Ветер, кровь и серебро

— Ну и что тебе здесь делать, скажи, пожалуйста? Кристина замерла у двери, из-за которой донёсся возмущённый, но уже явно уставший голос Хельмута. Она шла к лекарю, чтобы взять флакон настойки пустырника — последние пару дней она только на ней и держалась, пила её едва ли не чаще, чем принимала пищу, из-за чего постоянно зевала и ходила сонная. Однако иначе жить было просто невозможно: казалось, что разум Кристины висел на тончайшем волоске, который был готов вот-вот порваться, и тогда её бы снова бросило в бездну отчаяния, горя и страха. Невозможно было сосредоточиться ни на чём, а ведь близилась война, и нужно как-то решать накопившиеся в связи с ней вопросы… Но как решать, если постоянно хотелось просто упасть ничком на пол и бесконечно рыдать? Кристина и так слишком долго позволяла себе ничего не делать. Два дня она просто просидела в полнейшей апатии, безуспешно заливая тоску и боль вином, потом — два дня подряд беспробудно спала. И вот теперь пыталась вернуться к жизни, словно бабочка, прожившая какое-то время в коконе и теперь пытающаяся выбраться и расправить крылья. Она остановилась и прислушалась. — Ты велел мне привести армию, — донёсся до её слуха голос баронессы Хельги Штольц — высокий, почти как у ребёнка, — я и привела. — Не привести, а прислать… — Хельмут шумно вздохнул. — Я думаю, с этим бы прекрасно справился капитан гвардии. — Боже, я пропустила твои именины! Только не делай вид, что ты не рад меня видеть, — рассмеялась Хельга. — И вообще, даже не спросишь, как там Эрнест без тебя? Её брат отчего-то промолчал, и Кристина испугалась, что он просто бросился на неё с ножом. А что, с него станется… Поэтому она несмело приоткрыла дверь, предварительно постучав для вежливости, и осторожно вошла. Хельмут сидел на небольшой заправленной кровати, приложив ладонь к лицу, а Хельга стояла у окна, опершись о подоконник, скрестив руки на груди и всё так же посмеиваясь. Кристина не видела её достаточно давно, но, как ей показалось, баронесса Штольц мало изменилась за время, прошедшее с их последней встречи. У неё были голубые глаза, очень похожие на глаза Хельмута, чуть вьющиеся рыжие волосы до талии и множество веснушек на щеках, которые невозможно было скрыть даже пудрой. Хельга была на год старше Кристины и не намного выше; треугольный вырез на фиолетовом платье, расшитом золотистыми узорами, эффектно подчёркивал её довольно-таки объёмную грудь, на пухловатых руках виднелись искусные золотые браслеты. Хельга действительно была красивой женщиной с хорошим вкусом, однако… Однако это ни капли не оправдывало её чересчур легкомысленного характера. Кристина тоже совершенно не понимала, зачем баронесса Штольц приехала в Эори вместе с армией своего брата. Она должна была осознавать, насколько это опасно — война могла начаться в любой день, в любой момент… А у неё не будет никакой возможности защитить себя: естественно, Хельга, как и большинство женщин, сражаться не училась. Она что, хочет заболтать врага до смерти? Баронесса Штольц улыбнулась Кристине и присела в реверансе, та в ответ сдержанно кивнула. — Миледи, добрый вечер, — улыбнулась Хельга. — Простите, но не могли бы вы сказать моему брату, что я вольна распоряжаться своим временем так, как хочу? А то он совсем меня не слушает… — Господи, да делай, что хочешь! Я, в конце концов, не имею права тебе ничего запрещать! — в сердцах воскликнул Хельмут и бросился прочь из комнаты. Кристина не успела его остановить, не успела ни слова ему сказать — дверь громко захлопнулась, и они с баронессой Хельгой остались наедине. — Я признательна, что вы приехали и доставили к нам армию, ваша светлость, — холодно сказала леди Коллинз-Штейнберг. — Дорога, я думаю, была непростой? — Да, возникли трудности с переправой через Энгербах, — отозвалась Хельга. — Главный мост оказался сломан, пришлось ехать к Вайзеру в поисках другого… Зато теперь в вашем распоряжении тысяча человек: мечников, копейщиков и лучников… Ну и я, разумеется, тоже. — И она будто оскалилась, отчего Кристину передёрнуло. — Хельмут прав, вам лучше вернуться домой, — сказала она твёрдо. — Бой в открытом поле врагу нам дать наверняка не удастся, он пойдёт на замок штурмом и, возможно, возьмёт в нас осаду. В Бьёльне сейчас куда безопаснее. — Миледи, не переживайте. — Оторвавшись от подоконника, Хельга подошла к ней и осторожно коснулась её руки. Тогда Кристина заметила на её шее небольшой серебряный кулон в форме кинжала — оберег, который она подарила Хельге при первой встрече. На клинке этого кинжальчика была выгравирована руна защиты. — Я, может, и не столь сильна, как вы, но… — продолжила баронесса Штольц. — Поймите, я просто хочу быть рядом с братом. И рядом с вами. Её многозначительная улыбка сбила Кристину с толку, и она даже не попыталась вырвать руку. Однако Хельга отчего-то отстранилась сама, приблизилась к столику в углу, и лишь тогда Кристина обнаружила на нём небольшую зелёную бутылку и два бокала. И второй бокал был явно не для Хельмута — его ли сестре не знать, что он не пьёт от слова совсем? Кристина вздохнула — видимо, баронесса Штольц ждала её. — Пожалуйста, выпейте со мной, — улыбнулась она. — Я знаю, вы тоже любите сухое вино. В данный момент Кристина с большим удовольствием выпила бы флакон настойки пустырника. — Нет, спасибо. Она попыталась улыбнуться в ответ, но губы будто сами по себе не желали растягиваться в улыбке, а глаза независимо от её воли вдруг наполнились горячими слезами. Чтобы хоть как-то совладать с собой, Кристина сцепила пальцы в замок и зажмурилась на мгновение. Ей удавалось отвлекаться, направлять мысли в другое русло, но ненадолго — буквально через пару минут какая-то невидимая рука снова толкала её в пучину боли, в океан пустоты, и не было ни единой соломинки, за которую она могла бы ухватиться. Она хотела развернуться и уйти, но прозвучавшие следом слова Хельги буквально прибили её к полу: — Чем быстрее вы смиритесь, миледи, тем быстрее начнёте жить дальше. Она даже перестала улыбаться и скорбно вздохнула для приличия, но от этих слов так и веяло неискренностью. Или Кристина просто была слишком предвзята к ней. Не особо понимая, о чём говорит Хельга, она медленно подняла голову и спросила тихим и охрипшим голосом: — С чем смирюсь? — С тем, что ваш муж умер, что он больше не вернётся и вам его не вернуть, — спокойно ответила Хельга. Кристина пошатнулась — слава Богу, рядом оказалась кровать, на которую она тут же медленно осела. Голова закружилась, и странная, незнакомая, чужеродная боль сдавила грудь — это была не боль горя, что мучила её последнюю седмицу, а какая-то другая, особая, ни с чем не сравнимая. Потом Кристина поняла, что это была ядовитая смесь злости, гнева, отчаяния, бессилия, возмущения и недоумения. Но это было потом, а сейчас она просто сидела в оцепенении и смотрела куда-то вперёд, в пустоту — не на Хельгу и её оберег, не на стол и вино, не на шкаф и не на стену с окном, а туда, где не было совершенно ничего, лишь тоска и чернота. Хельга присела рядом с ней и непонятно зачем приобняла за плечи. — Поверьте мне, я знаю, — сказала она. — Со мной так и было. — У вас был муж? — Не муж, а… — Хельга задумалась. — Мы успели лишь обручиться. Мне едва исполнилось шестнадцать, когда он погиб на Фарелловской войне. — Хельмут не рассказывал… — усмехнулась Кристина. Она сама не знала, где взяла силы на эту усмешку. — Он не очень любит распространяться обо мне. И тут Кристина внезапно поняла, что вся эта беспечность, всё это легкомыслие, всё это веселье — лишь напускное, лишь попытка скрыть острую боль, которую Хельга хранила в сердце долгие годы. Конечно, нельзя же вечно плакать и ходить как в воду опущенная. Нужно жить дальше, во что бы то ни стало. И она пыталась жить. Она пыталась казаться спокойной, радостной и беззаботной, она шутила и смеялась, она хотела подружиться со всеми, кого встречала… Но в глубине души она безмерно страдала, и ничего с этим страданием сделать было нельзя. И Кристина уже была готова простить Хельге всё: неудобства, навязчивость, необдуманные слова и мнимую неискренность — наверное, ей действительно просто показалось, что те слова были неискренними. Но… — Вам стоит забыться, — сказала баронесса Штольц. — Отвлечься. Вино хорошо помогает, знаете… Кристине ли было не знать. — Я не хочу вина, спасибо, — вновь отказала она. — Ну что ж… Просто поймите: однажды вы проснётесь и осознаете, что вам, в общем-то, всё равно. Что жизнь продолжается и без него, и вы должны, вы обязаны стать частью этой жизни. Иначе быть не может. — На что всё равно? — не поняла Кристина. — На то, что Генрих… Хельга молча кивнула. Кристина резко повела плечами, сбрасывая с них её ладони, и отстранилась, уставившись на собеседницу огромными, полными слёз глазами. Ядовитая боль вернулась, а вместе с ней появилось желание ударить Хельгу по её пухленькой веснушчатой щеке. — Вы забудете его, — продолжала та, не обращая внимания на открытое возмущение Кристины. — Не сразу, не скоро, но забудете. Нужно просто… просто смириться. Как можно быстрее дать себе понять, что его нет. Тем меньше боли вам придётся терпеть. — Как я могу… — начала Кристина и запнулась. Как она могла забыть человека, который рискнул всем ради неё, не побоявшись поражения, подлых слухов, предательств и непонимания, начал войну, чтобы Кристина могла получить то, что принадлежало ей, то, что у неё отняли? Как она могла забыть человека, который всегда находил слова поддержки и смог каким-то образом, какой-то необъяснимой магией исцелить её истерзанную потерями и войной душу? Как она могла забыть человека, которого бесконечно любила, которому отдала своё сердце и свою жизнь, с которым делила всё, что у неё было, и делилась всем, что её терзало? Как она могла забыть человека, который никогда, ни разу не оставил её в трудный момент — даже перед лицом самой старухи с косой? Он был её мужем, он был её любовью, отцом её ребёнка, сердцем и душой… А теперь его нет — и она предлагает просто забыть? Кристина хотела высказать Хельге всё это, но не смогла произнести ни слова. Да и разве она поймёт? Забыть… — О, нет, миледи, прошу, не плачьте! — вдруг сказала Хельга и протянула руку, но Кристина отвернулась, и ей не удалось вытереть её слёзы. — Не стоит плакать, пожалуйста. Я здесь, я с вами, всё хорошо. — «Да что ты вообще значишь для меня?» — Ну же, придите в себя. Когда её руки вновь обвили плечи Кристины, та уже не пошевелилась. Пусть делает, что хочет. Обнаружив её полное бездействие, Хельга улыбнулась и несмело коснулась её щеки, пытаясь развернуть её лицо к своему. Сквозь пелену слёз Кристина увидела её припудренные веснушки, чуть вздёрнутый носик, длинные тёмно-рыжие ресницы, которыми она так наивно хлопала… И глаза… Почему-то сейчас они были не чистой небесной голубизны, как раньше, а будто подёрнутые зеленоватой дымкой. Осознав, насколько близко они с Хельгой друг от друга находятся, Кристина вздрогнула, очнулась и покачала головой. — Нет, не надо. Но Хельга не остановилась. — Нет! Кристина вскрикнула и вскочила с места, грубо сбросив с себя руки Хельги. Та взглянула на неё ошарашенно, будто её и впрямь ударили, а Кристина, не в силах больше сдерживать себя, не в силах больше быть вежливой и тихой, прошипела злобно сквозь зубы: — Даже наши борзые понимают, когда им говорят «нет». А ты… На большее слов не хватило. Она попятилась к двери, но наткнулась спиной лишь на холодную стену. Почувствовала, что ноги её больше не держат, и тяжело осела на пол, совершенно забыв, что Хельга всё ещё здесь и смотрит на неё. Голова кружилась, в висках пульсировала кровь, пальцы дрожали, а ног она вовсе не чувствовала. Вроде бы Хельга не сделала ничего ужасного, но… Её слова въелись в мозг и не позволяли спокойно думать — любая мысль возвращалась к этому «вам нужно забыть его». Если бы это было так просто… К тому же, знай она наверняка, что это избавит её от боли, то всё равно не стала бы забывать. Хельга сказала, что понимает Кристину, но Кристина знала, что ни капли не понимает на самом деле. Если бы понимала, то не стала бы давать таких советов. Она так и не открыла глаз, но чувствовала кожей, что баронесса Штольц стоит, недвижимая, растерянная, потом делает пару шагов вперёд… Но Кристина даже не пошевелилась. Ей нужно было срочно выпить, напиться до беспамятства, забыться, уснуть и не просыпаться до тех пор, пока Хельга отсюда не уедет. — Миледи, я прошу вас… — послышался её голос, полный недоумения и растерянности. Она присела рядом с ней и попыталась обнять. Кристина даже не взглянула на неё. — Поймите же вы… — Хельга покачала головой, тряхнув рыжими локонами, от которых пахло лавандой. — Вы… я… Я не знаю как назвать то, что чувствую, но это… — Неуважение? — горько усмехнулась Кристина. — Нет, напротив, — отозвалась Хельга, проведя пальцем по сложной серебристой вышивке на её платье. — Меня так давно тянет к вам… Особенно после вашего подарка. — Её пухловатые пальчики с идеальными округлыми ногтями коснулись кулона. — Вы же сами сказали, что это оберег на память о вас… — Это всего лишь подарок, — сказала Кристина. — Он ничего не значит. Просто знак формальной вежливости. — Нет, не просто! Вы… вы нужны мне, я нуждаюсь в вас, и когда вы принадлежали… не мне… я… Кристина лишь покачала головой в ответ на её слова. — Вы, должно быть, не понимаете. — Усмешка Хельги вызвала в ней волну раздражения, однако она так и не пошевелилась, так и продолжила сидеть, обхватив руками колени и смотря в стену напротив. — Доселе вы не знали о существовании… такой любви? Кристина не нашлась, что ей ответить. Не хотелось откровенничать с Хельгой, не хотелось ничего ей говорить — казалось, она осмеёт и поставит под сомнение всё, что ей скажут. Хельмут упоминал, что однажды решился раскрыть сестре один свой важный секрет, который касался его отношений с Генрихом, а та в ответ лишь посмеялась и до сих пор потчевала его глупыми шутками. Поэтому Кристина не хотела ничего говорить — её история была чем-то похожа на ту историю Хельмута. Однако слова вдруг вырвались из неё сами, бесконтрольно, и чем дальше она говорила, тем сильнее глаза Хельги округлялись от изумления. — Уж поверьте, знаю, пожалуй, побольше вашего, — прищурилась, вспоминая, Кристина. — Вы сильно недооцениваете меня, как я посмотрю? Считаете глупой и ограниченной? Спросите у своего брата — он какое-то время был обо мне такого же мнения. — Она невесело хохотнула, сжимая дрожащими пальцами тяжёлую чёрную ткань своего платья. Хельга напрямую ничего такого не говорила, и Кристина, может быть, преувеличила… Никак не удавалось избавиться от предвзятости по отношению к ней. — Но знайте, что мне и раньше доводилось испытывать такие… необычные чувства. Хельга взглянула на неё вопросительно, протянув руку, чтобы убрать с лица Кристины прядь, но та качнула головой и отвернулась. — Моя служанка… Точнее, она ею уже не является… Но тогда была. Это началось лет семь назад. Сначала мне казалось, что это просто сильная дружеская привязанность, но потом… Я не знаю, что это было, и в то же время не могу отрицать этих чувств — видит Бог, длились они недолго, но подарили мне просто неописуемую бурю эмоций. Она восхищала меня, я не могла сдержать улыбки, смотря на неё, я хотела любоваться ей, прикасаться к ней… Это прошло, хотя я до сих пор сильно привязана к ней, скучаю и часто вспоминаю те времена, когда мы были вместе. Так может, ваша светлость, и эти ваши чувства тоже вас оставят? — Нет, — твёрдо заявила Хельга. — Я уверена, что нет. И я не хочу, чтоб они меня оставляли. Кристина закатила глаза. Она решила, что будет ей сидеть на полу, нужно наконец пойти и напиться, и взглянула на собеседницу резко и холодно. Взгляд упал на оберег, и вдруг рядом с ним Кристина увидела небольшую деревянную пластиночку в форме ромба. — Что это у вас? — негромко спросила Кристина, вглядываясь в пластинку. — А… да так, неважно. Хельга быстрым, нервным жестом дёрнула за шнурок, чтобы убрать этот странный кулон, но Кристина всё же успела заметить на нём какую-то малознакомую руну. И вздрогнула — руна отчего-то её испугала, она не была похожа на безобидную, от неё так и веяло скрытой опасностью… Хельга же не владела магией, так откуда… Разве что кто-то подарил, как и оберег? Не сказав ни слова, Кристина резко вскочила с места и бросилась прочь из комнаты — в ту часть замка, где жил Хельмут. *** — Я всё выяснил. Кристина оторвалась от подушки и удивлённо посмотрела на Хельмута. Она и не услышала, как он вошёл, — кажется, задремала или просто забылась, устав рыдать и постоянно заново переживать в мыслях разговор с Хельгой. Она несколько минут лежала, уткнувшись лицом в подушку, и теперь это место стало влажным от её слёз. Кристине страшно было представить, как она сейчас выглядела, поэтому она решила пока не поворачиваться к зеркалу. Она чувствовала себя разбитой, будто не спала несколько дней — бесконечные слёзы, истерики и нервные потрясения её вымотали, а ещё сыграла роль так невовремя пришедшая лунная кровь. Болели голова и живот, Кристина чувствовала слабость по всему телу, а эмоциональная опустошённость, казалось, готова была добить её. — Ну? Она поднялась, поправила платье, пригладила волосы… Хельмут выглядел взволнованным, а ещё разозлённым, что, впрочем, было неудивительно. Кристина даже осмотрела его лицо на предмет царапин, которые могли оставить ногти Хельги, но вроде бы Хельмут не был ранен. — Было сложно заставить её говорить, — сказал он, присаживаясь на небольшую табуретку возле кровати. — Иногда бывает такой болтливой, не остановишь, а тут уставилась в окно и молчит… — Хельмут, что это за руна? — прервала его Кристина. Видимо, болтливостью, о которой он говорил, Хельга пошла в брата. — Приворота, — выдохнул он. — Так и знала… — Она проскрежетала зубами. — Руна отворота очень на неё похожа. Ну, зато теперь я понимаю, из-за чего она проявляла ко мне такое внимание. — В смысле? — поднял бровь Хельмут. — Разве руна должна была подействовать на неё, а не на тебя? — Сейчас объясню, — улыбнулась Кристина. — Да, руна должна была подействовать на меня, как только я бы увидела Хельгу воочию. Однако мой оберег, который я сделала для защиты от любых заклинаний, помешал ей. Но он, видимо, оказался недостаточно заговорённым, слабоватым, в общем. И это моя ошибка… — Она вздохнула и отвела взгляд — ещё чувства вины ей сейчас не хватало. — Из-за оберега воздействие руны перенеслось с меня на Хельгу. Она хотела приворожить меня к себе, но в итоге приворожила себя ко мне, влюбившись ещё сильнее, чем было. И мимолётная симпатия превратилась в собственничество, навязчивость и желание обладать. То-то я смотрю, она стала на себя непохожей… Да, твоя сестра всегда была довольно… назойливой… Извини. — Кристина виновато усмехнулась и, когда Хельмут кивнул, продолжила: — Но она всё-таки знала какие-то рамки, была достаточно вежливой, сдержанной, а тут… Это не она, Хельмут, — подвела итог женщина. — Это заклинание изменило её, превратив в наглую грубиянку. — Допустим, я тебя понял, — отозвался Хельмут, сжав пальцы в кулаки от волнения. — Я, правда, не представляю даже, где она эту руну взяла… Никаких магов вблизи нашего замка я не припомню. — Он задумался. — Она и до этого говорила о том, что ты ей нравишься… Точнее, она не уточняла, что это ты. Я догадался об этом только сегодня. Ты уж извини… Я должен был попытаться как-то предотвратить это. — Неважно, — отмахнулась Кристина, подходя к столу, на котором лежал справочник по рунам, предусмотрительно принесённый из библиотеки. — Главное — избавить её от этого приворота. Слава Богу, мне уже доводилось с этим работать. — Она слабо улыбнулась, вспомнив далёкие годы юности, первый брак… и такую молоденькую Софию, совсем девочку… Да и сама она тогда была девочкой, не познавшей ужасов войны и совершенно ничего не понимающей в настоящей жизни. — Можно просто забрать у неё эту руну и уничтожить, но не берусь утверждать, что это подействует. Чувства никуда не уйдут, потому что вызвать из ниоткуда их невозможно даже самой сильной руной, самым сильным заклинанием. Их можно лишь усилить. Поэтому стоит также подбросить ей руну отворота. Поможешь? — И Кристина с надеждой взглянула на Хельмута. — Я? — изумлённо воскликнул тот, резко вскочив с табурета. — Как ты себе это представляешь? Забрать руну, уничтожить, подбросить новую… — Я сделаю руну отворота очень похожей на ту, что есть у Хельги, — успокоила его она. — Даже шнурок подобный поищу. Просто поменяй руны, когда она будет спать. Что тебе стоит быстро открыть и закрыть шкатулку с украшениями? — А если она не снимет её на ночь? — В голосе Хельмута зазвучала искренняя паника. — Наверняка не снимет, поэтому я и прошу тебя. Ты — её брат, самый близкий для неё человек… А если приду я, а она проснётся? Она определённо поймёт не так… — Что я ей скажу, если она проснётся? — Придумай что-нибудь. Серьёзно, Хельмут… — Кристина устремила на него печальный взгляд — абсолютно искренний, между прочим. — Она не понимает слова «нет», она не воспринимает меня всерьёз, будто я какой-то ребёнок… Это же твоя сестра. Неужели тебе не жаль её? Неужели ты не хочешь спасти её и позволишь её разуму попросту умереть под воздействием этого заклинания? Ты хочешь, чтобы она превратилась в сумасшедшую, ослеплённую своими желаниями, которые исходят вообще не из её души? Чем дольше ты медлишь, тем сильнее она подвергается ему. — Хочешь сказать, что она… — Сойдёт с ума, — кивнула Кристина. — Я понимаю, — отозвался Хельмут неуверенно. — Но… ты же сама сказала, что руна не вызвала в ней этих чувств, а лишь усилила их. То есть в глубине души… — Нет, Хельмут, это… — Кристина закрыла глаза, осознав, что сболтнула лишнего. Нужно было дать понять, что чувства оказались вызваны искусственно, а не развиты руной до абсурда. Хельмут ведь ничего не смыслит в магии, он бы поверил… А теперь он невзлюбит свою сестру ещё сильнее. Вот чёрт. — Это что-то вроде неприятного дополнения. Это как… — Она решила привести наиболее животрепещущий пример: — Ну, смотри: настойка пустырника или валерианы тебя успокаивает, позволяет чувствам улечься и волнению исчезнуть, но при этом ты весь день ходишь сонный и несобранный. Так же и тут: руна развила её влюблённость настолько, что к ней пристали эти нехорошие чувства. Они исчезнут, как только мы уничтожим руну и избавим её от этой влюблённости. — Она покачала головой и опустила взгляд, чувствуя, как Хельмут положил ладонь на её плечо в знак поддержки. — Какой в этом смысл, в конце концов? К чему это приведёт? А если ты прав и он действительно жив… В следующее мгновение Кристина оказалась в его объятиях. Хельмут пригладил её волосы, растрепавшиеся из-за того, что она уже долго носила их распущенными, и сжал плечи. Ну хоть кто-то здесь относится к ней по-человечески… Она прижалась к нему в ответ, ощущая, как постепенно успокаивается, прекращает волноваться и злиться, а его короткий поцелуй в лоб заставил её окончательно остыть. Сейчас ей больше некому было довериться: Натали далеко, Берта и София покинули этот мир, что там с Генрихом, вообще непонятно, и лишь Хельмут остался с ней, не бросил её и до последнего пытался воззвать к её разуму. Поэтому и объятия его, и поцелуй она восприняла с такой нежностью, которая раньше почему-то никак не ощущалась, когда он касался её. — А Хельга… — начала Кристина, когда он выпустил её. — Она сказала, что с ней когда-то произошло что-то подобное… Расскажешь? — Это долгая история, — нахмурился Хельмут, отстраняясь и убирая руки, чтобы завести их за спину. — Хорошо, тогда присаживайся. — Она кивнула на табурет. — Я буду делать руну отворота, а ты рассказывай. — Кристина, это не та история, которой делятся за бокалом вина в непринуждённой обстановке. — Я понимаю. Но ведь и тебя она тоже касается, да? — Получив в ответ кивок, Кристина продолжила: — Тогда почему бы тебе не поделиться? Мы ведь друзья, почему бы… — Хорошо, хорошо, — он послушно опустился на табурет, — мне и правда давно хотелось с тобой поделиться. То событие действительно стало одним из самых важных в моей жизни. Кристина кивнула и уселась за стол, положила справочник напротив себя и достала из ящика небольшую деревянную пластинку — чуть больше той, что была у Хельги, более неправильной формы, но вряд ли баронесса Штольц заметит подмену. У Кристины было много таких заготовок для амулетов и оберегов — она же готовилась к войне, на которой, как известно, все средства хороши. И ничего, впрочем, не случится, если она пожертвует одной… Открыв справочник на нужной странице, Кристина начала срисовывать руну — за прошедшие годы она чуть растеряла сноровку и не очень помнила все тонкости отворота. Ничего, наверстает. — Это случилось в год начала Фарелловской войны, — начал Хельмут тем временем. Кристина сидела к нему спиной и не видела его лица, но ощущала, что он нахмурился и явно сник. — Хельге ещё не исполнилось шестнадцати, мне — двадцати одного, а Вильхельм Остхен был ненамного младше меня. И, в общем-то, нам обоим тогда казалось, что это вполне выгодный союз, к тому же Вильхельм сестре очень нравился. Они общались с детства, играли вместе, да и я с ними тоже… — Он усмехнулся. — Он был мне хорошим другом, а Генриху приходился двоюродным братом: баронесса Остхен, Аделина, была сестрой его матери. Кстати, это именно Генрих предложил мне выдать Хельгу за Вильхельма. Мы всё обговорили, даже устроили обручение… Конечно, до свадьбы пришлось бы ждать совершеннолетия Хельги, и он готов был подождать. Хельмут сделал паузу, чтобы отдышаться, и через несколько мгновений заговорил тише: — Но тут началась война, и Вильхельм, как и я, отправился за Генрихом выполнять вассальный долг. Барон Остхен-старший, как назло, тяжело заболел, и поэтому Вильхельму пришлось командовать их войском. Война началась весной, а уже в начале осени… — Хельмут вновь замолчал, видимо, пытаясь подобрать слова. Кристина оторвалась от руны и повернулась к нему лицом. Он сидел, опустив голову и сверля взглядом пол. Его пальцы сжали полы длинного фиолетового камзола, сминая бархатную ткань. Кристина хотела подойти к нему и как-то выразить своё сочувствие — речь всё-таки шла о гибели его друга, — но Хельмут вдруг заговорил дальше: — В общем, он погиб при штурме одного из замков, захваченных фарелльцами. В него попала стрела. Мы сражались рядом, и мне до сих пор кажется, что эта стрела предназначалась мне… И снится до сих пор — она летит в меня, но вдруг из ниоткуда появляется Вильхельм, и стрела попадает в него. Хельге кто-то так и разболтал, мол, барон Остхен погиб, закрыв собой вашего брата… Теперь его она считает героем, а меня винит в его смерти, хотя ни он, ни я в той битве не проявили ни особого героизма, ни трусости. Мы сражались как все, к тому же мы были очень молоды и несколько боязливы… Он просто случайно оказался на пути той стрелы и вовсе не собирался меня спасать. — Хельмут, я… — Кристина всё-таки встала и подошла к нему, коснулась пальцами его щеки. — Мне правда очень жаль. Ты не заслуживаешь таких обвинений. — Она и не обвиняла напрямую, — пожал он плечами. — Но тут и так всё понятно, правда? Она молча кивнула, не желая ни спорить, ни соглашаться. Всё же Хельмут был чересчур предвзят к сестре. Вскоре Кристина вернулась к руне, а Хельмут, кажется, неплохо разошёлся — он весь вечер рассказывал ей о Фарелловской войне, не забыл повторить и ту немного нелепую историю, которая произошла с ним и Генрихом. В его голосе звучало опасение, хотя ему было известно, что Кристина знала о них. Она, конечно, не злилась и не ревновала — зачем, если это было в прошлом, задолго до того, как она появилась в жизни Генриха? Наоборот, это казалось ей милым и забавным. Зная, как два давних друга близки, она часто подшучивала над Хельмутом по поводу того, что он мог бы стать жёнушкой лорда Штейнберга вместо неё, и однажды он не выдержал и сболтнул, как ему казалось, лишнего. Кристина было не поверила, но Генрих подтвердил. Да, это было необычно и, пожалуй, в какой-то мере неправильно, но… Кто она такая, чтобы осуждать? К тому же эти мимолётные чувства Хельмута к своему другу напомнили ей собственную привязанность к Натали, так что она его прекрасно поняла. Отец тоже рассказывал ей о той войне, но нечасто — он вообще не любил вспоминать битвы, которые пережил. Когда шли боевые действия, он ей, конечно, писал, но при этом не имел права распространяться о военной жизни до того, как окончится война, и больше расспрашивал дочь об её делах. А дел у Кристины тогда было много. Ей было пятнадцать, и хотя ей помогали в правлении Нолдом, всё равно было довольно тяжело. В те страшные времена ей пришлось пережить не только дикие волнения за жизнь и здоровье отца, за свободу и целостность своей земли, но и обман и предательство близкого человека, наставника и родственника… С тех пор прошло почти четырнадцать лет, и как бы Кристина ни пыталась это забыть, как ни старалась об этом не думать, из памяти то событие удаляться не желало. В общем, ей было тяжело. Зато отец, вернувшись с войны, очень гордился ей и часто хвалил. А потом выдал замуж за старика… И Кристина до сих пор не знала, что чувствовала на этот счёт. Хельмут же делился с ней подробностями разных битв, долгих переходов, утомительных, бесплодных переговоров с фарелльцами, а ещё рассказывал о сотрудничестве с шингстенцами. Несмотря на то, что они были самонадеянными и вечно считали, что во всём правы, их воины (а ещё воительницы, о чём Хельмут обмолвился будто бы нехотя, миоходом) сражались храбро. Правда, в планировании и стратегии от них толку было мало. Можно сказать, что ту войну выиграли лорды Джеймс и Генрих — не без помощи вассалов, конечно, ибо король, ныне почивший Альвар Четвёртый, был ещё очень молод и неопытен, а наместник лорда Киллеана оказался абсолютно бесполезен. И Кристина до сих пор гордилась тем, что в те годы страну освободили её отец и её муж. И вот теперь они оба оставили её, один — навсегда, а другой… Она зажмурилась, пытаясь прогнать так не вовремя возникшую где-то в сердце боль. Вскоре стемнело — пришлось зажигать свечи. В комнате стало прохладнее, а за окном начал накрапывать слабый дождь, барабанящий по крыше. Тщательно вырисованная и заговорённая руна «кипела», то есть вбирала в себя магию, и Кристине даже стало жутко — раньше она никогда не считала колдовство страшным, но теперь что-то вдруг заставило её поёжиться. К тому же она всё-таки беспокоилась за Хельгу, за её разум и душевное здоровье. Мало ли какие последствия отразятся на ней из-за того, что сразу столько заклинаний сцепятся за её душу. — Ну, вроде бы всё, — выдохнула Кристина. Хельмут как раз закончил свои рассказы, они быстро поужинали прямо в комнате, и оставалось лишь дождаться, когда Хельга ляжет спать. — Может, лучше объяснить ей всё, как есть? — предложила она, поднимаясь и разминая затёкшие конечности. — Сказать, что магия руны из-за оберега повернулась не в ту сторону? Я думаю, она поймёт… — Не поймёт, — покачал головой Хельмут. — Серьёзно, давай я лучше тихонько поменяю местами руны. Уверен, она скажет, что ты просто ещё не осознала, насколько сильно её любишь, и откажется принимать мои слова на веру. — Ладно… — вздохнула она, вручая ему руну, заблаговременно прикреплённую к шнурку. — Осторожнее, пожалуйста. Не забудь забрать ту другую руну, я её сожгу в очищенном пламени. Хельмут взял подвеску, хорошенько рассмотрел её и с готовностью истинного воина пошёл выполнять возложенную на него миссию. За окном небо расколол раскат грома. *** Придерживая подол платья из чёрного шёлка, Кристина осторожно вошла в чуть приоткрытую дверь. Шторы были распахнуты, однако в комнату свет почти не проникал — небо затянули тяжёлые чёрные тучи. Поэтому пришлось зажечь множество свечей, от которых исходил приятный жёлто-оранжевый свет и создавались причудливые тени на полу и стенах. Но, несмотря на весьма уютную обстановку, здесь буквально кожей ощущалась непонятная скорбь, тоска и беспокойство. Хельмут резко поднял взгляд — в его глазах читалось настоящее отчаяние. Кристина вздохнула и приблизилась к нему, не будучи уверенной в том, что он вообще мог терпеть её присутствие здесь. — Ну, как? — с тревогой в голосе спросила она. Он ничего не ответил, лишь покачал головой. Тогда Кристина взглянула на кровать, на которой лежала Хельга — немного бледная, похожая на куклу, она, однако, дышала и подавала признаки жизни, то поворачивая голову, то пошевеливая пальцами. Но её попросту невозможно было разбудить — ни на тряску, ни на крики, ни на что-либо ещё она не отзывалась. Кристина чувствовала, что руна отворота давно уже сработала, полностью истратив свою магию, поэтому попросила Хельмута снять её с сестры и сожгла вместе с руной приворота в очищенном пламени. Она не знала, что случилось и как разбудить Хельгу. Та спала, судя по её виду, совсем спокойно, только вот этот сон был явно нездоровый, навеянный магией. — Прости, я… — зашептала Кристина. — Я и подумать не могла, что всё так получится. Я впервые с этим сталкиваюсь. Прости… И снова Хельмут не ответил. Кристина заметила, что он сжимал безжизненную руку Хельги, и при виде этого ей стало ещё хуже. Ещё не хватало, чтобы её единственный друг, помимо жены, потерял ещё и сестру… по её вине. Кристина подошла ближе к Хельге, вгляделась в её красивое лицо, остановила взгляд на растрёпанных рыжих локонах, раскиданных по подушке, на белой с фиолетовым кружевом ночной сорочке, чуть выглядывающей из-под одеяла… Что же с вами делать, баронесса Штольц? И почему от вас столько проблем?.. Вдруг Кристина заметила на её шее оберег — выгравированная на серебряном маленьком кинжале руна почти стёрлась, видимо, ночью вступив во взаимодействие с руной отворота и не выдержав натиска более свежей и сильной магии. Но всё же Кристина как ведьма разглядела в ней слабое золотистое сияние, недоступное глазу обычного человека. Будто в беспамятстве, Кристина протянула руку, палец надавил на маленький выступ в небольшом замочке цепочки… Она сняла с Хельги оберег и сжала в кулаке, намереваясь срочно создать ещё один язычок очищенного пламени и уничтожить его. Но вдруг Хельга слабо пошевелилась. Она повернула голову, нахмурилась и нехотя разлепила глаза. Кристина пригляделась получше — странная зеленоватая пелена спала, и радужки Хельги снова засветились чистым голубым цветом. Она часто-часто заморгала — видимо, её ослепил свет ближайшей свечи. Попыталась подняться и слабо простонала. Хельмут тут же бросился к ней, громыхнув стулом, и прижал к себе. Хельга ошарашенно округлила глаза, а Кристина поняла, что впервые в жизни видит, как брат и сестра Штольц обнимаются. Хельмут отпустил Хельгу не меньше, чем через три минуты, и всё это время Кристина стояла, вертя в руках оберег и не зная, куда себя деть. Она беспокоилась и хотела узнать, как Хельга себя чувствует, но, с другой стороны, боялась, что заклинание не подействовало или подействовало не так и что баронесса сейчас снова начнёт домогаться до неё. Поэтому Кристина несмело повернула к выходу, решив сначала уничтожить оберег, а к Хельге наведаться попозже, но её голос заставил женщину остановиться. — Ваша милость? Леди Кристина? Тон, которым она произнесла эти слова эти слова, был настолько удивлённым, что могло показаться, будто Хельга видела её впервые в жизни. Кристина оглянулась и обнаружила, что баронесса Штольц поспешила быстро встать, пошатываясь и то и дело хватаясь за брата, и присесть в реверансе. Леди Коллинз-Штейнберг уже чисто по привычке приосанилась, не прекращая, впрочем, смотреть на Хельгу огромными от изумления глазами. — Такая честь, что вы зашли ко мне… — пролепетала Хельга. — Простите, что я в таком виде, я просто… что-то… Хельмут, который час? — Второй час пополудни, — с улыбкой отозвался тот. — Вы хорошо себя чувствуете? — тихо поинтересовалась Кристина, не решаясь сдвинуться с места и подойти к Хельге. — Немного странно… как будто… — Она задумалась и заговорила вдруг тихо и рассеянно: — Как будто долгие годы на моих плечах был огромный груз, огромная ноша — и вот она спала. Я чувствую себя очень… очень легко. Кристина невольно улыбнулась. Кажется, отворот всё-таки подействовал. Да и Хельга ведёт себя так, как в их предыдущие встречи, — сдержанно и учтиво… Будто она воспринимает леди Коллинз-Штейнберг исключительно как свою сюзеренку, но уж точно не как объект любви. — И я почему-то не помню почти ничего из того, что было после того, как я приехала… — вдруг заметила Хельга, садясь на край кровати. — Ты просто напилась от радости, что наконец-то встретилась со мной, — нашёлся Хельмут. — Нечасто тебя можно обнаружить упитой в дрова, но вчера был именно такой день. И скажи спасибо леди Кристине, что она сделала для тебя отвар от похмелья — поэтому у тебя сейчас ничего не болит. Ведь не болит же? — Нет, — покачала головой она. — Я же говорю: мне так легко… Спасибо, ваша милость. — Она с улыбкой кивнула Кристине. — И ты так и не сказала мне, — напомнил Хельмут, — как там дела у Эрнеста? А Роэль? К нему ты заезжала? Улыбнувшись с облегчением, Кристина решила оставить их наедине.