Смотри сквозь туман

      До знакомства с Хельги Виз особо и не задумывался о «фонарях». Ну живут и живут, светят и светят; разгоняют туман, помогают людям — молодцы, что сказать. А тут вдруг стало интересно: а откуда этот свет берётся, от чего зависит его яркость, насколько «фонари» устают светить, каждую ночь они выходят на улицу или всё-таки есть какие-то смены?..       Хельги, правда, на часть вопросов и сам ответа не знал. Например, о природе света ничего рассказать не мог: никогда не интересовался, что же такое растворено в его крови, что глаза запросто горят. Да и объяснить, как это — слышать город и понимать, когда тебя зовут на дежурство, а когда можно остаться дома, ему тоже не удалось. Только из себя вышел, накричал: «Почему ты не понимаешь, это же так просто!» — и они впервые серьёзно поссорились. Извинялся потом, виновато гладил пальцы, бормотал, что вот и неприятные стороны природы «фонарей»: когда внутри тебя огонь, очень сложно не гореть — разгораться — вместе с ним...       «Долго же нам придётся притираться, если захотим стать хорошими друзьями», — подумал тогда Виз. Но Хельги того определённо стоил; или так, по крайней мере, казалось.       Зато против компании на дежурствах Хельги ничего не имеет. Ворчит, правда, что Виз, шатаясь по улицам вместо положенного отдыха, подвергает опасности не столько себя, сколько тех, кого ему на работе придётся из-за грани вытаскивать, — но не заявляет: никуда, мол, тебя не возьму, сиди дома.       Вдвоём-то не так скучно по знакомым улицам бродить; да и говорил, что в компании светиться проще, чужое присутствие — чужая энергия — так или иначе подпитывает. Хотя на всю ночь его и без компании вполне хватает; другое дело, что если вдруг вымотался днём — к утру будешь выжатой тряпкой, едва способной себя от тумана защитить (а ведь он как раз под утро самый густой!). Поэтому ходить с кем-то спокойнее, безопаснее — пускай даже этот кто-то ничего и не делает, всего лишь держит за руку и болтает обо всём подряд.       Виз, в свою очередь, старается гулять только в свои выходные: не дурак всё-таки, понимает, что от него чужая жизнь зависит. Но как же манят затянутые туманом улицы — особенно когда знаешь, что в компании «фонаря» этот туман для тебя совершенно безопасен! Вон он как расступается перед Хельги, как торопится убраться с пути, пока не сжёг его свет из глаз. Пускай бежит, пускай; есть в этом мире на него управа!       Про сжигающий свет Виз, конечно, придумывает: «фонари» не сжигают туман, они его рассеивают. Но завораживающе, наверное, смотрелись бы клочья тумана, съёживающиеся и сгорающие под взглядом «фонаря»...       А уж как у Хельги глаза светятся! Говорит, когда он ходит в одиночестве — он почти не старается светить, хватает одного только желания не пропасть в тумане. Когда рядом Виз — приходится думать уже и не только о себе. А в те моменты, когда Хельги каким-то непонятным шестым чувством обнаруживает в глубине тумана заблудившегося человека и кидается ему на помощь, — глаза у него горят так, что Виз не может смотреть без слёз. Не потому что больно, нет. Потому что красиво — слишком красиво для их странного мира.       И сердце заходится в груди — особенно когда Хельги сжимает чужие плечи, заглядывает прямо в глаза и шепчет:       — Я твой свет, я разгоняю туман, смотри на меня и вспоминай...       — Ты слишком прекрасен для этого мира, — однажды смеётся Виз, после того как они с Хельги провожают очередного заплутавшего человека домой. А Хельги, широко зевнув, пожимает плечами:       — Да нет, в самый раз. Если уж мир захотел, чтобы я родился и оказался «фонарём», значит, он решил, что вполне меня достоин.       Тут уж не поспоришь: «фонарями» всё-таки рождаются, а не становятся, и если Хельги таким родился — стало быть, именно в таком виде он миру и нужен. В том числе со всей своей прекрасностью.       «Рождаться-то рождаются, — усмехается Виз, — но вот Свеч не захотел мириться с таким положением дел и вполне себе стал „фонарём“. То есть не совсем „фонарём“, конечно: он светит по-своему; но...»       Надо бы Хельги с ним познакомить, уж очень интересно, как они друг на друга отреагируют! У Свеча-то наверняка есть немало знакомых «фонарей» — зато у Хельги нет ни одного знакомого Свеча; интересно, думал ли Хельги вообще о том, что простые люди тоже умеют светить?..       Но «фонарей», конечно, никому и ни за что не заменить. И не надо. Пускай и дальше рождаются дети, способные разгонять туман и приходить на помощь городу — и всем его людям.       Пускай и дальше существует Хельги — полный прекрасного света даже тогда, когда он сидит дома, а не ходит сквозь туман, и глазам его не надо гореть.       «Я совсем не хочу, чтобы мы с ним становились друзьями, — думает в такие моменты Виз. — Вовсе не другом я хочу ему быть...» Но молчит. Ведь не известно, нужен ли Хельги какой-то там Виз — в качестве кого-то большего, чем друг.