Последствия

      «В детстве, — думает Нагиса рассеянно, — нас просили быть хорошими».       И он тогда даже пытался, вот честно — улыбался много и часто, слушал учителей внимательно, старушке-соседке помогал донести до дома продукты и рассказывал за ужином вереницу ярких историй; таких, какими с родителями делятся все-все счастливые дети. А ещё писал что-то взволнованно-абстрактное на школьных бланках о планах на будущее. «Я хочу быть хорошим человеком, — писал, — много друзей завести и чтобы мной гордились родители». «Хочу поскорее стать старше». «Хочу...»       Кивал сосредоточенно всем своим планам, морщился, когда по голове его гладили — уже взрослый же! — и смеялся. Детство у Нагисы было беспечное, теплое и счастливое, ему не нужно было рано взрослеть и учиться самостоятельно жить. Он был весь правильный и послушный, прямо лучший на всем свете ребенок, и отчего-то Нагиса был уверен, что так всегда будет.       А потом его родители развелись, и Нагиса узнал, что в детстве слишком много всего кажется.       «Это было, наверное, ожидаемо,— говорила мама за ужином. — Так было, наверное, лучше». Смотрела странно, так, словно ничего не случилось, разглядывала пристально его, Нагисы, лицо — ему никогда не нравился такой ее взгляд — хмыкала, отставляла громко посуду — Нагиса вздрагивал — и усмехалась. «Ты ведь понимаешь, правда?» — спрашивала. «Ты ведь уже взрослый».       Нагиса никогда не уточнял, что именно он должен понимать.       В средней школе он становится чуточку выше и чуточку умнее, не лучше — нет; пытается поладить со странным Акабанэ Кармой, сдать экзамены на приличный балл и не пересекаться с хулиганами. Поливает в коридоре цветы, участвует в клубной деятельности — знал бы кто, насколько сложно заниматься организацией мероприятий в такой огромной школе! — и в «меня ждёт что-то хорошее» больше не верит.       И когда Нагису переводят в 3-Е, на самом деле, ничего не меняется, потому что не в учителе дело — пусть он трижды будет монстром с другой планеты. Потому что нет разницы, кто преподает английский и физкультуру; ходит он на стрельбище после уроков или в школьный клуб.       Потому что проще здесь ничего не становится, понятнее — тоже, Нагиса не превращается резко в кого-то взрослого, и проблемы за него никто не решает.       «Вы будете героями», — вспоминает Нагиса. «Сделайте все, что в ваших силах». «Япония на вас надеется».       А Нагиса не хочет спасать мир.       Ему эта ответственность и чужие надежды не нужны вовсе, Нагиса ничьим героем становиться не жаждет и чьи-то жизни спасать никогда не планировал. Он ненавидит удушающее ощущение собственной беспомощности и ту лёгкость, с которой люди из правительства скинули все обязательства на их плечи; Нагиса находит отвратительными все их лживые улыбки и красивые слова.       Он не все понимает и не во всем разбирается, и Нагиса точно не думает утверждать обратное. Он не особенный, совсем нет — Нагиса знает — но два года назад он смог поступить в самую элитную среднюю школу Японии. Нагиса понимает гораздо больше, чем показывает.       Это совсем ему не нравится.       И дело вот вовсе не в страхе, говоря откровенно; на обычных школьников Нагиса не похож и того-о-чем-нельзя-говорить не пугается вовсе. Нагисе вообще плохо разбираться в собственных эмоциях, и он не совсем уверен даже, когда пугаться — нормально. «Но сейчас, — бесстрастно рассуждает Нагиса в первый день, незаметно разглядывая одноклассников, — они уж точно абсолютно лишние».       Он не считает себя хорошим человеком, сейчас-то — особенно, о моральной правильности всех своих поступков не задумывается, чертит в блокноте схемы, наблюдает и анализирует, читает статьи об осьминогах и книги про холодное оружие.       «Отчаяние нас ни к чему не приведет, — смеётся Нагиса после семнадцатой попытки. — Мы должны сражаться».       «Мы можем попробовать ещё раз»       «Вы станете ге-»       Нагиса светло улыбается матери за ужином и говорит, что у него появились друзья, прячет от глаз наблюдательной соседки расцарапанные на тренировках руки и синяки, и проводит однажды вечер с ребятами из младшей школы. «У меня все хорошо», — говорит Нагиса. «Мне не нужна помощь, — говорит Нагиса. — Я со всем справлюсь».       Хорошего человека из Нагисы не выходит, как ни старайся.       Нагиса старается.       (Боже, как он старается)       Нагиса думает о Сугино, который всегда улыбается тепло и невозмутимо сует ему в сумку конфеты, даже не пытаясь скрываться; о Карме, который появляется у него под окнами ранними утрами, включает какой-то отвратительный гиперпоп — соседи жалуется потом, а он смеется так, что хочется ударить; о Каяно, которая всегда понимающе-заботливо смотрит, учит его делать хвостики и кидать в Карму мелом. Нагиса думает о невероятной уверенности Накамуры Рио и отзывчивости Курахаши-сан. Нагиса думает об одноклассниках, которые за последние дни в удивительно сплочённый коллектив превратились, и эти воспоминания оседают в его груди каким-то невесомым теплом. Нагиса не хочет его лишиться. Он вздыхает и прикрывает глаза.       Нагиса правда, правда не хочет становиться героем.       Ему все таки приходится