Ветер, кровь и серебро

У Кристины не было с собой парадных доспехов, украшенных камнями и причудливыми узорами, позолоченных и посеребрённых, сверкающих, словно солнце, гладких и в целом идеальных. У неё их вообще не было — были лишь боевые. Но барон Карразерс и Рихард настояли, что она должна въехать в город торжественно, а не просто так: чтобы жители знали, кем оказались освобождены. Ей наскоро вправили помятый горжет, быстро подлатали кольчугу, почистили и отшлифовали поножи и наручи. Лекари за это время успели обработать и перебинтовать её раны, смазать обезболивающей и заживляющей мазью порез на щеке, наложить холодные компрессы на ушибы и синяки. Щиколотка всё ещё сильно болела, наступать на ногу было жутко неудобно, и лекари советовали покой и поменьше ходьбы, но Кристина понимала, что в ближайшее время у неё вряд ли получится последовать этому совету. Теперь она сидела в своём шатре и приводила себя в порядок. Хорошенько умылась, расчесала и заплела волосы. Потом взглянула в зеркало — царапину на носу почти не было видно, а вот рана, проходящая через левую щёку, была яркой, алой, заметной и привлекающей внимание. Наверное, шрам останется будь здоров. Мужчины всегда гордились своими шрамами, а женщины их стыдились, предпочитая прятать… Но ей было, в общем-то, всё равно. Шрамы говорили о том, что во время битвы она сражалась, а не отсиживалась в безопасности. Пусть люди видят и их. Вдруг в её палатку заглянул барон Аксель. — Миледи! — позвал он несколько встревоженно. Кристина быстро вытерла лицо и вопросительно взглянула на него. — Мы там нашли… колдуна этого… Она вскочила, отбросив полотенце, вытащила из походной сумки защитную руну и бросилась наружу. Как только битва закончилась, Кристина велела отыскать Райли и Брайана Лэнга, если они, конечно, ещё живы. Они были ближайшими соратниками Джойса и наверняка знали многое… Она хотела их допросить, не будучи уверенной, впрочем, что они хоть что-то ответят. Лэнг вообще мог и в лицо плюнуть… Снаружи было на удивление тепло, пахло дымом и кровью; то и дело издалека доносились стоны и крики раненых, которым помогали лекари, и умирающих, которым помочь уже было никак нельзя. — Держись, миленький, родненький, потерпи… — монотонно причитала молоденькая помощница лекаря, перевязывая раненому солдату рану на плече. Где-то неподалёку несколько заступов вгрызались в землю, копая могилы, и Кристина поёжилась от этих звуков. Проходя мимо пленных, она увидела среди них как простых солдат и наёмников, так и несколько шингстенских рыцарей с разнообразными гербами на сюрко, однако в лицо никого из них не узнала. Да и вряд ли они были посвящены в глубинные планы своей леди и её союзника… Поэтому нужно говорить только с наёмником и магом, остальные ей ничего не скажут. Райли стоял в отдалении от остальных пленников: его держали двое солдат, руки его были связаны простой верёвкой — удивительно, как он до сих пор не прожёг её одним лишь взглядом… Кристина вспомнила, что в темницах Эори есть особые магические кандалы с рунами, но посылать кого-то за ними не было времени. Поэтому она и прихватила руну, которая хоть и не сможет защитить от каких-то серьёзных заклинаний, но и не позволит Райли как-то воздействовать на окружающих. А со связанными руками он вряд ли многое сможет. — А второго не нашли? — поинтересовалась Кристина у барона Акселя, и тот лишь пожал плечами. — Кривой Лэнг погиб во время штурма, — вдруг угрюмо проскрипел Райли, и Кристина, вздрогнув, взглянула на него внимательнее. Маг стоял, наклонив голову; на нём был всё тот же серый, напоминающий рясу священника балахон с грубым коричневым поясом. Руки его мелко дрожали, на ладонях и под ногтями виднелась запекшаяся кровь и грязь, равно как и на лице и сбитой в колтун чёлке. Неужели он тоже принимал участие в битве и оказался ранен? — Среди трупов опознали кого-нибудь ещё из шингстенских дворян? — спросила Кристина у барона Карразерса. — Баронесса Ядвига Хейли, — выдал он тут же. Кристина слышала об этой женщине: то была мачеха хейлинского бастарда, неплохая воительница, пережившая прошлую войну и, видимо, решившая поквитаться с Нолдом за старые обиды. — Несколько простых рыцарей, вряд ли вам о чём-то скажут их фамилии… О, к слову, думаю, вам стоит знать. Ещё при штурме погиб граф Мэлтон. Войцех Мэлтон. Эти вести заставили Кристину невольно улыбнуться. — Ты знаешь, твой хозяин тоже приказал долго жить, — обратилась она к Райли, который так и не поднял на неё взгляда, продолжая изучать грязь под ногами. — Он пал в битве, и у меня не было возможности расспросить его обо всех его планах… Может, ты поделишься со мной кое-какими мелочами, которые меня интересуют? Райли слабо кивнул — или Кристине показалось, что он кивнул, и она продолжила уверенным голосом: — Это ты выкрал мою копию старого договора с леди Элис? — По приказу лорда Джойса, — прохрипел Райли. Кристина поёжилась — слово «лорд» хлестнуло по ушам, но спорить с магом по поводу титула мёртвого человека у неё не было никакого желания. — Ты знаешь что-то о моём муже? — произнесла она тише, будто стесняясь этих слов. — Это ведь Джойс отправил то письмо, подделав королевскую печать? Райли молчал. — Если ты скажешь правду, я помилую тебя. Он молчал, опустив глаза и то сжимая, то разжимая кулаки. — Мы можем заставить его говорить, миледи, — пожал плечами барон Аксель, подходя ближе к Райли с явным намерением наградить его парой ударов по лицу. Тогда маг резко поднял голову, глаза его округлились от страха, и Кристина невольно потянулась к мечу, ожидая, что в его радужках вот-вот вспыхнет золото. Но ничего подобного не произошло — либо Райли просто не собирался колдовать, либо попробовал, но ему помешала руна… Он просто смотрел на окружавших его людей огромными глазами, видимо, только что осознав, что ничего хорошего его не ждёт. И терять ему тоже уже нечего. — Скажи мне, Джойс отправлял из Шингстена сюда какие-то письма, делая вид, что это от короля? — снова спросила Кристина и снова не получила ответа. На долгие допросы не было времени, да и она понимала, что ничего вразумительного не дождётся. Может, он вообще ничего не знает… Конечно, стоило спросить о письме в первую очередь леди Элис, и Кристина мысленно отругала себя за недогадливость. Просто она тогда так разволновалась из-за предупреждения Винсента о штурме и осаде, что напрочь забыла обо всём другом. — Повесьте его, — приказала она со вздохом и направилась назад, в свой шатёр, дальше приводить себя в порядок. Её белой лошади вплели в гриву осенние цветы и разноцветные ленты и накинули на неё длинную яркую попону, на которой был вышит герб Коллинзов. Кристине тоже полагался нарядный шёлковый плащ, но она не хотела тратить время и ждать, когда его принесут из замка, а потому просто набросила на плечи обычную тёплую накидку из сукна, подбитую мехом ради теплоты, а не престижа или бессмысленного украшательства. После окончания прошлой войны Кристина не въезжала в освобождённый Нижний город торжествующей победительницей под радостные крики и приветствия толпы. Кажется, тогда ничего подобного вообще не проводилось: после своего выздоровления она просто вышла на крепостную стену вместе с Генрихом и королём поприветствовать освобождённых жителей, но по улицам и площадям не ездила — не до этого было. Да и сейчас Кристине тоже не особо этого хотелось. Как и после любой войны, у неё было много дел, и тратить время на какие-то дурацкие церемонии было бы глупо. Пока Рихард, барон Карразерс и сир Джаред Гэрис, вассал Винсента, действующий от его имени, разбирались с пленными и убитыми, она очертя голову носилась среди лучников из Эори и спрашивала у каждого, жив ли Хельмут. Кто-то пожимал плечами, кто-то отвечал неуверенно, и лишь один из лекарей смог ответить ей: да, жив, хоть и ранен настолько тяжело, что не может встать с постели. У Кристины будто камень с души упал. Главное, что живой, а раны… раны заживут. Спросив о потерях при штурме, она узнала, что погиб капитан Кевин Олред, причём до обидного глупо и в самом конце сражения. Конечно, Кристине было жаль его, а от мысли, что в Эори капитаны гвардии долго не протягивают, стало одновременно смешно и горько. Она решила не объезжать все улицы, ограничившись той, что вела от Северных ворот через главную площадь ко въезду в замок. Эта улица была довольно длинной, а ехать нужно было медленно и торжественно, улыбаясь, кивая, махая рукой, а сзади неё так же медленно и торжественно проезжали остальные командующие, знаменосцы и солдаты их армий. Толпа шумела, ликовала и смеялась, отчего у Кристины разболелась голова, однако она продолжала улыбаться, и улыбка была её совершенно искренней. Иногда она озиралась, глядя на своих боевых товарищей: барон Карразерс, казалось, не был так счастлив даже тогда, когда ему подарили титул и целый феод, он смеялся, махал рукой и подмигивал, иногда дотягивался, чтобы пожать кому-нибудь руку или погладить по голове протянутого к нему ребёнка. А Рихард держался вполне скромно, лишь изредка сдержанно улыбаясь и кивая. Кристине подумалось, что за своей сдержанностью он пытается спрятать смятение и отчаяние, которые смог открыть вчера лишь ей, и то при личном разговоре. И его не за что было винить. Наконец, доехав до Эори, она спрыгнула с лошади, чуть размяла затёкшие ноги и направилась в замок. В её вновь возвращённый дом. Во время прошлой войны Кристина мечтала войти в Эори именно так — торжествующей победительницей, чувствуя, как замирает сердце и как замирают все вокруг неё. Но тогда её внесли в замок на руках или на носилках, тяжело раненую, находящуюся без сознания из-за потери крови и большой дозы обезболивающей настойки. А теперь… теперь она, разумеется, чувствовала трепет и волнение, но эта война была короче и легче предыдущей, а от того великой спасительницей и вершительницей судеб Кристина себя не ощущала. Хотя она слышала, что выкрикивали жители Нижнего города во время её торжественного въезда — они называли её Кристиной Дважды Освободительницей, Спасительницей… Она видела их радостные лица, их улыбки, адресованные ей и её людям. Они любили её. Они были ей благодарны. Но почему ей казалось, что всё это незаслуженно? Что все эти почести были оказаны зря и не тому человеку? Она решила, что подумает над этим потом. Ей помогли снять доспехи, лекарь снова проверил перевязки, а служанки (Кристина безумно рада была видеть Грету и Кэси живыми и здоровыми) подготовили горячую воду для ванны, одежду и свежую постель. Увидев порез на щеке, молодая служанка заохала и запричитала, а пожилая лишь вздохнула и покачала головой — заживёт, мол, рано или поздно. Кристина хотела понежиться в горячей воде лёжа, но потом вспомнила о перевязках на левой щиколотке и правом локте, которые пока не следовало снимать, и попросила служанок помочь ей искупаться стоя. Они вымыли и расчесали её волосы — с огромным трудом, буквально вырывая из них свалянные за время поездки колтуны и смазывая тонкие локоны какой-то особой настойкой крапивы и ромашки. И всё это время Кэси болтала без умолку, рассказывая о штурме и осаде. — Я думала, это огненные птицы над городом пролетают, не иначе… — качала головой она, натирая жёсткой мочалкой Кристинину спину. — Какие-то дома у самой стены и правда, говорят, сгорели. — Я велю всё отстроить, — вздохнула леди Коллинз-Штейнберг. Конечно, без ущерба не обошлось, и она видела это — крепостная городская стена сильно пострадала, придётся полностью заменить Восточные ворота и хорошенько отремонтировать Северные, а ещё помочь людям, лишившимся дома из-за того, что на их жилища попали камни от вражеских требушетов и подожжённые стрелы. — Да мы бы все сгорели, если бы не его светлость, — кивнула Грета, выдирая из волос Кристины очередной колтун. Та поморщилась от боли, но не вскрикнула. — Да-а, — протянула в ответ Кэси, закатив глаза в восхищении, — я, конечно, не видала ничего, меня никакими коврижками не вытянешь на всякие смертоубийства смотреть… Мы тут и так все от страха чуть не перемёрли, пока у ворот битва шла. Но солдаты рассказывали, я слышала… Говорят, сражался, точно как лев на его гербе, до последнего стоял. А потом ещё, как осада началась, велел отряды собирать и ночью вылазки делать, чтоб этим нелюдям как-то подгадить. Кристина улыбнулась. Отчего-то эти слова заставили её ощутить странную теплоту в груди. Она жутко беспокоилась за Хельмута, надеясь, что его раны были не столь глубокими и опасными, что он испытал не слишком много боли… Хотя, судя по тому, что говорили лекари, ему пришлось выпить немало обезболивающих настоек — прямо как Кристине в прошлый раз… А ведь она тогда провалялась без сознания почти три дня, и рана потом заживала долго и неохотно. Но, как говорили в народе, до свадьбы зажила, и свадебное платье Кристина смогла надеть уже не поверх бинтов. И всё-таки, как она была счастлива знать, что Хельмут жив. Если бы он погиб, она бы, наверное, не пережила — её сердце бы разорвалось от боли и чувства вины. Это было бы сродни смерти Оскара или даже ещё больнее… Хельмут был очень важен для неё, и сейчас, кроме него, у Кристины не осталось буквально никого, кто мог бы выслушать, поддержать, помочь словом и делом, кто был бы просто дорог её сердцу. Одевшись в нижнюю сорочку, брэ и просторный халат цвета индиго и убрав волосы в обычную косу, она быстро поужинала и решила пройтись до комнаты Хельмута. Уже совсем стемнело, часы пробили девять, а на небе высыпали звёзды и взошла неполная, будто надкушенная жёлтая луна. Кристине подумалось, что её друг, возможно, уже уснул… Но она всё же решила зайти к нему и убедиться, что с ним всё более-менее хорошо. Кристина приблизилась к дверям той комнаты, в которой Хельмут жил последние месяцев пять. Несмело потопталась в нерешительности, подняла руку, сжав пальцы в кулак, и хотела постучать… Но потом подумала, что если он спит, то стук наверняка его разбудит, а ей не хотелось его будить. Поэтому просто осторожно приоткрыла дверь, которая даже не скрипнула, и скользнула внутрь. В комнате было темно и душновато. На небольшом столе возле кровати стоял подсвечник с тремя свечами, одна из которых не горела, а пламя на двух других слабо трепетало, и по стенам и полу расходились причудливые тени. Благодаря этому неяркому желтоватому свету Кристина разглядела на столе кувшин с водой, несколько склянок, наверное, с настойками, и рулоны чистых бинтов, а также стопку из небольших книжек — видимо, стихи. Но заинтересовали её вовсе не книги. С момента штурма прошло уже больше двух седмиц, неужели Хельмуту до сих пор нужно пить обезболивающее и делать перевязки? Кристина тихо приблизилась к столику и осторожно зажгла третью свечу, а потом подошла к кровати и пригляделась. Хельмут спал, крепко и спокойно. На нём была простая серая льняная рубашка, под распахнутым воротником которой виднелась цепочка с кольцом, и меховое одеяло сверху, поэтому никаких окровавленных бинтов она не увидела. Хотела было уйти, чтобы не тревожить, — она удостоверилась, что с ним всё хорошо, и теперь была спокойна… Но что-то мешало ей оторваться от него, что-то не давало отвести взгляд. Кажется, Хельмут вдруг проснулся — чуть поморщился, когда на его лицо упал отсвет от свечей, сжал пальцами край одеяла и чуть повёл плечами. На его лице виднелась серовато-жёлтая щетина, а под глазами пролегли круги. Несмотря на то, что за всё это время ему было явно не до ухода за волосами, они, как и прежде, напоминали золото, чуть прибавив в длине и завившись на концах. Когда Кристина уже хотела всё-таки удалиться, Хельмут, ещё раз поморщившись, медленно открыл глаза. Увидев её, он слабо улыбнулся, и эта улыбка отчего-то заставила её сжать пальцами ткань халата на груди, словно в попытке прикрыться, несмотря на то, что под халатом была свободная шёлковая нижняя сорочка с кружевом. Интересно, а на нём, кроме рубашки, хотя бы брэ надеты? Возле кровати она обнаружила стул с высокой резной спинкой — видимо, на нём сидел лекарь, когда пичкал Хельмута обезболивающими и делал перевязки. Несмело опустившись на краешек, Кристина виновато улыбнулась. — Доброе… — начал Хельмут охрипшим голосом и запнулся. — Что сейчас? — Ночь уже, — отозвалась она. — Прости, что без стука, не хотела будить. — Совсем из-за этого мерзотного пойла во времени запутался. — Он кивнул на склянки на столе, и Кристина сочувствующе покачала головой. — Боже, что с тобой? Она взглянула на него недоуменно, а потом вспомнила о ране на щеке, которая, как ни странно, даже Кэси напугала не так сильно, как Хельмута. — Это было ожидаемо, — усмехнулась Кристина. Рана уже не болела — подействовала успокаивающая мазь. — Давно ты здесь? — С сегодняшнего дня. Битва утром была, разве ты не слышал? — Про битву-то я помню… — Хельмут потёр ладонью лоб и прищурился, вспоминая. — А потом… Сначала показалось, что дня три прошло, не меньше. — Ты как? — встревожилась Кристина, протягивая руку, чтобы коснуться его лба — горячим он не был, слава Богу. Хельмут вдруг перехватил её ладонь и несильно сжал, что отчего-то вогнало её в краску. — Неужели раны настолько серьёзные? — Да, — протянул он, свободной рукой натягивая одеяло, будто пытаясь скрыть от неё эти раны, которых она и так не видела благодаря рубашке и бинтам. — От меча одна и от стрелы две… причём одна сквозная. Вроде бы ничего из внутренностей не задето, но крови из меня вылилось, говорят, порядком. — Говорят? — уточнила она, поглаживая его пальцы, которые начали вдруг чуть дрожать. — Не знаю, сколько я пробыл без сознания, но очнулся уже заштопанный и перебинтованный, — усмехнулся Хельмут. — Меня, кажется, с того света вытащили. Потому что, когда вошла последняя стрела, я… — Улыбка мгновенно пропала с его губ, а глаза заблестели нечеловеческой печалью. Почувствовав, как его пальцы сильнее сдавливают её ладонь, Кристина легонько погладила их в знак поддержки. Ей ли не знать, каково это — смотреть в глаза смерти? — Я видел её, — продолжил вдруг он, голос его стал тихим, сдавленным и надломленным, будто от слёз. — София, она… Она звала меня. — С каждым словом голос срывался, и у Кристины заболело сердце от щемящей тоски в его глазах. — Она сказала, что всё ещё любит меня, что ждёт меня… там. — Нет. — Ей пришлось приложить усилие, чтобы сделать голос твёрдым и уверенным. — Ты ещё нужен мне здесь. Хельмут улыбнулся через боль, физическую и душевную, через отчаяние и невыносимую, тяжёлую печаль. — Ну, а ты как? — спросил он, пытаясь выдавить улыбку. — Как поездочка? Кристина вздохнула и принялась рассказывать всё, что произошло с ней после отъезда из Эори. Хельмут приподнялся, сев в постели; она попробовала уложить его на место, но не смогла: он уверял, что уже не больно и силы есть. Поэтому она просто подложила ему под спину побольше подушек, чтобы ему было удобнее сидеть. Хельмут слушал её внимательно и с интересом, лишь иногда что-то уточнял и переспрашивал, а Кристина то и дело с беспокойством осведомлялась, как он себя чувствует. — И теперь у меня столько дел, что хоть вешайся, — с горькой усмешкой закончила она. — Я всегда к твоим услугам. — Ну, раз уж пока лежишь, заполни мне отчёт обо всех расходах, что производились в моё отсутствие, — усмехнулась Кристина. — Всё сделаю. Стой, а… А Джойс? — удивлённо поднял бровь Хельмут. — Что с ним? Кристина поняла, что забыла сказать о судьбе своего дяди и главного врага по совместительству. Вообще, о битве она рассказала мало — вспоминать о ней было не очень приятно, мягко говоря. — Я убила его, — выдохнула она. — Его же панцербрехером. — И… — Хельмут сделал паузу, на мгновение отвёл взгляд. — И как ты? — Ты думаешь, я сильно переживаю из-за того, что мне пришлось пролить родную кровь? — Кристина горько усмехнулась. — Я счастлива, что он сдох. Среди пленённых воинов мы нашли остатки его наёмничьих отрядов, в том числе того проклятого колдуна Райли. Они все отправились на виселицу, им, в отличие от шингстенских солдат, пощады не было. Таков закон, ты же знаешь. Хельмут понимающе кивнул. Кристина на самом деле не особо боялась, что её будут осуждать за убийство дяди. Все и так прекрасно знали, каким прогнившим, бездушным и подлым человеком он был. И родственные связи тут ни при чём. — Сейчас у меня есть проблемы поважнее, чем переживать из-за гибели брата моего отца, — сказала она. — Например, я совершенно не представляю, что мне делать с заложником. — С Мареком? — Хельмут задумался, убрал со лба золотую прядь, заправив её за ухо. — Ему же всего семь. Думаю, ты сможешь воспитать из него человека, ни капли не похожего на его родителей. — То есть, мне нужно воспитывать его как родного? — ужаснулась Кристина, невольно выпустив его руку. — А что ещё с ним делать? — пожал плечами он, ворочаясь на подушках. — Нет, ты, конечно, можешь ежедневно напоминать ему, кто он, откуда и кто его родители, но тогда он обязательно вырастет таким же, как его отец. Или, что хуже, как его мать или бабушка. Ты должна дать понять, что не желаешь ему ничего плохого, что вы с ним не враги. Кристина не ответила, задумавшись. У неё с родным-то ребёнком были трудности, а теперь ей и чужого воспитывать… Мелькнула мысль, что Элис на самом деле на внука плевать и она просто сбросила его на чужие плечи, дабы не заниматься его воспитанием. Может, ей и жизнь его не особо дорога? Может, прекрасно зная, что ему запросто могут перерезать глотку, она сейчас в Краухойзе продолжает собирать армию? Хотя Кристина и видела, как они прощались на острове Зари, как Марек плакал, а Элис гладила его по волосам и целовала в лоб… Но она уже ни в чём не верила этой вероломной женщине. — Я постараюсь, — кивнула Кристина. — Ты же поможешь мне? Скоро он приедет сюда, я не стала брать его в поход. И вдруг она осеклась, осознав, что теперь Хельмут вряд ли задержится в Эори надолго. Немного отойдёт от ран и отправится домой, где его ждут сын и сестра. Да и какой смысл ему заниматься воспитанием чужого ребёнка, ребёнка из вражеского лагеря, если у него подрастает собственный? Но Хельмут кивнул в ответ — видимо, ему было неудобно отказывать. Впрочем, Кристина готова была отпустить его домой, как только он оправится. Он уже и так слишком сильно задержался в Эори, слишком многое сделал для неё и слишком многим пожертвовал — едва ли не своей жизнью. Дальше ей придётся как-нибудь самой. Зато Джеймс к ней вернётся… Последнее время она всё чаще задумывалась о сыне и всё чаще понимала, как сильно скучает. Если Генрих и вправду оставил её, то Джеймс — это единственный её родной человек, в котором — а она не сомневалась — теперь тлеет частичка души его отца. Внезапно за окном зазвонил колокол — пробило десять часов. Была осень, темнеть стало рано, а они и так засиделись за разговорами. Кристине надо было ещё раз поменять повязки и наконец хорошенько выспаться, отдохнуть после сложного похода и битвы, хотя в данный момент усталости она не чувствовала. Раны её не были слишком тяжёлыми, чтобы бесконечно ныть и мешать ей существовать. На неё иногда накатывали ещё свежие воспоминания: обагрённые кровью клинки, трупы, стоны раненых… убийства, в том числе и смерть Джойса… К ощущению, когда меч входит в такую мягкую и податливую плоть, привыкнуть крайне сложно. Кристина так и не привыкла. Но всё же эти воспоминания в связи с тем, что битва была не первой для неё, тоже не сильно мешали. Может, стоит попросить у лекаря настойку пустырника… Но в целом всё было хорошо. Отчасти. И всё же пора идти. — Ладно, спокойной ночи, — улыбнулась Кристина, наклонилась и осторожно обняла Хельмута, стараясь никак не задеть его ран и не причинить боли. Он усмехнулся и обнял её в ответ, прижимая к себе сильнее. Она даже охнула от такого внезапного порыва и чуть не соскользнула со стула и не упала к нему на кровать. Вот это было бы правда неловко. Если бы ей пять лет назад кто-нибудь сказал, что она будет искренне и от всей души обнимать барона Хельмута Штольца, рискуя в прямом смысле упасть в его постель, что он станет ей ближайшим другом и едва ли не единственным родным человеком, она бы рассмеялась в ответ или даже обиделась. Но теперь… Хельмут медленно провёл рукой по её позвоночнику, и она тяжело выдохнула в одну из подушек за его спиной. Кристина не знала, что с ней происходило теперь. С каждым днём она всё сильнее привязывалась к нему — прямо как к Генриху во время прошлой войны. Она помнила те чувства: ей хотелось проводить с ним как можно больше времени, разговаривать, делясь самым сокровенным, самым личным, самыми потаёнными мыслями и переживаниями. Когда закончилась война, Кристине так не хотелось, чтобы он уезжал из Эори, и она то и дело задумывалась, как было бы здорово, если бы остался с ней хоть ненадолго. В итоге он и остался… И вот теперь точно так же было с Хельмутом. Или не так… Сложно понять, когда не знаешь, вдова ты или нет, есть ли у тебя право привязываться к другому мужчине, или ты — всего лишь грязная изменщица, предательница похлеще Джойса. Осознав, что вот-вот заплачет, она отстранилась. — Хельмут, спасибо тебе, — вдруг осенило её. Кристине захотелось ударить саму себя за то, что она забыла поблагодарить его. Он отбил штурм, пострадал из-за неё, получил такие раны, а она и слова благодарности не сказала… — Спасибо за всё. — Да не за что, — шёпотом отозвался Хельмут, легко и быстро проводя пальцами по её здоровой щеке. Кристина замерла, ловя его странный взгляд, и поняла, что слабый узелок на поясе развязался, халат распахнулся и взгляд Хельмута, видимо, невольно опустился на кружева, которыми был украшен вырез её нижней сорочки. Точнее, не совсем на кружева. Она поняла, что он тоже ощущает это непонятное смятение, волнение… и он тоже растерян, только вот решительности у него всегда было побольше, чем у неё. Решив не совершать необдуманных поступков и глупостей, Кристина осторожно встала, кивнула Хельмуту на прощание и покинула комнату.