня насчитывала тысячи. При повторном взгляде стало ясно, что окна пусты. Ни стекла, ни занавесок, ни малейших признаков жизни. Каменная поверхность площади была по щиколотку покрыта мелкой серой пылью. — Ну, похоже, мы нашли первую цивилизацию, — осторожно сказал Мадара. — Вот только никого нет. Они шли по проходам между башнями — слишком широким, чем когда-либо должны были быть обычные улицы. Сквозь слой пыли они чувствовали твердую поверхность, покрывающую каждый квадратный метр города. Улица, по которой они шли, перешла в длинный мост и разделилась на множество ветвей, которые изгибались странным четырехлистным узором клевера, чтобы соединиться с другой улицей под ним. Насколько хватало обзора, там не было никаких следов жизни. Только странные картины на стенах, похожие на тени людей — идущих, стоящих, проходящих мимо. — Тут пусто. Здесь нет никакой жизни. И разве ты не чувствуешь, что что-то не так? Что-то нездоровое? У меня немного кружится голова…– сказала Сакура, оборачиваясь. Это место действительно казалось жутким. Мадара фыркнул. — Я ничего не чувствую. Давай взлетим и посмотрим, как это место выглядит с воздуха. Когда Сусаноо поднялось над башнями, они увидели кратер в нескольких километрах от того места, где они входили в измерение, расположенный прямо в самом городе. Он был идеально круглым по краям. И огромным. По мере того как Сусаноо поднималось все выше, стали видны другие кратеры того же типа — слева, справа, куда бы они ни взглянули. И всякий раз, когда они смотрели, пейзаж был таким же серым, как и в городе, из которого они прилетели. — Они похожи на бомбы Биджу… — задумчиво произнес Мадара. Сакура прищурилась. — Вроде бы. Но не совсем… кратер в Конохе был продолговатым, можно было видеть, с какой стороны был нанесен удар. Эти же… они слишком симметричны. Как будто бомбы упали с неба… как их можно сбросить с неба? И к тому же так много? — Давай рассмотрим поближе один из них. — Мадара заставил Сусаноо опуститься прямо в центр ближайшего кратера. Что-то было не так. Словно смесь покалывания и тошноты. Сакура послала диагностический импульс чакры в свою систему. Повреждения. Повреждения повсюду, в каждой клетке. — Мадара, остановись! Не опускайся ниже! И перемещайся! Мы не можем здесь оставаться! — Что случилось?! — Я не знаю, но здесь есть что-то такое, что вредит нам с каждой секундой, которую мы здесь проводим! — Хорошо, я приземлюсь и… — Нет! Не приземляйся! Там, внизу, только хуже. — Ну, так как же мне быть? Переноситься в свободном падении? — Да! — Сакура схватилась за его ремень обеими руками. — Переносись! В следующем измерении Сакура продолжала кропотливо восстанавливать клетку за клеткой как в себе, так и в Мадаре. Многие ей пришлось уничтожить, потому что они зашли слишком далеко, что, в свою очередь, вызвало у них довольно сильное воспаление. Они пережили изрядную тошноту, которая началась через два дня после визита в разрушенное измерение. Через неделю у них начали выпадать волосы, но к тому времени Сакура в основном уже закончила восстанавливать их тела, так что она все относительно легко уладила. Все это время она не могла перестать думать об этом безвозвратно разрушенном мире. — Это была высокоразвитая цивилизация… как они могли погибнуть таким образом? — Судя по всему, она продвинулась и в военном отношении. Куда ни глянь, а человеческая природа не меняется, — размышлял Мадара. — Ты думаешь… наш мир мог так же закончить свое существование? — Если бы мы были достаточно изобретательны… — А ты думаешь, что так и произойдет? Как только мы разбудим всех и все вернется на круги своя? Неужели мы тоже так закончим? Есть ли во всем этом хоть какой-то смысл? — Чакра, которую она посылала в тело Мадары, дрожала и трепетала. Ей следовало бы лучше сосредоточиться, но вопросы и сомнения множились в ее голове. — Вся ответственность ляжет на них. Не на меня. Я пытался. И это был провал. Я могу только попытаться исправить свою ошибку. Это все, что я могу сделать. Руки Сакуры безвольно упали на колени. Ей все еще нужно было кое-что исцелить в мышцах Мадары, но она просто не могла этого сделать. — Так вот как будет выглядеть наш мир, когда мы потерпим неудачу?! — Не стоит тратить на это свои мысли. Отметь это измерение как опасное и давай двигаться дальше. — Разве ты не испытываешь грусть? Шок? Волнение? Неужели у тебя нет желания оплакать всех тех людей? Оплакать тот мир? — Нет. Что хорошего это даст? Я ничего не могу для них сделать. Тот мир мертв. Вероятно, уже добрую пару сотен лет. Я бы предпочел сосредоточиться на текущей задаче. — Как ты можешь…? Неужели у тебя вообще нет сердца? Неужели ты вообще ничего не чувствуешь? — Вообще ничего не чувствовать — это достойная и благородная цель. Она позволяет тебе принимать решения, основываясь на том, что ты считаешь правильным и неправильным. Чтобы потом тебе не было стыдно за свои поступки.***
Сакура снова бесплодно ворочалась в своей постели. Под ее ковриком лежали камешки, земля была неровной, и она никак не могла отключиться. Здесь не было ничего, на чем можно было бы сосредоточить свое внимание, ничего даже отдаленно приятного или успокаивающего. Черт возьми, она даже не помнила, каково это — испытывать хоть одну положительную эмоцию. Насколько она могла покопаться в своей памяти, там была только одна и та же бесконечная рутина тошнотворных перемещений, истощающих ее чакру почти до изнеможения, исцеления одних и тех же повреждений снова и снова, поедания одного и того же риса и бобов в каждый прием пищи, а затем попытки заснуть на твердой земле. Даже изучение многообещающего измерения — такого, как то, в котором они сейчас находились, — было сопряжено с привычной подготовкой к очередному провалу. И это мертвое измерение действительно захватило ее. Хотя прошло уже почти два месяца, она все еще не могла выбросить его из головы. — Может, ты прекратишь уже? Я не могу спать, — отчитал ее Мадара, лежавший позади нее. Многообещающее измерение оказалось невероятно холодным ночью. Опасно холодным. Лагерь в обычных скальных расщелинах не обеспечивал достаточной защиты, поэтому они прибегли к созданию укрытия, находящегося глубоко под поверхностью. Используя технику дотон, Сакура проделала отверстие в крутом горном склоне — с длинным поворотным входным проходом, чтобы защитить их от холода снаружи. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, под всеми одеялами, какие только смогли найти, и во всей одежде, которая у них была. И все равно было очень холодно. — Я не могу уснуть. Я чувствую себя такой несчастной. Как будто нет, никогда не было и никогда не будет ничего хорошего в моей жизни. Я больше не могу. Просто не могу. Мадара ничего не сказал, только крепче сжал ее талию. — И я знаю, что ты мне скажешь. Что есть способы и что я должна позаботиться об этом, — продолжала Сакура. Ее раздражение боролось с желанием объясниться. — Я… я пыталась. — Желание перед ним объясниться победило. — Но это не сработало. — Что значит «не сработало»? — Я не могла думать ни о чем, что могло бы…улучшить мне настроение… Мысли были только неприятными. — Она не могла поверить, что говорит об этом. Но она чувствовала себя такой несчастной, и это была еще одна вещь, которая заставляла ее чувствовать себя подавленной. Еще один аспект, в котором она была бесполезна. — Скажи хоть что-нибудь! — Его молчание было снисходительным, по крайней мере, ей так казалось. И погрузившись в это молчание, она уже начала сожалеть о своей откровенности. — Если уж я рассказала тебе об этом, то ответь хотя бы что-нибудь! Она почувствовала, как Мадара покачал головой. — А что я могу сказать? Как то, что я скажу, может принести тебе утешение? — Разговор приносит утешение. Поговори со мной. — Может быть, для тебя это не совсем правильный способ. — Ты знаешь другой? — Нет. — Ну тогда… Мадара вздохнул. — Просто сделай так, как раньше, — осторожно сказал он. — Потому что ты уже делала это раньше, верно? Была ли в этой последней фразе какая-то колкость? Она решила не обращать на это внимания и сосредоточилась на слове «раньше». — Раньше это было легко, я просто думала о Саске… — она еще сильнее сжалась внутри и почувствовала, как он подвинулся, чтобы удержать ее в объятиях. — Теперь, когда я думаю о нем… все, что приходит мне в голову, это то, что он где-то там, потерялся, нуждается в моей помощи, может быть, ранен… А может быть, он уже давно мертв… — Слезы навернулись на ее глаза, и она вытерла их об одеяло. Некоторое время они лежали молча. Одеяло под ее щекой было грубым, и пальцы Сакуры замерзли. Ее слезы давно высохли. Мадара был молчалив и неподвижен, но Сакура была уверена, что он не спит. Ее собственный сон был настолько далеко, насколько вообще возможно. Ей нужно было отвлечься, чем-то занять свои мысли. — И о чем же ты думаешь? — Вопрос был чересчур грубым, но это было только к лучшему — это вернуло бы ее мысли в нормальное русло. — О женщинах. — А если конкретнее? — О женщинах, с которыми мне приходилось иметь дело в своей жизни. — Это самый размытый ответ, который только можно было дать. Она ощутила, как он пожал плечами у нее за спиной. Он держал ее за талию, так что она могла чувствовать каждое его движение. — Потому что мысли довольно размыты. В них нет ничего особенно интересного. Обычно она оставляла все как есть. Но что-то в его тоне было немного не так. — И отчего же ты мне не рассказываешь? Она услышала, как Мадара цокнул языком. Она почти видела его раздраженное выражение — она приперла его к стенке, и ему это не понравилось. Ну, по крайней мере, у нее будет хоть какое-то развлечение в эту мрачную ночь. Она слегка подтолкнула его локтем в бок. Ее настроение только что значительно улучшилось — не так уж часто ей удавалось поставить его в неловкое положение, и она собиралась воспользоваться этой возможностью. — Расскажи мне! — Думаю, ты расстроишься из-за ответа. — Я готова рискнуть. Ты должен мне рассказывать, так мы договаривались. Если ты этого не сделаешь, я начну воображать себе ужасные вещи, и… — Мы оба об этом пожалеем. Сакура еще сильнее толкнула его локтем. — Ты должен рассказать мне об этом прямо сейчас! Мадара прищурился. — Чем дольше это продолжается, — сказал он в конце концов, делая жест рукой, и Сакура поняла, что он имеет в виду их путешествие, их бесконечную, безнадежную миссию, — тем больше эти женщины из моих мыслей похожи на тебя. Сакура напряглась. Она бы отодвинулась, но была слишком потрясена. — Вот видишь — теперь ты расстроена. Мне не следовало этого говорить. И главная причина этого заключается в том, что это не имеет значения. Это не будет воплощаться в реальность ни в какой форме и никаким образом. У меня нет абсолютно никакого намерения продолжать такую форму отношений с тобой. Я не заинтересован в контактах такого рода с тобой. Наверное, это просто реакция моего разума на то, что я вижу тебя каждый день, день за днем. Только не рассматривай в этом ничего такого. — Я… мне нужно отойти.– Сакура вскарабкалась на четвереньки и залезла на Мадару. Он лежал ближе к выходу, так что ей пришлось перелезть через него. Он никак не препятствовал ей, пока она не слезла с него. Только тогда он схватил ее за лодыжку. — Нет, уйду я, — сказал он. — Ты останешься здесь. Я найду себе другое место для ночлега. — Нет! Я просто хочу немного прогуляться. Я… Мне нужно подышать свежим воздухом. Я вернусь, обещаю, я не натворю глупостей. Не беспокойся. Мне очень жаль, что я только что лишила нас еще одного часа сна. Но я скоро вернусь, обещаю. — Возьми с собой хотя бы одеяло. — Сакура почувствовала, как оно легло ей в руки. Она выползла из норы. Снаружи было так холодно, что она могла видеть свое дыхание не только в виде пара, но и в виде маленьких ледяных кристаллов. Она снова выдохнула — это было похоже на крошечные снежинки. Она накинула одеяло на плечи и принялась расхаживать вокруг. Ладно, это как-то само собой вышло. А ведь она всего лишь хотела хоть разок повеселиться за его счет! Может быть, заставить его раскрыть некоторые неловкие подробности из своего прошлого… Ну и что теперь? Он сказал не рассматривать в этом ничего такого. Что она его не интересует. И в этом он был честен. Она сразу же смогла бы заметить ложь. Она не должна была слишком остро реагировать, в этом не было ничего особенного, он снова и снова ругал ее за то, что она ведет себя по-детски в отношении таких вещей. В этом не было ничего отвратительного. Определенно не больше, чем держать кого-то, пока того тошнит. И ничего более интимного, чем обнимать кого-то во время сна. Сакура вздохнула. У нее просто замерзли пальцы на ногах. Она была одета во всю одежду, что нашла в своем свитке, включая три пары носков, но все же эти температуры были просто опасны. Она должна вернуться в укрытие. Он наверняка волнуется и упрекает себя за то, что потворствовал ее проклятому любопытству. Но сердце ее все еще бешено колотилось. Она вскарабкалась на ближайший валун и присела на корточки — о сидении не могло быть и речи; она, вероятно, примерзла бы к камню задницей. Поэтому она присела на корточки, а потом почувствовала холод между ног. Сакура пошевелилась — ей показалось, что ее трусики были влажными… Сбитая с толку, она встала и засунула руку в брюки, минуя три слоя одежды, после чего скользнула рукой в нижнее белье. Внутри было мокро. Мокро и скользко, именно такая влажность сопровождала ее тайные мысли о Саске. Она потрогала себя между ног– слизистая влага тоже была там, вне всякого сомнения. Почему она так взволнована? Из-за того, что он сказал? Потому что это была, независимо от того, насколько странная и неестественная, первая настоящая сексуальная ситуация, в которой она оказалась? Что же ей теперь делать? Подумать о Мадаре в следующий раз. Нет, это не сработает. Сакура покачала головой от неловкости и дискомфорта этой мысли. Он был слишком…слишком чужим и в то же время слишком знакомым. Дело было не в том, что она думала о ком-то. Это ее тело реагировало на сексуальный контекст. Совершенно теоретический контекст, потому что продолжения не будет. Но, может быть, она воспользуется ошибкой своего собственного тела? Может быть, таким образом ей удастся обмануть саму себя, и тогда ее мозг наконец выдаст эти чертовы химические вещества, и она на мгновение почувствует себя счастливой? Сакура закусила губу. Мадара был прав — это была просто одна из функций человеческого тела, ничего особенного в ней не было. Тривиальность. И она могла бы сделать ее полезной. Сакура заползла обратно в их импровизированное убежище. — Я вернулась.– Она была уверена, что он бодрствовал. Он никогда не смог бы заснуть, пока ее нет рядом. Она снова забралась к нему. Надеясь, что ее место все еще было теплым, он старался лежать и на нем и поддерживать температуру, и сдвинулся только тогда, когда услышал, что она возвращается. — Хорошо. Давай считать эту тему закрытой и наконец-то поспим, ладно? Он не солгал, сказав, что не намерен уступать своим желаниям. Он был рад, что ему удалось сформулировать это так, чтобы не лгать ей. Конечно, следы желания остались, он не мог прогнать их все, как бы сильно ни старался. Возможно, это было неизбежно. Какой мужчина не хотел бы постоянно находиться рядом с молодой женщиной? Это осознание пришло вместе с хорошей дозой разочарования в себе, но Мадара был в состоянии признать, что он не был совершенным. События войны убедительно доказали ему это. Тем не менее, он слишком заботился о ней, чтобы действовать в соответствии с этими желаниями. Сакура переползла через него на свое спальное место и легла на спину. — Вообще-то, может быть, и хорошо, что так получилось. Это подало мне… хм… идею… — она замолчала, и он услышал, как она сглотнула. — Может быть… может быть, это сработает, если ты… Если ты прикоснешься ко мне? Хорошо, что было темно, потому что Мадара был уверен, что он просто разинул рот. — Да ладно, это не такое уж большое усилие, и я думаю, что это действительно может быть эффективно, — усмехнулась Сакура в ответ на его молчание. — Не будь таким придурком. Я покажу тебе, как это делается. Хорошо? — Она дотронулась до его плеча, и внезапно в ее голосе прозвучало уже не раздражение, а полная беззащитность. — Хорошо? — Ты сошла с ума. — Нет. Ты все время говоришь мне это, чтобы поднять мне настроение. И что это поможет. И знаешь что — я тебе верю. Правда верю. Все дело в химии моего мозга. Если я не могу получить здесь ничего положительного, никакого покоя, никакого удовольствия вообще, то почему бы и не это? Мне нужно как-то продолжать держаться, и если это то, что нужно… И если я не могу справиться в одиночку, то почему бы тебе не помочь мне? — Нет! — Почему нет?! Ты все время говоришь мне, что в этом нет ничего особенного. — Я не «все время говорю» тебе. Мы говорили об этом только один раз. — Два. И я с тобой согласна. Мне это дается нелегко, потому что я наивная маленькая девочка с головой, полной романтического дерьма, но я способна постичь реальность. Так что не будь ханжой и помоги мне. — Она слепо схватила его за руку, нашла запястье и потянула его руку к своему животу. — Хорошо? — Спросила она. — Я не хочу ссориться из-за таких вещей… Ее живот был теплым, хотя она только что гуляла снаружи. Она потянула его за запястье. Это было безумие. Он не знал, как они выберутся из этой ситуации. Она цеплялась за надежду вернуть свою жизнь, за будущее со своим сокомандником Учихой. Он никогда не погубит эту надежду. Не погубит ее. Ей нужно было сохранить свой путь к нормальной жизни открытым. Любой контакт с ним подорвет ее надежды. Это означало бы капитуляцию. Он не хотел, чтобы она сдавалась. Ее огонь должен был гореть, и он никогда, никогда не погасит его. — Хорошо? — спросила она еще раз, и голос ее звучал так нежно, так умоляюще. — Хорошо, — неожиданно для самого себя сказал он. Сакура направила его руку еще ниже, пока та не оказалась у нее между ног. Ему пришлось подкатиться, чтобы дотянуться до нее, потому что она лежала довольно далеко от него. Она переплела их пальцы и положила его руку на свой холмик. — Ты можешь… надавить здесь? Он позволил своей руке обхватить ее плоть. Насколько он помнил, на ней было, по меньшей мере, две пары брюк, но все же очертания были различимы. Круглый бугорок с небольшим углублением ее щели. Он нажал на середину. — Здесь? — Ух, ох. Здесь. Еще разок? Он повторил это движение. Сакура молчала. Без визуальных знаков было действительно трудно определить, нравится ли ей то, что он делает. К тому же она не издавала никаких звуков. Но она не напряглась, и ее ноги все еще были раздвинуты, так что Мадара решил, что ей хорошо. Он двигал средним пальцем все быстрее, время от времени слегка приподнимая ладонь. Тепло, исходящее от ее промежности, усилилось. — Сакура? Скажи хоть что-то. — Эмм… Что я должна сказать? — Ее голос звучал напряженно, как будто ей было трудно говорить. — Ты все делаешь правильно… — она замолчала и переместила свои бедра так, что они сильнее прижались к его ладони. Он не знал, как долго это продолжалось. Она больше ничего не говорила, и он продолжал. В какой-то момент ему показалось, что ее дыхание стало глубже. Затем он почувствовал, как ее рука стиснула его руку, и она еще сильнее прижала его ладонь к своей промежности. Она согнулась всем телом. Он непрерывно ласкал ее пальцем, пытаясь одновременно поддерживать давление и скорость. Она издала тихий, словно страдальческий всхлип, а затем ослабила хватку на его запястье. Она снова опустилась на коврик и оттолкнула его руку. — Сработало, — беззаботно рассмеялась она. — Действительно сработало… Спасибо! — Она откатилась в сторону и, покрутившись, оказалась в его объятиях. — Спасибо тебе! — Он не мог ее видеть, но, судя по звуку, она лежала прямо нос к носу с ним. — Ты был прав, теперь я действительно чувствую себя лучше.– Забавно, как легко можно только по голосу определить выражение лица … Мадара точно знал, насколько широкой была ее улыбка. Он обнял ее одной рукой, надеясь, что она не заметит его эрекцию. Она пройдет; ему нужно было только выдержать пару минут этого неприятного давления. Сакура прижалась ближе и устроилась поудобнее. Слышать ее ровное дыхание, чувствовать, как наконец расслабляются ее мышцы, было успокоением. Она не казалась взволнованной этим актом, и он очень надеялся, что так оно и останется, когда она проснется завтра. Ее спящая фигура была лучшим наслаждением, какое только можно себе представить, несравненно лучше, чем какое-то жалкое сексуальное удовлетворение. Его эрекция уже начала исчезать. Она дышала так спокойно, словно в этом мире у нее не было никаких забот.