Отрывки из жизни и памяти или Sans dire un mot

Глубоко под вечер Маэва разложилась на диване в гостиной, вытянув ноги, и изучала недавно данный Довом сценарий. Каждая реплика несла в себе что-то особенное, думалось ей, та, которая характерна каждому персонажу. Неожиданно в комнату с двумя кружками в руках ввалился Микеле и присел на краешек дивана, где было еще место. - Держи, - Маэва с благодарностью взяла у него из рук фарфоровую кружечку, в которой приятно пахло сладким напитком. – Ты на какой сцене? - Уже дошла до момента, где Наннерль читает статью из газеты отцу. Не прорепетируешь со мной, пожалуйста? - Да, конечно. Маэва приподнялась на локтях, поставила на стеклянный столик перед диваном кружку и, сев поудобнее, подала Микеле его экземпляр сценария. - Начинаем отсюда, я - она ткнула в нужный абзац пальцем и откинулась на ручку дивана. Мике находился прямо против нее. – Я буду за Констанцию и за Наннерль, разумеется, - она улыбнулась. - Тогда я за себя, ой… то есть за Моцарта, - по-детски расхохотался Микеле, - и Леопольда. - Точно, - согласилась Маэва, приготовляясь к диалогу. Эта сцена значилась как: «Наннерль и Леопольд скучают в своем доме в Зальцбурге». - Папа! – нежно пискнула «Наннерль». – Послушайте новости: «По заказу его Величества, господин Моцарт начал репетиции «Похищения из Сераля». Нет сомнений, что эта великая работа будет тепло принята венской публикой». Папа, вот это да, - Маэва закатила глаза, пребывая в мечтательном состоянии, - наш Вольфганг станет знаменитым! Почему ты не радуешься? - Твой брат… - насмешливо передразнил хриплый голос Солаля Микеле. – Он просит моего разрешения на брак с Констанцией Вебер, сестрой Алоизии. Он снова связался с этой проклятой семейкой. Но пока я жив, я никогда не одобрю этот брак! - Папа, я тебя не понимаю. Я уверена, что Констанция честная девушка. Вольфганг любит ее, - мягко сказала она. – Почему ты мешаешь их счастью? Дальше под диалогом шла песня «Les Solos Sous Les Draps». Название говорило само за себя – «Соло под простынями». Не слишком скромно. - Констанция, что вы наделали? – обнадеживающе спросил Микеле, обращаясь к Маэве. – Я поверить не могу, что вы причастны к этой авантюре. - Вы мне не верите? – тоненьким голоском спросила девушка. - Я уже никому не верю. - Вольфганг, вы тот, кого я люблю больше всего на свете. Этот диалог будто описывал происходящую между ними ситуацию. Общение с Микеле-Вольфгангом один на один заставляло краснеть и задуматься, что роль Констанции подошла бы Маэва больше, но роль Наннерль описывала ее характер. - Когда вы решили жениться на мне, я не хотела, чтобы вы делали это не по своей воле, - смущенно пробормотала «Констанция». - Это не оправдание, - выделил последнее слово Микеле, словно это был смертный приговор. - Вы узнаете этот документ? – но что показывать вместо «этого документа» Маэва так и не нашла. – Я украла его у матери сегодня утром. И вот, что я сделаю с ним, – а на этом моменте документ должен был быть разорван. - Госпожа Констанция Вебер, станете ли вы моей женой? – медленно и смущенно сказал Микеле, глядя прямо в глаза застывшей Маэве. На этом эпизоде оба замерли в предвкушении следующей сцены – поцелуя между молодоженами. - Думаю, - начала говорить Маэва после долгой паузы, - на сегодня хватит. Она почесала затылок и неловко отвернулась от до сих пор смотрящего на нее Микеле. - Да, пожалуй, - согласился он. – Может сходим куда-нибудь? - Конечно, - улыбнулась девушка. – В кафе? - Давай.

* * *

Парочка сидела под большим чугунным фонарем на улице за круглым симпатичным столиком. Они заказали бутылку вина и расположились под ночным небом громкого Парижа. - Надеюсь, ты простишь меня за тот вечер? – смущенно вспомнила Маэва. - За какой вечер? – не понял Микеле. - За тот, когда ты притащил меня домой в стельку пьяную, - хихикнула Мелин. - Ты про это? Ничего страшного, со всеми бывает. Ты просто не умеешь пить, - констатировал факт итальянец. - Ох, ну спасибо, - улыбнулась девушка, замирая, чтобы чокнуться бокалами. Они сделали пару глотков и, потому что ничего большего не заказали, стали наслаждаться тишиной деревьев и возгласами из самого кафе. - Знаешь, я тут постоянно думал о том, что с нами будет… - начал было Микеле, но девушка его оборвала. - Нет, Микеле, только не сейчас. Мы же сейчас на хороший вечер настроились, так ведь? Вот и нужно провести его подобающе, - она аристократично вытерла салфеткой губы, и оба рассмеялись. - Я не про это, - пояснил Локонте. – Просто хотел узнать, что ты будешь делать после проекта. - Не знаю, - честно ответила собеседница. – Наверно, займусь карьерой. Раз уж так вышло, что ни моделью, ни юристом мне не стать, значит нужно пробиваться в музыку. - А я вот хочу заниматься благотворительностью, - сказал Микеле. – Ты ведь не против, чтобы быть со мной в одной команде? - Конечно, - воскликнула Мелин, - с радостью. Я даже, честно говоря, хотела усыновить ребенка из приюта. По-моему, это единственное, чем мы можем отплатить за все наше хорошее настоящее – совершить поистине доброе дело. - Да, дети это хорошо, - немного грустно произнес Микеле. – А когда они у тебя есть – еще лучше. - О чем ты переживаешь? У тебя будут и дети, и красавица жена, которая будет тебя любить, - искренне высказалась Маэва. - Вот насчет жены не думаю, - помотал головой «брат». – На днях звонила Синтия и сказала, что приехать опять не сможет. Это расстраивает. - Мне тебя жаль, - соврала француженка, внутри радуясь своей очередной победе. Так, стоп, нельзя быть такой двуличной! Наоборот, нужно поддержать друга, ведь у него трудная ситуация в личной жизни. Но если бы он ценил, как она к нему относится… - Все будет, но со временем, нужно лишь подождать, ну и, конечно, самому стремится к собственному счастью. - Маэва, ты такая понимающая, - улыбнулся Микеле и, заплатив за вино, они ушли из кафе и пошли вдоль по аллее, затемненной не столько временем суток, сколько пышной кроной деревьев. Повсюду светили ночные фонари, лавочки заняты любовными парочками и молодежью. Свежий запах тихо подступающей ночи ощущался на каждом шагу. Где-то издалека шумела приятная музыка. Листья над головой тихо шумели, наводя мурашки на открытые руки и плечи. - Тебе холодно? – забеспокоился Микеле. – Давай я дам тебе куртку. Он снял с себя джинсовку и заботливо накинул ее на шелковистую кожу плеч Маэвы. Она не сдержала улыбку и спросила: - Тебе хорошо со мной? Этот вопрос сначала ввел Локонте в ступор, но потом тот с трудностью, но ответил: - Не представляешь, как. - Микеле, мне что-то до сих пор холодно… Вместо каких-либо слов Микеле лишь обнял ее, прижимая к сердцу. Как бы глупо это не звучало, но так действительно стало теплее. Какое же это счастье, когда ты можешь обниматься с человеком, чувствуя его размеренное сердцебиение под рукой, вдыхая его непривычный, но сводящий с ума запах… Какое это счастье, когда можешь учуять в волосах запах морской волны, чувствуя, как скорые выдохи греют ключицы, прижимая к груди пахнущие яблоком и корицей руки. - Микеле… - тихо прошептала Маэва. - Да, принцесса? - все так называли малышку Мелин, но из его уст это звучало как-то ласково, по-особенному. - Мне хорошо, когда ты рядом, - она подняла на итальянца глаза, надеясь увидеть в его лице поддержку. - Мне тоже, - только и смог вымолвить Микеле. – Я люблю тебя, солнышко... - И я тебя люблю…

* * *

Очнулась Маэва не сразу. Из гостиной раздавались непрерываемые тяжелые вздохи, которые и разбудили мирно спящую девушку. «Что же Микеле делает там?», - думала Маэва, вставая с кровати. По темной квартире ориентироваться было крайне сложно, но все же спросонья и наощупь девушка добралась до гостиной, откуда и доносились странные звуки. Включив свет, Маэва ахнула. Микеле метался во сне по кровати, то и дело пытаясь дышать нормально. Маэва хоть и пыталась поступить на медицинский, но сейчас она, растерянная и поддавшаяся панике, не могла сообразить, что с ним происходит. Поэтому она побежала в ванную, намочила тряпку и вновь вбежала в комнату, усаживаясь на диван. - Тихо-тихо… все хорошо, я здесь… - успокаивала Маэва больного и в это время приложила холодную тряпку к жаркому лбу. - Эва… это ты? – в бреду выдохнул Микеле. - Я, мой хороший, я… - кивнула головой девушка и вновь вышла из комнаты. За еще одной партией тряпок она бежать не собиралась. Лишь, насколько это можно было, принесла полный стакан воды и, приподняв голову итальянца, стала медленно вливать ему в горло жидкость. - Маэва, я люблю тебя! – с жаром воскликнул Микеле в перерыве между питьем. - Я знаю, и я тебя люблю, только, пожалуйста, не говори это сейчас… - жалостливо произнесла француженка. – Я боюсь за тебя. Постепенно дыхание Микеле пришло в норму. А он не отрывал своего взгляда от близкого в это время лица. - И давно у тебя это так? – неуверенно поинтересовалась подруга. - Только сегодня, когда я впервые почувствовал, что на свете есть человек, которому я действительно дорог, - с трудом промолвил Микеле. - А как же Синтия? - Синтия? – он нахмурился. – А что Синтия? Я ошибался в ней, как и во всех своих действиях, когда добивался ее 7 лет… Ты - моя судьба! - Спи, мой Моцарт, - она наклонилась, щекоча длинными волосами смуглое лицо любимого, и трепетно поцеловала его в уголок губ. – Завтра рано вставать…