Восемнадцатое апреля, 2005. Япония, Токио, Средняя Кунугигаока. Понедельник, 10:31.
Сугино Томохито подпрыгивает, барабанит пальцами по тонкому стеклу (фарфору? из чего вообще делают яноми?) и дует на чай, одновременно пытаясь растереть занемевшие руки. — Так вы из Йокогамы-ы, — тянет заинтересованно, силясь придумать, чем ещё поддержать разговор. Ничего толкового не придумывается, да и новички кажутся ему достаточно странными — парень совершенно не уверен в том, что хочет с ними общаться. Попробовать конечно можно, но все же… Дазай Осаму щурится, и, не отводя рассеянного взгляда, отзывается стандартным «ага»; а это «ага» дальнейшее развитие диалога исключает автоматически, будто так Дазай и планирует. Но выглядит он мечтательным и чем-то чрезвычайно довольным, так что Сугино эту версию отбрасывает тут же. Мало ли. «Блаженный какой», — зато неуверенно подмечает, не зная, что делать с этой информацией. Накахара Чуя отвлекает его внимание — вздыхает раздражённо и пинает друга-врага-знакомого (Томохито все ещё неуверен, а повода спросить нет) в голень. Пинает, видимо, ощутимо и довольно болезненно — Осаму дёргается и хмыкает. — Если из-за недавней поездки в Китай ты сейчас думаешь о сходстве бамбука и тростника или об японском энцефалите, я тебя прикончу, — Чуя шипит и пинает ещё раз. Томохито морщится — Дазай, конечно, кажется несколько эксцентричным, но сгибаться от боли и стонать — уже слишком. Однако, выгибается обратно он почти тут же. Пронесло. Ещё Сугино думает, что эти двое, оказывается, довольно близки — поездка за границу на каникулах это определенно не то, чем занимаются давние соперники. Или это могла быть школьная экскурсия — Томохито, конечно, не мастер, но эй, кто вообще знает, что творится в этой чертовой Йокогаме? Никто не знает, и Томохито не знает тоже. Вопрос решен. — Что ты, Чуя-кун, — заявляет Осаму приторным голосом и хлопает Накахару по макушке, словно собаку. Лицо под бинтами меняется в искреннем (Сугино готов поклясться, что нет) воодушевлении. — Но эта идея восхитительна, вос-хи-ти-тель-на, слышишь? Она нравится мне, нравится даже больше, чем то, что я пытался сделать с тофу! В твоей кро-о-ошечной голове ещё осталась треть мозга, разве не круто?! Сугино неуверенно закусывает губу, не понимая, как именно реагировать. Дазай кажется ему необычайно ярким и общительным — он, кажется, говорит в каждую существующую секунду. Вот только почти вся его болтовня пролетает мимо ушей — Томохито не уверен, так ли это всегда, или ему просто удалось слишком быстро абстрагироваться. Он не имеет ничего против в любом случае. Узнать одноклассников получше вообще кажется достаточно хорошей идеей — Сугино так и не сумел наладить общение с кем-то кроме Нагисы, Каяно-сан и Кармы (с недавнего времени). Конечно, прошло всего две недели, и запомнить имена всех — уже довольно удивительно. Класс вообще на редкость доброжелателен — Томохито это радует. Поэтому Сугино переводит взгляд на Акабанэ, решившись задать какой-нибудь вопрос и застывает: выражение на его лице довольно жуткое. Карма вообще всем своим существом источает какую-то тёмную энергию (рога чуть не лезут!). Томохито сглатывает и стремительно разворачивается. Нет, Нагиса, конечно, может дружить с кем угодно, да только этот вот сожрёт и не поморщится! Сугино оглядывается и разочарованно стонет: у новичков там образовывается собственная идиллия, которая больше смахивает на сюжет того фильма про битву супергероев, Карма кажется Владыкой Демонов даже без злодейского смеха, Кимура сидит прямо на траве и сверкает таки глазами (кажется, он ещё бормочет что-то про справедливость, молот и компьютерные игры), а Курахаши, неведомым образом забравшаяся на крышу и доставшая из волшебной сумки (потому что все девчачьи сумки — волшебные) упаковку чипсов с новым вкусом, хихикает и болтает ногами. Томохито вообще считает, что Курахаши продала душу дьяволу, потому что, ну, кто вообще может пробежать десять километров, а потом скакать и лазать по крышам? Сугино не может, Карма не может, Кимура вон тоже не может, а Масаёши бегает едва ли не как Флэш. На этой почве он в диалог новеньких довольно успешно вклинивается, и теперь они с Чуей активно обсуждают Хоккайдский марафон. Кимура Масаёши вообще довольно спокоен для того, кто потерял статус «самого быстрого ученика в 3-Е» и с Накахарой они потрясающе быстро спелись, успев несколько раз поспорить и пободаться лбами. Вероятно, «спокоен» для него — определение совершенно неточное, но Сугино не знает, как охарактеризовать это состояние иначе. Они почти не общались, хоть и учились вместе на первом году. Томохито едва может сказать о нем что-то кроме: «обладает сильным чувством справедливости, был в клубе лёгкой атлетики и постоянно творит хаос». Впрочем, этого вполне достаточно. Да и Чуя, очевидно, правда очень быстрый, да к тому же ещё и выносливый. Даже если он какой-то наемник, есть причины уважать его — хотя бы за физические навыки. Дазай же все ещё остаётся совершенно непонятен, но Сугино готов терпеть его до тех пор, пока он не станет причинять неприятности. А он не станет, потому что, ну, уже бы попытался, так? Осаму не пытается (пока), травит колкие шуточки и предлагает Курахаши, которая до кончиков ушей покраснела, когда Дазай (ну и наглец) поцеловал её кисть, двойной суицид. Сугино даже готов его потерпеть. Карма всё ещё хмурится и сидит с лицом, которое Нагиса обычно описывает как: не-подходи-к-этому-типу-он-убьет-тебя-за-миллиардную-долю-секунды-и-не-заметит-потому-что-д-у-м-а-е-т. Или не совсем так описывает, но Томохито уверен, что уловил суть. Размышляет о чем-то Карма, в общем, и Сугино точно-точно не намерен ему мешать. Ну вот совсем нет. А Акабанэ Карма фыркает. Непостижимым образом крадёт чипсы у Курахаши, кривится (потому что только она, улыбаясь, может есть что-то сладкое, соленое и кислое одновременно), отдает Кимуре остатки и хмурится снова, мимолётно оглядывая новичков. «Они интересные, — думает. — Время кросса интересное». Карасума-сэнсей отказывается сообщать результаты, как не уговаривай, смотрит этим своим «убьет на месте» взглядом и прячет бумаги куда подальше. Делает всё для того, чтобы Карме стало интересно, без сомнений. Поэтому Акабанэ пробует тайком уговорить Курахаши эти самые бумаги выкрасть — в тот самый момент, когда заимствует на длительный срок ещё горсть совсем-совершенно-вот-невкусных-чипсов. Хинано округляет свои огромные зелёные глаза, хлопает ресницами, и Карма хмыкает ещё раз. Потому что она идиотка. С сотней баллов по биологии, но все равно идиотка. Именно. Значит, подговорить можно Накамуру. Или Яду-сан, наконец. Хотя первую заинтересовать будет явно проще, да и должна же она была у Битч-сэнсей чему-то научиться? Карма решает заняться этим во время обеденного перерыва. Это последний год в средней школе, и последний год в жизни, возможно. И тратить его на одну только учебу он определенно не собирается. Правильно делает. Да?~***~
Каяно раскладывает на столе школьные принадлежности, пританцовывая, Каяно напевает сопливую попсу с далёкой вершины топ-чартов, когда точит карандаши, Каяно держит свои глаза наивно-большими, стоит ей показаться в классе и помахать кому-то рукой. [Юкимура Акари воет у Каяно Каэдэ в голове, царапает душу изнутри нестриженными ногтями, ломает зеркала и ходит по осколкам ногами — босыми] Юкимура Акари хочет ебануться о самое дно [опять], раскрошить жизнь собственными руками [а, она уже сделала это, вот черт], глотать битое стекло и жить от приступа к приступу. Юкимура Акари слабая. Юкимуре Акари больно. — Боль неконструктивна, — сладко улыбается вечноидельная Каяно Каэдэ. У вечноидельной Каяно Каэдэ внутри темнота и гнилость, вечноидельную Каяно Каэдэ и человеком-то теперь назвать трудно, от нее несёт мертвечиной за милю [как тошно]. — Боль неконструктивна, — повторяет Юкимура Акари марионеткой. В голосе у нее пустота, в голове пустота тоже — одно только «если бы…» и это «если бы» вечноидельную Каяно Каэдэ бесит до стиснутых челюстей и пятен перед вечнодобрыми глазами. Потому что Каяно Каэдэ старше на ебанную бесконечность, потому что «если бы» — наивные детские придумки, потому что это как « Я всегда буду тебя защищать». Потому что я-всегда-буду-тебя-защищать-юкимура-агури разлагается на токийском кладбище на стандартной глубине в двести сантиметров. Потому что я-забочусь-о-своих-учениках-осьминог смотрит своими глазами-бусинами и забывает о следах уже-не-жизни на склизких тентаклях. [Потому что Каяно слышит, как кровь падает на холодную плитку — скользкую, покрытую сажей, развалившимся цементом и грязью] [Кап-кап] — Боль неконструктивна, — холодно говорит Каяно Каэдэ, когда пинает Юкимуру Акари ногой в форменных балетках. Юкимура Акари побитой псиной скулит и слезящимися глазами глядит снизу вверх. Растягивает искусанные губы в улыбке, трёт лицо ладонями и прямо в душу лезет [искромсанную]. Юкимуре Акари навсегда четырнадцать, у нее навсегда распущенные волосы и во взгляде наивное «почему именно я?». Каяно Каэдэ скоро стукнет пятнадцать [кажется, что на пару сотен больше] и она скалится Юкимуре в ответ. Смирись, что с хорошими девочками случаются плохие вещи, Акари-тян. Юкимуре Акари навсегда четырнадцать, она бродит в потёмках собственного разума и бьёт зеркала. Вечноидеальная Каяно Каэдэ отворачивается от неё и в треснувшем стекле видит свое изможденное лицо. Каяно Каэдэ пытается выдавить из себя улыбку. Не выходит. — Боль неконструктивна, — шепчет Каяно, когда из отражения на неё тоскливо смотрит чудовище в человеческой оболочке. Из её окровавленных костяшек торчат маленькие зеркала — в каждом — она; с трещиной-улыбкой и черными провалами глаз. В каждом — щупальца из макушки, темный коридор, операция, смерть, кровь-кровь-кровь-кровь-~***~
Битч-сэнсей в классной комнате нет, до уроков пять минут, сорок две секунды ровно. Внутри шумно, душно и достаточно весело: Каяно расставляет свои приторно-розовые вещички в миленьком порядке и отправляет такой же приторно-розовый карандашик с очаровательным зверенком в столь похожий на него пенал с кучей забавных брелочков. Отвратительно. — Откуда такая прелесть? — восторженно спрашивает Курахаши, с разрешения поднося обложку словарика к глазам. Аккуратно держит тонкими пальцами, с восхищением пробегаясь глазами по ярким наклейкам. Этими же пальцами Курахаши вполне успешно душила тренировочный манекен, но это к делу, конечно, не относится. Поэтому Каяно по птичьи голову наклоняет, чуть приподнимает плечи и мило улыбается. — Из нового магазинчика канцелярии у станции, — отвечает. — Там столько-столько всякого разного, вы просто не поверите! Голос у Каэдэ приятный, полный доброжелательности; Каяно Каэдэ — солнечный ребенок, Каяно Каэдэ — друг для абсолютно всех-всех. Всё именно так, как должно быть, разумеется. Окано Хината хлопает в ладоши. — Надо сходить туда после занятий, — говорит Окано Хината рассеянно. Потом вскидывает левую руку, словно стреляя из пистолета (реф-лек-сы — смеётся Каяно про себя) и поворачивается к подруге. — Фува-сан, тот магазин с аниме-товарами ведь в той стороне? Может, сходим вместе? Юзуки Фува выглядит достаточно задумчивой, когда тянет заинтересованное «м-м-м». Яда Тоука приподнимается на носки (не то, чтобы это требовалось, с её-то ростом) и тут же опускается обратно на пятки. — Я точно пойду с вами, — улыбается она, неловко запуская ладонь в хвост. — Типо, серьезно, мой брат и его друг выглядят как герои той яойной манги про киноактеров, и я просто обязана купить её и подсунуть им в сумки. Без вопросов, точно. Курахаши звонко хохочет, Накамура едва ли не валится на пол, Каяно хихикает, а Фува сохраняет удивительное спокойствие. Её лицо можно описать как «поздравляю, вы прошли посвящение, теперь вы часть отаку-секты, возрадуйтесь, смертные». Яда подавляет желание опуститься на колени и сложить руки в молитвенном жесте. Действительно подавляет — тут иначе и думать не получается. — Тогда нужно позвать Такебаяши-куна тоже, — заявляет Фува в конце концов. — Он говорил мне, что вышли новые фигурки из какого-то аниме про горничных… Не знаю, что привлекает его в этом, но тем не менее. Каяно поднимает руку — осознает, что именно сделала, фыркает, улыбается и заводит часть челки за ухо. — Ну, значит и Окуду-сан, — вставляет и улыбается снова. — Я с ними домашнее задание делала в прошлую среду. Они, кажется, дружат, и Окуда-сан хотела узнать об увлечениях Такебаяши-куна больше. А он на днях купил просто огромный учебник по прикладной химии. Я не знаю что это, если не дружба. Накамура Рио хихикает, и это выглядит несколько жутковато. Курахаши испуганно вскрикивает и произносит: «т-ты выглядишь страшно, Н-накамура-сан». Каяно замечает, что голос одноклассницы дрожит, и то, что она сама склонна с ней согласиться. — Я напишу про них фанфик. О, нет, я попрошу Хазаму-сан написать про них фанфик. Там будет расчлененка, химические ожоги и отравление собственным ядом. А ещё… Окано Хината подкрадывается сзади и закрывает ладошкой её рот. — Я позабочусь о том, чтобы никто никогда об этом не узнал, — зловеще произносит она замогильным голосом. Курахаши вскрикивает ещё раз и прячется у Тоуки за спиной. — Ты совсем не помогаешь, Окано-сан, — плаксиво тянет она, поджимая губу, когда все вокруг начинают смеяться. — Давайте просто продолжим, откуда начали. Откуда мы начали? С кузена Фувы-сан? Кто вообще такой кузен Фувы-сан? Есть ли у Фувы-сан кузен, в конце-концов?.. Юзуки Фува хмыкает и легонько стукает Хинано по голове. Она горделиво выпрямляется и ставит руки в бока — прямо герой боевика. Они все сейчас похожи на героев боевика. — У меня есть кузен, — улыбается она. — Хотя он скорее похож на моего старшего брата?.. Его зовут Коджи, ему двадцать четыре и он работает в полиции Йокогамы. Детективом. И я всё ещё не понимаю, какое значение он имеет в этом разговоре, х-м-м. — В той манге, которую ты читаешь сейчас, герои тоже детективы? — интересуется Накамура, вопросительно наклонясь ближе. Фува качает головой и смеётся снова: её черные волосы выбиваются из прически и мажут по скулам. «Может подстричься? — думает она между делом. — Лето скоро, все равно». — В «той манге» главный герой скорее преступник, а полицейские там не детективы, а следователи. Да и к тому же, там скорее не полиция, а государственная спец.служба. — отвечает Юзуки вместо этого. — И «Токийский Гуль» — старая манга, я просто её перечитываю. Рио смотрит с любопытством, моргает, но ничего не говорит. Потом она вставляет что-то ещё про кузена, затем про Сугино и Йокогаму, а после — про то, что новички оттуда тоже. Дальше, думается Каяно, их разговор принимает достаточно необычный оборот. «Они странные». «Этот Дазай носит бинты, отвратительно». «Без формы ходят, вот ужас!». «Накахара надевает спортивную одежду под костюм». «Подозрительно». «По-доз-ри-тель-но». — Проведем расследование? — озорным голосом спрашивает Курахаши. — Это определенно звучит как план, — удовлетворенно кивает Яда.~***~
Елавич-сэнсей учить детей не умеет, сбивается на русский временами и хмурит брови сердито. Потом, правда, лицо расслабляет — видимо, морщины наемным убийцам не идут. Морщины, так-то, никому не идут, но тем не менее. Ещё Елавич-сэнсей правил английского не знает: они проходят разговорный, и язык у Нагисы ломается после первой половины вопроса. «Битч-сэнсей, — про себя говорит Нагиса рассеянно. — Все зовут её Битч-сэнсей». [«И ты зови, — шепчет что-то внутри. — Хорошие мальчики не выделяются, Нагиса-кун. Неужели ты хочешь, чтобы твои одноклассники тебя ненавидели?»] «Битч-сэнсей, — повторяет Шиота. — Битч-сэнсей, Битч-сэнсей, Битч-сэнсей». [Кто вообще хочет, чтобы одноклассники его ненавидели?] — Tell me how to get to the nearest store where you can buy knives? — Ирина Елавич чеканит. — Repeat. У Нагисы язык после «ту гет ту вэ неарэст» сворачивается в трубку, у Нагисы с английским — баллов на тридцать и хуже. Шиота Нагиса путает слова, правила и окончания, Шиота Нагиса одну транскрипцию от другой не отличает — Шиота Нагиса даже найти не может предмет, с которым бы у него всё получалось. Шиота Нагиса вечно глупый, вечно бесполезный и неуместный, как не посмотри. Неуместному Шиоте Нагисе сирота Каяно Каэдэ ручку протягивает — ты не один, мол, запомни. Сугино Томохито тыкает его в спину ластиком от карандаша. «Клуб неудачников», — цинично думает Нагиса, на Карму не оглядываясь. Карма умный, харизматичный и стоит высоко — не достать. Он с Кармой, вроде как, дружит — хотя разницы нет особой. Карма далеко, Карма приходит, когда ему что-то нужно и уходит в тот же момент. Наверное, Акабанэ Карме, в общем-то, на него плевать. В общем-то, Нагисе от этого почему-то больно. «Клуб неудачников», — почти-не-цинично думает Нагиса, пока Накамура Рио усмехается четко проговаривая: «…you should go down the mountain…», «…leave the school grounds…» и «then ask such questions». У Накамуры Рио идеальное произношение, Накамура Рио — гений английского, ребенок-вундеркинд. Накамура Рио — бывшая лучшая ученица младшей Кунугигаока, бывшая девочка-у-меня-нет-времени-на-глупости и девочка-которой-надо учиться. [Накамура Рио с идеальным произношением — студентка, которая не может сдавать тесты и получает за контрольные меньше десяти баллов] «Все здесь — искалеченные отбросы общества», — хмыкает Нагиса. Ещё он думает, что это звучит как цитата депрессивного старшеклассника с популярных анонимных форумов — лучше от этого, почему-то, не становится. Хуже, собственно, тоже. Он достает блокнот со слабостями Коро-сэнсея и вырывает оттуда лист. Накамура Рио что-то говорит, Битч-сэнсей ей что-то отвечает — Шиота почти не замечает то, что на уроке происходит. Потом спрашивают Хару, потом Терасаку, потом Чибу — хотя он вообще сидит тихо и так незаметно, что Нагиса почти никогда не может сразу сказать, есть он в классе, или нет. Относиться к урокам подобным образом — совершенно непочтительно, но сосредоточиться не получается, так что время провести лучше иначе. Он все равно ничего не понимает. Он все равно даже не сможет понять. Вероятно. Желания проверять у Нагисы как-то нет. Нанимать в педагоги монстра-мутанта, наемную убийцу мирового класса и агента какой-то там правительственной службы — вот что непочтительно. Неверное. «Мир не бело-черный», — думает Шиота, когда учительница кладет руку на плечо задремавшему Окаджиме и легонько встряхивает его. Думать о том, сколько таких вот жизней унесла эта рука Нагиса не хочет. Ну вот совсем.~***~
Он ловит себя на мысли, что временами оглядывается на переведенных студентов. Многие так делают — ничего страшного, но Битч-сэнсей тоже наблюдает за ними: внимательно, будто ненароком и почти незаметно — Нагиса почти уверен, что почти никто из одноклассников об этом даже не подозревают. Но Шиота уверен в том, что прав — выжидая, подмечая малейшее изменение на лице матери, он выживал годами в собственном доме — не то, чтобы это было плохо или как-то ещё, но тем не менее. Распознать интерес Ирины-сэнсея оказывается достаточно трудно, но возможно, однако, Нагиса совершенно не понимает, что делать с этим знанием теперь. Это не внимание «принесут ли эти дети проблем», скорее похоже на «они кажутся подозрительными». Нагиса достаточно доверяет собственной интуиции, чтобы поверить что его суждения достаточно близки к истине, и он понимает достаточно, чтобы знать, что женщина, убившая более тридцати человек (это уже кажется слишком большим числом для большинства людей) прожила достаточно для того, чтобы судить. Шиота вообще не уверен в том, что думает по поводу её присутствия здесь. Очевидно, родителям сообщили о ней как о иностранном учителе (не совсем ложь, но и далеко не вся правда). И её работа не мешала некоторым ученикам расспрашивать её о России и многих других странах. Яда-сан выучила «blyat», «sdokhni» и «da net, navernoye», что бы это не значило. И Битч-сэнсей показывала им видео, где русская школьница разбирала и собирала АК-47 за тринадцать с чем-то секунд. Чиба и Хаями вдохновились этим и даже занимались чем-то похожим, учитывая некоторые поправки, потому что, ну, очевидно, что Type 89 отличается. У них достаточно здорово получалось. Но что касается мыслей… Нагиса знает, что все они относятся к этому по разному. Карме даже не все равно, происходящее его привлекает — у Шиоты есть мрачная уверенность в том, что он начал бы убивать рано или поздно, независимо от членства в классе в этом учебном году. Теперь, когда их действительно тренируют, шансы на это растут слишком быстро. Сугино старается об этом не думать. Он достаточно много шутит и относится несерьёзно, но Нагиса разбирается в людях — Томохито действительно тревожится по поводу чьей-либо смерти, и это кажется нормальным. В смысле, так ведь и должен реагировать нормальный человек? Каяно… вероятно, она вообще не смогла бы это сделать. Но сам Нагиса не видит в этом проблемы. Он знает что смерть, в сущности, ужасна — все говорят об этом так или иначе. Шиота просто не видит это «ужасно» в Коро, Ирине или даже Карасуме — правительственные агенты ведь тоже убивают. Один, два, три человека или сразу четыре сотни. Нагиса не думает, что его это волнует. Эта тема достаточно сложна в любом из вариантов, и Шиота готов поклясться, что о его мнении по этому поводу никто не узнает. Люди странные. Нагиса странный. Не важно. Шиота расправляет скомканные края листа из того-самого-блокнота, торопливо выводит кандзи, складывает его снова, и, недолго думая, убирает в карман брюк. Нагиса не может решить, оставить его или выкинуть, потому что точно не станет отдавать Чуе или Дазаю. Листок остаётся, поэтому Нагиса разминает плечи и опускает голову на руки, пытаясь, наконец, вслушаться в учительские слова. Сугино одобрительно ему кивает. Каяно доброжелательно улыбается. Времени до конца урока остаётся достаточно много. До сказанного хоть когда-нибудь циничного «добро пожаловать в клуб», написанного на листе, тоже.~***~
Сугино громко опускает стул на потрепанный пол. Не то, чтобы он делает это специально, конечно нет. Просто мебель старая, просто пол скрипит, просто… Ладно, возможно Томохито действительно слишком сильно шумит. Но эй, у него есть оправдание! Он волнуется, вообще-то. Не каждую неделю новички приходят класс! Технически, каждую, потому что Карма просто взял и появился в прошлый понедельник, но это определенно не то, о чем Сугино хочет думать сейчас. Акабанэ друг Нагисы, в конце-концов. А эти двое… Непонятные, какие-то. А в классе без того достаточно опасных личностей. — Каяно-сан обедает с девочками? — уточняет Нагиса. Это ясно и без вопроса, потому что они уже деловито сдвигают парты и щебечут о новом айдоле. Взгляд при этом у Шиоты такой растерянный, что Сугино становится смешно. Правда, Нагиса все же достает свой бенто (рис, яйцо, жаренная рыба, немного зелени — ничего необычного), так что Томохито решает оставить друга в покое. Естественно, столовая в главном корпусе, и естественно, никто из педсовета даже не думает о том, как доставлять еду через лес. Естественно. Всем наплевать на 3-Е класс, он что, ожидает чего-то другого? Всё носят обеды с собой в любом случае — это самое удобное решение. Правда, есть совсем уж отбитый Окаджима, бегающий к автомату со снеками у основного здания, но… Окаджима это Окаджима, простые смертные не могут его понять. Вот вообще нет. Так или иначе, большая часть класса предпочитает есть в кабинете сразу после урока, потому что комнату нужно было вымыть и проветрить, а учителя — попытаться убить. Всех устраивает такой подход. Тем более, сегодняшний урок физкультуры в самом деле выдался напряжённым, особенно для тех, кто раньше не посещал спортивные клубы. Окуда Минами едва справилась со своим дыханием, в конце-концов. Катаока, вон, устала, а она состояла в школьной команде по плаванию в прошлом году. Ладно, просто абсолютно все хотят есть. Прямо вот сейчас. — Накахара-кун? — нерешительно зовёт Томохито, пытаясь рассмотреть хоть что-то в хаосе, который, несомненно, является очередной ссорой с Осаму. — Дазай-кун? Пообедаете с нами? Хаос внезапно останавливается, и (Сугино думает, что так бывает только в старых фильмах) в густом облаке пыли показываются две фигуры. Дазай получает локтем в бок и сцепляет пальцы у Чуи на горле. — О-о, я только за, — весело тянет и морщится, когда Накахара в попытках вырваться чуть не ломает его коленную чашечку. — Но у меня нет обеда. Очень жаль. Сказать что-то ещё Дазай не успевает, потому что Чуя перебрасывает его через плечо и отряхивает руки (в перчатках), мол «боже, я касался его, блядь». Может быть, именно поэтому он их носит. Ладно, звучит как бред. — Он умудрился попытаться повеситься на водосточной трубе, — трагично говорит Чуя. — Ещё он смог сожрать килограмм конфет, потерять больше тысячи йен и сесть не на тот поезд. Не купить еды! На это, совершенно правдивое и верное, в общем-то, замечание, Дазай пожимает плечам и ухмыляется — не особенно нагло, просто ехидно и вызывающе. — Я знаю, что Чуя-кун не будет возражать, если я съем его порцию, — пропевает он, удивительно лёгко уворачиваясь от очередного тумака. — А вообще… — Осаму залезает в рюкзак, отбивая ногой мелодию популярной «Kanden» и достает «Ghana» в ярко-красной обёртке. — А вообще у меня есть шоколадка! Накахара Чуя ровной дугой выгибает бровь. — У Элис-чан стащил? Дазай ахает в притворном ужасе и прижимает руку к груди, — рукав кофты задирается и становится видно тощее предплечье, замотаное бинтами. Комизма ситуации это только добавляет. — Элис-чан ест марку «Teuscher», — укоризненно качает он головой. Сугино не знает, кто такая эта иностранка «Элис-чан». Чуя отмахивается. Томохито смотрит, как Йошида пробует капкейки Хары, — он может различить сладкий запах карамели и корицы. Хаями Ринка, стреляя глазами, пихает Рюноске плечом. Минами и Такебаяши тоже обедают вместе, правда — склонившись над книгой. Банда Терасаки с угрожающим видом занимает подоконник, Кирара сидит рядом, на стуле, с донельзя независимым видом. Почти идиллия, черт возьми. Общими усилиями Нагиса, Карма, Сугино, Дазай и Чуя сдвигают вместе три парты. Получается весьма неплохо. Стоит им пожелать друг друг приятного аппетита, Шиота перехватывает палочки и отправляет в рот немного риса. — Я представлюсь, — немного нервно улыбается он через несколько минут, когда устанавливается действительно давящая тишина. — Шиота Нагиса. Лучше просто Нагиса. Я вспомнил, что вы не знаете наших имён только сейчас, вот. [«Ой, я вспомнил, что уже больше часа ищу благоприятную возможность, чтобы не превратить представление в очередную шутку»] Томохито энергично кивает и делает руками бессмысленные жесты — это, вроде как, должно демонстрировать его искренность, доброжелательность и прочую кладезь достаточно положительных качеств. — Меня зовут Сугино Томохито, — улыбается. — Очень приятно, правда. Нагиса улыбается рефлекторно: Сугино — хороший человек; добрый и внимательный, поэтому к нему люди и тянутся. Сугино даже с Канзаки-сан смог подружиться, с кем угодно сможет! (Сугино совсем не такой как ты, Нагиса-кун) Ещё Шиота ловит взгляд Кармы — лёгкий, почти скользящий и незаметный, будто привиделось. Но нет — мрачное, темное, что-то такое разрастается у друга в голове. Это настораживает. Это значит, что подозрения не беспочвенны. Нагису пробирает дрожь. — Акабанэ Карма, но я, вроде, уже представлялся — легко говорит он. — Вы здесь из-за драки или как? Просто не похоже, что желаете прибить друг друга или вроде того. Прямой вопрос — иногда самое лучшее наступление. Нет достаточного времени на раздумья, нет второй попытки и возможности извернуться. Риски есть, пятьдесят на пятьдесят. [Ему повезет] — Ну, не знаю, что вам рассказали, — Дазай выразительно корчится и деловито пожимает плечами. — Но хулиган здесь только он. Я просто завалил еженедельный тест по японскому. — И по алгебре, — едко вставляет Чуя. — И по обществознанию с английским. А за историю у тебя два балла. Мозгов как у скумбрии — ноль, хватает только на суицидальные конвульсии. С оскорбленным выражением лица Осаму называет всё-таки-не-врага тощей вешалкой (что странно, вешалки ведь вы-со-кие, Чуя-тян, не растешь, что ли?), получает в лоб упаковкой сока, и новички, в конце-концов, устраивают новую перебранку. Карма вздыхает и опускает плечи. Исходя из этой беседы конкретные выводы сделать невозможно. Остается ждать, наблюдать и исследовать. В какой-то мере, это действительно разочаровывает, но интересная цель всегда безумно сложна. Акабанэ кивает сам себе и решает выкрасть результаты кросса. Чужими руками. Ну, а что? Стоящая у подоконника Юзуки Фува мягко улыбается. За нарушенные школьные правила ей светит огромная отработка, но она не волнуется, почти-почти. Диктофон на телефоне исправно работает. Каяно фыркает и приподнимает уголки тонких губ.