***
Это было двадцать первое измерение на их четвертой, левой ветви, и оно было совершенно обычным. «КНК4-ПВ-И21-пустота», — отметила Сакура в своем блокноте. Она уже давно перешла на систему сокращений. Тысячу раз писать «Кардинальное направление Кагуи, передняя ветвь» свело бы с ума даже самого терпеливого человека. Сакура изначально особо не отличалась терпением, и теперь, спустя три года их тщетных поисков, его стало еще меньше… Мысль о том, что «Кагуя» могло бы стать словом, которое она написала больше всех остальных в своей жизни, вызывала у Сакуры неприятный привкус во рту. Это было совершенно обычное измерение, но Мадара все еще медлил. — Чего ты ждешь? Перемещайся! Он покачал головой, оглядываясь по сторонам. Вокруг них ничего не было, и Сакура предположила, что он смотрит на измерения, которые ощущает на границе своего восприятия. Мадара еще раз обвел взглядом все пространство. — Слишком много, — произнес он в конце концов. — Их двадцать семь штук. Одно измерение лишнее. Сакура дернулась, поворачиваясь к нему лицом. — Что? Как такое возможно? Ты уверен?! — Там есть еще одно, — Мадара указал вверх. — Между направлением вверх и левым задним углом. Оно находится между обычными системными измерениями. Сакура облизнула губы. — Давай его проверим. В дополнительном измерении все выглядело нормально. Как и во всей окружающей его области, когда они закончили сканирование периметра трех измерений вокруг аномального. Казалось, что оно просто дало начало совершенно нормальному продолжению матрицы. В мире, соседствующем с тем, где впервые возникла аномалия, измерения казались Мадаре расположенными немного тесно друг к другу. Когда Сакура попыталась нарисовать трехмерную карту, он продолжал настаивать, что общая форма кубов была сохранена. Для нее это был довольно неприятный опыт — постоянно полагаться на его инструкции, когда она пыталась разработать систему. В конце концов они вместе нарисовали чертеж, который, по словам Мадары, отражал реальность. — Дефект в решетке? — Сакура прищурилась. — Почему именно здесь, вот так вдруг? — Может быть, их было и больше, но мы просто никогда не замечали. Если мы не приземлимся в измерении, когда происходит бифуркация, небольшое сжатие ветвей — это не то, что я заметил бы во время обычного переноса.***
Еще один сюрприз ждал их в нескольких десятках измерений дальше. Сначала все казалось прекрасным — горное измерение с чистым, пригодным для дыхания воздухом, единственной особенностью был очень резкий солнечный свет. Но потом Мадара попытался выжечь герб на камнях… Сакура увидела, как он сделал вдох, скрестив пальцы в печать. Из его рта не вырвался огонь. Ни черный, ни обычный. Мадара нахмурил брови и попробовал снова. Безуспешно. Он посмотрел на нее снизу вверх. — Я… я не чувствую свою чакру. Сакура поднесла руку к его груди — неужели его система окончательно разрушилась? Может быть, он слишком долго трудился на износ? Но тогда ему должно быть больно… Она попыталась направить диагностическую чакру в его тело. И растерянно заморгала. Она не могла ощутить его чакру; она не могла направить свою чакру… Она не чувствовала свою чакру… — Что-то не так. Активируй свой шаринган! Его глаза остались такими же черными, как и прежде. — Я не могу! — Зачем ты вообще его деактивировал? Обычно ты используешь его часами, пытаясь показать мне, какой ты крутой. — Я не пытаюсь ничего показать. Довольно хлопотно включать его и отключать. — Но почему он отключен сейчас?! — Не знаю. Сам я его не отключал. И, Сакура? — Да? — Она повернулась к нему, встревоженная его тоном. — Твоя печать исчезла. Рука Сакуры сама собой взлетела ко лбу. Она ничего не обнаружила, кроме капель пота. Не то чтобы она могла почувствовать печать Инь на ощупь… В течение следующего часа они опробовали несколько видов дзюцу — от простых до сложных. Она попыталась собрать природную энергию. Все напрасно. — Похоже, что в этом мире нет чакры, — произнес Мадара те слова, что уже некоторое время гремели у Сакуры в голове. Она еще сильнее прижалась к нему — они сидели спина к спине, и она была чертовски благодарна за его твердое тело позади себя. Не поддаваться панике было легче, когда она чувствовала его присутствие. — Ну, и что теперь? — Спросила она, тяжело сглотнув. — Сначала мы поищем воду. Потом пищу. — А потом? — Потом мы соорудим себе жилище. Найти дрова здесь будет трудно, так что нам нужно где-то укрыться. — А потом? — А потом мы позволим себе оценить ситуацию. Но не раньше. Давай, поднимайся. — Он встал и протянул ей руку. Она схватилась за нее и так и держала, пока они спускались в долину. Она переплела свои пальцы с его, и он не сделал ни малейшей попытки отпустить ее. Воду было легко найти; в каждом более крутом ущелье протекал небольшой ручеек, либо большой ручей. С едой было сложнее. На самом деле, после целого дня тяжелого пути они не встретили ничего, что выглядело бы съедобным или хотя бы живым. Измерение представляло собой голые скалы, камни и песок. В середине дня, несмотря на то, что они не выполнили свою вторую задачу, оба сошлись на то, что надо проверить припасы, которые у них были. Тех оказалось не так уж много. Маленький пакетик солдатских пилюль и упаковка крекеров в сумке Сакуры. Наполовину съеденный рисовый шарик, оставшийся со вчерашнего ужина, в сумке Мадары. У каждого из них была фляга с водой, набор кунаев и сюрикенов. У Мадары был нож с широким лезвием и точильный камень. У Сакуры были ее медицинские принадлежности, блокнот и, по неизвестным причинам, не совсем свежая футболка. И свитки. Совершенно бесполезные сейчас свитки, в которых хранились все их запасы. Когда начало темнеть, они сделали остановку. В этом мире либо не было луны, либо это была не та фаза, потому что темнота была такая, какую Сакура никогда раньше не видела. Без своей чакры она чувствовала себя не только беспомощной, но и слепой, лишенной восприятия, которое она принимала как данность. Темнота наступила быстро, ко всему прочему. Им едва удалось найти нору в земле, чтобы хоть как-то укрыться. — Этот мир не очень хороший, — рискнула сказать Сакура, теснее прижимаясь к Мадаре. — Нет источников пищи, и мы не можем отсюда перенестись. Я думаю… Думаю, что сейчас слегка ударюсь в панику, — она неуверенно рассмеялась. — Момент подходящий, как и любой другой, вечер только начинается… — съязвила она, но на самом деле ей очень хотелось поддаться панике. Мадара подвинул ее так, что она оказалась у него между ног. Он обвил ее руками. — Могло быть хуже. У нас есть вода. А это значит, что в нашем распоряжении месяц или два. — Месяц или два медленной смерти? — Нет. Ожидания. — Ожидания? Ожидания чего? — Кацую обязательно поймет, что мы ее не вызываем. Она начнет задаваться вопросом… — …и в какой-то момент решит использовать обратный призыв?! Значит, мы просто выжидаем? — Именно.***
Ночь они провели, съежившись в своей норе, тщетно пытаясь согреться. Сакура предположила, что Мадара страдал гораздо больше, так как обнимал ее сзади, пытаясь защитить от холода. На следующее утро они разделили рисовый шарик, запив его большим количеством воды, чтобы обмануть свои желудки. Они пересекли основную долину и, выбрав самую доступную — поднялись на одну из вершин на другой стороне. Это было чертовски тяжело без чакры, к тому же они целый день нормально не ели. Пейзаж, который открылся им с вершины горы, ничем не отличался от того, что они уже видели — бесконечные горные хребты, разделенные полноводными долинами, без каких-либо следов зелени. Или же какого-нибудь другого цвета. Они спустились вниз и пошли по следующей долине вниз по течению, ища признаки жизни. Никого не было видно. Долина превращалась в озеро — нетронутое, бирюзовое, окруженное высокими вершинами. Сакура задумалась, куда же уходит вода. Она поняла, что либо та испаряется, либо, что более вероятно, в озере есть подземный дренаж. Озеро было бесплодным. Оно служило им только источником воды, потому что в остальном оказалось проклятым препятствием, так как скалы уходили в него практически вертикально, а без чакры они не могли их преодолеть. Хотя им потребовалось несколько болезненных падений, чтобы принять это. К тому времени они уже съели два крекера и семь солдатских пилюль. Сакура пыталась не падать духом. Кацую не могла не заметить. И у нее возникла бы идея обратного вызова, верно? В какой-то момент возникнет. Должна возникнуть. Чтобы отвлечься от подступающей тревоги, Сакура начала обдумывать более практические вопросы. — Нам нужно все время держать свитки при себе, — сказала она Мадаре, когда они разбивали очередной лагерь. Ну, «разбивали» — это преувеличение. Они просто выбрали сухой и теплый участок гравия и разровняли его, чтобы было удобнее лежать. — Если мы ожидаем, что нас призовут без предупреждения, я имею в виду. Все, что у нас есть, находится в этих свитках, вся еда, оружие, посуда, все… — Хорошая мысль, — согласился Мадара, подхватывая свою сумку и прикрепляя ее обратно на пояс.***
На следующий день, вместо того чтобы попытаться обогнуть озеро, они обнаружили перевал, который выглядел наименее сложным, и перешли через другой хребет. У Сакуры были проблемы с дыханием — она не знала, было ли это из-за высоты или это был первый симптом недоедания, — но она задыхалась и с трудом передвигала ноги. Ей захотелось узнать, как себя чувствует Мадара — его дыхание до сих пор было ровным, — с облегчением заключила она. Вид с перевала ничем не отличался от вида с предыдущего места обзора. Однообразие пейзажа нарушали лишь испарения, поднимавшиеся через две долины от них. Они двинулись в этом направлении, не зная, на какие сигналы еще ориентироваться. Испарения оказались вонючими и довольно едкими, но в ручье из оврага текла теплая вода. Даже горячая. Она попахивала и имела отвратительный вкус тухлых яиц, но ее преимуществом была температура. Они пошли вдоль ручья вверх по течению, пока не увидели пещеру, из которой он вытекал. После того, как они привыкли к запаху, она показалась даже неплохой. И внутри пещеры было немного теплее, чем на уже остывшем вечернем воздухе. Сакура была слишком измотана, чтобы идти дальше. У нее болел живот, и она чувствовала себя такой опустошенной. Они заночевали в пещере. На следующее утро они разделили между собой крекер. Их последний. — Что же нам делать? — Спросила Сакура, пытаясь удержать сухие крошки во рту как можно дольше. Если она посасывала их достаточно долго, они становились сладковатыми. — Не думаю, что мне удастся пересечь еще один хребет. Я имею в виду, что справлюсь, но не думаю, что это того стоит. Мы должны поберечь силы. Мадара уставился на нее, нахмурив брови. В последние дни он часто так смотрел на нее. — Действительно. Мы можем обосноваться здесь. Температура будет нам только на руку.***
Прошло уже две недели, а последние солдатские пилюли они съели три дня назад. Сакура хорошо держалась морально, если не считать той маленькой панической атаки, которую она пережила в первую ночь, но мысли о ее физическом здоровье не выходили у Мадары из головы. Они устроили себе жилище в пещере — натаскали мелкого песка из ближайшего ручья, используя рубашку Мадары и ее футболку в качестве мешков, и соорудили из него своего рода кровать. Они обследовали местность в поисках подходящего источника воды и нашли тот, который не имел странного вкуса. Поскольку перепады температуры по ночам приводили к огромным потерям энергии, они собрали и сложили плоские камни у входа в пещеру. Днем они нагревались, а вечером Мадара и Сакура переносили их в пещеру и зарывали в «кровать». Если день был очень солнечным, тепло, которое излучали камни, держалось даже полночи. У них была пара бурных обсуждений различий в течении времени между измерением слизней и тем, в котором они застряли. Естественно, это не привело ни к какому окончательному выводу. У него сложилось впечатление, что Сакура задвинула свои переживания подальше, чтобы сберечь силы. И это именно то, что ей и следовало сделать. Он очень беспокоился за нее — она изначально была худой, а за последние два года просто отощала. Было очевидно, что это значило. Мадара поджал губы. Из них двоих она умрет первой. Стало быть, он должен сделать все, чтобы она сохранила свою энергию. Он склонился над полупустой флягой и опустил в воду еще один, такой тонкий, почти прозрачный, кусочек кожаного ремня. Он отрезал его от своей сумки. В конце концов, это была кожа — если ее нарезать достаточно тонко и оставить в воде, она станет достаточно мягкой, чтобы ее можно было есть. Это означало, что он должен будет сделать вдвое больше ходок за водой, так как теперь у них была только одна фляга. Первые дни они ходили по очереди — один раз она, один — он. Неделю назад он запретил ей это. Она запротестовала, но в конце концов подчинилась. Теперь он ходил туда дважды в день. У источника он пил столько, сколько мог, чтобы сохранить все содержимое фляги для Сакуры. Но уже через пару дней то, что обычно было легкой прогулкой, сказалось на нем. Между их пещерой и источником был небольшой гребень, и каждый раз, когда он поднимался в гору, его дыхание становилось прерывистым, а сердце бешено колотилось. Ему нужно было несколько раз останавливаться и отдыхать. Вчера он вынужден был присесть и перевести дух. Каждое утро они выходили из пещеры и сидели на солнышке. Каждую ночь они отчаянно прижимались друг к другу, чтобы согреться. Он отдал Сакуре свою рубашку, и теперь она была закутана в три слоя — в свою обычную одежду, ту грязную футболку и его рубашку. В любом случае, она полночи дрожала. Он не мог уснуть. И даже если бы она не дрожала, Мадара сомневался, что тревога позволила бы ему задремать. Их ночные забавы прекратились. Они проделали это дважды: один раз — в первый вечер в пещере, второй раз — неделю назад. Последний был малоприятен, Мадара предположил, что для них обоих. Сакура была сухой, и он даже не был уверен, испытала ли она оргазм. Он был едва возбужден и с трудом кончил, напрягая все мышцы и вызывая самый непристойный образ Сакуры, какой только смог придумать. Он представлял себе, как она скачет на нем, упираясь ногами в землю, раздвинув колени, а ее влагалище растягивается под напором его члена. С тех пор он испытывал отвращение к своим мыслям, но, по крайней мере, ему удалось прийти к завершению. Повторение, однако, в этот момент было исключено. Он предположил, что Сакура тоже этого не хочет. Сакура пошевелилась и проснулась рядом с ним. Она потерла глаза, прикрывая их от слепящего солнечного света. Было уже несколько часов после полудня, но в последние дни она много спала, и он был очень этому рад. Сакура осторожно приподнялась и придвинулась к нему. Она положила голову ему на плечо. — Посмотри на эти облака — у них такие необычные формы… И они такие тонкие, пушистые и равномерно плывут. Это будет прекрасное зрелище, как только солнце начнет садиться… Он не ответил. В этом проклятом мире он не находил ничего прекрасного. Сакура выпрямилась и провела рукой по его волосам и спине. — Где ты был? Ты весь в пыли! — В пещере. Перекладывал песок. Она снова провела пальцами по его волосам. А потом начала их перебирать, сосредоточенно щуря глаза. — В чем дело? — Мадара пошевелился, пытаясь повернуться. — В каком возрасте ты начал седеть в своей первой жизни? — Без понятия. А что? Ты нашла у меня седой волос? Она кивнула. — Я никогда не замечала раньше… Но их довольно много. — Она пригладила его волосы и прижалась ближе. — Но это ничего не значит! Такое возможно из-за этой ситуации, понимаешь? Иногда организм так реагирует на стресс. Это ее маленькое открытие не произвело на него особого впечатления. Но зато, несмотря на шутливую беззаботность в голосе Сакуры, произвело впечатление на нее. Она не отходила от него весь день. Сначала сама напросилась к нему на колени, а потом, когда он вернулся с водой, обняла его сзади, прижавшись к нему, как маленький теплый рюкзачок. — Я не хочу потерять тебя, — пробормотала она, уткнувшись ему в лопатку. — Не хочу. Я даже представить себе не могу… — Ты не потеряешь. Он оставил при себе замечание, что не он станет первым, кто умрет от голода.***
Пролетели две недели, и они съели оба кожаных ремня. Куски сандалий Сакуры теперь мариновались во фляге, но все равно не становились особо съедобными. Ее вырвало, когда он накормил ее небольшой порцией кусочков кожи. Отсортированные, наиболее важные свитки теперь были привязаны к его поясу полоской ткани от брюк — те порвались на одной ноге, когда он на днях упал в овраг, и ему все равно пришлось отрезать штанину до колена. Сакура очень бережно хранила свитки — Мадара подозревал, что они служат наглядным напоминанием о надежде, что Кацую призовет их. Он не разделял надежду Сакуры. Вопросы о том, как и когда он должен покончить с этим, возникали в его голове почти каждый день. Когда он затронул с ней эту тему, она горячо запротестовала, сказав ему, что все еще хочет проводить с ним больше времени. В тот день она не отходила от него ни на шаг. С тех пор он больше не возвращался к этому вопросу. У него больше не было сил идти к источнику за хорошей водой — они начали пить из ручья, который брал начало в их пещере. Все силы Мадары теперь уходили на то, чтобы выносить Сакуру утром на улицу, чтобы она могла побыть на солнце, потому что с прошлой недели она больше не могла ходить самостоятельно. Нести ее становилось все более и более сложной задачей. Даже несмотря на то, что она была легкая как перышко — кожа да кости, и эти огромные зеленые глаза, горящие нездоровым огнем — она становилась для него неподъемной. Два дня спустя он отказался выкатывать плоские камни из их песчаной постели на улицу, чтобы согреть их. Они были слишком тяжелые. После того, как он нес Сакуру, у него просто не оставалось сил, чтобы поднимать их. Он принялся закатывать новые камни во вход в пещеру. Лежать на них было не очень удобно, но все же от них исходило тепло.***
Она умирала. Она даже не могла больше держаться на ногах. У него не было достаточно сил, чтобы вынести ее из пещеры. Он все еще выходил и катал в пещеру теплые камни. Он все еще мог хоть как-то функционировать. Хотя перед глазами у него пугающе часто темнело, и он не осмеливался идти, не прислоняясь к стене. Больше ничего не болело, и это было страшнее любой боли. Он посмотрел на Сакуру, свернувшуюся в позе эмбриона на песчаном ложе. Она почти угасла. Еще пара дней, и она просто исчезнет… И все из-за него. Из-за его плана, его действий, а затем и из-за его решений продолжить поиски. Стоило ли оставить ее в измерении с сотами? Или в Шиккоцу? Мадара знал, что она никогда бы не отказалась от попыток спасти своих. Но должен ли он был принять это решение за нее? В измерении с сотами у нее могла бы быть своя жизнь. Теперь же она умирала. Его левая рука. В ней еще было достаточно плоти, чтобы что-то отрезать, и он, возможно, смог бы это сделать. Но в ее состоянии полного истощения он сомневался, что она сможет кусать, глотать и переваривать мясо. Но если он покрошит его достаточно мелко? Может быть, ей удастся съесть хоть немного? Мадара покачал головой. Пока она в сознании — никогда не согласится. Как только вырубится — не сможет глотать. Сакура пошевелилась и заскулила. Ее грудь поднималась и опускалась, и казалось, будто это было огромным усилием для ее тела. Он придвинулся, нет, подполз ближе, обнял ее. Она даже больше не реагировала. Он крепче сжал ее и зарылся лицом в волосы на ее затылке. Если бы только такие объятия могли сохранить ее для него… Если бы только они могли остаться в таких объятиях навсегда… Он провел пальцами по ее животу — она все еще была живой. Еще с ним. Кончиками пальцев он погладил ее кожу. И наткнулся на пустоту. Мадара дернулся. Диким взглядом он уставился на то место, где секунду назад была Сакура, пытаясь понять, что только что произошло. Успел задуматься лишь на мгновение. Он почувствовал мощное, неистовое притяжение, и сотни огоньков замерцали под его веками. Когда он открыл глаза, то увидел, что лежит на мягкой траве леса Шиккоцу. Он обернулся, лихорадочно озираясь — Сакура была рядом с ним, клон Кацую уже склонился над ней. — Слава всем богам, Кацую… — прошептал он и отключился.